Ты не ранен, ты просто убит...

Мой товарищ, в смертельной агонии Не зови понапрасну друзей. Дай-ка лучше согрею ладони я Над дымящейся кровью твоей. Ты не плачь, не стони, ты не маленький, Ты не ранен, ты просто убит. Дай на память сниму с тебя валенки. Нам ещё наступать предстоит.

Канда лежал на залитом кровью полу. В голове проносились обрывки фраз, событий этого дня. Вот еще живой Комуи весело объявляет о том, что через неделю у Линали день рождения; снова он, но уже бледный испуганный и серьезный раздает указания, показывая что-то на экране; и опять смотритель только мертвый, с широко распахнутыми глазами и кровавым месивом вместо груди, из которого торчат сломанные ребра. Канда, кажется, никогда не сможет забыть этот день, если, конечно, выживет. Он помнит, что искателей, старающихся установить хоть какой-то барьер с помощью талисманов, просто смели. Помнит, что было много акума и пришла вся семья Ноя. Помнит, что Миранда, создавшая из своей Чистой Силы купол, под которым лечились раненые, умерла под натиском акума слишком быстро. Помнит Линали, кидающуюся в самую гущу сражения с криками о том, что они должны победить ради брата. Она еще не знает, что смотритель мертв. Помнит Уолкера, вопреки всем законам логики и здравого смысла идущего в атаку на Графа. А потом смерть Белого Джокера и окончательное пробуждение Музыканта. Помнит крики, но ни одной мольбы о пощаде. Даже шепотка. А еще он помнит, как доверил Лави прикрывать спину и как вдруг не почувствовал тепла его тела рядом. А потом жуткая боль во всем теле. Очнулся, когда Нои ушли, и вскоре увидел маячившую невдалеке рыжую макушку. Лави подошел к другу и присел рядом на корточки. Тот попробовал подняться, но с разочарованным стоном рухнул обратно. - Лави... Раненый экзорцист удивился звучанию своего голоса: обычно грубый, сейчас он был хриплым, слабым и с какой-то молящей ноткой. - Историк, - на удивленный взгляд со стороны Канды, рыжий вздохнул и уточнил. Холодно и безучастно, - Называй меня Историком. Старик-учитель ушел. Теперь я окончательно стал Книжником. И мне давно уже без разницы, что с вами происходит. Вот только я замерз, а ты можешь мне помочь. Лави... нет, уже Историк снял варежки, и его руки застыли над теплой кровью друга. Если присмотреться, то можно было увидеть парок над темной густой жидкостью. Кончики пальцев приятно покалывало, но только и всего. Тогда он забрался руками под плащ бывшего напарника, расслабляясь, ощущая под ладонями тепло живого еще тела. Канда вздрогнул. Экзорцист понимал, что у него оставалась всего одна жизнь. Конечно он не хотел умирать! И смерть такая глупая... Будто от руки человека, которого всегда считал... другом? Да, наверное. Во всяком случае парень верил, что Лави его никогда не предаст. Оказывается,ошибался. Но ведь греется сейчас Историк, а не Лави, правда? Руки просто ледяные. Канда поймал взгляд рыжего. Высокомерный и насмешливый. Такое непривычное сочетание. Для Лави. Почему-то захотелось спать. Глаза слипаются, бороться сейчас - невыполнимая задача. Канда просто поспит. Просто... Историк удивленно смотрел на начавшее остывать тело перед собой. Так дети смотрят на сломанную игрушку. Парень неохотно убрал руки от мертвого тела - замерзнуть еще не хватало. Рыжий провел по волосам, срывая повязку, тут же открывшую здоровый зеленый глаз. Звонко засмеялся и повернулся к Ордену спиной. Больше тут делать нечего. Историк ушел. Почти равнодушно.