Возможно, может быть

      Для Хуа Чена это относительно обычный день. То есть... он сильно отстает от графика и снова остро нуждается в художественных принадлежностях.       Ну... технически он художник-монументалист, скульптор и живописец, но наиболее известен своими фресками.       Благодаря великолепным управленческим способностям Инь Юя, Хуа Чен получил заказ на роспись потолков новой, очень престижной галереи, открывающейся в центре города. Галерея будет разделена на тематические секции, в каждой из которых будут представлены различные художественные стили. Например, один зал будет посвящен искусству эпохи Возрождения, в другом будут представлены работы, связанные с природой, в третьем - абстрактные произведения искусства. Хуа Чену было поручено разработать и расписать тематический потолок, соответствующий тематике каждой комнаты-витрины.       Это самый амбициозный проект Хуа Чена, в котором ему предстоит разработать и расписать несколько масштабных фресок. И хотя об открытии галереи он знал уже почти два года, а до приближающейся даты осталось менее двух месяцев, Хуа Чен добился опасно малого прогресса. И это не потому, что он не старался - последние полтора года он пытался найти вдохновение, чтобы делать наброски, писать и рисовать. Он пытался заботиться о своей репутации. Он пытался мотивировать себя.       Но... За почти десятилетие, прошедшее с тех пор, как он впервые приобрел мировую известность благодаря своим искусным фрескам, Хуа Чен... что-то потерял в себе. Или, возможно, понял, что у него никогда этого не было.       Впрочем, это неважно. - самокритично думает он, шагая по знакомой тропинке к художественному магазину. - Можно намазать кирпичную стену краской, и все равно это назовут абстрактным гением. - эта мысль значительно портит ему настроение. Есть что-то удушающее в том, чтобы быть лучшим.       Несмотря на упадок энтузиазма, Хуа Чен по-прежнему остается одним из самых востребованных художников-монументалистов в городе: оплата, которую он получает за одну фреску, в наши дни легко покрывает расходы на проживание в течение целого года. А ему, как и любому другому человеку, нужно жить. Поэтому он (читай - Инь Юй) согласился на работу в художественной галерее. Доходы от нее настолько значительны, что ему не придется брать другую работу, по крайней мере, в течение двух лет, если он этого не захочет.       А при таком раскладе Хуа Чен не уверен, как долго он сможет продолжать идти по этому пути.       Впервые он обратил на себя внимание около десяти лет назад, на последнем курсе университета. Несмотря на его... кислый характер, его талант и техническое мастерство были неоспоримы. В качестве проекта для выпускного семинара он нарисовал гигантскую фреску на стене одного из зданий кампуса. На ней был изображен причудливый природный пейзаж с мягкими, живыми красками осени и холмами, на которых приютились маленькие деревенские домики. По склону холма протекает река, в долинах между которыми отражается теплый розовато-оранжевый оттенок заходящего солнца.       Работа над проектом заняла почти два месяца и привлекла к нему огромное внимание после того, как фотографии фрески были опубликованы в местной газете.       С тех пор его популярность только росла.       В течение года после окончания университета он получал множество заказов от все более влиятельных людей и предприятий. Чем больше работ он выполнял, чем больше распространялась молва о его безупречных технических способностях, тем более востребованными становились его работы. Сейчас, спустя почти десять лет, Хуа Чен является одним из самых востребованных художников в Китае. Однако у такой славы и успеха есть и недостатки. Хотя его статус не дотягивает до статуса знаменитости, тем не менее, редко когда его не узнают во время шопинга или посещения ресторанов. И сказать, что Хуа Чен не умеет общаться с людьми, - значит сильно преуменьшить.       