Неправильный Поттер. Пуффендуй

             

***

      Распрощавшись с Хагридом, мы пошли в замок.       Близнецов как ветром сдуло, едва они переступили порог хижины лесника, а мы с Северусом прогулочным шагом, не спеша продвигались к боковому входу. Думаю, не ошибусь, если скажу, что оба мы раздумывали о способах транспортировки исчезательного шкафа из Выручайки в подземелья.       Сложность заключалась в том, чтобы не спалиться перед активно бодрствующими учениками и учителями. Вариантов было множество, но все как на зло не слишком быстрые и удобные. — Душа моя…       Начал было я, но увидев, как Северуса передёрнуло, замолчал на полуслове. Потом уточнил осторожно: — Что-то не так? — Меня коробит, когда так ко мне обращается Гарри Поттер… — Но нас же никто не слышит. Не забывай, слух у меня намного острее человеческого. Прежде, чем так тебя называть, я убедился, что в округе никого нет, и подслушать нас некому. Ученики слишком далеко, не переживай напрасно. — Да не в этом дело! — А в чём же, любовь моя? — Прекрати!!! Смотрю на твою рожу детскую, и… и вот…       Я тихо рассмеялся, постаравшись спрятать лицо от возможных свидетелей нашего общения.       Мало ли, Дамблдор в окно выглянет, тут его Избранный гогочет заливается. По сути-то, смешного в этом ничего не было, но меня так веселило, когда Сев смущался. Он в эти моменты становился каким-то особенно милым, как взъерошенный, нахохлившийся… ну да, ворон… Так что никаких сил не было сдерживаться. Да и желания тоже, честно говоря. — Это совершенно не смешно! — Да умом-то я понимаю, но… Сам никак не могу разобраться, откуда у меня взялось это желание дразнить тебя постоянно? Весна, наверное… — Ой, можно подумать, что ты когда-то себя иначе вёл! Ты постоянно меня выводил из равновесия. Специально! — Каюсь! Виновен! Просто ты становишься таким милым, когда я так делаю. Так и хочется потискать! Или…       Будто бы делясь секретом, я понизил голос и сымитировал спотыкание об несуществующую кочку. Притом, якобы спасаясь от падения, я схватился за руку Северуса и на миг прижался к нему, прошептав прямо в ухо: — …укусить…       Маневр удался, и я с довольством наблюдал, как снова розовеют уши у моего профессора. — Почему ты сам не указал близнецам на недостатки в их расчётах?       «Изящно» перевёл тему Северус, оглядываясь невзначай, будто бы выискивая нарушителей спокойствия, а на самом деле фиксируя нежеланных очевидцев нашего с ним излишне тесного контакта. — Ну во-первых, я этих ихних расчётов и в глаза не видывал. — Почему? — А на фига мне? — Ну как это… Они же твои… Ну пусть не друзья, но протеже. Пока. Потом, наверное, ты с ними и дружить планируешь, ведь так? — Так, душа моя, так. — Будтть такх добррр!.. — Прости-прости! Не шипи! Я не специально! — Впредь выбирай время и место для подобного обращения! — Понял! Я больше не буду. — Да можно подумать! — Сегодня не буду! Пока не дойдём до Выручай-комнаты, точно не буду! — Ну-ну…       Остыв и осмотревшись в очередной раз на предмет наличия возможных свидетелей, Северус вернулся к беседе: — Так почему сам не проконтролировал их работу? — Потому, что я не врал тебе при нашей самой первой встрече. Тогда… Давно… На конференции Мастеров, помнишь? — Естественно! — Ну да, я незабываем! Как и ты, душшш… кхм… Как и ты. Так вот… О чём это я? — О сексе… — Кха-кха-кхах!.. Чё?!. — А что? — Ты пошутил сейчас? — Когда? — Да вот только что!.. Ах ты! Ты надо мной издеваешься?! — Я тебе мщу. Это месть. — Нет! Это была шутка! Ты пошутил! Ты пошутил, Сев! — Ты так рад, что я начинаю подозревать, до сих пор ты и мысли не допускал о наличии у меня чувства юмора. — Да нет же! Ты не понимаешь! Это была шутка. — Действительно не понимаю. Где ты там увидел шутку в моих словах? Разве мы не о сексе говорили? — Не в сексе дело! — Дело всегда так или иначе только в сексе! Его или слишком мало, или чересчур много, или нет совсем, или не там, не с тем, не так… Но дело всегда только в сексе. — Возможно, и так… Но я просто попытался обратить твоё внимание на то, что ты шутишь теперь. Раньше ты этого не делал. — Теперь у меня другая жизнь. Могу и пошутить. — Я рад… — …ты знаешь… я тоже… Но ты ведь действительно говорил о сексе! — Ха-ха-ха! Ну… ну да… можно и так сказать… — Что значит: «можно сказать»? Все вот эти твои: «я незабываем», «ты, Северус, вообще убийственно роскошен»… Это не о сексе, что ли? — Ну, знаешь! О сексе конечно, но я… ты… — Я слишком сократил твою длинную подводку? Ты не собирался заканчивать этот стёб так быстро? — Ну… в общем, да… — Но ведь о сексе? — Ну да! Да! Ты прав. Всё это было подводкой к тому, что два таких шикарных мужчины не могли не понравиться друг другу и не заняться в итоге сексом. — Два великих тормоза. После стольких лет.       Тут уж я не выдержал и, едва успев накинуть заглушающие чары, спрятался за куст от гриффиндорских штрафников, бредущих в теплицы на отработку, и проржался как следует. Чуть не упал на задницу в мокрый снег. Северус скептически на это безобразие смотрел, но терпеливо ждал. — Ну хоть и так… Лучше поздно, чем никогда.       Пробормотал я, вылезая из куста. — Объяснишься?       Пришлось объяснить прикол из фильма.       Ну и из книги тоже, но в фильме пизже было. Градус пафоса зашкаливал. Каждый раз когда смотрел(а) — хоть плачь! Испанский стыд! Бедный Рикман, такие пассы рукой крутить. С таким жестом никакого патронуса не надо, дементоров просто сквозняком разметёт.       Северус человек сдержанный, он только хмыкнул пару раз, но видно было, что шутку тоже оценил, заявил: — Один — один. Я имею в виду — взаимозачёт по шуткам. Хотя нет, это же я оба раза пошутил, хоть про второй даже и не знал. Так что: два — ноль! — Эй! Так нечестно! — Я тебя не узнаю, волчонок, о чём ты? Какая честность? — А ещё раз можно? — Нет! — Ты же не знаешь, о чём я! — Ой, ты ж девчонка, мы это уже выяснили. С тобой всё понятно. Ты хотел попросить ещё раз так тебя назвать. Скажешь, я не прав? — Прав… прав… — Да ладно, не грусти и не дуйся. У меня есть для тебя сюрприз… — Я тогда совсем не понимаю, почему ты морщишься? Сюрприз — это же приятно… — Да рожа меня твоя детская бесит, вот и морщусь. Я уже привык, что под этой личиной твоя кукла злоязыкая, восприятие сместилось, понимаешь? — Понимаю… Но ведь пока иначе никак… Понимаешь? — Понимаю, конечно! Но и ты меня пойми: я ни от тебя никакие нежности выслушивать не могу, когда ты в этом виде, ни сам говорить. Аж корёжит всего! — Это потому, что кукла Гарри такой вредный, что ли? Когда он успел так тебя достать? — Это потому, что я успел привыкнуть к своему Гарольду! — Класс, Сев! Это почти признание! Я счастлив. — Ну-ну… тогда иди молча, счастливец.       Но конечно долго я молча идти не смог, хотя и стоило бы. — Сев. А почему мы не наложили на себя чары отвлечения внимания? Чего топаем тут как дураки, у всех на виду? — Ты из замка как выходил? Под чарами? — Нет… — Ну вот и топай теперь как дурак, у всех на виду. Один Поттер ушёл, один Поттер вернуться должен. — Но можно же было снять у самого входа… — Можно. Но если кто-то видел, как ты ушёл, но не видел, как ты шёл обратно, а заодно и меня никто не видел на обратном пути… Понимаешь? Сложить два и два и задуматься может каждый. А потом присмотреться… И вполне возможно, заметить что-нибудь, непредназначенное для чужих глаз. Или прячься с самого начала, или не привлекай внимание излишней таинственностью. — Это урок от профессионала? — Почему нет? — Поняаатно… Я запомню. Сев, а что за сюрприз, сексуальный? — Да. — Какой-какой? — О, ещё какой! Сексуальный!.. — Что, правда, что ли, сексуальный? Я же пошутил… — А я нет… Идём ко мне, получишь свой сюрприз. — Но… — Я вот сейчас не понял: это ты не хочешь? Или испугался? — Нет! Я да! Я не… …хочу! Тьфу, змей! Запутал меня! Я хочу! И не испугался! Но… а как? Мы же хотели ко мне. У нас же планы были… И что теперь? А шкаф? — Всё будет: и планы, и к тебе, и шкаф. Но сначала — ко мне. — Хорошо… Ладно. Как скажете, Мой Лорд. — Два — один. — Такая шутка достойна и двух баллов, я считаю. Я согласен на ничью, а то буду так тебя называть. — А я не согласен на ничью. Шутка хорошая, но не самая безобидная. А будешь требовать себе лишний балл — я тебя накажу. — Ты? Меня? Как? — Балл будешь требовать? — А если не буду, расскажешь, как собирался меня наказать? — Расскажу. — Тогда не требую. Два — один. Говори, как ты меня наказал бы? — Нравятся разговорчики, да, Гарррии?.. Ладно-ладно, не красней, шутник-неудачник… — Чего это сразу «неудачник»-то? — Так ведь неудачная шутка-то. Вот ты пошутил бы так, а у меня бы и член опал. Вот и что ты делал бы? Ассоциации они такие, знаешь ли. Сильная вещь. Вот и получается, что ты сам себя наказал бы. Ну и меня заодно. — Да, тут ты прав, что-то я не подумал. — Я всегда прав! — Вот это я и имел в виду! Авторитарность и самомнение! Это у тебя как у… у него. Ну ты понял. Жаль. Тебе пошло бы. Не в смысле, чтоб член опал, а… Ну ты понял… Особенно когда ты такой властный… такой страстный… — Да-да, я понял, разговорчивый ты мой. — Да-да! Твой! И к разговорчикам ты меня приучил, между прочим! — Показал, на свою голову, теперь не умолкаешь. Шевели ногами, мистер Поттер! А то я — весь такой властный и страстный — попадусь сейчас на глаза декану «Гриффиндора», и никакого тебе шкафа, никакого сюрприза и разговорчиков твоих любимых. Пристроит она меня к ночному дежурству, и никуда мы с тобой не попадём! А я ведь так старался! Предохранился даже заранее. — Не понял… Зачем ты заранее предохранился? И как?! Ты…       Я шагнул поближе к нему и тихо уточнил: — Ты что, презерватив заранее надел, что ли? А как ты ходишь-то? — Что значит — как хожу? В смысле, не мешает ли стояк ходьбе или… Или что? Ты у меня, оказывается, сторонник одежды из натуральных тканей? В том смысле, что в латексе хер потеет?       Я опять расхрюкался от сдерживаемого веселья. — Сееев… Ты меня убиваешь! У меня уже пресс от смеха болит!       

