__________
Звуки резких и быстрых нажатий на джойстики заполняли всю комнату. Два школьника сидели на диване и играли в игру, очень злились друг на друга, каждый хотел победить, показать своё внутренне огромное «Я», у кого-то получалось, а кто-то… А кто-то Чон Хосок! — Да не туда беги! Туда беги! — слегка задев локтем друга, закричал Мин Юнги, лучший друг Хосока. — Ээээй! Ты чё творишь! — грустно отозвался Хосок, надув губы и сведи брови вместе от негодования. Его друг вот-вот возьмёт победу, и как-то это печально. У них был почти равный счёт… А теперь… А ТЕПЕРЬ ЗАДЕТА ГОРДОСТЬ ЧОНА, ОН ОТОМСТИТ В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ! — А сам-то! Оооооо, теперь хорошо! — играя бровями посмотрел на Хосока Юнги, на лице которого ликовала широчайшая улыбка победы. Вдруг он вскочил и начала крутиться вокруг собственной оси, подняв руки вверх и крича победные слова: — Я молодееец! Ооооо дааа… Кто победитель? Я победитель! Хосоку только и оставалось посмотреть на него обиженными глазами и язык показать. Как вы не понимаете? У мальчишек их возраста (а им, на секундочку, 14 лет!) выиграть в игре — верх достоинства! Каждый проходит это, так называемое, «посвящение», но что-то у Хосока дела идут не очень. Когда Хосок пришёл в гости к Юнги, он и подумать не мог, что они начнут из-за игры ругаться. Нет, это, конечно, весело, но что-то как-то грустно, в груди щемит — с Юнги ругаться совсем не хочется, с ним уже помириться охота. Но гордость не позволяет. Медленно встав с дивана, Хосок швырнул на него джойстик и направился в коридор: — Ну вот и играй теперь один! Ты нечестно поступил со мной! Я с тобой больше не дружу! Мин так и танцевать перестал, перевёл всё своё внимание на Хосока и запереживал. Ещё бы! Сколько они уже дружили? Восемь…? Девять лет… Как вчера каждый из них помнит историю их знакомства: 5-летний Хосок сидел один-одинёшенек в песочнице, вокруг дети играли, бегали, а его не звали, и тут пришёл мальчишка-хулиган, хоть и спокойный, с самого детства Юнги такой, подошёл к Хосоку и говорит: «Ты — один, и я — один, будем друзьями! Отказы не принимаю!» Вот и всё! Так и сдружились! И чего они сейчас из-за фигни какой-то ругаются. Юнги из ступора выплыл, побежал в коридор за Хосоком, и полилась песня из уст его: — Хосочек, ну ты чего… Да я сейчас же проиграю! Не уходи! Ты ведь мой самый лучший и любимый друг! Ну куда я без тебя? Не уходи… — взмолил Юнги, и правда ведь чуть не заревел. А Хосок смотрит на это миленькое личико, понимает, что внутри что-то странное начинает зарождаться, а что с этим делать — понятия не имеет. Кричать хочется! И вдруг осознание приходить, по голове будто топором ударили. «Так вот оно! Вот что это такое! И что мне делать…», — душа кричит и рыдает, слова проронить не в состоянии, — «Я тебя люблю…»__________
— Хося, — мама аккуратно открыла дверь в комнату Хосока, посмотрела на него с такой нежностью и любовью, что Хосок ещё глубже в свои мысли ушёл: «а будет ли у него когда-нибудь кто-то ещё, кто так же смотреть будет», «а появится ли кто-то, кто будет так же беспокоится и заботиться, как папа о маме, так же целовать и обнимать», — как ты себя чувствуешь? Всё ещё болит голова? — Немного… Состояние какой-то слабости. Может… может я заболел? — А может ты влюбился, Хосочек? — осторожная улыбка коснулась лица матери, она-то это всё переживала в своей жизни и сейчас может спокойно говорить на такие темы, а для Хосока… А для него всё сложно и впервые! — С чего ты взяла? — в недоумении смотрит на родную женщину и удивляется, что она его так чувствует всегда, что помогает, поддерживает, как бы её ещё сильнее полюбить. — Так ведь… Сама такой была, переживала из-за всего, такая же вот ходила, когда призналась впервые, а это не взаимно было, — грусть отразилась на лице женщины, глаза заблестели, а уголки губ вниз слегка направились. — Мам, что мне делать? Мне так больно, что сделать с собой что-то хочется. Я не достоин, чтобы меня любили? — Ты что! Ты замечательный, и правильный человек в нужное время обязательно это увидит. — Но почему сейчас нельзя, чтобы всё так просто было? Ну почему страдать люди должны? — Это нам такие испытания специально посылаются, чтобы мы учились, чтобы осознавали вещи, видели то, чего в обычное время не увидим, — раздался резкий звонок в дверь, который пронёсся по всей квартире и, будто лезвием, душу Хосока пронзил. — Я пойду открою, сынок. — Хорошо. Мама Хосока вышла из его комнаты и направилась дверь открывать. Щелчок, скрип, шорохи. И вот до слуха доносится голос… Тот голос…__________