Хотя он заслужил репутацию высококвалифицированного и тонкого художника-монументалиста, он также заслужил репутацию мудака. В результате в настоящее время к нему обращаются лишь молодые, наивные поклонники, еще не знающие о его грубоватом характере, или репортеры, желающие получить цитату, достойную заголовка.       Стремление Хуа Чена оставаться незаметным, несомненно, повлияло на выбор его гардероба. Длинные волосы, татуировки, черный лак на ногтях, повязка на глазу, склонность к кроваво-красной одежде - все это придает ему внушительный вид (хотя, в его защиту можно сказать, что повязка на глазу - это скорее функциональный, а не эстетический выбор).       Войдя в магазин Хэ Сюаня, Хуа Чен с облегчением обнаруживает, что помещение пустует, не считая Хэ Сюаня, который, по его мнению, сидит над телефоном на кассе и, несомненно, переписывается с Ши Цинсюанем, с которым у него сложные отношения.       Когда за ним закрывается дверь, Хуа Чен окликает его: — Это я. — и его голос смешивается со звяканьем, возвестившим о его присутствии. Из глубины магазина доносится отдаленное, нечленораздельное ворчание - единственный признак того, что Хэ Сюань заметил его появление. Хотя они с Хэ Сюанем вместе получили дипломы художников, Хэ Сюань так и не смог найти себя в мире искусства и поэтому решил открыть этот магазин. Он неплохо зарабатывает, скорее всего, потому, что Хуа Чен делает покупки только здесь. Помимо преданности своему единственному университетскому другу (это, правда, слабо сказано), Хуа Чен делает покупки исключительно в магазине Хэ Сюаня - "Черные воды" - потому что он находится в укромном переулке и является одним из единственных художественных магазинов поблизости, где продаются необходимые ему высококачественные материалы.       К счастью, Хуа Чен знает этот магазин лучше, чем Хэ Сюань. Он подходит к нужному отделу, собирает необходимые принадлежности - дополнительную коллекцию кистей и новый этюдник - и направляется к кассе в задней части магазина, где, он уверен, найдет Хэ Сюаня, сгорбившегося над своим телефоном. Конечно, Хэ Сюань прислонился к прилавку, подперев костяшками пальцев подбородок, и смотрит на свой телефон, лежащий на деревянном прилавке.       Хуа Чен бросает в его сторону предметы с большей силой, чем нужно. Хэ Сюань негромко ворчит в ответ на грохот, что свидетельствует о его невеселом настроении, но при этом не сводит глаз с телефона, на котором набирает то, что, по мнению Хуа Чена, является ответом на текстовое сообщение.       — Ши Цинсюань? — спрашивает Хуа Чен, подталкивая предметы поближе к Хэ Сюаню, чтобы тот проверил, что это за хрень.       Хэ Сюань только глубоко вздыхает, выключает телефон и отбрасывает его в сторону. — Кто же еще? — ворчит он.       Хуа Чен ухмыляется. Он так часто ходит за покупками, что каждый раз, заходя в магазин, снимает деньги со счета. Поэтому, когда Хэ Сюань заканчивает сканирование и укладывает в пакет все свои товары, Хуа Чен неопределенно щелкает пальцами в знак благодарности, а затем провожает его взглядом.       Взяв пакет, Хуа Чен открывает дверь и выходит на уединенную улицу. Его встречает приятный бодрый ветерок, который треплет выбившиеся из косы волосы, раздувая их перед глазами. Осень в самом разгаре, и с понижением температуры и звездными поцелуями холодного ветра, как сейчас, Хуа Чен надеется найти новое вдохновение, чтобы завершить свой новый проект. Хотя большинство его работ вдохновлено растениями и животным миром, которые процветают в весенние и летние месяцы, он предпочитает холодную зиму, обещание снега и пасмурную погоду. Свои лучшие работы он обычно делает вскоре после первого в сезоне снегопада, когда он забирается в свою художественную мастерскую и просто... творит. Остается надеяться, что вдохновение придет к нему раньше, чем истечет срок, установленный Инь Юем.       С пакетами в руках Хуа Чен поворачивает налево, намереваясь начать обратный путь к своей квартире, как вдруг краем глаза замечает что-то. Остановившись на середине шага, Хуа Ченг оборачивается и бросает взгляд на витрину здания, расположенного рядом с художественным магазином Хэ Сюаня. Какое-то время он просто смотрит на нее, пытаясь понять, что же здесь изменилось.       