***

      Было так непривычно видеть расслабленного, шутящего Северуса. И хотя его розовеющие от смущения уши умиляли меня несказанно, но подобные взаимные пикировки и подъёбы, а тем более шутки от него «ниже пояса» бодрили и заводили. Когда весь его сарказм и ирония были не злыми, а эротично-стёбными!.. Ух! Это было нечто! Я кайфовал от нашего такого взаимодействия. От степени понимания друг друга.       Северус, возможно, и сам ещё не понимал этого, но он стал намного раскованнее. У него изменилось всё! Походка, осанка, разворот плеч, взгляд, жесты, манера речи. Он оттаивал. Он сбрасывал с себя те оковы, ошейники и поводки, что многие годы мешали ему жить. У него был я, смею надеяться, любимый человек. У него была надежда. Надежда на долгую, возможно даже счастливую, жизнь. Надежда на восстановление своих сил. На избавление от Дамблдора и Риддла. И он шагал свободнее и резче. Спина была не закаменевшая, а действительно гордо выпрямленная. Плечи расправлены. Взгляд менее насторожен. Жесты плавнее. Речь мягче. Он становился добрее. Добрее к людям, к этому миру…       Но вот кстати, на счёт его доброты по отношению к одному отдельно взятому вампиру стоит уточнить при случае…       

***

— Послушай, Сев, я очень рад, что ты уделяешь такое внимание контрацепции в ваших отношениях с МакКошкой, но я не понял этой шутки… — Причём тут контрацепция? Предохраняются ещё и от заразы всякой. Вот это как раз про меня и мои отношения с ней в целом. Но не в этом конкретном случае. Просто я вчера её «предупредил» — соврал конечно — что у меня длительный эксперимент по разработке омолаживающего зелья вошёл раньше графика в финальную стадию, и я из-за этого вынужден попросить её перенести моё ночное дежурство. Вот увидит она меня тут с тобой, и что? Придётся «признаваться», что эксперимент провален, а я уже освободился. И пойду я на своё дежурство. Вместо дома молодого любовника — в коридоры старого замка. Совершенно один. А я ведь такой страстный… — Сев! — Не ори! — А ты, не смеши тогда! — Я рад, что тебя веселит мой специфический юмор, но поторопись. — Да иду я, иду… А МакГи с тебя взятку зельем омолаживающим не потребовала? — Не потребовала… — Эх! — …а тонко намекнула. — Ааа! Кокетка престарелая!       Мимо нас куда-то просквозили тихой стайкой семикурсники «Рейвенкло», косясь на меня и чересчур — на мой взгляд — приветливо улыбаясь профессору Снейпу, моментально принявшему отрешённо-брезгливый вид, будто идти рядом со мной для него было величайшим испытанием воли.       Вот артист!       Когда ученики скрылись за ближайшей теплицей, Северус «снизошёл» до меня, разнообразия ради с серьёзным вопросом: — Так почему сам не помог Уизлям? — Чем бы я им мог помочь? У меня с зельеварением достаточно натянутые отношения. — Зато с зельеваром хорошие. — Это да! Такие прям отношения, что просто «ух»! Я даже не буду использовать в одной шутке слова «зельевар» и «натянутые». Всё из-за наших хороших отношений! Цени! — Ценю! Но я, честно говоря, не думал, что ты можешь испытывать какие-либо затруднения. С зельеварением, в смысле, а не с шутками про натягивание. У тебя прекрасные оценки, да и качество зелий отменное. Не знаю, как те, что ты варишь для себя, но по школьной программе — вполне. — Спасибо. — Это был не комплимент, а простая констатация факта. — Язва! Мне в какой-то мере помогали те книги, которые ты мне посоветовал при той нашей встрече. Ну и… Сэр Север. Ты же помнишь, он контролировал любой мой шаг в процессе приготовления или за ухо кусал, если я в расчётах ошибался…       Северус недовольно поморщился при упоминании моего «питомца», и я поспешил плавно уйти от этой темы. Получилось не совсем плавно, но уж как смог. Переключился-таки на тему Северусовой «доброты», пока не забыл: — А не могу ли я воспользоваться своими хорошими отношениями с зельеваром и попросить его честно мне ответить, как он умудрился отравить одного небезызвестного кровососа ядом василиска?       Не успев договорить фразу, я уже любовался тем, как упомянутый зельевар из состояния расслабленности и довольства всем происходящим плавно перетекает в режим готового к обороне шпиона. — А так же очень хотелось бы знать, с каких это пор слёзы феникса стали противоядием? — Что-то раньше я не заметил у тебя такой уж приязни к этой крысе с крыльями… Я ошибся?       Сев нахмурился, а я пожал плечами. — Её и нет, но… Если бы мне было позволено выбирать, душш… Северус, то я бы предпочёл не убивать этого доисторического вредителя на глазах у его отца и друзей детства. Делать из Арсы, Годрика и Салазара врагов нам с тобой… Хоть они и просто портреты, но идея не самая удачная, скажу я тебе. Я тогда, конечно, был на взводе, счёл, что этот престарелый педофил позарился на Драко. Но я прекрасно осознавал, что не смогу убить ублюдка. Хотя силы у меня тогда отчего-то прибавилось… Да и не убавилось с тех пор… Странно… Наверное потому, что весна… Ну там… гормоны, всякое такое… До сих пор пытаюсь понять, в чём же тогда было дело…       

***

      Мы дошли до входа в школу. Только не до главного, а до бокового, не слишком известного и малопопулярного. Пользовались им в основном слизеринцы и редкие пуффендуйцы, лестница от этого входа вела только вниз, на подземные этажи. — Прошу, профессор!       Распахнул я дверь у Северуса перед носом и шутливо поклонился. Тот меня придавил тяжёлым взглядом, проскользив от глаз, по спине и до самой задницы…       Ух!.. У меня аж сфинктер сжался… Вот умеет же глянуть! — Интересный эффект у твоей весны.       Задумчиво произнёс он, растягивая слова, нарочно вибрируя своим бархатным баритоном и всё так же тяжело глядя на меня. — А скажи мне, Гарри, почему ты решил что «Слёзы феникса» не способны быть противоядием или расщепить яд?       Я с трудом сконцентрировался на вопросе. Мыслишками своими я уже давно продвинулся не только за дверь покоев декана «Слизерина», а и — через уже перенесённый туда исчезательный шкаф — добрался до спальни в своём доме… И не один! Однако пришлось «вернуться». Я сглотнул.       Вдооох-выыыдох… спокойствие! Только спокойствие! Не торопи события! — Ты же помнишь, я уже имел дело с самим василиском и с его ядом. — Естественно помню! — Но ты увидел только самую первую встречу, а в наши с Васей отношения в этой жизни ты вникать не стал. А Вася-то как раз мне и объяснил, что меня в первый раз спасли не слёзки огненной птахи, а метка убийцы магической твари. Знаешь о таком? — Как не знать. Читал. — Ну вот. Да и ты же зельевар! Ты не можешь не знать, что слёзы феникса — это не противоядие. Они излечивают любые раны. Но! Только раны! Яд они не обезвреживают. Так что рассказывай! Как ты умудрился отравить эту пакость зубастую?       Мы шли длинным, широким коридором подземелий, навстречу нам изредка попадались слизеринцы. Северус молча кивал головой, в ответ на приветствия, я — тоже. Какое-то время он молчал, потом заговорил тихо и напряжённо: — Про что ты хочешь узнать в первую очередь? Про то, как я его отравил, или про то, почему «Слёзы феникса» его спасли? — А что быстрее? — Второе. — Тогда давай пока про второе рассказывай. — Тут всё очень просто. В той книге, что ты мне подарил в этом году, был один старинный рецепт универсального противоядия на основе крови дракона, молока единорога, яда василиска и тех самых пресловутых слёз феникса. Называлось оно совершенно безыскусно — «Слёзы феникса»! — Ааа! Ты, Сев, не ворон. Ты — поросёнок! Ты специально меня запутал! Ты пользуешься моей полной безграмотностью в твоей сфере деятельности и постоянно надо мной подшучиваешь! Так нечестно! — Еще раз спрошу: о какой это ты мне честности всё время говоришь? То о правде, то о честности… Кстати, почему «ворон»? — Рад, что ты признаёшь, что «поросёнок» по отношению к тебе справедливо применено. А «ворон»… Я же говорил, что мой патронус себя ведёт точь-в-точь как ты. Ну и ты такой ууумный!.. Да и ты же меня зовёшь «волчонок»… Но скорее, это всё же из-за того, что ты у меня ассоциируешься с мудростью, и ты всегда в чёрном… Ну и… — И нос. — Нууу может быть… чуть-чуть… — Хоть «ворон», хоть «поросёнок», всё равно в первую очередь я — «змей». И не стоит об этом забывать. — Ладно… Я понял. — Что ты понял? — Что я должен всегда думать своей головой и не ждать от тебя снисхождения. — Я всегда знал, что ты гораздо умнее, чем кажешься. — Вот не пизди! Ничего ты не знал! Пока ты меня в Хоге не увидел, считал копией моего папаши! Скажешь, не так? — Мы отвлеклись, Гарррии…       Опять бархатом пронеслось по моей коже его раскатистое «ррр»… Не забыв шкрябнуть наждаком по нервам; прокатиться вдоль хребта мурашками, от затылка к ягодицам; осесть приятной тяжестью в яйцах… Меня уже откровенно вело. Я чувствовал, что щёки начинают краснеть просто от повышающегося давления, а не от стыда…       Как же тут жарко…       Я ослабил узел школьного галстука и заметил подрагивание в пальцах… Сжал кулаки, спрятал свидетельство собственной слабости…       Не отвлекаться! Пока рано… — Ладно… А почему тогда… почему рецепт этого противоядия не получил широкую известность, раз всё так с ним здорово? — Потому, что и кровь, и молоко, и яд, и слёзы надо суметь получить одному человеку и добровольно. Мало тех, кто, близко общаясь с драконами и василисками, снисходят до единорогов, тварей достаточно тихих и — что важнее — совершенно иной направленности магических потоков. А феникса ещё поди сыщи… — Ааа! Интерееесно. А у тебя ещё осталось? Ну знаешь… На случай непредвиденных ситуаций. — Да, конечно. Расход яда и крови — это основа — не такой уж большой, к тому же, думаю, ты запросто сможешь обновить мои запасы. А молока единорога идёт только три капли на порцию, так что ещё надолго хватит. — А как же слёзы? Я их тебе не дарил! — Фоукса попросил. Позвал, как будущий директор Хогвартса, и попросил в котёл поплакать. — Да до этого я и сам додумался! Я имею в виду, ну… одному же человеку?.. — А я ему сказал, чтобы он представил себе, что это он тебе слёзы даёт. — Да ну нах! Не пизди! — Гарррии… Я вымою тебе рот с мылом… — Да ну, ты опять прикалываешься надо мной! — Вовсе нет. — Я проверю! — Да хоть сейчас. — Сей… Нет. Сейчас мы будем заняты. Ведь будем? — Ещё как… Рррот твой… — …Шшто?..       Я буквально выдохнул свой вопрос… Это его рычание… Он прекрасно понимал, как на меня действует его голос…       Змей… хитрый змей… — Что-что… Рот твой будем мыть, вот что! С мылом. Не спеши… — То «пошевеливайся», то «не спеши»… — Ты пошевеливайся, но без суеты. — Ну и ладно! Потом у Фоукса спрошу. — Спроси, конечно, но зачем? Противоядие же на этого… античного юношу подействовало. — О! Его повысили! Сначала с комара до крысы, а теперь и до человека. — Ну ты же сказал не ссориться с Основателями. Вот я и приучаю себя вежливее быть. — Ох уж эта ваша слизеринская хитрость! Ладно… Значит я просто имел в виду слёзы феникса, а ты — «Слёзы феникса». В кавычках. — Ну да. — А как отравил? — Это дольше рассказывать, а мы уже пришшлии…       Я вздрогнул и втянул воздух сквозь зубы. Мы и правда стояли уже перед дверью в покои декана.       Ох, как же я не заметил-то? Что же за сюрприз меня ждёт?.. — Гарри Поттер…       Озвучил пароль Северус. Тихо и спокойно, совсем не тем тоном, каким он произносит это «Гарррии», обращаясь ко взрослому мне. А самому мне уже даже не казалось странным слышать это имя и не связывать его с собой.       Как там Сев сказал? «Приучаю»?.. Вот и я потихоньку приучаю себя не быть Гарри Поттером… Не рано ли начал? Еще ведь больше года…       

