«Darling heart, I loved you from the start — Милое сердце, я любил тебя с самого начала,
But you'll never know what a fool I've been — Но ты никогда не узнаешь, каким глупым я был.
Darling heart, I loved you from the start — Милое сердце, я любил тебя с самого начала,
But that's no excuse for the state I'm in — Но это не оправдание за положение, в котором я сейчас.»
«Hardest of the hearts» — Florеnce and The Machine
Гастонский горный хребет, Марбэлия. 29-ое мая, 521 год эры смешения. Алые, как кровь, глаза девушки блестели, пока она завороженно наблюдала за представлением небес с отвесного балкона. Облака точно смущались — белоснежные завитки их розовели. Дневной небосвод проигрывал битву ночи и кровоточил красно-оранжевым, темнея с каждой секундой. Солнце медленно шествовало за занавес горизонта, покидая свою сцену и напоследок даря своим зрителям ярчайшие краски. Музыка, приглушенно играющая где-то позади, вернула Ринду обратно в реальность. Холодок прошелся по ее спине, но высокий мужской силуэт и деликатная ладонь на пояснице согревали девушку неизведанной теплотой. Большой палец нежно поглаживал обнаженную кожу, которую большой вырез ее шелкового платья не покрывал. Сердцу ее было так спокойно, даже не смотря на то, что оно билось быстрее обычного. Хансон уже привыкла списывать это на близость своего спутника этим и многими другими вечерами. Ночами же они становились другими людьми, давая волю всем своим желаниям и самым порочным мыслям, которые растекались по крови наслаждением. Но это оставалось за закрытой дверью ее или его покоев. Ринда не хотела позволять своей крови бурлить рядом с ним, а чему-то из того, что она шептала ему в забытьи, просачиваться за броню при свете дня. Она не хотела привыкать к этому, но ощущать Каэтана рядом с собой было так блаженно, что Хансон просто не могла от этого отказаться. Потому она и стояла сейчас с ним в уединении, вдали от шумного столпотворения, и старалась вдохнуть поглубже, чтобы аромат его дорогого парфюма въелся в ее легкие. — Мой сердцецвет, тебя что-то беспокоит? Твое сердце выбивает стаккато у меня под пальцами, — вымолвил мужчина, поворачиваясь к ней всем телом. Его баритон был обманчиво мягок, как и всегда, располагая женщин к себе и подчиняя их своей воле как строптивых кошек. Как бы Ринда ни сопротивлялась, но стала одной из них. Она, в точности как кошка не раз становилась податливой под его пальцами и требовала к себе особой ласки. — Совершенно нет, но я крайне возмущена твоей невоспитанностью. Прошла большая половина приема, а я все еще не получила свое приглашение на танец. — произнесла девушка, не убирая рук с каменного балкона. Гости, судя по звукам, уже начинали медленно расходиться по своим номерам, а значит Ринда выбрала правильное время для последнего хода в их игре. — Ах, девушка желает танцевать. Кто я такой, чтобы ей отказывать? Хансон всегда чувствовала себя мастером танца, не потому что любила отдаваться такту музыки и рассказывать истории языком своего тела, а потому что ей нравилась строгость и четкость ее движений, чувство ритма и контроля над другими людьми, когда Ринда завораживала их своей изящностью и идеально выстроенными фигурами в танце. Но когда Каэтан кружил ее в своих объятиях и управлял ее телом, словно оно было его собственностью, она забывала о своих умениях и вкладывала душу в каждое движение, чтобы соответствовать его манере кружить голову. Если она пала под его чарами, то и он должен, но пока Хансон еще не выработала свой план, все текло своим чередом. Один его глаз - на три четверти синий, как самый яркий сапфир в мире, - поблескивал при взгляде на нее, что не могло не спутывать ее мысли. А другой, темно-карий, таил в себе столько тайн и теней, но сейчас всего лишь дарил обещания, которые заставляли томиться в нетерпении, ведь ее спутник исполнит их только глубокой ночью. Музыка стихла, и мужчина закружил Рин в последний раз, после чего аккуратно нагнул ее корпус, нависнув сверху. Он