Затем он замечает ее - над витриной висит вывеска с надписью: "Храм Каштанов". Она написана аккуратным каллиграфическим почерком, упорядоченным и красивым, явно выполненным твердой рукой. Хотя это явно не профессионально напечатанная вывеска, в ней сразу чувствуется искренняя забота и старание, с которыми она создавалась. Возможно, именно поэтому Хуа Чен решает зайти в магазин, несмотря на свое отвращение к общению с людьми. А может быть, потому, что витрина магазина всегда была заброшена, и ему интересно, кто приобрел это здание и что с ним делают. (Большие стеклянные окна по обе стороны от двери закрыты брезентом, поэтому он не может определить, какие строительные работы ведутся внутри). Может быть, именно неясный запах гари, проникающий через входную дверь, и заставляет его задуматься, вселяя в него сдержанное чувство беспокойства. В конце концов, если сгорит художественная лавка Хэ Сюаня, ему это доставит лишь легкие неудобства.       Как бы то ни было, Хуа Чен нажимает на входную дверь, которая оказывается незапертой. Хотя верхний свет горит, обычные люминесцентные лампы заменены на лампы приглушенного теплого оттенка, а брезент, закрывающий окна, ограничивает количество света, проникающего в магазин. Но даже без естественного освещения помещение выглядит... теплым и уютным.       Как только за ним закрывается дверь, Хуа Чен осматривается. Он стоит один в большом парадном зале, главной части здания. Сзади - прилавок, над которым, судя по всему, находится кассовый аппарат. За прилавком в задней стене есть отверстие, закрытое занавеской, которое, по мнению Хуа Чена, ведет в какую-то подсобку или помещение для сотрудников. Хотя сквозь занавеску просачивается свет, он не слышит никакой суеты и задается вопросом, не пустует ли здание.       Здесь явно ведутся строительные работы. На полу разбросаны пластиковые брезенты, повсюду бессистемно расставлены стеллажи. Краска на стенах - тусклая, грязно-бежевая - отслаивается большими участками, обнажая слои под ними. То тут, то там разбросаны растения в горшках, хотя за ними, судя по всему, ухаживают. Но, пожалуй, больше всего настораживает усиливающийся запах гари и то, что рядом нет никого, кто мог бы позаботиться об этом.       Хуа Чен проходит дальше в комнату и уже собирается открыть рот, чтобы позвать кого-то, как вдруг его внимание привлекает мелькнувшее движение. Повернувшись, он увидел, что занавеска, ведущая в заднюю комнату, колышется, как будто кто-то прошел сквозь нее, но никого не увидел.       То есть... Пока из-за прилавка не вынырнул крошечный человечек - мальчик лет четырех-пяти, не больше, - с чашкой-пипеткой в одной руке и, похоже, печеньем в другой. Он одет в маленькую желтую футболку, маленькие спортивные штанишки и такие же желтые носочки. Его темно-черные волосы собраны в слегка беспорядочный пучок на макушке и, похоже, перевязанный какой-то ленточкой. У него огромные каштановые глаза... и оба они смотрят на Хуа Чена.       На мгновение они оценивающе посмотрели друг на друга, явно не зная, что сказать или сделать. Хуа Чен заметил, что большинство детей относятся к нему настороженно, вероятно, из-за его повязки на глазу и внушительной фигуры, которую он создает своими татуировками, пирсингом в ушах и черным лаком на ногтях. Однако этот малыш почти не обращает внимания на его внешний вид и, похоже, больше недоумевает (что вполне справедливо), почему он позволил себе войти в магазин.       Хотя его внешность обычно отпугивает их, Хуа Чен не возражает против детей (во всяком случае, милых, не придурковатых), и что-то в этом ребенке - с его огромными карими глазами и неаккуратным пучком - сразу же расположило его к Хуа Чену.       Оглянувшись по сторонам в поисках взрослого, который за него отвечает, Хуа Чен ставит на пол пакет с принадлежностями, а затем приседает, чтобы свести к минимуму разницу в росте между ними: ведь при росте более шести футов он возвышается над детьми.       — Привет. — тихо говорит он, улыбаясь и складывая пальцы в пространство между коленями. — Я проходил мимо и почувствовал запах гари. Я хотел убедиться, что все в порядке. Ты здесь один?       Мальчик качает головой и сует бутылочку в рот. Другая рука, сжимающая печенье, бесцельно болтается на боку.       Хуа Чен понял, что ребенок изучает его. Его взгляд скептичен, хотя и недоброжелателен... Похоже, он хочет ему доверять, но борется с инстинктом.       — А где взрослые? — спросил Хуа Чен, сохраняя спокойный тон.       Маленький мальчик вынимает изо рта бутылочку. — Папа где-то сзади. — говорит он, и либо Хуа Чен просто забыл, как звучат голоса маленьких человечков, либо у этого человечка самый милый, самый красивый голос в истории мира, потому что у него в груди физически защемило от его голоса. Это так невинно, благородно и драгоценно, и заставляет его живот сжиматься от умиления, что в наше время совсем не просто.       Он наблюдает, как мальчик меняет руки: опускает чашку с соской и поднимает руку с печеньем, собираясь откусить. Он практически видит, как в голове ребенка крутятся колесики, когда его взгляд переходит на Хуа Чена, а затем снова на руку, которая висит в воздухе, прижатая ко рту. Через мгновение он улыбается и протягивает ему печенье, зажатое в маленькой пухлой ладошке. — Хочешь? — спрашивает он добродушно. — Я уже съел одно.       Хуа Чен растаял. Неужели все дети такие очаровательные? Он улыбается, а потом качает головой. — Спасибо, но я сейчас не голоден. Пусть будет твоим.       Ребенок удовлетворенно улыбается, как будто именно на такой ответ он и рассчитывал. Он продолжает смотреть на Хуа Чена, откусывая маленький кусочек. И тут Хуа Чен замечает, что нижняя часть печенья почернела. Оно должно быть почти несъедобным. И все же мальчик закрывает глаза, как будто печенье, которое он ест, - самое вкусное, что он когда-либо ел, и его нужно смаковать. Что-то в груди Хуа Чена сжимается в ответ на то, как деликатно он ест, потому что это так осторожно и... как бы... драгоценно.       — Почему же твой папа сидит сзади, а не здесь с тобой? — спрашивает он.       Мальчик сглотнул и бросил взгляд на печенье в своих руках. Похоже, он взвешивает варианты: ответить на вопрос Хуа Чена или откусить еще кусочек. Побеждает первое. — Он сжег печенье. — тихо говорит мальчик и отправляет в рот еще один кусочек.       — Ах. — выдохнул Хуа Чен с легким намеком на усмешку. — С ним все в порядке?       Мальчик кивает, а затем медленно глотает. — Папа не очень хорошо готовит. — объясняет он, пожимая плечами, после чего снова меняет руки и делает глоток из бутылки. — Он часто все сжигает.       — Правда? — Хуа Чен сдерживает желание ухмыльнуться. Одна из многих причин, по которым ему нравятся дети, - это их жестокая, непоколебимая честность. Они - существа, не знающие сомнений, и Хуа Чен не может с этим поспорить.       Улыбаясь, он спрашивает: — Что скажешь, если мы вернемся и найдем его? — затем он протягивает руку, предлагая ее маленькому мальчику. Он наблюдает, как морщится кожа между бровями ребенка, который хмурится, глядя на соску; похоже, Хуа Чен поставил его в затруднительное положение, поскольку обе его руки заняты. Его взгляд метался туда-сюда между вытянутыми пальцами Хуа Чена и его лицом, пока он взвешивал варианты. В конце концов он решает, что скорее готов расстаться с питьевой бутылочкой, чем с подгоревшим печеньем. Ребенок вынимает чашку изо рта и протягивает ее Хуа Чену.       — Можешь подержать? — спросил он, вкладывая бутылочку в ладонь.       Хуа Чен захихикал и кивнул, обхватив пальцами маленькую бутылочку. — Конечно. — говорит он.       Это вызывает слабую улыбку, и Хуа Чен не совсем понимает, почему при виде сдержанной ухмылки ребенка у него между ребрами возникает странное чувство нежности, но оно есть. Он стряхивает это ощущение, встает и протягивает вторую руку, которую малыш берет, обхватывая своей крошечной ладошкой несколько пальцев Хуа Чена.       