***

      Мы вошли в гостиную, он прошёл к своему рабочему столу, а я прижался спиной к двери и ещё больше ослабил узел галстука. Я чувствовал, как горячий румянец ползёт со щёк на уши и шею, стекает на грудь… Я прислонился спиной и задницей к двери. Стало полегче. Стоять на подгибающихся ногах стало проще, и прохлада дерева чуть остудила меня.       Северус вынул что-то из ящика стола и переложил в карман, но не стал садиться за стол. Наоборот, он вытянул кресло из-за него. Вытянул за спинку, по-маггловски… В глаза мне глядя, протащил его по полу в центр комнаты… — Ну что ж, вот мы и пришли… Поговорим?       Я стоял ни жив ни мёртв. Но кивнул. Было боязно и в то же время интересно, что же дальше? А ещё я был объят предвкушением…       Он сел в кресло, лицом ко мне. Положил на подлокотники руки. Широко расставил ноги… И приказал: — Очки.       Дважды повторять не было нужды, я всё прекрасно понял. Снял очки, пристроил их аккуратно в сумочку на поясе. — Мантия…       С ней я расстался легко и радостно, просто повесив на стоящую рядом вешалку. — Жилет…       Сдёрнул школьную жилетку, путаясь в галстуке. На голове бардак, в голове — тоже. Я уже начал понимать, к чему всё движется, и честно говоря, я побаивался, но был так возбуждён… Этот коктейль путал эмоции, то хотелось рассмеяться, свести всё к шутке, то подыграть… — Галстук…       Вкрадчиво шепнул он, и у меня перехватило дыхание, а в животе пресловутые бабочки подарили на секунду ощущение невесомости. Я бросил на пол снятый второпях, через голову, галстук. В компанию к скомканной жилетке. — Сумка… Её тоже долой.       Прозвучал следующий приказ.       Я расстегнул крепления и застыл как дурак, с сумочкой в руке, опасаясь бросать её на пол, но и не зная, позволено ли мне предпринять хоть что-то сверх озвученного моим… тем, кто может мне приказывать… — Могу яаа…       Голос безбожно «дал петуха».       Глупо, глупо, как же глупо я выгляжу!..       Жар залил щёки. Внезапно я сам себе показался маленьким и глупым. Тем самым щенком… неловким волчонком, не умеющим ничего.       Но ведь меня сейчас научат?.. Мне сейчас покажут, как надо делать?.. как правильно… — Положи на пол. Аккуратно…       Я облегчённо выдохнул… Указание получено.       А могу я тоже поучаствовать в этом шоу? Или всё же попридержать свои новаторские идеи?       Внезапный прилив смелости сподвиг меня на несвойственное мне показушничество. Чтобы положить сумочку я присел, постаравшись сделать это как можно более эротично… Широко разведя колени в стороны, чтобы он увидел облепленные натянувшейся тканью брюк мои яйца и уже заинтересованно привставший член.       Глаза в глаза, не отрываясь… Присесть… Колени ещё развести… Не упасть… Ни в коем случае не упасть!.. Старайся, Гарри… Ты же волк, а не корова… Пусть и тоже неуклюжий…       Судя по движению его кадыка, моя демонстрация себя не прошла мимо его внимания. — Встань.       Я медленно поднялся, для устойчивости скользя спиной по двери. Застыл выпрямившись, откинувшись назад, выставив вперёд бёдра с увеличивающейся прямо на глазах выпуклостью.       Глаза его прищурились, прикипели к моей ширинке…       Не зря стараюсь!.. Что-то и я могу!.. И это не так уж и страшно… Странно, да, но… нестрашно… Не очень страшно…       Следующий приказ: — Обувь долой.       Я нагнулся — преувеличенно низко — радуясь своей звериной гибкости, сложился практически пополам, прижимаясь грудью к бёдрам… А всё для того, чтобы моя торчащая кверху задница точно так же обтянулась брюками и бросилась в глаза…       Надеюсь, я не безнадёжен…       Развязывая поочерёдно шнурки и стараясь незаметно забраться под брючины, чтобы спустить носки, я повернулся чуть вправо, потом влево… якобы к шнуркам… надеясь, что белая рубашка, надетая на голое тело, тоже обтягивает меня в должной мере, демонстрируя старательно напрягаемые мною мышцы спины, которых, ясное дело, при развязывании шнурков столько — ни в жизнь! — не задействуешь…       Но я же хочу показать всего себя моему любимому зельевару… — Вообще-то, я думал, ты сделаешь это магией, но так тоже ничего… красиво…       Сильнее я покраснеть уже не мог, поэтому просто закусил от досады губу и уж доделал то, за что так рьяно взялся. Гордо выпрямился и, глядя в глаза ему, снял ботинки, наступая на задники, а вот носки в процессе заставил исчезнуть.       Ну а что? С носками самый затык, в них — по-идиотски выглядишь, особенно уже без брюк, а снять их красиво — невозможно! Что я, в интернете не искал(а), что ли? А босиком — гораздо эротичнее…       Стою… босиком… жду…       Как дурак! Стриптизёр на минималках! Стыдно как!.. Как же я всё-таки глупо выгляжу!..       Но что же будет дальше? Не думаю, что он вкладывает во всё это примитивный смысл посмотреть на меня голого…       Что он там не видел? Здесь точно есть второе дно…       Но стою…       

***

      …жду следующий приказ…       И меня не разочаровывают! — Медленно… Ремень — вон…       Вот оно. Мы переходим к главному блюду, да Сев? Северус…       Выполняю… И внезапно я очень ясно осознаю, что называть его сейчас по имени — даже про себя… тем более про себя! — просто неуместно. Он не «Сев» и даже не «Северус»… Он кто-то другой… кто-то более… Старший… Опытный… Мудрый… Ведущий… Зовущий за собой в неизведанные мною ранее глубины человеческих отношений…       Или дело во мне?       Голос его незаметно становится ниже, глубже… Вибрирует напряжённо… — Рубашка…       Смотрю на него в непонимании, но руки уже сами тянутся к воротничку…       Он качает головой… У меня опускаются руки… Повисают плетьми от испуга и непонимания: как же я мог его не понять? Я ведь не разочаровал его? У меня есть шанс исправиться? Мой испуг несоизмерим с мизерностью моей ошибки, и это пугает меня ещё больше… Руки подрагивают… Смотрю на него и жду…       Он просто поводит кистью снизу вверх, не отрывая руки от подлокотника кресла, и одним этим элегантным движением доносит до меня смысл моей ошибки…       Рубашку вначале надо выпростать из брюк!       Я, со всем энтузиазмом несущегося за мячиком щенка, бросаюсь выполнять, радуясь своей понятливости, но он успевает меня остановить: — Не спеши, сделай это красиво…       Надо постараться!       Я вытягиваю рубашку из брюк, попутно разглаживая струйками магии из ладоней замины на талии, и начинаю расстёгивать. Когда перехожу к рукавам, он меня останавливает… — Нет. Раздвинь полы.       Сердце у меня бухает в горле, щёки горят, пальцы мелко трясутся… Во рту пересохло… Очень хочется невзначай поправить член, чтобы хоть как-нибудь перевести окончательно всё это напряжение, весь свой испуг в возбуждение. Потому что я боюсь. Я возбуждён, но мне страшно… Боюсь неизвестности, боюсь такого непривычного ЕГО, боюсь того, что он задумал… Боюсь до звона в мошонке, до боли в напряжённых мышцах пресса. Потому что игры кончились. Все эти шнурочки-ремешочки — это были детские игрушки. Всё это желание выставить себя на обозрение тает во мне без следа. Мне теперь, наоборот, хочется спрятаться за тонкой рубашкой. Она последняя преграда на пути ко взрослому миру. Миру, в котором вот такие мужчины, как ОН, приказывают таким великовозрастным мальчикам, как я. Мне одновременно хочется и заорать, и рухнуть к его ногам, только чтобы он всё сделал сам, чтобы не заставлял меня!       Я СТЕСНЯЮСЬ! Да! Стесняюсь… Я! Взрослый мужик, но… я стесняюсь… Как девчонка стесняюсь раздвинуть полы чёртовой рубашки! Потому что я знаю — сегодня особенный день. И это не то, что было между нами раньше. Не просто ласки, даже откровенные, не общий на двоих сон… Сегодня мы всё доведём до логического конца… сегодня я буду принадлежать ему целиком и безвозвратно… Целиком! Не телом! Всей своей сущностью. А он — мне… На самом деле! И это я сейчас не про секс! Секс — это лишь малая часть того, что он покажет мне сегодня! — Я сказал: раздвинь полы…       Я раздвигаю… Крепость пала… — Ещё… Я хочу видеть тебя… Не заставляй меня повторять…       Меня просто разрывают на части два противоречивых чувства: возбуждение и страх. Возбуждение и готовность идти ЕМУ навстречу, выполнять все приказы, следовать каждому указанию… И стеснение, страх неизвестности, непонимание происходящего… — Я желаю видеть, как ты хочешь меня…       Я непонимающе смотрю на него… — Мне… кха-кха… мне… — Раздвинь шире… Покажи мне, какой ты у меня красивый… какой чувственный… как ты возбуждён…       Ооо, да! Я так возбуждён! И я так боюсь…       Я весь горю… Мне хочется скулить от возбуждения при каждом вдохе и выдохе. Хочется опуститься на колени и ползти к нему. Пусть бы он взял меня сейчас, здесь, на этом ковре! Мне плевать на всю эту школу, со всеми её сигнализациями! Только пусть бы он уже начал что-нибудь, а там… Только пусть бы уже начал! Начал сам! Потому что я ничерта не умею! И я боюсь! Боюсь его разочаровать, что-то не так понять, что-то испортить своей неопытностью, в конце-концов боюсь случайно причинить ему боль…       Но… Но он не был бы самим собой, если бы всё сейчас случилось просто и быстро.       Решившись и вдохнув до головокружения, я таки распахиваю наконец рубашку. Широко, почти к подмышкам… Откидываю полы в стороны, почти завожу за спину. Оголяю грудь и пресс. Выставляюсь напоказ. Раз так хочет ОН, то кто я такой, чтобы противиться… — Молодец, малыш… Какой ты у меня красивый… Какой послушный…       Мне кажется, был бы хвост у меня, я бы так им вилял, что было бы прохладно от сквозняка. Я бы к нему на брюхе пополз, без вариантов.       Да! Я самый послушный волк на свете! Прикажи! Прикажи мне что-нибудь! Что угодно! Я хочу! Но как же мне стыдно! Но я так хочу твоих приказов, твоего голоса с хрипотцой, твоих рук на затылке, твоего члена у себя в глотке, или… или там… Какой стыд! — Медленно… Расстегни ширинку…       Я спешу исполнить столь долгожданное указание… — Плавно… Мы не торопимся, малыш…       Руки дрожат, и только поэтому у меня получается сделать все не за пару секунд. Я с трудом выколупываю мелкие пуговки из тугих петелек, одновременно стараясь как можно больше внимания уделить своему члену, прижать ребром ладони, потереть как бы случайно подушечками пальцев… Конечно, это не остаётся незамеченным. Наверное, я бы сейчас был уже весь потный от страха и того жара, который пожирает меня, но мне кажется, кожа у меня настолько горячая, что пот просто испаряется с её поверхности. Наверное, в покоях декана «Слизерина» уже градусов на пять стало теплее. Печка-Гарольд шпарит вовсю! — Малыш!       Я пугаюсь окрика и в то же время готов кончить от звука его голоса… — Я не разрешал тебе себя трогать!       Мне становится так… так…       Я не могу описать это чувство! Это как преодоление какого-то внутреннего порога. Вся стеснительность резко остаётся позади, меня как будто окатывает ледяной, а следом сразу горячей волнами… От макушки до пяток. И остаётся только желание. Желание отдаться ему, тому, кто приказывает…       Единственному, чьи приказы я буду выполнять всегда и с радостью…       И на меня снисходит спокойствие. Возбуждение никуда не делось. Оно тут. Его можно вдохнуть вместе с воздухом. Оно висит между нами жарким маревом. Плавит кожу. Струится по венам. Оно не только во мне. Оно в лёгком дрожании басов в ЕГО голосе. На кончиках ЕГО пальцев, до побеления вцепившихся в подлокотники кресла. На дне зрачков ЕГО бездонных чёрных глаз. Но мне теперь совсем не страшно!       Я готов…       Прикусываю губу и чувствую, как чуть заострившийся клычок протыкает тонкую кожицу… Подбородок что-то щекочет, а во рту разливается аромат железа… — Тише, мой хороший… тише…       В голове проясняется до звона. Мир становится чётким-чётким. А я становлюсь отчаянно смелым. Безрассудно храбрым… Мне так хочется поэкспериментировать…       Решено! В следующий раз… — На тебе надето бельё? — Д-да…       …стОит ли? Вдруг всё же я неправильно понял?..       Но я решаюсь… Я теперь очень смелый: — …сэр.       Он на миг прикрывает глаза, но я успеваю заметить, как в них вспыхивает огнём та опасная чёрная бездна, что дремлет в обычное время под спудом железного самоконтроля. Но сегодня можно всё. Сегодня необычный день… Особенный день и час… особенные слова… Голос мой пару раз срывается, но страха нет больше, сплошной азарт и возбуждение: — Что… что теперь м-мне прикажете сделать…       Но меня несёт, и я не желаю останавливаться, поэтому добавляю: — …профессор, сэр…       Он молчит, закрыв глаза, перекатывая желваки по челюсти.       Я жду… — Сними брюки, малыш… Красиво, как ты умеешь… — …да…       Выдыхаю я, ещё не до конца понимая, понравилась ли ему моя инициатива, или я что-нибудь испортил… Но тут же слышу его хриплое: — «Да, сэр»!       О да!       Я готов прыгать от радости и вилять хвостом! Мой вклад одобрен! Я понял правила игры! О! Вот он! Мой звёздный час! ОН оценил мои старания! Ему понравилось!</i> — …да, сэр…       Он открывает глаза… Мне кажется, что я падаю в его зрачки… Расстояние между нами ничего не значит! Я парю в невесомости… Осторожно берусь за брюки. Медленно развожу в стороны… Раздвигаю, как лепестки цветка, обнажая низ живота, открывая вид на мой уже давно готовый к свершениям член, чья покрасневшая головка, нагло оттопыривая резинку трусов, торчит из них совершенно бесстыдно, привлекая к себе всё внимание моего профессора…       Его ноздри трепещут… Он, явно не отдавая себе отчёт в собственных действиях, облизывается… и ещё раз… Сглатывает, словно уже попробовал меня на вкус…       Мне тут же вспоминается момент из нашего общего сна…       Да-да, тот самый… После пальцев…       Член дёргается, а на головке выступает прозрачная капелька… Я вздрагиваю, а капелька скатывается и впитывается в белый хлопок. По комнате плывёт явно различимый, острый аромат возбуждения… Я повторяю свой маневр с развязыванием шнурков, но в этот раз я медленно тащу к щиколоткам брюки… Конечно, успеваю проехаться головкой по животу…       Какое облегчение!       Выпрямляюсь… Опять смотрю в чёрные омуты напротив… Переступаю ногами, выбираясь из складок чёрной шерсти… От моих движений запах мускуса становится сильнее…       Он смотрит… Любуется… Принюхивается… — Погладь себя…       Я так счастлив! Я сжимаю себя через ткань и скулю от облегчения!.. — Стоп!       Я судорожно отдёргиваю руку. В мозгу только страх! Но не страх чужого гнева, возможного наказания… Мой страх другой.       Я разочаровал ЕГО? Что я сделал не так? Я всё исправлю! Только позволь!.. — Не спеши, мой глупый волчонок. Ожидание награды всегда длится дольше наслаждения от неё. Имеет смысл сделать ожидание наслаждением…       Господи… Я ничего не понял… Повторите мне это потом, профессор, сэр, когда хоть немного крови прильёт обратно к моему бедному глупому мозгу. Потому что сейчас, от звуков Вашего голоса у меня все волоски на теле — дыбом, соски стянулись до боли, в ушах звенит… Я не слышу Вас, профессор… Я только чувствую, как вибрирует Ваша грудь, когда в ней зарождается Ваш смех… Смейтесь ещё… плевать, что надо мной… это так красиво слушать… — Иди… ко мне…       Боже! Как идти? Я и стою-то только благодаря моей спасительнице двери, что так приятно холодит мне ягодицы…       Колени ходят ходуном… Мне кажется, сделай я шаг и просто рухну! Но я собираюсь с силами. Прикрываю на секунду глаза и… и делаю первый шаг.       

