Стойкий

- А руку-то он как потерял? – спросил молодой Эльдакир, когда высокий, худой и молчаливый – могло даже показаться – немой – эльф Сориано удалился от них на достаточное расстояние, чтобы не слышать. – В бою? - Нет, - Кириано, младший брат Сориано, усмехнулся. – Или – не совсем. - Расскажи, - попросил Эльдакир, оглядываясь на Сориано, который уселся под большим валуном и, кажется, не собирался вставать. - Расскажу, это не тайна, - сказал Кириано. – Хотя брат говорить не любит… Да и вообще не любит говорить. - Ну да, я пытался спросить, ничего не сказал, - кивнул Эльдакир. - Хорошо, - Кириано уселся поудобнее. – Десять лет уже прошло, а как будто вчера… - Мы тогда в дозор ушли, да зашли слишком далеко. А тут и орки решили дальний дозор устроить. Только нас было трое, а их – три десятка. И третьего нашего товарища подстрелили из темноты сразу, так что нас двое осталось. Дрались мы отчаянно – но, в плену оказались. И поволокли нас на север, в Ангбанд. В копях работать и так тяжело, а уж под бичами и на Врага – и вовсе не хочется. Потому мы сразу стали побег готовить. И нам это было не так трудно, мы оба хорошо камень слушаем, знаем, где пустота, а где – рудная жила или самоцветная друза. И месяца не прошло, как нашли путь. Собрали, кого могли, да и двинулись. Но не все рассчитали. Задрожал каменный потолок – обвал. Одному из наших камень на голову упал – и насмерть. А Сориано – ему руку придавило. Да еще и отделило от нас камнями. Мы пытались до него добраться – не вышло. Кирку мы захватили только одну, да и та сломалась, пока цепи разбивали. А голыми руками камни разобрать не удавалось. Он тогда мне и сказал: «Идите». Не хотелось нам его бросать, но что уж поделать. Мы ушли. А он… он так и сидел там. Молча. Не звал на помощь, даже не стонал. Не хотел орков раньше времени привлечь, давал нам время. Целые сутки мы выиграли. Орки его освободили. По-своему, быстро – рубанули по руке и все. Не убили – он слишком хороший рудознатец, такие были нужны. Спрашивали о нас, конечно… долго спрашивали. Следы вопросов до сих пор не сошли. Но он тоже молчал. И после освобождения молчал. Как запретил себе крик тогда, под камнем, а потом – под бичами и каленым железом, так и не разрешал долго. Крепко слишком запретил. Такая вот история…