Они вместе направляются в заднюю комнату. Хуа Чен отодвигает занавеску, приподнимая ее настолько, что нижняя часть освобождает голову маленького мальчика, и он может войти. За углом они обнаруживают небольшую рабочую зону, заваленную коробками и строительными принадлежностями. В центре всего этого - человек...       Он копошится возле небольшой конвекционной печи, стоящей на прилавке, пытаясь выскрести почерневшие остатки того, что, по мнению Хуа Чена, когда-то было печеньем. На вид ему около тридцати лет, и, несмотря на его судорожные движения и помятое выражение лица, первое слово, которое приходит Хуа Чену на ум: "мягкий".       Его волосы красивого каштаново-коричневого цвета собраны в свободный пучок на макушке. Несколько прядей свободно свисают, обрамляя лицо. На нем джинсы с подворотами и кремового цвета свитер с черепаховым вырезом, который ниспадает до бедер, делая его фигуру уютной и бесформенной.       Вторым словом, которое приходит на ум, является: "горячий беспорядок". Помимо того, что он что-то бормочет себе под нос, порхая по комнате, у него еще и пучок на макушке слегка перекошен. На одной щеке у него размазана сажа, на джинсах - пятно. Хуа Чен не сразу понимает, что мужчина снял обувь и одет только в носки. К тому же он настолько занят уборкой почерневшего от грязи помещения, что даже не заметил присутствия Хуа Чена... и того, что его ребенок сбежал с места происшествия. В этот момент Хуа Чен громко прочистил горло.       От неожиданности мужчина заметно подпрыгнул и перевел взгляд на Хуа Чена. Только потом, когда медово-золотистые глаза мужчины забегали между Хуа Ченом и его сыном, Хуа Чен понял, насколько тревожно выглядит незнакомый мужчина в повязке на глазу, с татуировками и пирсингом, не меньше, появившийся в задней части вашего явно не открытого магазина и держащий за руку вашего ребенка.       Поэтому Хуа Чен улыбается, надеясь, что улыбка выглядит извиняющейся, и еще раз прочищает горло. — Извините за вторжение. Я проходил мимо и почувствовал запах гари, поэтому решил войти, чтобы убедиться, что все в порядке. Я немного осмотрелся, а потом... наткнулся на этого малыша. — Хуа Чен опускает взгляд на мальчика, который все еще держится за его пальцы и кивает отцу, как бы подтверждая его рассказ. Хуа Чен снова обращает внимание на мужчину.       Он несколько раз моргнул, а затем выпрямился, слегка покачав головой. Теплая улыбка смягчает его черты, когда он хлопает в ладоши, чтобы избавиться от оставшихся крошек и копоти. — Извините за беспокойство. — говорит он, переходя на ту сторону, где они стоят. — Я пытался приготовить нам печенье на полдник, но потом отвлекся и, наверное, оставил его надолго. — он проводит рукой по шее и смущенно хихикает. Хуа Чен не может не оценить, как глаза этого человека превращаются в полумесяцы, когда он улыбается. Он выглядит таким... нежным. В его чертах приятно сочетаются мужественность и женственность, и это придает ему добрый вид.       Помассировав затылок, мужчина слегка поклонился и сказал: — Меня зовут Се Лянь. Я новый владелец этого заведения. — затем он наклоняется и протягивает руки к маленькому мальчику. Он запихивает в рот остатки печенья, затем выпускает пальцы Хуа Чена из своей хватки и с задыхающимся смехом бросается вперед, в протянутые руки Се Ляня. Глаза Се Ляня прищуриваются, он подхватывает мальчика на руки и прижимает к своему бедру. Мальчик прислоняется к нему, и это движение явно является для них привычным. — Это Гуцзы. — говорит он, рассеянно поправляя пучок на голове, а затем снова поворачивается лицом к Хуа Чену, его лицо терпеливо, но ожидающе. Видно, что он ждет, когда Хуа Чен представится.       В обычной ситуации это не было бы проблемой. Но по какой-то причине он не решается назвать себя по прозвищу, которое принесло ему известность. Возможно, потому, что Се Лянь, похоже, его не знает, и это, по непонятным причинам, вызывает у Хуа Чэна чувство... удовлетворения? Как будто нет никакого давления, никаких ожиданий; ему не нужно быть отстраненным, внушительным, мудаком Хуа Ченом.       