***

      Я смог!       Я подошёл к нему! Стою на расстоянии последнего шага.       Меня наградят? — Ч-что я должен сделать, с-сэр?..       А мой профессор сидит, по-прежнему властно развалясь в кресле. Ноги широко расставлены. Руки — на подлокотниках. Он снял резинку и его волосы отпущены на свободу, как моя фантазия. На брюках — отчётливо видимый бугор и…       Что это?! Это всё я?! Это из-за меня?!       На вершине бугра, под пряжкой ремня — влажное пятнышко… Не могу глаз оторвать от этого чудесного зрелища. Мурашки табунком проносятся по телу, заставляют напрячься мышцы. Член опять дёргается, и снова капелька украшает его вершинку.       Он ловит мой взгляд, опускает глаза, рассматривает себя… Поднимает голову, откидывается на спинку, рассыпая по ней чёрный шёлк волос. Изучает меня щурясь. Ухмыляется… — Ты рад? — Да, сэр… Очень… — Чего ты хочешь? — Я… я хочу… Я хочу Вас, профессор… Вас, сэр… Я хочу Вас!.. Если… если, конечно, мне будет… будет позволено… сэр…       Он опять ухмыляется. — Мой малыш… Ты всё сделал правильно. Ты заслуживаешь награды… Но тебе придётся сказать мне честно, какую именно награду ты хочешь?       День назад я бы рассказал в подробностях и облапал его за задницу, прикалываясь на тему его любви к контролю. Час назад я бы покраснел и отшутился. Полчаса назад я бы испугался… Сейчас я принял правила. Правила есть. Они важны. Но в рамках правил можно всё. Поэтому я отвечаю. Откровенно, этого требуют правила. Вежливо, этого требует что-то внутри меня… — Я хочу Ваш член, сэр. В… внутри меня… Хочу почувствовать его в себе… сэр.       Северус протягивает руку и прикасается к головке моего члена… Он подушечкой пальца размазывает выступившую капельку смазки… Поднимает голову, смотрит, следит за моей реакцией…       Дыхание у меня учащается, но я стискиваю зубы и жду, что же будет дальше…       Мой профессор сдвигает кожицу, аккуратно пройдясь по кругу одним пальцем… Только один палец, а какой фейерверк ощущений! Следующую капельку он цепляет этим самым пальцем, растирает промеж указательного и большого… Подносит к лицу… Вдыхает… Прикрывает глаза и со стоном выдыхает…       А я готов рухнуть на колени…       Ну хотя бы опереться о подлокотники кресла! Ну, пожалуйста!       Он тянется ко мне всем телом, тянет руки… Я хочу упасть в его объятия… забраться на него сверху… Но… Прохладная рука упирается мне чуть ниже солнечного сплетения…       Нет?.. Это значит — нет?.. Но…       Он ведёт холодными ладонями по моим бокам… всё ниже… ниже… теперь я полностью обнажён… стою перед ним… А он смотрит… Пожирает меня глазами… Я горю… и таю… а в голове всё тот же звон… — Хочешь?.. — Д… кха… да, сэр… — Тогда… приступай…       Незачем переспрашивать. Уточнять. Мне дано разрешение. Я тянусь к подлокотникам, чтобы опереться, чтобы преклонить колени перед ним, чтобы облегчить свою участь…       Но он смотрит на меня и грозит мне пальцем, отрицательно покачивает головой.       Ну да… Правила. Делаешь строго только то, что разрешено.       Наклоняюсь, сгибаюсь неудобно, до дрожи в и без того уже перенапряжённых бёдрах, и тянусь руками к его ремню. Он согласно кивает головой и с довольным видом чуть съезжает вниз по спинке, давая мне лучший доступ. Но так только кажется. На самом деле мне придётся наклониться ещё ниже, а ноги дрожат… Но правила… Я расстёгиваю его ремень.       А что же теперь?..       Я в растерянности… А он смотрит мне в лицо, ловит малейшие оттенки чувств…       Вот кто здесь настоящий вампир! Куда там простому увальню Адаму, прямому, как лом и такому же «изящному». Вот, кто питается от меня… От каждой моей эмоции… — Малыш…       Я вздрагиваю, а мой профессор понимает, как он на меня действует. Как глубоко мне под кожу он сегодня пробрался… — Просто расстегни…       Я слушаюсь. Да нет, я как тот мультяшный джинн повинуюсь… Целиком и полностью! Я расстёгиваю, пуговку за пуговкой… И осмеливаюсь сделать так же, как ранее поступил со своими брюками. Раскрываю, развожу в стороны…       В нос ударяет его аромат… Я ещё не понимаю…       Запах так силён… Это моя «весна» виновата?.. Почему?.. Ах…       На нём нет белья… Я просто стою и… И я не знаю, что делать… Чего желать? Это начало или финал? Я запутался… Я пропал… — Посмотри на него… Тебе хорошо видно твою награду?       Господи! Это невыносимо! Откуда в нём столько сдержанности? Даже голос не дрожит уже!       Он полностью взял себя в руки. Мокрое пятно на брюках — единственное свидетельство того, что некоторые процессы в организме ему всё-таки неподвластны. А у меня, наоборот, дрожит всё: ноги, руки, голос… Я сейчас просто разрыдаюсь от избытка эмоций! — Ответь же мне, малыш. Тебе хорошо видно? — Д-да… сэр… — Ты хочешь прикоснуться к нему? — Д-да… да, сэр… — Ты можешь это сделать.       Я тяну руку, нагибаясь ещё ниже… Сдвигаю крайнюю плоть… обнажаю багровую головку… Его член такой горячий, пульсирует… А на лице не дрогнет ни единый мускул! Теперь я понимаю правила… Так надо… Так просто надо… В этой нашей игре на двоих…       

***

      Он — обычный человек, сделаный из камня, заставляющий меня, истинного оборотня — сильного, агрессивного, смертельно-опасного — превращаться в глупого, неуклюжего щенка, заискивающе смотрящего ласковому, но строгому хозяину в его бездонные глаза.       Это было в нас всегда. В нём и во мне. Я искал опору в жизни. Он искал того, кто будет достоин его поддержки. И вот они мы… Господин профессор и его волчонок…       

***

      Я ласкаю его рукой… А он смотрит мне в лицо… Он наслаждается… Не знаю, чем сильнее: моими прикосновениями или моим нетерпением… Я очень хочу попробовать его на вкус… Но… Чертова школа! — …Сэр, могу я… Могу я задать Вам вопрос?.. — Да, малыш…       Он протягивает ко мне свою всегда прохладную руку и кладёт на щёку… Проводит большим пальцем по губам… — Сэр… Почему мы ещё здесь? Ведь… ведь…       Он смеётся своим бархатным смехом, как будто шепчет… — Мой волчонок переживает, что не сможет насладиться своей наградой? — Да, сэр… — Напрасно, мой хороший… Нагнись…       Я нагибаюсь ещё ниже, бёдра трясутся, ногу сводит, но я стараюсь не показать вида, напрягаю мышцу, сдерживая судорогу… А он обхватывает снизу мой подбородок, заставляя поднять голову, смотреть вперёд, стоять в максимально неудобной позе, натянув ещё и мышцы шеи до предела… — Вот так, мой послушный волчонок…       Шепчет он, а я прикрываю веки… Но тут же слышу: — Не закрывай свои прекрасные глазки… Я должен знать, что ты видишь меня…       Он смотрит мне в лицо, а потом скользит взглядом вверх… и что-то алчное мелькает в его глазах… И я понимаю, в какой позе стою, и что именно он видит: полушария моей голой задницы, возвышающиеся у меня над головой… И как бы неудобно я ни стоял — тянусь, стараюсь прогнуться ещё, ещё оттопырить зад… Напрашиваюсь! Соблазняю! Намекаю! Маню!       И опять он с лёгкостью разгадывает мой маневр и смеётся… ласкает мехом оголённые нервы… — Всё будет, малыш… Сегодня. Обещаю.       Шепчет: — Открой ротик…       Приоткрываю рот насколько это возможно в такой позе… Он кладёт мне на язык два своих пальца, и из меня вырывается облегчённый стон… Опять это жадное, опасное мелькает в его зрачках, а я втягиваю в себя его пальцы… горько-солёные от пота и зелий… То, чего не было во снах. Вкус! То, чего он ни разу до этого не дал мне почувствовать…       Ревность разгорается во мне мгновенно! Я шокирован пониманием, что всю ту неделю, которую мы жили вместе, он сдерживался! Он вёл себя со мной так, как со всеми предыдущими, что были до меня! И только сегодня! Только в рамках наших новых правил он позволил себе быть собой! Показать, что ему нравится, что ему хочется… — М-могу я спросить Вас, сэр?       С некоторой даже злостью в голосе спрашиваю я, воспользовавшись тем, что он освободил мой рот на мгновение, размазывая слюну мне же по губам. — Мой болтливый малыш всё никак не может занять свой ротик достойным его делом… Спрашивай…       Незачем уточнять, что я хочу услышать только правду. В рамках наших правил лжи места нет. Поэтому, как бы глупо и неуместно ни звучал этот вопрос, я ломлюсь, как слон через кусты: — Сэр… Сколько партнёров у Вас было до меня?       Он смотрит пытливо, и мне кажется, что я читаю его мысли:       «Ну как девчонка, ей богу! Ты ещё губы надуй, ревнивец мохнолапый».       Но на самом деле он вздыхает и начинает нежно поглаживать меня по горлу своей прохладной ладонью. Стоит отметить, абсурдна ситуация ещё и тем, что я по-прежнему стою перед ним в самой неудобной позе на свете, а он так и любуется — и даже сейчас! — моей жопой.       Блядь, красавец! Ты не поздно спохватился? Отелло недоделанный! — Сколько бы их ни было, мой глупенький ревнивый волчонок, до нашей сегодняшней отметки я ни с кем не доходил. Не собирался изначально и даже под влиянием момента ни разу не захотел. Такого меня… то есть просто меня… Меня видел и видеть будешь только ты.       Моя внутренняя девчонка ликует:       Да! Да! Да-да-да! Он только мой! Только мой! Только я! Господи, спасибо тебе!       Тут же хочется расслабиться, перемяться с ноги на ногу. Не для удобства — какое там! я и ног-то уже давно не чувствую толком — чтобы привлечь его внимание. Да вроде как и стоять стало легче… Наверное это рухнул горой с плеч мой страх проиграть в сравнении с кем-нибудь более… умелым, искусным, кто был до… До меня, до нас… Но их нет, и мне так легко!.. — Я смотрю, мой малыш заскучал, раз в голову всякая ерунда полезла? — Нет, сэр…       Его пальцы поглаживают моё напряжённое горло, ловя вибрации голоса… — Это хорошо… Можешь встать на колени…       Ооо, какое счастье! Спасибо, мой добрый профессор!       Я, наверное, и так скоро упал бы, мой предел выносливости достигнут. С трудом опускаюсь на колени между его раздвинутых ног… — Ротик шире…       Он надавливает мне на нижнюю губу большим пальцем, и я захватываю его ртом и принимаюсь старательно посасывать, проходясь языком по подушечке. Я прекрасно помню, какие у моего профессора чувствительные пальцы, и я стараюсь доставить ему всё удовольствие, какое только могу. Вскоре этот палец сменил указательный… средний… оба сразу… Я стараюсь до втянутых щёк… надеваюсь ртом до самого горла… давлюсь, но сдерживаюсь…       Два пальца уже заменили три… Слюна капает с подбородка на брюки Северуса, но его это, кажется, совсем не волнует. Он только выпрямляется и пододвигается к самому краю сиденья… Кладёт другую руку мне на затылок и перебирает волосы, время от времени сжимая в кулаке и регулируя скорость движений.       И вдруг он вздёргивает меня за волосы: — Высуни язычок…       Ооо… это точно как в том сне       Мне кажется, я сейчас кончу от одной властности его жеста и откровенности просьбы… Конечно я стараюсь! Высовываю язык, преданно глядя ему в глаза, дышу ртом шумно, часто…       Если я хоть что-нибудь в нём понял верно, то его «мой волчонок» неспроста…       И таки да!       Я молодец!       Моему профессору хватает пары движений собственного кулака по члену и одного широкого мазка моего языка по его ладони, которой он прикрывает мой по-прежнему открытый рот, защищая его от случайных капель своей спермы… Он низко стонет… Я повторно мокро лижу ему ладонь… и ещё разок… Он вздрагивает и закусывает губу…       

