‘SYML — Clean Eyes (acoustic)’
Белоснежная рубашка приятно касалась тела, а приталенные темные шорты до колен подчеркивали фигуру. Сону завязывал бант из черной тонкой ленты на волнистом воротнике. Волосы цвета пожухлой листвы лишь причесал слегка, ведь эти вьюны никуда не исчезнут, что бы юноша ни делал. Но с кудрями Леона ему никогда не сравниться. Леон. Сону не помнил, когда ещё так хотел выглядеть идеально пред его небесными глазами. С чего он так старается для мужчины? Ким выбрасывает странные мысли, объясняя***
— Леон, мы так рады слышать об этом! Сону стискивает шорты на коленях. — Как скоро планируете…? Пальцы вцепляются в кожу ощутимо через ткань. За столом царит радостная атмосфера, родители искренне светятся счастьем, будто это их родной сын женится. А Сону тошно. От себя. От своей ненормальной реакции. Ревности, отрицания. Разочарования. В себе. Почему он не способен порадоваться за ближайшего друга в таком важном событии каждого человека? Почему думает о том, как мог бы любить не хуже возлюбленной? Почему? Почему думает о…. Губах его? Сону словно оплеуху получил, раскрывая в шоке веки. — Все хорошо, милый? — обеспокоенный мамин голос вместе с ее рукой на спине отвлекают от мыслей. Но то не надолго. — Простите, с утра не важно себя чувствую, — да, наглая ложь, но на матушку действует всегда. Она тут же спохватывается, расспрашивая в подробностях «где болит?». Отец и Лео взволнованно задержали взгляды. От второго мурашки и вместе с тем стыд накрывает. — Не страшно, не беспокойтесь, я только немного раньше выйду из-за стола. Хоть и уйти мечталось прямо сейчас. Но из уважения и любви к другу он останется, послушает сладкие речи о предстоящей помолвке и сказочной милости будущей жены. Будет давиться своим ядом, разбавленным солью слез — все внутри. Слышать и чувствовать, как бьются осколки хрупкого сердца. Сону перетерпит. Он хочет верить, что любовь его не романтична и никогда таковой не являлась. Хочет любить той невинной дружеской, как раньше. Да, и правда, как такая любовь возможна между мужчинами? Чтоб до щемящего чувства в груди желать тело к телу, вожделеющий чужой блеск в глазах, когда ты — единственно важное в его руках. Чем больше неправильных мыслей рождалось в голове, тем сильнее пальцы сжимали бедра — точно синяки расцветут. У Сону, кажется, талант прятать истину чувств за лучезарной улыбкой. Что он и делает все оставшееся время. Но Ким благодарен Лео за немногословность о женитьбе. Он всегда был таким. Все видят в парне открытость и простоту, однако, Сону знал, что о личной жизни, о своих переживаниях друг распространяться не спешил. Или же надеялся, его сменившееся настроение не было замечено Леоном? Что вовсе не поэтому тот предпочел не делиться во всех красках. Иначе, Сону станет ещё хуже. Стоит представить реакцию друга, если он догадается, как холодный пот пробирает. Нет. Ким Сону заберет свой секрет в могилу. Признание никогда не покинет уста. Поблагодарив за завтрак и улыбнувшись как ни в чем не бывало, юноша уходит из кухни, направляясь вверх по лестнице в свою комнату. Тяжесть в груди мешала полноценно дышать, а позорно расплакаться хотелось неистово. Дабы унять беспокойства, ноги сами приводят к мольберту с холстом на нем, стоящему у окна. Полосы Солнца красиво разлиновали белую поверхность. Пальцы тянутся к свету и забирают лучи у холста, что оплетают внешнюю часть ладони и запястье золотыми браслетами. Прикосновение к плечам не становится большой неожиданностью, но дыхание спирает. — Снизошло вдохновение? — Вроде того, — разбитое сердце считается? Лео мычит и отпуская, садится на кровать позади. — Сол, я понимаю, ты расстроен из-за моей помолвки, — Сону уже открывает рот, чтобы возразить. — И не вздумай утверждать обратное. Я вижу тебя насквозь. Ким мысленно собирается прощаться с дружбой. Сейчас Леон всё раскроет, разочаруется и откажется от Сону. Хотя, дружбы уже не стало, когда он подумал о друге в ином ключе. Есть ли что терять? — И знаю, почему, — сердце грозится пробить ребра. Благо, стоять спиной повезло, ибо эмоции контролировать трудно. — Ревнуешь, да? О, да. Но никогда не признает. — Мне жаль, что мы так мало виделись за несколько лет моей учебы. Прости, gentil, — его руки обвивают сзади, касаясь грудью кимовских лопаток, скрытых