Хотя Хуа Чен - это имя, которым он подписывается на всех своих работах, и имя, которым он открыто пользуется, но оно не настоящее. Осиротев в детстве, он попал в центр по усыновлению вместе с двумя мальчиками постарше. В центре ошибочно решили, что они братья, а поскольку Хуа Чен был еще слишком мал, чтобы говорить, он не мог назвать свое имя, и его назвали Сань Лан. Когда Хуа Чен поступил в университет, он стал использовать имя Хуа Чен, чтобы отделить себя от своего мрачного прошлого и закрепить место в будущем. Имя прижилось, и сегодня даже Хэ Сюань не знает его настоящего имени.       Теперь, когда Хуа Чен смотрит на терпеливое выражение лица Се Ляня, на языке у него вертится имя не Хуа Чен, а Сань Лан.       Поэтому он слегка поклонился и сказал: — Я Сань Лан. Приятно познакомиться.       Се Лянь улыбается - аккуратной, маленькой улыбкой, которая просто очаровательна, - и повторяет его имя. — Сань Лан. Очень приятно познакомиться.       Хуа Чен беззаботно улыбается, а его мозг ломает голову над тем, что сказать дальше. В этот момент Се Лянь протягивает свободную руку ладонью вверх и улыбается. — Спасибо, что подержали. — говорит он, глядя на одну из рук Хуа Чена.       В этот момент Хуа Чен вспоминает, что он все еще держит питьевую бутылочку Гуцзы. Он издает негромкое "ох" и передает ее.       Се Лянь благодарно улыбается и протягивает ее Гуцзы, который берет ее в рот, не сводя с Хуа Чена пристального взгляда. — Я бы предложил вам печенье, — говорит он с виноватой улыбкой, поворачиваясь и показывая на маленькую тарелку, где лежат те немногие печенья, которые он счел пригодными к употреблению, — но боюсь, что сейчас они уже немного не съедобны.       Гуцзы пожимает плечами и кладет голову на плечо Се Ляня. — А мне понравилось. — говорит он через чашку.       Хуа Чен улыбается доброте Гуцзы, полагая, что тот подшучивает над отцом, но затем в глазах Се Ляня вспыхивает что-то печальное и глубоко знающее, а затем он прижимает поцелуй к макушке его головы. Это происходит лишь на мгновение, но это неоспоримо. Это заставляет Хуа Чена заподозрить, что в этой паре есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд.       Хуа Чен понимает, что должен уйти, что ему не следовало протискиваться в магазин, но... почему-то ему хочется остаться. Он не готов попрощаться. — Я знаю, что это не мое дело, — говорит он, проводя большим пальцем через плечо в сторону передней комнаты, — но я заметил вывеску на входе и ремонт. Что вы планируете делать с этим местом?       Лицо Се Ляня озаряется, что говорит о том, что он ничуть не обиделся на назойливый вопрос Хуа Чена. Он чуть сдвигается, выпячивая бедро, чтобы удобнее было поддерживать вес Гуцзы, и говорит: — Я немного отстаю от графика, но в конце концов это будет цветочный магазин.       — А. — сказал Хуа Чен, теперь понимая, почему передняя комната была усеяна растениями. — Значит, вы много знаете о растениях?       Се Лянь улыбается. — Я окончил университет по специальности "Экология". Изначально я планировал стать садоводом, но вместо этого решил попробовать себя в этом деле. Посмотрим, что будет дальше.       Хуа Чен тоже не мог не улыбнуться. Что-то в том, что Се Лянь откроет цветочный магазин, кажется таким подходящим, учитывая его длинные волосы, большой свитер и, похоже, мягкий характер. Конечно же, он будет умело ухаживать за растениями и расставлять их по местам - дело, требующее терпения и спокойствия. Хуа Чен едва знаком с Се Лянем, но сразу же понимает, что эта профессия ему подходит.       — Почему такое отставание от графика? — мягко спрашивает он.       