***

— Вставай, мой хороший…       Ой, профессор… смогу ли?       Я с трудом разгибаю затёкшую поясницу. Ноги трясутся ещё сильнее, но уже не от возбуждения, а от усталости…       …а ещё на восьмой этаж подниматься…       Как ни странно, но нет ни зависти к получившему разрядку Севу, ни желания заняться собой… Я опустошён тем эмоциональным стриптизом, что заставил меня сейчас устроить «мой профессор, сэр». И процесс раздевания здесь отнюдь не самое сложное, что мне пришлось совершить. — Малыш…       Ах, профессор… игра ещё не кончена?.. — Да, профессор, сэр? — Жди здесь. Можешь присесть, но не трогай себя…       Что там трогать-то?..       Я смотрю на себя и с удивлением обнаруживаю ничуть не ослабевшую эрекцию. Я искренне удивлён! Я даже не думал о себе…       А он уходит. Ширинка нараспашку, помятая торчащая рубаха… Ничуть не стесняясь! Совсем не тот строгий, «застёгнутый» профессор, который даже из ванной выходил в пижаме и халате, что снимал уже сидя на кровати, чуть ли не под одеялом…       Я, честно не прикасаясь к себе, присаживаюсь в нагретое кресло, давая отдых ногам, и ощущения тепла его тела на обивке мне хватает для поддержания возбуждения всё на том же уровне.       Я жду…       

***

      Вернулся Сев переодетый, по крайней мере брюки на нём точно другие.       Шёлковые? Жирный приглушённый блеск… Странно… — Займёмся тобой, мой послушный волчонок… Встань…       Встать я смог… но и только… С большим трудом удалось мне сдержать кряхтение. Естественно, это не укрылось от недреманного ока моего профессора. — Малыш, что-то не так? — Нет, с-сэр… — Я думал, ты понял правила…       Правила! Правила… мы говорим правду… — Я устал, сэр. Мне кажется, что… я как будто пережил Ваш оргазм как свой… Я… да, я устал… сэр. — …хорошо… — Что именно, сэр?.. — Хорошо, что пережил мой оргазм как свой. Ты подобрал очень правильное сравнение. Иди ко мне, мой волчонок…       …       Мы стояли посреди комнаты и целовались. Просто целовались. Блуждали руками по телам друг друга. В основном, конечно, он. Я просто зарывался пальцами в его волосы… Такие гладкие, текучие… Он гладил меня по спине, успокаивал, собирал обратно из кусочков…       Когда же его пальцы добрались до моих сосков, я понял, что вполне себе отдохнул! Отстранившись, я, слегка задыхаясь, собрался сообщить: — …сэр… я… — Я вижу, малыш… — …что мне делать? Профессор, сэр… — Ты уверен, что готов? Мне показалось, ты испугался… — Не то чтобы… Просто со мной такое впервые, сэр… — Так и должно быть, малыш… Когда люди… кхм… Когда друг друга любят, чужое удовольствие всегда важнее своего… отдавать приятнее, чем брать… Часто — в погоне за удовлетворением собственных нужд — мы не заботимся о самом близком человеке…       Он поцеловал меня так нежно… Я прикрыл глаза, наслаждаясь этой нежностью, впитывая в себя… Его губы коснулись моих век едва-едва… Прикосновение как тёплый ветерок… У меня перехватило дыхание… С трудом протолкнув внутрь ком в горле, я прошептал: — Я готов…       

***

      Приказы посыпались один за другим: — Встань коленям на кресло… Прогнись… Руки на спинку… Голову на руки… Прогнись… ещё… ноги шире… Молодец, мой послушный волчонок… Мой малыш… самый лучший… Ничего не бойся. — Я не боюсь… сэр… — Тогда не забудь об этом!       Звонкий шлепок обжёг ягодицу. Я втянул воздух сквозь зубы. Больно не было, было неожиданно. Тут мне прилетело и по другой ягодице… Я не видел, что делал сзади мой профессор, но мне было абсолютно не стыдно стоять в максимально смущающей позе. Я, наоборот, прогнулся ещё сильнее, аж сустав где-то хрустнул. Сзади раздался одобрительный хмык, и я был вознаграждён нежным поглаживанием. По одной ягодице… по другой… Прохладной рукой по горящей коже… И опять шлепок… и ещё один! И опять ласка прохладных рук…       Шлепков через десять я понял, что отдохнул я просто прекрасно и уже готов к новым подвигам на ниве обретения навыков полноценной половой жизни. Но тут прохладные пальцы скользнули с ягодицы в расселинку и прошлись снизу доверху. Нащупали копчик… Поднялись по позвоночнику вверх… Задница горела огнём, тем контрастнее и ярче ощущал я руки и пальцы моего профессора… Он грубовато приласкал мне мошонку, сжал, а я застонал, подставляясь.       Теперь он нежно перебирал мои яички, сжимал то одно, то другое; а другая рука скользила по ягодицам, как бы случайно срываясь и проходясь по входу в моё тело… И всё чаще и чаще его пальцы оказывались именно там…       Вдруг я ощутил на ягодице влажное касание… И ветерок его дыхания… Мокрый след на горящей коже принёс острое наслаждение. Тут же захотелось большего. Я понял, что член мой уже давно требует к себе внимания…       Но правила… — С-сэр… я могу…       Ох, как смущающе всё же… — …я могу прикоснуться к себе? Сэр… — Нет, малыш… Но ты можешь попросить меня… Чего бы тебе сейчас хотелось? Или ты хочешь получить мой сюрприз?       Ах, да! Сюрприз… за ним-то мы сюда и шли… Боже, как будто год прошел с тех пор! Ну что ж, не попробуешь — не узнаешь… Поздно краснеть… — Сюрприз, сэр… — Чудесссно!..       Промурлыкал профессор…       Я почувствовал какой-то холодок и покалывание внутри и дёрнулся от неожиданности. — Чшш! Не бойся! Это очищающие чары… — Очищщ… А! — Уху, малыш… они самые… Ты готов? — …наверное, сэр…       Не знаю, был ли я готов, но когда чужой язык коснулся моего ануса… вся моя подготовка полетела к херам! Я выл и скулил… Я царапал и грыз спинку кресла и свои руки, в попытках заглушить собственные вопли. Я просил ещё, я молил его не останавливаться. Я совершенно не стеснялся подмахивать его движениям!       Я ни разу не вспомнил о том, о чём рассуждал сам с собой: что в моём теле КАЖДАЯ мышца сильнее человеческой, и — силой рефлекторного сжатия сфинктера — я вполне мог бы сломать ему пальцы.       Если б я его сжимал! Ха! Да я только раскрывался ему навстречу!       Я даже не заметил, как, проникнув вглубь меня языком, он постепенно заменил язык пальцем, двумя… Теперь я извивался на трёх его пальцах, которыми он регулярно касался во мне чего-то такого… такого… что дарило ощущения приятные и острые…       Я понял, что ещё пара движений, и я кончу… И вот тут действительно испугался… — Се… проф-фессор… я… — Тебе слишком сильно запали в душу его слова, малыш…       Он явно нахмурился, но продолжал меня ласкать снаружи, очевидно обратив внимание на то, что я зажался… Во всех смыслах. — Малыш, не надо так! Я же сказал: не бойся! Не заставляй меня повторять!       Уже сильный и болезненный шлепок обжёг мою разнежившуюся пятую точку… Был бы хвост — я бы сейчас скулил, зажав его между ног, прикрыв пострадавшее местечко.       Злой Северус, злой! — Что за фокусы? Говори! Быстро… — Я боюсь сломать те… Вам пальцы! — Мне?.. Паль… Ааа! Жопой, что ли? А-ха-ха!!!       Он заливисто хохотал, а я не мог как следует насладиться его смехом, который ещё так мало раз слышал. Мне было… стрёмно. И стыдновато… и страшновато… и обидно малость…       Вот чего ржёт, спрашивается? Я ж о нём забочусь!       Просмеявшись, он чмокнул меня в горячую половинку, и не успел я морально подготовиться, как опять его прохладные губы прильнули к моей дырочке… И всё пошло на второй раз…       Ну и кто я такой, чтобы жаловаться, что мне настырно продолжают делать обалденный римминг? Так уж и быть! Потерплю! Уговорил, чертяка!       По комнате поплыл приятный свежий аромат алоэ. Что-то звякнуло стеклянно, и я почувствовал на своём члене руку профессора… Скольжение и прохлада приносили заметное облегчение измученному то подступающим, то откатывающимся — интересно, по чьей вине? — оргазмом… Что-то проскользнуло в меня…       …его пальцы в смазке…       Я попробовал чуть сжаться, чтобы он понял, чего я боюсь, но… Сжаться получилось совсем не так сильно, как я рассчитывал!.. — Не зажимайся! Успокойся, я же сказал… — Не надо!.. сэр… Не надо, прошу! Повторять не надо… и шлёпать… я всё понял!       Совсем не хочется мне сменить юркий язычок и длинные умелые пальцы на очередной шлепок по уже разнеженному, растянутому отверстию… — Простите… сэр… — Ох, малыш… расслабься наконец! Не будь эгоистом! — …в… в каком смысле?.. сэр… — Ты прочувствовал моё удовольствие, но отказываешь мне в этом же. Не даёшь разделить с тобой миг твоего наслаждения…       Ох уж эта мне вывернутая логика… Хотя непонятно ещё, чья более вывернутая: у него, просящего меня кончить и тем доставить ему удовольствие, или у меня, заставляющего уже третий раз меня уговаривать.       Его руки вернулись на место… — Давай, мой послушный волчонок, покажи мне, как тебе хорошо… Тебе ведь хорошо? —…дааа…       К рукам присоединился язык и губы… И понеслось… Я буквально плавился под почему-то ставшими почти обжигающими проникновениями в моё тело… И когда какой-то приятно-прохладный предмет — буквально за миг до оргазма — проник в меня, я воспринял это как облегчение… Меня накрыло и унесло…       

***

      Очнулся я в том же кресле, навалившись грудью на истерзанную спинку… — Я потом покажу тебе воспоминание…       Прошептал мне в ухо мой профессор. — Ты такой забавный, Гарри… У тебя в волосах шерсть…       Гарри… если я хоть что-то понимаю в… ну в некоторых ролевых играх, то моё имя — это, своего рода, финальный штрих, точка. Сигнал, что сессия завершена. Мы снова Гарольд Тодд и Северус Снейп. Ну что ж, жалеть о расставании не буду, подозреваю, встречаться будем часто. Очень часто. — Откуда шерсть?.. Моя?..       Пробормотал я с трудом. — Нееет… От кресла… — А у кресла откуда шерсть? Оно ж кожаное…       И я смачно зевнул.       Стоит отметить, что говорил я это, всё так же валяясь в кресле: задом наперёд; умостив отяжелевшую, приятно пульсирующую от шлепков и оргазма задницу, на поджатые, согнутые ноги; положив на спинку руки, а на них голову… Глаза закрыты. Язык еле ворочается. Непрестанная зевота…       Красавец! Что называется — «Умотали Сивку крутые горки»… Ну или по-современному — «заебался». — Болван… Шерсть внутри. — У кого? — У кресла! — Зачем? — Ой, отстань, неуч! Кресла раньше люди… ну а маги и сейчас конским волосом набивали! Упруго. Гигиенично. А больше он ни на что и не нужен почти. Вот ты и сидишь с клочьями в волосах, кресло-то ты моё сгрыз! — Ааа… пнятно…       Я опять зевнул, глаза открыть совсем не получалось, хотя бы чтоб оценить ущерб креслу. — Ты сгрыз моё любимое кресло, ты слышишь? — Угу… неудобно вышло… я починю… потом… — А я пошучу. Сейчас. Вышло, может, и неудобно, зато вошло хорошо. — Ааа… Смешно пошутил… ха… — Тебя чего это так накрыло-то? С одного раза? — Ну… пчти с трёх… — Ты там, смотри, пузом не прилипни… — Каким пузом? Тоже у кресла? — Твоим, Гарри! — Откуда у меня пузо? — А у кресла откуда? — Не знаааю… Ну ты, Сев, и вопросы задаёшь… Откуда пузо у кресла… Мне-то откуда знать? Оттуда же, откуда и шерсть… Наверное…       Такая длинная тирада вымотала меня неимоверно. Хотелось только спать… — Ооо! За что мне это?! Чудо-любовник! Беспробудный сон после первого в жизни анального оргазма! — Чудо… Чудо-вафли были, помню… Любила их… — Что?! — Не шуми, Сев… — Тимми! — Хто?.. — Тимми, у меня сегодня закончилось бодрящее зелье. Новая партия — в котле, в лаборатории. Флаконы — рядом с котлом. Налей три флакона и принеси мне.       