— Ты мне нравишься, — теребя край толстовки, выпирающей из не застёгнутой куртки, и смотря в глаза напротив, резко выдал Хосок. — Чего.? — Юнги ошарашенно уставился на Хосока, рука с сигаретой застыла в нескольких сантиметрах ото рта. — Ты мне нравишься, говорю! — громче и чётче повторил Хосок. Оба стояли за школой в укромном местечке, куда постоянно ходили курить на переменах. Смотрели друг на друга, но у каждого свой рой мыслей: один смотрит ожидающе, хочет в ответ услышать такое же признание, надеется, что всё так, как он подумал, что человек напротив испытывает к нему такую же сильную симпатию, которая уже, наверное, и в любовь переросла, а другой в непонимание стоит, не послышалось ли, думает, вот его друг, и он… ОН В ЛЮБВИ ЕМУ ТУТ ПРИЗНАЛСЯ! А что делать в такой ситуации — непонятно. Да ему никогда и не признавались, а тут Хосок… Его родственная душа, его дружбан, брательник… И что делать? А Хосок много чего себе надумал из-за этого взгляда напротив, кулаки сжал так сильно, что кожа побелела, похолодела, как на трупе, слёзы сдержал, потому что нельзя сейчас слабость показывать, нужно всеми силами попытаться сохранить их дружбу, но если он заплачет, то это будет прямым доказательством его слабости, того, что они уже и друзьями после признания быть не смогут. А сохранить хотя бы её — дружбу — очень хотелось. Да Хосок, как представил себе, что Юнги его игнорировать будет потом, ему так плохо стало, на стену залезть захотелось, а потом оттуда, с высока, скинуться. — Я тебя понял, — сжав зубы, проговорил тихо-тихо Хосок и, развернувшись на пятках, ушёл в сторону дома. На учёбе он сидеть бы не смог, портфель забыл — ну и пофиг, потом заберёт, или принесёт кто-то, Юнги… Хотя точно не он, он к нему больше не подойдёт, не посмотрит. Или посмотрит осуждающе. Хотя… Пусть смотрит осуждающе! Так лучше, чем вообще без его внимания жить.__________
Дверь захлопнулась, Хосок слышал, как к его комнате шаги приближаться стали, потом стук, дверь открывается, а там правда он… Хосок аж почувствовал, что краснеть начинает, звук сердца так сильно в ушах отзывается, душа заорала то ли от радости, то ли от боли — издеваться пришёл. — Привет… — Привет, — Хосока ли это голос? Какой-то писклявый, тусклый, слегка охрипший. Вот только что с мамой нормально разговаривал, а как тот самый человек пришёл, так и голос сел, душа завыла, а сердце в галоп бросилось. — Ты…вот, — промямлил Юнги, а сам руку поднял, в которой сумку держал, — рюкзак оставил. — Так ведь сколько дней прошло… — Четыре… Я просто… — сказать не мог решиться, — просто я думал много и долго обо всём, а она у меня была, и вот… как-то так. — Ээм, спасибо.? Мог ведь и потом отдать, она сейчас мне не особо нужна. — А я именно сейчас хотел! — Ну ладно… — Хосок смотрит в эти глаза напротив, душа ликует: Юнги пришёл, не издевается, стоит тут, переживает, какой-то не такой, не такой как всегда. Дверь в комнату опять приоткрылась, на пороге мама стоит и говорит: — Ребятки, там уже скоро, десять минут осталось, папа пришёл, пойдёмте к столу. — Ой! Нет! Что вы! Я домой побежал, — засуетился Мин. — Останься, — просто ответил Хосок. И Юнги остался, не пошёл домой, родителей заранее предупредил, что у Хосока отметит. Хосок с кровати встал, сумку у Юнги забрал, кинул её куда-то, не видя куда, за руку его взял и на выход из комнаты направился. — Подожди… Я сказать хотел… — остановился Юнги, повренул Хосока к себе лицом и замолчал. — Говори… — Я… Я хотел… — Тогда скажу я. Ты мне нравишься, да, я опять повторяю, ты нравишься мне уже четыре года! Я, когда это осознал, летать хотел, мне так хорошо было, хоть и страшно. И вот, я признался тебе, очень боялся, потому что мы лучшие друзья, потому что я тебя потерять не хочу, поэтому… я тебя пойму, но очень надеюсь, что мы продолжим дружить, потому что мне без тебя плохо, — шмыгая носом, быстро проговорил Хосок. А Юнги всё в себя впитал, глаз с лица напротив не сводил, внимательно его выслушал и понял окончательно, что этот человек ему вместо кислорода стал, душа его ближе всех на свете к миновской душе. И тут, именно в этот момент, Юнги, как тогда и Хосока, будто топором по голове ударили, сердце колотится, как бешеное, и успокоить его только один человек может. — Ты мне то… — Ребят, тут уже куранты скоро! — из соседней комнаты крик матери доносится до их ушей, Хосок разворачивается, уйти хочет, быстрое «потом» кидает, а Юнги его не пускает. — Не потом! Ты мне тоже нравишься, очень нравишься. Хосечка, я тебя так люблю, сильно-сильно. Давай встречаться? Не успели… Бой курантов по квартире разносится, а эти двое друг на друга смотрят и понимают, что будут самыми счастливыми в этом году, все их счастью позавидуют, и их любви, и их радости. Хосок себя таким счастливым никогда не чувствовал. Подошёл близко-близко к Юнги и своими губами его губ коснулся, а тот ответил. Весь мир рассосался вокруг этих счастливых мальчишек, у каждого из которых картинка в голове появилась одна и та же, будто через поцелуй передалась: сидят они около ёлки, на безымянных пальцах кольца с гравировкой, а вокруг бульдожка с сопливым пузырём хрюкает. Это ли счастье? Кажется, что оно…