уже поедал ее тело этими разноцветными глазами, но его руки все еще невинно покоились на девичьей талии. — Чего ты желаешь прямо сейчас больше всего? — заранее предугадывая ответ, спросил Каэтан, глядя на нее сверху вниз и улыбнулся уголками губ. Одна его ладонь неспешно путешествовала по голой спине Ринды, следом по выступающим ребрам, обернутым в алый шелк, и закончила свой путь на шее, мягко обхватив ее затылок. Как ни странно, но Хансон прекрасно себя чувствовала в таком положении, пока его взгляд был прикован к ее, пока он был рядом и весь он был лишь в ее власти. — Твои губы. — Притворная скромность отошла на второй план и она, не стыдясь, озвучила чем же были заняты ее мысли последние часы. Сердце ее ускорило свой ритм в предвкушении, а Ринда непроизвольно взглянула на его уста. Такие манящие, тонкие губы изгибались в самой соблазнительной усмешке в его арсенале. Каэтан применял ее лишь в особых случаях, что же сегодня за повод? — Ты их получишь. — промолвил мужчина, поднимая ее тело, которое повисло на его руках, словно кукольное. Хансон оказалась стремительно прижатой к краю балкона его широким и рельефным корпусом, от которого у нее моментально пересохло во рту. Он поймал ее вздох устами и на этот раз они оказались втянуты в танец совершенно иного рода. Их языки переплетались, а губы двигались в страстном ритме, который был не подвластен никому из них, лишь желание контролировало этот долгий, влажный и такой дерзкий поцелуй. Ладони Каэтана пришли в движение, и Ринда почувствовала его жаркое, сбивчивое дыхание на своей шее, где он прикусил тонкую кожу и вырвал тихий сладостный стон. — Не смог удержаться. — хриплый смех заласкал ее слух, пока ее разгоряченное тело жаждало его прикосновений, а опухшие губы приоткрылись в ожидании следующего касания. Однако внезапный укол металла заставил Хансон приглушенно вскрикнуть. В районе груди она испытала ослепительную боль, словно что-то вонзили в ее тело, но Ринда была столь обескуражена, что лишь спустя мучительно долгое мгновение увидела торчащий из своей груди кинжал, а за рукоять его держал Каэтан. Он медленно вводил его все глубже, словно был слишком малодушен и не мог прикончить ее одним ударом. — Как… ты… мог… — прохрипела девушка, чувствуя как жизнь ускользает от нее, а перед глазами темнеет. Из ее рта медленно потекла струйка крови, а взгляд остекленел от муки. Его заботливая рука поддерживала ее слабеющее тело, пока она не осела на пол, а он не навис над ней. — Прости меня, мой сердцецвет. — прошептал Каэтан возле ее лица, заглядывая в ее округлившиеся от шока, страха и боли глаза. В его же плескалась бесконечная печаль и настоящий ужас, словно мужчина действительно не хотел убивать ее. — Я хотел подарить тебе безболезненную смерть, но Дарио забыл яд в номере. Прикладывая невыносимые усилия Ринда заскользила рукой по земле и наконец сомкнула ладонь на рукояти кинжала, поверх его ладони. Она надавила изо всех своих сил и лезвие пронзило ее сердце, а ее уста покинул последний раздосадованный и в нем, и во всей жизни вздох. Не было больше ничего. Ни мыслей, ни чувств, ни боли. Лишь необъятное звездное небо над головой и разбитое на самые мелкие осколки заледеневшее сердце. Ни мечт, ни проблем, ни целей. Лишь его сверкающие глаза и одинокая слеза, оплакивающая ее безжизненное тело. Ни любви, ни ненависти. Ни победителя, ни проигравшей.***