***

      Проснулся я уже тогда, когда мне в рот вливали горько-кислое, пахнущее лаймом зелье. — Очухался? — Дааа…       Я с наслаждением потянулся, отметив приятную вялость мышц и полное отсутствие какого-либо дискомфорта в натруженных бёдрах и многое пережившей заднице. Кстати, в заднице было что-то… Что-то там явно было! Это что-то дарило странные, но приятные ощущения… Напоминало о недавно пережитом огромном удовольствии и заставляло мечтать о продолжении…       Похоже, всё прошло хорошо… Более чем хорошо! И я не навредил Северусу. Отлично! — А что это было? Спасибо, кстати, что разбудил… Что за зелье? — По новому рецепту. Специально для тебя. Со зверобоем. — Шутишь опять? — Да где уж! — А почему я заснул? Я же раньше после оргазма бодр и весел был. — Потому, что нехуй было прислушиваться к бредням старого идиота! — Я Дамблдора никогда и не воспринимал всерьёз! Вот ещё! — Да не этого идиота! Красноглазого! — Волди, что ли? Чего это ты про него вспомнил? — Ооо! Ты меня с ума сведёшь!!! Адама! Идиота Адама МакДугана! — А! Ты про этого… А кстати, хорошо звучит: Идиот Адам МакДуган. Почти как имя. Или лучше — Адам Идиот МакДуган. Тоже зашибись, правда? — Гарри… Я не понимаю, что с тобой? — А что со мной? По-моему, всё хорошо… Мешается только что-то… Ну… в ж… в попе… Что там? Ты там ничего не забыл случайно? Знаешь, у магглов есть много анекдотов про их хирургов: пациента зашили, а внутри зажим забыли… Ну не в том смысле, что ты мог там… палец, например, забыть… — Гарри! Пожалуйста! Остановись! Перестань шутить, я нервничаю. Я не понимаю, что с тобой? Это аллергия на зелье? — Хорошо-хорошо, не нервничай! Я молчу… Я шутил. Правда шутил. Вот, садись…       Я восстановил изрядно покоцанное кресло и усадил в него Северуса. Сам уселся на ковёр перед ним, устроился поудобнее — как был, в рубахе нараспашку, с голым задом — и обнял его ноги. Он тут же запустил мне пальцы в волосы, притягивая голову себе на колени. — Нет у меня никакой аллергии, не переживай. Просто… просто настроение очень хорошее… Спасибо тебе… Это же ты ещё и смазку какую-то специальную сделал, да? — Фух! Ты меня в гроб вгонишь! — Не надо в гроб! В гробу пусть Идиот МакДуган спит, он Дракула — ему привычно. А мы сегодня будем у меня спать… И не только спать… Да, моя любовь? — Вот теперь ты пришёл в себя, я вижу. Объясняю по пунктам. Смазку я сделал, да. Она с расслабляющим эффектом. И с аконитом. Чтобы твой волк не возмущался, что он в подчинённом положении. Иначе ничего не получилось бы у нас. — Сееев… ты у меня такой умный! — Да уж! Не переживай, Гарри! А я вижу, что ты весь испереживался!.. — Н-да?.. По поводу? — По поводу того — не навредит ли аконит истинному оборотню! — А… ну да… не навредит же? Я уверен, Сев, не навредит! — Откуда, блядь, у тебя такая уверенность??? — Так просто всё! Ты не стал бы его тогда в моё зелье добавлять! Всё же просто! — Ах, ну да… Конечно! Как я мог забыть! У тебя же так всё просто! — Сев! Северус! Теперь ты успокойся! Ты перенервничал за меня, я это вижу. Всё хорошо, душа моя, всё — лучше не бывает! Давай успокоимся. — …да… ты прав… извини… Давай успокаиваться. Так вот. Чтобы твой зверь не возмущался, что не ты сегодня ведёшь, я его чуть успокоил… Но так как тебя-человека тоже надо было, видимо, успокоить, чтобы ты не думал о словах всяких старых, красноглазых идиотов, что твой волк навредит партнёру-человеку… — Вот и неправда! Я никогда не думал, что мой волк тебе навредит! — Ах, дааа! Ты же думал, что твоя супер задница может мне пальцы сломать! Ну ты не волк! Ты… — Ой всё! Хватит! Мне стыдно! — Нет-нет! Дай мне насладиться! — Теперь-то чем? — Местью, Гарррии! Мелочной местью. А ещё тем, что мне достался не волк! А павлин! — Неее, павлин у нас Люциус! — Ты! Ты у меня самовлюблённый павлин, считающий себя способным на невиданные подвиги! Даже своей жопой! — Перестань! Перестань, пожалуйста! Мне очень-очень стыдно! Ты меня весь день смущаешь сегодня! — Какой «день»? Полтора часа прошло всего! — А вот мне показалось, что — как минимум! — часов пять! — Ох, Гарри… Какой ты глупый… — Ну почему сразу глупый-то? Я же сильнее человека? Сильнее. А… там же тоже мышцы… ну в… там, короче. — В жопе. — Да, блядь, профессор, в жопе! Доволен?! — Очень! — Я сейчас просто обижусь! — Ой, нет-нет-нет, девочка моя, что ты! Иди сюда, злой профессор так больше не будет! — Сев! Я реально сейчас расплачусь! Это всё как-то слишком… — Это эмоциональный откат, малыш… Нас, похоже, куда как сильно зацепило произошедшее. Прости. Давай серьёзно всё обговорим. Я не буду больше над тобой шутить. Но это была ещё одна моя месть. Чтобы ты почувствовал, каково мне от твоих смущающих шуточек. Всё-всё, мой хороший, больше не буду. Слушай дальше. Наши ласки слишком затянулись, и смазки я использовал многовато. И да, ты, очевидно, прав, твой волк совершенно не был против, поэтому такая большая порция смазки… то есть аконита в смазке, его усыпила, а не просто успокоила. — Понятно… А вот то кисленькое, это что было? — А пробудил я тебя ещё одним специальным зельем. Сварил на пробу, тоже из той, подаренной тобой, книги. Восстанавливающее, специально для истинных оборотней, с кровью дракона. Чтоб ты не заливался своими кое-как сваренными. Тем более, контролёра теперь нет над тобой. — Спасибо… Ты такой заботливый!.. — Угу… на здоровье… — Да, я уверен, мой волк тебе сам бы дал! — Как бы это он сделал без тебя? — Ну а как он это по утрам делал? Я сплю, а он… — Может, как-нибудь попозже. Пока с тобой бы разобраться… — А-а-а! Вот видишь! Видишь! — Что я должен видеть? — Ты тоже уверен, что он тебе дал бы! Ты же у меня такой… такой… — Да-да, я помню. «Такой властный, такой страстный…» — Да! И не красней! — Кто краснеет? — Ты краснеешь! — Чё ты гонишь?! — Ооо! Обожаю!!! Ещё так скажи? — Да ну тебя! — Милаха моя! — Девчонка! — Да! И этим горжусь! — Мы же только что договорились не шутить. Давай успокоимся. А то мы так до вечера с нервным срывом оба сляжем. — Да, ты прав. А расскажи мне, как Идиота МакДугана отравил? — Я… Коротко если, то я заставил его вдохнуть яд василиска, распылённый в воздухе. — Это, любовь моя, чересчур коротко. Извини за откровенность, но не понятно нихуя. — Эх! Я надеялся, ты отстанешь… — Я не совсем понимаю, почему ты на это надеялся… там какой-то профессиональный секрет, что ли? — Гарри… У меня нет и не будет от тебя секретов… Просто… Фух! Просто мне стыдно тебе признаваться, что я сознательно его отравил. — Но он же напал на меня… на твоего любимого! — Да, но… Но я не поэтому его хотел отравить. — Ну… тебе виднее. — В каком смысле? — Ну ты опытнее в вопросе отравлений, ты — зельевар, ты — шпион… А врагов у нас много, всех не сразу и узнаешь, и убить их не так-то просто… Превентивная мера, так сказать. Тем более — смотри, как удачно получилось — ты его притравил слегка, а он нам: и клятву для всех учеников сразу; и ритуалы кровные, на все случаи жизни. Выгодная же сделка! — Я считал, ты будешь… несколько раздосадован тем, что я влез в твои разборки… — Ну я сам бы точно его не победил! Скорее всего, ещё пара ударов — и он бы меня убил. Так что твоё вмешательство, определённо, спасло мне жизнь. — Эээ… Я рад, что помог; рад, что ты полагаешься на меня в вопросе опыта и помощи, но… Я не поэтому собирался его отравить. — Ещё есть причина? — Есть. Ты. Я ревновал. — Ах ты мой Отелло! Как я тебя понимаю! Я бы тоже всех твоих бывших перетравил! Давай? Ты моего чисто гипотетического уже отравил, а я твоих бывших, хоть и не по-настоящему бывших… ну в смысле, бывших по-настоящему, а… ну то есть… — Я понял! Остановись! Не надо никого травить. — Тебе их жалко? Я сейчас ещё больше заревную. — Уймись! Они уже, по большей части, сами поперемёрли. Война же была… А остальные не помнят ничего. — Как так? Тебя невозможно забыть! — Мерлин мой! Ну включай башку хоть иногда! Спасибо за комплемент, конечно, но я им при расставании память стирал! — Ааа! Точно! Ты ж у меня специалист широкого профиля! — Нормальный у меня профиль, чего ты? — Ой, не могу! Вот видишь, как нам друг с другом весело! Это выражение такое русское. — Понятно. Заканчивай выражаться, мне обидно. — Боже, я щас кончусь от смеха! Ха-хах!!! Ой, не могу! Имеется в виду, что ты и зельевар, и менталист, и боевик, а ещё шпион и медик неплохой… Учитель из тебя хуёвенький, уж извини. — Понятно. Ну, что сказать… Не бывает совершенства в этом мире! Зато ты учитель от бога, как говорится. — Да? Я тоже так думаю! — И скромный ты у меня! — А ещё я красивый, да, Сев? — О дааа… — Ты меня и полюбил-то за красоту да за скромность… — О дааа!!! Тебя попробуй не полюби! — Полюбил, да? — Мне рассказывать тебе о том, как я отравил Идиота твоего? Или мы о любви поговорим? — Рассказывай! О любви позже поговорим! А вообще, Сев, что касается твоего желания кого-нибудь травануть или убить, то считай, что у тебя есть моё разрешение на всю жизнь вперёд. И прощение сразу. — И почему? Поясни. — Северус, это же очевидно. Как я и говорил — опыт. Раз ты считаешь нужным отравить кого-то, значит, он или она опасны, и от них лучше избавиться сразу, чтобы позднее проблем не было. Почему я должен тебя останавливать или осуждать? — Но я же хотел Идиота отравить не потому, что он сильнее тебя… — Угроза для наших отношений тоже считается. Как ты, наверное, уже понял, я в этом полный профан. Я вообще не замечаю, когда кто-то проявляет ко мне интерес. Как-то так… А на будущее, если появится нужда от кого-то избавиться, лучше предупреждай меня. Вместе проще замести следы… — Н-да?.. Ну, считай, договорились… — Ну и заебись! — Тогда давай собираться за шкафом. Как ты себя чувствуешь? — Всё хорошо. — А… А! Я ж ещё кое про что забыл сказать! — Да я уже понял. Ты мне пробку подарил? — Ну… можно и так сказать… Подарил… Интересная трактовка… — Ну не дал же поносить! Хотя… Сев, а как ты её из меня доставать будешь? — Там шарик на кончике есть такой… потяну и всё. — А я его не ощущаю… Где? Покажи. — Так и задумано, чтоб он не мешал. Дай руку. Вот… Нащупал? — Агааа… Нащупал… Но когда сижу — не ощущаю. — У тебя жопа накачанная, мясистая. Вот была бы неспортивная, плоская и дряблая, всё ощутил бы! — Вот я сейчас про жопу не понял, это комплимент был, или ты меня толстым обозвал? — Ой всё! Заткнись, Поттер! — Я уже почти не Поттер. — И… и… этот! Как там тебя?! Тодд! Тоже заткнись, короче! Мы так точно никуда не дойдём! — Хорошо-хорошо! Я буду носить её молча! — Ррррр! — Ой, смотри, Сев, что это?       Если я хоть что-то в нём понял правильно, то… То сейчас может получиться очень здоровская штука!       Пока он тормозил и разворачивался ко мне лицом — потому что уже успел долететь почти до выхода из гостиной — я наложил на себя иллюзию торчащих их волос волчих ушей и, нащупав ещё разок тот самый шарик, протянул от него иллюзорный волчий хвост.       Да сегодня просто день меховых фетишей! Одному — полёвку, другому — волчий хвост… Ну как там? Впечатлил я любимого?       Как раз когда Северус оттормозился и обернулся, я, уже во всеоружии, игриво повёл бёдрами и развернулся к нему боком… Он застыл памятником самому себе, явно даже не предполагая подобного. — Определённо, от этой пробки есть толк…       Я довольно оскалился, наблюдая чужой взгляд, что — как примагниченный — следовал за виляющим туда-сюда кончиком хвоста.       Ага… Я запомню… А если так?       Я плавно опустился на корточки, оперся на руки, и перенёс на них вес тела. Разогнул, вставая на колено, поочерёдно ноги… Всё это делалось, стоя к Северусу боком и не отрывая взгляда от его лица… А он стоял и даже, мне казалось, не дышал. Не моргал так уж точно. Сжал кулаки, закаменел лицом.       Дальше пошла голая провокация…       Не представляю, во что это могло бы вылиться, если бы не железный самоконтроль моего ворона, и не находись мы в школе…       Я начал медленно сгибать руки в локтях… Мой зад поднимался всё выше… Рубашка, приподнятая хвостом, соскользнула по спине к подмышкам, оголяя зад и поясницу… Хвостик приподнялся над ягодицами у самого основания, как бы давая доступ к сокровенным местечкам тела… Я отвёл его в сторону… Ушками я тоже «шевелить» не забывал… Было, честно говоря, не так-то и просто контролировать три независимые иллюзии, да ещё не абы как, а красиво, эротично, а главное — естественно для волков. — Сев…       Прошептал я, застывая в нижней точке, улёгшись грудью на ковёр и прижавшись к нему щекой. Встряхнул пару раз ушком, как будто бы оно зачесалось от волос. Облизнул широко верхнюю губу… И шёпотом же и продолжил: — Любовь моя, спасибо за сюрприз… мне понравилось… А тебе? Нравится?..       Он ожёг меня таким взглядом, что… Ух! Мне казалось раньше, таких огромных зрачков у людей не может быть. А потом он просто молча развернулся и направился на выход из комнаты, будто бы враз всё позабыв. Но то, как горели от смущения его уши, было видно довольному мне. Если раньше я ещё как-то переживал, стеснялся, то теперь тревоги ушли, оставив только азарт и предвкушение. Если бы мы не были всё ещё в школе, то я бы сейчас сам оседлал его…       