Се Лянь неловко смеется и переминается с ноги на ногу. Гуцзы опускает веки, как будто собирается заснуть. — Я не могу позволить себе прибегать к услугам сторонних организаций, поэтому стараюсь делать большую часть ремонта сам. Гуцзы обычно ходит в детский сад днем, что дает мне время для работы, но несколько недель назад в детском саду была вспышка гриппа, и мне пришлось взять перерыв, чтобы присматривать за ним и ухаживать. А на этой неделе в его группе началась эпидемия вшей, поэтому я держу Гуцзы при себе, пока они не разберутся со всем. Между поездками за строительными материалами, работой здесь и заботой о Гуцзы, ну... все это... — он неопределенным жестом указал на пространство вокруг них, — было отодвинуто на второй план, я полагаю.       Взгляд Се Ляня смягчается, он поворачивается и смотрит на Гуцзы, который хмуро смотрит на свою пустую бутылочку. Улыбаясь, он опускает Гуцзы на пол и забирает бутылочку из его маленьких рук. Повернувшись, он подходит к прилавку, стоящему позади них, и продолжает: — Мне пришлось взять кредит, чтобы купить это место. Я был несколько удивлен, что они вообще одобрили эту покупку.       Хуа Чен наблюдает за тем, как Се Лянь ставит чашку Гуцзы на прилавок, а затем встает на цыпочки, чтобы дотянуться до верхнего шкафчика и достать оттуда маленькую упаковку сока. — По правде говоря, — продолжает он, отрывая маленькую соломинку и протыкая дырочку в верхней части, — я думаю, что финансист пожалел нас. Мы с Гуцзы зарабатываем только минимальную зарплату, так что в последние месяцы все было... туго. — выражение лица Се Ляня вдруг стало измученным и усталым. Он наклоняется и протягивает Гуцзы коробку с соком, который тот с удовольствием принимает и опускается на пол, чтобы насладиться его содержимым.       Се Лянь тяжело вздыхает и прислоняется спиной к столешнице, упираясь одной рукой, а другой убирая несколько прядей волос, выбившихся из пучка. Его глаза находят Хуа Чена и внезапно расширяются, как будто он забыл, что Хуа Чен все еще здесь и активно слушает. — Но вы... наверное, не хотели и не должны были знать обо всем этом, — пробормотал он с досадой, а свободной рукой стал массировать точку между бровями. Он выглядит измученным и усталым для такого молодого человека, и у Хуа Чена странно сжимается грудь при виде этого.       Он ободряюще улыбается и, прежде чем он успевает подумать об этом, делает шаг вперед и говорит: — Я не подрядчик, но я умею рисовать. К тому же я быстро учусь. Не знаю, интересно ли вам это, но я был бы рад... протянуть руку помощи, если это возможно.       Рука Се Ляня замирает, и он переводит взгляд на Хуа Чена. Похоже, из него выбили весь дух. — Серьезно? — выдохнул он. — Вы уверены?       Хуа Чен улыбается, засовывая руку в задний карман. — Конечно. Я не могу гарантировать, что результаты будут на одном уровне с тем, что может сделать профессионал, но, конечно, если мы будем работать вдвоем, то сможем вернуть вас в график? Когда вы планировали открыться?       — В следующем месяце. И с документами все решено. Мне просто нужно время, чтобы закончить ремонт и расставить содержимое магазина.       Хуа Чен игнорирует сигнальные лампочки в своем мозгу, которые кричат, что Инь Юй убьет его, и вместо этого говорит: — У меня свободный график — ложь. — Когда вы хотите, чтобы я начал?       Се Лянь запинается на полуслове, но в конце концов ему удается сказать: — Э-э... то есть... когда... как только вы сможете. Я не могу заплатить вам сейчас, но как только мы откроемся и (надеюсь) начнем приносить доход, я обязательно заплачу вам то, что причитается.       Хуа Чен беззаботно улыбается. Он не намерен принимать оплату от Се Ляня. Но он понимает, что пока не может этого сказать. Поэтому он делает шаг вперед и протягивает руку. — Договорились.       Се Лянь издал сдавленный смешок и улыбнулся. Улыбка Се Ляня сияющая, искренняя, однобокая... и что-то в животе Хуа Чена затрепетало от этого зрелища. Осторожно, чтобы не задеть Гуцзы, Се Лянь подается вперед и берет Хуа Чена за руку в знак неофициального обещания.       — Мне нужно забежать домой на день, но я могу вернуться завтра. В какое время вам будет удобно?       Се Лянь пожевал нижнюю губу и сказал: — Гуцзы вернется в детский сад только на следующей неделе, так что мы оба будем здесь завтра рано утром - около восьми часов?       Хуа Чен понимающе кивает. — Тогда до встречи.