Терпкое послевкусие ее губ все еще вертелось на его языке. Холодное и хрупкое, мертвое девичье тело было у него на руках. Длинные, сверкающие в лунном свете пепельные волосы развевались на ветру. Алое шелковое платье, до этого подчеркивающее гладкость белоснежной кожи, сейчас весело тряпьем, а сама кожа была словно каменной и невыносимо бледной. Ринды Хансон больше не существовало, а прекрасное тело в его руках было не более чем безжизненным трупом. И умертвил ее именно Каэтан, именно от его руки полегла самая стойкая, целеустремленная и чарующая девушка на всем белом свете. А Дарио предупреждал его, не единожды спрашивал хочет ли он этого, настолько ли ему важно убрать ее с дороги таким подлым способом. Каэтан неизменно давал утвердительный ответ, но удерживая кинжал наполовину в ее груди он наконец-то пожалел о всех своих решениях касательно нее, однако все уже было необратимо. Ее легкие уже заполнялись кровью, а глаза Ринды уже остекленели от боли предательства, которое он совершил. Она была настолько потрясающей, что закончила его дело, когда он не смог. Ринда была гордой и не изменила себе даже, когда ее постигла самая прискорбная участь. Каэтан никогда в своей жизни так не корил себя как сейчас. Если бы он только имел целительную магию, он бы пытался вернуть ее обратно, зная, что Хансон никогда ему этого не простит и скорее пустит себе или ему пулю в лоб, чем когда-нибудь взглянет на него вновь. Но поблизости никого кроме Дарио не было, с гарантией. Так, черт возьми, и было задумано. Еще одна холодная слеза проложила свой путь по его щеке и капнула на материал платья девушки. Жалеть было поздно, но не оплакивать ее Каэтан просто не мог. Она заслуживала жить, заслуживала как никто другой. А он лишил ее всего, забрался в сердце и пронзил его кинжалом после самого сладкого поцелуя. Так поступали трусы. Каэтан был трусом. Он боялся, что Ринда будет более пронырливой и смекалистой, чем он сам. Он опасался, что она окажется более искусной в их общем ремесле. Он страшился любви к ней. Каким же он был глупцом. Мало того, что Каэтан упустил такую женщину, которая успела влюбиться в него как кошка, несмотря на все его нераскрытые секреты, о которых точно подозревала и полюбить его черное, полное греха сердце, так он еще и лишил мир ее блистательного ума и… Он отнял у нее самое ценное — право на счастье, когда завладел ее сердцем и разбил его, как самый настоящий дурак. Его сожаление нельзя было описать словами. Каэтан готов был вырезать свое сердце из груди и отдать его ей, если бы это спасло Ринду и дало ей еще один шанс на жизнь. Но все было бы тщетно. Ее нельзя было вернуть. Она отправилась туда, откуда никто не возвращается. И все по его вине. Бережно уложив ее тело на землю в саду, Каэтан упал на колени рядом. Он уже не беспокоился о крови, покрывающей его руки и всех уликах, следах, которые наверняка оставил. Блуждая взглядом по безжизненному лицу, которое даже после смерти выглядело величественно и прекрасно, он пытался унять дрожь в руках. — Прости, звезды, прости меня, если ты слышишь. — шептал Каэтан, склоняясь над ее трупом. Но она не слышала, не могла слышать. Ринда наверняка бы отметила как он жалок, будь она рядом. Неожиданно его прервала рыжеволосая бестия, которую он неоднократно имел удовольствие наблюдать рядом с Хансон. Это была ее лучшая подруга. Элодия, вроде бы так ее звали, тоже была одета в наряд для приема, но Каэтан не мог заставить себя вспомнить видел ли он ее в зале среди гостей или нет. Фиолетовые глаза девушки сверкали беспокойством и не шуточным гневом, когда она наконец добежала до него. — Что ты наделал?! — закричала она в ужасе и упала напротив него, принявшись лихорадочно скользить руками по телу своей подруги, словно это могло ей помочь. — Что ты сделал, сволочь?! Отвечай сейчас же! — Элодия незамедлительно вскочила с земли и подскочила к нему, пытаясь схватить его за воротник рубашки. — Стой на месте или, клянусь звездами, отправишься к своей подружайке. — Дарио незаметно для них обоих выскочил откуда-то сзади и направил на Элодию оружие в предупреждении. Для нее его слова, судя по всему, были комариным писком, потому что девушка яростно набросилась на него с кулаками. — Я так и знала! Мразь! Не надо было позволять ей водиться с тобой! Будь ты проклят! — в истерике драла глотку она. Ее удары ни разу не попали в свою цель, ведь Каэтан хоть и находился в каком-то тумане, но все еще мог уклоняться от нескоординированных и неумелых движений. — Я убью тебя, сукин сын! Придушу и заставлю извиваться от боли! Ублюдок! Элодия все