***

      Но очередная месть зельевара не заставила себя ждать. — Тимми. — Ёпта!       Только и успел вякнуть я…       Перед нами появился молодой эльф, с большими серыми глазами и рваным ухом. Поклонившись Северусу, он молча застыл в ожидании приказа. — Тимми, мне надо будет перенести сюда исчезательный шкаф. Он сейчас в Выручай-комнате. Если я позову тебя оттуда, ты сможешь в неё попасть?       Эльф кивнул. — Спасибо, Тимми. Я скоро тебя позову.       Домовик исчез, а Северус повернулся ко мне… Молча стоял, как тот Тимми, и улыбаясь смотрел на меня. А я на него… — В подмышках не жмёт?       Ехидно спросил он у меня. Я помотал головой и, высунув язык, тяжело задышал. — Ты хочешь сказать, тебе жарко?       Я завилял хвостом. Настоящим.       Вот только перед домовиками я кверху жопой не стоял голышом! Кстати, «месть зельевара» — неплохое названьице для чего-нибудь…       Конечно, я перекинулся! А иначе позору бы было! И теперь перед Северусом сидел уже не человек, а большущий волк… по-прежнему в белой рубашке!       Ну чисто глюк похмельный! И кстати, с анальной пробкой… Волк. Н-да… Это какой-то сюр!       Хорошо хоть у меня-человека запястья мощные, а у волка лапы потоньше. Так лапы в манжеты проскользнули, и нет проблем, а иначе — прощай ещё одна рубашка-артефакт. — Давай. Возвращайся. Я жду. Нам пора. — Ух! Всё-таки, Сев, ты — поросёнок! А если б я рубашку порвал? Один оргазм — одна рубашка… В принципе, недорого… Ну если с тобой. — Тебе мало было? Мне позвать ещё и Симу? — А кто это? — Одевайся. — Бегу-бегу! — Не забудь хвост в брюки спрятать. — Хвост? — Пошутил я! Он исчез, когда ты перекинулся. Но уши ты действительно забыл убрать. — Правда, что ли? А что ж я, когда волком стал, то с четырьмя ушами был, что ли? — Нет. Они с твоими идеально совпали. Просто рябили и расплывались чуть. — Прикольно! — Прикольно-прикольно, одевайся, я сказал! — Не кричи на меня! — Я тебя сейчас ещё и отшлёпаю! Хочешь? — А ты не хочешь мне пробку проверить? Всё-таки я перекинулся. Мало ли, сдвинулась куда… Не? Не желаешь удостовериться, что всё в порядке? Рассмотреть поближе? Шарик тот ещё разок нащупать… Ммм?       Он аж зашипел на меня, розовея щеками: — Сссам поправь, провокатор! Ну я тебе устрою вечером!       Ох, да. Он устроит! Но… оно того стоит! И его румянец, и программа на вечер… — Понял. Буду ждать. А Сима это кто? — Какая Сима?.. А, да!.. Сима — это молодая домовушка, вместе с которой Тимми выгнал хозяин. Они так и пришли вдвоём в Хогвартс. — Он спокойный такой… — Будешь тут спокойным. — Нет, ну правда, он всё время молчит. — Так языка-то нет, вот и молчит. Прошлый хозяин вырезал, чтобы не слышать глупой эльфийской болтовни. Что ты так на меня смотришь? Мне его тоже жалко. Уходить буду — заберу с собой. — Хорошо. А я Симу заберу. Когда Кричер вместе с Милин вернётся к Блэкам, мне понадобится помощник. Я и так думал себе эльфа взять из общины. Тебе явно Тимми пришёлся по душе. Будет хорошо, если мы не станем их разлучать, не думаешь? — Ты считаешь, они пара? — Не знаю, но даже так мне всё равно нужен помощник. — Спросим потом у них. Одевайся, мать твою, Гарри!       

***

      Наконец, насмеявшись вдоволь, я — чуть повиливая задом, специально беся Северуса намёками на прячущийся в моём теле предмет — гордо продефилировал на выход. К двери.       Как будто не со мной было… Интересный эффект у этой игры… Если так это можно назвать. Хотя, скорее, уж часть жизни. Отдельная. Только для двоих. — Надевай очки, и пойдём. — Сев, а можно сейчас наложить чары отвлечения внимания? Или попросить замок нас скрыть? — Не сразу. Помнишь? Один Поттер зашёл, один Поттер вышел. — Но мы так долго были у тебя… — Не так уж и долго. И все и так знают, что ты мне каждый день помогаешь с зельями, а сегодня у меня — эксперимент. Мне просто необходимы были дополнительные и причём не самые неумелые руки. Тем более, ещё не так и поздно. Сейчас быстренько на восьмой этаж, а потом сразу на ужин. И ночью… Милости прошу… — Под покровом тайны я проберусь в покои декана «Слизерина», и вместе мы отправимся в очередное увлекательное путешествие…       Пошутил я и сам же над своей шуткой поржал. Объяснил Северусу очередной киноприкол. Потом мы ещё какое-то время целовались… Потом он напялил на меня очки, выгнал за дверь и, скрывшись под невидимостью, пошёл рядом со мной на восьмой этаж.       По дороге я шепотом обратился к нему: — Сев, так а как ты Идиота МакДугана траванул-то? — Помолчи. Идём в ваш «Клуб», а на повороте к нему бери меня за руку. — Понял!       На повороте к помещениям клуба и библиотеки я цапнул его за прохладную кисть и скрылся из виду всех обитателей Хогвартса. Мы развернулись и неспешно побрели, держась за руки, к Выручай-комнате. Конечно, никакой нужды не было в этом романтическом жесте, но… Почему-то никто из нас не торопился разрывать контакт… Северус только старался не смотреть в мою сторону, очевидно, мой внешний облик не особо способствовал романтике.       Ну и ладно… Успеется ещё…       Я наложил на нас заглушающие чары и спросил: — Так расскажешь, наконец? — Ну, слушай. Как ты и сказал, когда сегодня перечислял мои профессиональные успехи, я неплох в медицине. Это побочное умение любого хорошего зельевара. Это я к тому веду, что зельевар всегда должен понимать, как именно действуют зелья. И в процессе изучения способов воздействия на организм, я постиг простую и очевидную истину: проще всего в наш организм попадает воздух. Мало того, он же и сильнее всего — и быстрее всего! — влияет на организм, потому что мгновенно воспринимается им. Понимаешь, к чему я клоню? — К тому, что… И яд тоже проще всего попадёт в организм с воздухом? — Именно! Проще всего отравить, заставив вдохнуть яд. И в этом случае, яд — с первых же секунд попадания в организм! — начнёт действовать. И что немаловажно, жертва этого не чувствует! То есть продолжает дышать, разносить яд с током крови из лёгких по всему организму и не спохватывается, пока не становится слишком поздно. — Клааасс! А почему не спохватывается? — Потому, что не чувствует. В лёгких нет нервных окончаний. — Клааасс! И как ты заставил вампира вдохнуть яд? А главное — когда? — Эту информацию, про лёгкие и вдыхание зелий, я узнал, ещё учась в школе. Тогда же я стал и экспериментировать над тем, как перевести зелья в нечто близкое по концентрации к туману, водяному пару. В итоге узнал, что не со всеми зельями подобное можно проделать. Некоторые сразу теряют свои свойства. Но! Все однокомпонентные яды… Надеюсь, ты понимаешь, что значит «однокомпонентные»? — Те, в которых один компонент, профессор Снейп. — Именно, Поттер. Пять баллов «Пуффендую». Ой… а, ладно. Заслужил. — Профессор Снейп! Вы мне заплатили за интим? — Тебя что больше возмущает: что заплатил или что всего пять баллов? — Что пахал я, а баллы факультету! Меня это всегда возмущало. — А ты прям вот пахал? Давай, не будем отвлекаться. — Хорошо, давай не будем. — Так вот, все однокомпонентные яды — это природные яды. И если природные ядовитые испарения действуют слишком долго и только в большом количестве, а минеральные яды не перевести в газообразное состояние, то вот яды растительного и животного происхождения очень замечательно обретают форму газа простейшим способом! Распылением из пульверизатора. — Эээ… но ведь… во-первых, я что-то не заметил, чтоб ты Идиоту Адаму МакДугану в рожу из пульверизатора прыскал, а во-вторых… Ну это же яд василиска! Это ж кислота в чистом виде! Он же разъест твой этот пульверизатор к такой-то матери! — По поводу оборудования — всё просто. Я заказал у гоблинов из их зачарованной стали. — Даже не берусь представить, сколько они с тебя за это сдёрнули золота. — Немного. Я просто купил десять садовых пластиковых опрыскивателей в маггловском супермаркете, свинтил пульверизаторы и принёс гоблинам образцы на разбор. В итоге заплатил только за материалы, так как отдал им право на оформление патента на эту простейшую, но полезнейшую вещицу. — Правильно говорят, талантливый человек талантлив во всём. Сев, ты наебал гоблинов! — Я рад, что ты оценил. Так вот. Так у меня появился… смотри… Можешь даже нажать, там простая вода. Так у меня появилось три флакона с распылителями, из зачарованной гоблинской стали. — Красивенький. И маленький… — Расширение объёма. Конкретно этот в объёме — сто миллилитров. Тот, который с ядом, — ещё меньше по внешнему размеру и внутрь помещается пятьдесят миллилитров. Ну и ещё один есть, на литр. Про запас. — Ну хорошо, у тебя есть облачко яда. А как его донести до жертвы? — А это самое сложное! Было. Для меня двадцать лет назад. Я тогда год бился над модификацией чар головного пузыря, стараясь сделать чары, что сворачивали бы в маленький пузырь нужный мне объём насыщенного пара. — Ты — гений! — Ну гений не гений, а додумался. Я разработал заклинание… смотри… Вот. Сначала накладывают это заклинание на… да куда угодно! И в том месте образуется область воздуха, ограниченная магическим полем. Она держит попавший в неё воздух, не давая ему рассеиваться. Смотри. Пшикни туда из пульверизатора. Видишь? Туман в шаре. — Здорово! — Это ещё не всё! Эту область — ещё одним заклинанием — можно сжать вот в такой малюсенький шарик. Держи. И что самое важное, содержимое пузыря при уменьшении размеров не превращается обратно в жидкость! А такой шарик проще-простого отлевитировать в рот крикунам. На «Мародёрах» тренировался. Они понять не могли, как я их травлю. Всю еду проверяли, всю воду! И никто не додумался проверить воздух. — Просто нечто, Сев! И долго держится этот шарик? — Есть заклинание отмены. Когда шарик уже в носу или во рту жертвы, произносишь это заклинание и ждёшь результата. А так шарик держит форму примерно три часа. Достаточно для того, чтобы подгадать момент и где-нибудь, где нет яркого света, отправить шарик в полёт к лицу нужного человека… Или вампира. — Ой! Он мягкий! — Ну да. Это же воздух. Каким ещё он будет, по-твоему? — Но шарик такой маленький… Я почему-то думал, что он будет… ну… Как желатиновая капсула, наверное… — Нет. Иначе его было бы не вдохнуть. — Здорово, Сев! Так ты, что ли, уже с таким шариком в кармане вышел тем вечером на встречу с Основателями? — Ну вот получается, что так. Твой профессор задумал хладнокровное убийство уникальной реликтовой твари. Какое зверство! Не правда ли? — Клааасс! Я тебя прощаю! Я уже говорил и ещё раз повторю. — Ты очень добрый, Гарри… Когда он тебя откинул к стене, я думал — всё… Но это был самый удобный момент. Его внимание было приковано только к тебе, и он не смотрел больше ни на что вокруг. Тогда я и послал шарик к его носу… — Ты просто мастер самообладания. Я сегодня убедился… — Не начинай! И мы уже пришли! — Хорошо… Отвернись. — Зачем это? — Ну, закрой глаза! — Зачем? — Я хочу назвать тебя «душа моя». — О ё… Всё, нах! Вызывай комнату, давай!       

