Одинокая дорога

То произошло в холодную зимнюю ночь, когда скрип маленькой деревянной качалки-лошадки внезапно умолк вместе с его наездником. Тогда казалось, что последний стук сердца слышал весь дом, но вот его обитатели решили напрочь игнорировать страшное послание костлявой невидимой дамы; к чему спешить, ведь там, наверху, в детской, маленькая Лаура радуется предстоящим праздникам и новому подарку от папы – ещё одной деревянной лошадке. Он знает, как она их любит. Он знает… Знал. Потому что когда он приходит домой, закрывая с силой двери и не впуская незваную вьюгу в их уютное гнёздышко, когда быстро проходит мимо жены, не забыв поцеловать её в щёку, когда поднимается по лестнице, наплевав на всякие угрозы от второй половинки: видите ли, забыл грязную обувь снять! На всё плевать. Абсолютно на всё; он-то перед женой потом извинится, а вот подарок родной кровиночке надо вручить сейчас же – знает же, как Лаура ждёт Рождество. Быстрые шаги по лестнице, скрип несмазанных петель, ветер в форточке встречает свистом… Картонная коробка падает на пол, открываясь и показывая уже мёртвому телу деревянную лошадку. Маленькая Лаура… Его милая маленькая Лаура… Он бросился к ней и кричал-орал не своим голосом жене, чтобы та позвонила в скорую, чтобы появился хоть небольшой шанс на её спасение. Она должна выжить. Должна, чёрт побери! Но надежда угасла слишком быстро, стоило дотронуться до маленькой ручки и поцеловать эти закрытые глазки на бледном лице; на губах до сих пор чувствуется солоноватый привкус от слёз. Он также закрывает глаза, моля Бога, чтобы оказаться на том свете рядом со своей маленькой девочкой. Только тот, в кого он верит, толкует желание по-своему. И дарует ему подарок, от которого он отказаться не в силах. Во сне. И снова зима. Снова канун Рождества. Снова треск поленьев в камине и противное кукование птички в настенных часах. Снова он дома и, не разуваясь (как обычно), идёт наверх. Но что-то меняется. Это не тот дом, не та атмосфера уютного и тёплого родного гнёздышка, не та комната, не та лестница, всё тут не то: здесь все стены расписаны кровавыми красками, здесь везде висят старые ржавые кресты, на полу, в окружении свечей, кто-то написал тайное послание – дьявольскую пентаграмму. Неизменным остаётся только одно: задорный смех Лауры и скрип старых деревянных лошадок. Но последнего тут нет. Он идёт по лестнице; половицы противно скрипят под ногами. Доходит до детской, открывает дверь и видит… Просто колыбельную, в которой сидит… Лаура. Его Лаура. Рука дотягивается до силуэта маленькой девочки в кроватке, но как только пальцы касаются «волос», призрак растворяется, превращаясь в белую сферу – заблудшая душа. - Папочка… Ему хочется плакать. Но он сдерживает себя. Лаура. Его Лаура. Как он мог допустить такое, чтобы она умерла? Почему? Почему? Почему? Она ведь его дочка… Она ведь его любимая кровиночка. Она же его жертва. Над кроватью висят перекрещенные окровавленные топоры. - Л… Лаура?.. - Папочка. Я здесь. В твоём сне. Не бойся. Я спасу тебя! - Отчего же? - От зла. От страха. Они затуманили твой разум. Они сделали из тебя… Убийцу. Скрип деревянной лошадки-качалки возвращает обратно в прошлое. В ту самую роковую ночь, когда он вернулся домой с подарком в руках. Только в картонной коробке была отнюдь не игрушечная деревянная лошадка… Топор. Который и лишил Лауру жизни. И только сейчас он вспомнил об этом, расставляя найденные в холодном заснеженном сне на пентаграмме деревянные игрушки. Те самые лошадки в количестве пяти штук на каждый конец звезды – именно столько было лет Лауре, когда она умерла. - Папочка, зачем ты делаешь неправильный выбор? Молчит. Потому что осознаёт, что лучше здесь, в мире холодных снов, чем в той настоящей реальности. Он действительно любил Лауру и жену. Настолько, что из-за этого и погубил их обеих. Любовь – грех. Любовь к близким опьяняет. А сейчас что-то менять уже слишком поздно. Он умер. Умер вместе с ней тогда, когда пришёл домой, чтобы подарить такую желанную деревянную лошадку для своей малышки. Только подарил ей не радость, а смерть. - Я просто хочу быть с тобой, Лаура… Быть пленником собственных кошмаров, чтобы быть с тобой рядом. И больше никогда не терять. Сфера молчит и растворяется в ночи. Всё темнеет: и эта комната, и это место, и его душа. Игрушечные лошадки сгорают в пентаграмме. Всё исчезает. А когда туман рассевается… Только снег мягкими хлопьями падает на лицо – последнее ощущение холода, которое он запоминает, прежде чем окончательно исчезнуть как из мира собственных кошмаров, так и из реальности. И только скрип старых деревянных игрушечных лошадок по-прежнему неизменен.