не успокаивалась, пока не оказалась обездвижена крепким захватом его сообщника. Дарио молниеносно сделал ей подсечку и девушка рухнула на землю, вырывая траву с корнем и продолжая истошно выкрикивать оскорбления, угрозы и пожелания смерти в его адрес. Медленно пятясь, Каэтан наблюдал как девушка отползла в сторону и прижала к себе безвольное тело подруги. Она горестно зарыдала, отчаянно укачивая труп Ринды, словно ребенка. — Извини, что не подоспел раньше. Эта идиотка оказалась очень шустрой, не сумел за ней угнаться. — промолвил Дарио на бегу, все еще держа пистолет наготове. — Она не идиотка, а любящая подруга. — резко ответил ему Каэтан, за что заработал непонимающий взгляд. Он не обращал на друга никакого внимания, но эти жестокие слова бросились ему в уши. — Как скажешь. — фыркнув, пробурчал тот. — Нас ждет самолет.***
— Как же так, Рин? Доигралась все-таки, да? — прозвучало у нее над ухом. Голос был ей знаком, но с надрывом и такой глубокой хрипотцой она его никогда прежде не слышала. Рана в груди невыносимо болела, а ее тело как назло кто-то раскачивал в своих крепких объятиях, словно Ринда была неваляшкой, а не человеком и каждое движение пронзало ее тело болью. — Кончай. — выдавила она из себя и Элодия закричала так громко, что казалось будто ее барабанные перепонки на этот раз не выдержали. — Звезды! Рин, ты напугала меня до чертиков! — воскликнула ее подруга с улыбкой на лице и поднесла ладони ко рту, тем самым позволяя корпусу Ринды плюхнуться на землю. Девушка застонала от резкой боли и Элодия забормотала извинения, не зная куда деть свои руки. — Прости, прости! Как это возможно? Я не могу поверить! Минуту назад ты была трупом! — звонкий голос подруги вновь прорезал тишину и Хансон поморщилась. Глаза резало от света декоративных фонарей, а рыжее пятно похожее на голову ее подруги маячило перед глазами. — Спасибо, что напомнила. Можно я объясню позже? — прохрипела она, поворачивая голову в сторону, чтобы откашлять кровь. — Тебе можно все, но больше не смей так делать! Я чуть инфаркт не поймала, Ринда! — Элодия помогла ей перевернуться на бок и прижалась к ее груди щекой, вновь проливая слезы, на этот раз от радости. — Звезды, я думала ты погибла, дуреха! Да Ринда и сама на минут десять так подумала, прежде чем начала улавливать медленное биение своего сердца и какие-то громогласные звуки на фоне. Ее самоисцелительная магия в очередной раз ее спасла. Девушка даже не предполагала, что такое возможно, что уж там говорить о надежде. Все тело болело, а регулярно прилагать усилия и вдыхать кислород казалось непосильной задачей. Пока ее подруга бормотала что-то о том, как она рада и как она испугалась, Ринда пыталась сконцентрироваться на звуке ее голоса. Но мысли разбегались, а неестественный холод все еще манил к себе. Ей было вовсе не весело, ведь человек, которому она доверилась столь глупым образом, убил бы ее, если бы был осведомлен о ее даре. А этого человека Хансон возлюбила, всем своим сердцем и всей своей душой. Она отдала ему свое тело, любовалась им и в тайне восхищалась. Черт, Рин была готова ради него на многое. Внезапно появившаяся злоба наполнила ее грудь и скрипнув зубами, Ринда не без труда, но все же сумела подняться с холодной земли. Она пережила настоящую смерть, ее пытались заколоть, разбитое сердце — меньшее из ее проблем. Но душе нельзя было приказать или запретить болеть, потому в ту ночь Хансон долго думала над произошедшим. Ринда собирала себя по кусочкам, позволяя Элодии позаботиться о себе, но для плача слез не находилось. Пока еще осознание не достигло ее разума, но сердце невероятно медленно заживало. В физическом смысле на нем уже остался шрам, как напоминание что такое любить и какие могут быть последствия. А в душевном процесс исцеления лишь начался, ведь ей предстоял еще долгий путь, полный интриг, страстей и сладостной мести. Каким же правильным она тогда нашла выражение: от любви до ненависти один шаг. Или один удар кинжалом в сердце.