***

      Пройдя три раза туда-сюда вдоль стены и думая о том месте, «где всё спрятано», я наконец увидел появившуюся дверь. Заглянув внутрь, я убедился, что это именно то, нужное нам сейчас помещение. Распахнув дверь шире, снова предложил Северусу пройти первым. На этот раз без шуточек. Будет ещё время. К тому же на сегодня мы уже так нашутились, что действительно чуть до истерики друг друга довели по паре раз. Слишком много эмоциональных потрясений для одного дня. Да и в таких местах, где нет свидетелей, лучше тискаться, нежели шутки шутить.       Мы вошли в громадный зал со сваленными в кучу всевозможными вещами. Я тут же снял очки и спрятал в сумочку. Мне уже и самому было некомфортно находиться рядом с Северусом под личиной.       А он крутил головой во все стороны. Было заметно, что ему страсть как любопытно и хочется тут покопаться, в огромных грудах как полезного, так и абсолютно ненужного хлама. Я усмехнулся, наблюдая за ним со стороны. Как заправский кладоискатель, Северус внимательно осматривал каждую кучку потерянных и выброшенных вещей, и кажется, почти не обращал внимания на меня. Решив не мешать человеку получать удовольствие, я встал в сторонке, не надоедая и не отвлекая, но всё же приглядывая за ним на тот случай, если Диадема была не единственной опасной проклятой вещью здесь. — Каков план дальнейших действий?       Не отвлекаясь от своего занятия, поинтересовался Северус. Я так же буднично ответил ему, словно это что-то обыденное, но сердце ёкнуло в предвкушении: — Лично я собираюсь сразу же после отбоя усыпить однокурсников. Проникнуть под покровом ночи в твои комнаты и затащить тебя к себе домой, а ты?       Северус обернулся ко мне, всмотрелся в моё лицо, а после отвернулся и продолжил своё занятие. Ответил делано-равнодушно: — Позволить тебе под покровом ночи проникнуть в мои комнаты и затащить меня к себе домой… А что? Были какие-то сомнения? — Ни на миг!       Северус только ухмыльнулся пакостливо. — Ладно. Потом залезу сюда, отведу душеньку, поищу клады. Где твой шкаф? Веди. — Вот по этой тропке иди. Только осторожно… — Я идиот, по-твоему? — Просто я не знаю степень устойчивости этих куч! Когда я забирал отсюда книги, то хорошенько тут всё переворошил. — Понятно. Я буду осторожен. — Фу… Ну и вонища тут… — А что ты хотел? Мышей здесь живёт немеряно! — Слушай! Погоди… А запах? — Так мышами и пахнет… — Да я не о том! Не здесь! Я про яд. Разве запах не получается тоже концентрированным? Адам же мог почувствовать запах яда! — Гарри, солнце моё… Ты же вроде бы в первой жизни школу закончил? — Да. Маггловскую. — Угу… химию изучал, да? Физику? — Ну да… Я глупость сказал? — Гарри, что такое запах? — Скажи сразу, не издевайся. — Запах — это частицы основного вещества. Я ведь сказал тебе, когда рассказывал про заклятие: область воздуха ограничена магическим полем. Попавший в неё воздух не рассеивается. Как бы, по-твоему, можно было дышать под водой в «Головном пузыре», если бы он был проницаем для частиц воды? — Понятно… — Да и не так уж сильно пахнет змеиный яд. А все подземелья и без того провоняли твоим Васей. Так что запах самого змея и спёртый воздух подземелий всё равно отвлекли бы в должной мере. — Ты что? Нюхал василисковый яд? — Только после того, как изготовил противоядие. Я же должен понимать, с чем работаю. Во избежание возможных… неожиданностей. — Да как только в голову тебе это пришло!!! — Тихо! Успокойся. Опасности не было. Надеюсь, ты доверяешь моим суждениям в моей профессиональной сфере деятельности? — Да… Прости. Я погорячился… — Ничего. Я тебя понимаю. Но не забывай, пожалуйста, о моём опыте. — Да.       Мы помолчали. Я успокаивал нервы. Северус любопытствовал.       Мы упёрлись в кучу барахла, перегородившую тропинку. Видимо, рухнула недавно. Принялись осторожно её разбирать. Разговор возобновился: — Сев… Но ведь ты заранее заказал пульверизаторы… Значит изначально ты собирался ими воспользоваться не для отравления Идиота МакДугана? — Ты внимательный. Это хорошо. Да, я стал готовиться, когда ты подарил мне яд василиска. — К чему готовиться? — Убить Тёмного Лорда.       Я икнул от неожиданности и поперхнулся слюной, а Северус снова отвернулся, будто бы рассматривая ближайшую к нам гору вещей, уже давным-давно ненужных их хозяевам. — Я прекрасно знал, что Тёмный Лорд рано или поздно возродится. Дамблдор не давал об этом забыть. Равно как и не исчезнувшая метка. Играть в шпиона и притворяться, что я ненавижу Гарри Поттера всей душой, было уже бессмысленно — за два прошедших на тот момент года я уже очень явно продемонстрировал свою привязанность к Герою — и опасно для жизни. Значит, нужно было искать альтернативные пути твоей защиты. Я же тогда ещё не знал, что у тебя всё под контролем. Так что я стал искать разные способы выжить самому и уберечь тебя. — Но… зачем тебе был нужен Поттер? — Да просто так. Хороший он пацан. Казался хорошим пацаном. Добрым. Душевным. Не то, что его родители. Не хотелось, знаешь ли, терять милого мальчика Гарри Поттера… Да и в будущем его ко мне расположение могло пригодиться. — Мда, кто же знал, что этот «милый мальчик» вдруг окажется таким дылдой. — Это да, дылда ты ещё тот! — Но у меня очаровательная улыбка! — Вынужден согласиться. — Но представляю, как ты был ошарашен…       Я понимающе покивал головой и был схвачен за ворот школьной мантии и притянут в объятия. — Поначалу — да. Но теперь мне всё нравится, и меня всё устраивает. — Конечно, душа моя, я так и понял. Иначе бы ты меня к себе не подпустил, ведь так?       Я улыбнулся и чмокнул недовольного Северуса в горбинку на его выдающемся — во всех смыслах — носу. И тут мой взгляд упёрся в искомый шкаф. Я завопил: — Вот же он!       Северус сначала отшатнулся в непонимании, а потом, усмехнувшись, повернулся к шкафу. — Ну и как будем его переносить? — Эээ… Да вот знаешь… Уменьшать-то его как бы можно, но… совсем ненадолго, на пару минут, а то портальные координаты деформируются. — Ну ты у нас артефактор, тебе виднее. Ещё варианты есть? — Руками? Наложить невидимость на шкаф, а потом попросить замок скрыть меня. Но он же не может сделать меня нематериальным, чтобы в меня никто не врезался случайно. Значит, просто так не погуляешь, надо ночи ждать. К тому же я могу ненароком создать лишний шум или ещё что…       Вообще-то, где-то глубоко в бесконечных потоках моих мыслей, я был уверен, что есть какой-то очень простой способ, но эта элементарная догадка ускользала от меня. И пока я мучился, пытаясь поймать юркую идею за хвост, Северус смотрел на меня с жалостью. — Что? Все совсем плохо? — Увы, Гарри, совсем… Видать, все мозги у тебя в яйца стекли. Тимми, можешь перенести этот шкаф в мои комнаты?       Молча — я с горящими от стыда щеками — мы оба наблюдали за тем, как молчаливый эльф внимательно оглядывает шкаф, а потом, повернувшись к нам, кивает. Щелчок пальцев — и ни эльфа, ни артефакта в помещении уже не было.       Когда-нибудь, я тоже научусь видеть самый простой способ решения проблемы, но это, скорее всего, будет совершенно другая история…       

***

      На обратном пути к дверям комнаты и затем к Большому залу, невидимые мы беседовали на самые разные, неважные темы. Каждый внутренне готовился к предстоящей ночи.       Я пытал Северуса вопросами о том, зачем он всё-таки пришел к Хагриду: — Что-то я не припомню ни единого раза, когда ты изъявил бы желание пообщаться с «профессором» Хагридом. Это же связано с теми воспоминаниями, которые я тебе показал? Да? Ты и к близнецам отнёсся не снисходительно, как я предполагал, а, можно даже сказать, по-семейному, по-отечески. Даже с патентом помочь вызвался.       Тишина. Потом краткое: — И что? — Как что? Ой! Слышишь?! — Что? Я не слышу… — Ну как же?! Вот! Слышишь?! Звон!.. — Нет… Но у тебя же волчий слух… — Да нет, Сев! Тут не надо волчьего слуха! Это был звон от твоей разлетевшейся осколками репутации злобного гада. Любимый, ты размяк! Ты больше не ужас всея Хогвартса. — Вот поганец! — Да-да… Учился у лучших, ну ты и сам в курсе. Так ты тоже пришёл к… к своему коллеге Хагриду, чтобы попросить его принести некоторые ингредиенты из Запретного леса?       Я не собирался слезать со вполне безопасной, но тоже богатой — в плане возможных подколов — темы. Северус надулся слегка, но ответил: — Нет, для этого у меня есть иные источники. — Значит, он понадобился тебе как одному из деканов? На его уроках пострадал ученик «Слизерина»? — Нет! В этот раз у нас нет ни одного «гения», что был бы столь неосторожен. Благодаря влиянию мистера Поттера, мои подопечные стали вести себя ещё осторожнее, чем когда-либо… — А зачем же тогда ты к Рубеусу пришёл? — А просто так! Пригласить его на похороны! — Чего?! — Не «чего», а «кого»! — И кого? На похороны Арагога рано ещё… — Нет. Я пригласил его на похороны моей репутации подземельного гада! — Ха-ха-ха… Ой, я сбился со счёта! Но за эту шутку тебе щедро дам целых три балла!       

***

      Так мы и добрались до школьной столовки Большого зала.       Волнение и возбуждение не покидали меня на протяжении всего ужина. Успокоению совершенно не способствовала анальная пробка и доставляемые ею ощущения.       Всё-таки деревянные лавки не чета мягкому ковру.       Драко что-то, определённо, заметил. Он приглядывался ко мне и так, и эдак… Но подступиться с вопросом всё же не решился, слава Мерлину! А то б с него сталось пожелать мне удачи и потребовать не ударить в грязь лицом.       Сьюзен тоже выглядела весьма озадаченной. Но это и не удивительно, уж она-то в своей наблюдательности и Северусу не уступит.       Интересно, что будет завтра. Говорят, мужчине первый секс придаёт небывалую уверенность в себе… Ну поглядим…       Всю дорогу к нашему общежитию Сьюзен доёбывалась до меня задавала мне разные вопросы. Что интересно, с темой интима они напрямую связаны не были, но крутились где-то около… И видимо, её подозрений я окончательно рассеять не смог.       Но хотя бы и не подтвердил! Не хватало ещё от неё получить «благословение» на лишение анальной девственности. Представляю, как это могло бы звучать: «Гарольд! Не посрами честное имя Пенелопы Пуффендуй и докажи, что настоящий «барсук» трудолюбив, упорен и старателен во всём! Аминь!»       Эти глупые мыслишки чуть снизили степень моего волнения и немного позабавили. Не удивлюсь, если при следующей нашей встрече мои юные друзья ещё и допрос с пристрастием — о том, как всё прошло — мне устроят. Заметят ту самую пресловутую «уверенность» и пиши пропало! Запытают на предмет обсуждения подробностей. Я бы — будь мне и впрямь тринадцать — запытал бы. А если вспомнить уровень моей тогдашней просвещённости…       Ох, хорошо, что маг мир более… сдержан и скромен в вопросах полового воспитания подростков. Надеюсь!       В общем, я ждал отбоя…       

***