рубашкой. Ладонь прижимается к месту у сердца, распространяя тепло по исколотому. Удивительно, но от объятий, казалось бы, того, кто причина боли, становится легче. Сону не хочет самообманываться, однако, сил отпрянуть — нет. — Я не желаю, чтобы наша дружба исчезала. Буду делать всё возможное, дабы встречаться чаще. Улыбка без воли украшает губы. То ли от облегчения, что Лео ни о чем не догадался, то ли от эгоистичного чувства, что для него Сону так же важен. — И поверь, это возможное уже есть. Если ты согласишься, оно превратится в реальность. Парень в недоумении оборачивается в объятиях. — Хотел бы поработать у моей тетушки в пекарне? В Туре, — глаза голубые горят в ожидании, прекрасно зная, как мальчик, выросший в «теплице», мечтает увидеть больше мира. Не прогадывает, потому что темный янтарь загорается в ответ. — Н-но, матушка… — Я уговорю ее, не беспокойся. Теперь разлить озеро слез хотелось из-за благодарности и счастья. Сону, уже без страха и бывшей боли, крепко обвивает торс Леона. Любовь побеждает эгоистичное нетерпение сердца. Изменить чувства друга — ему не под силу. Да и попытавшись, это означало бы неестественность. А Сону мечтает о настоящей, взаимной и крепкой. — Ответь, ты правда любишь ее? — тихо молвит в чужую грудь. — Да, очень, — чувствует уголок губ, ползущий вверх макушкой. И сам улыбается, прикрывая веки. — Тогда хорошо. Я рад за тебя. И никто из них не лжет — Сону знает.***
Спустя примерно час, поезд останавливается на станции. Нога ступает на платформу, а уши заполняют звуки суеты. Мальчишки торгующие газетами, мужчины в костюмах, курящие сигары и обсуждающие нечто с важным видом и дамы рядом с ними, создающие элегантный образ. Гудящие поезда, смех и крики, душный запах дыма — наваливаются на не привыкшего к такому колориту юношу. Но, он впитывает все, с открытой душой внемлет окружающему миру, игнорируя страхи. — Сол! Не отходи далеко, а то боюсь, потеряй я тебя, мадам Ынха больше не доверится мне, — Лео подходит ближе, тепло улыбаясь, несмотря на сделанное собой серьезное предупреждение. — И как только тебе удалось убедить ее? — подозрительно щурится, хитро растягивая губы. — Может быть, это мой талант? Дар убеждения, — самодовольная ухмылка и подмигивание вызывают только усмешку и закатанные глаза. — Пойдем, сегодня мы здесь ненадолго. Пока они шли, Сону не мог перестать оглядывать всех и вся вокруг. Окрестности города вызывали детский восторг. Главная дорога, с множеством лошадиных повозок, прелестно одетые люди, архитектура зданий — глаз художника цеплялся за каждую деталь. А уж когда они сели в повозку с двойкой белоснежных коней, не было предела счастью. — Это же…. Сен-Гатьен! — восклицает юноша, замечая недалеко готический собор. Он видел его лишь на фотографиях и слышал из уст гувернантки. Поистине величественная постройка. — Обязательно посетим его и вообще все, что захочешь, — Лео треплет по волосам, вызывая улыбку. Сону до сих пор не совсем верит в утихшую боль сердца. Она не исчезла совсем, но больше не причиняет страданий, как пару часов назад. Неужто, любовь и исцелила разбитое сердце от нее же? Фырчанье лошадей и похлопывание по спине приводят в чувства. Лео спрыгивает с телеги, подавая руку. Сону тушуется, ведь он же не дева какая-то, потому спускается сам, гордо вскидывая подбородок. Друг добро усмехается. — Bienvenue à la boulangerie Marie! Лео расправляет руки, обозначая прибытие в пункт назначения. Позади него, в глаза тут же бросалась светлая дверь, с чудным венком из медуницы. А по левую и правую стороны, также цвели разнообразные полевые цветы в подвесных горшках. Как интересно, обычно предпочитают розы или гортензии, но никак не васильки и ромашки. Только войдя внутрь, в ноздри шелком проникает сладкий аромат выпечки и корицы. Пекарня небольшая, но невероятно уютная. Людей внутри немного: пара дам у витрины, одна с ребенком у кассы. — Побудь здесь, я схожу за тетушкой, хорошо? Сону кивает, наблюдая как Лео резво убегает в какую-то дверь в стене, попутно здороваясь с мадам за прилавком. Маленький стул с мягким зеленым сиденьем и орнаментом цветка привлекает внимание и юноша подходит разглядеть поближе. Он притрагивается к чуть шершавому материалу, говорящему о вышитом узоре и в восхищении выдыхает. Звук колокольчика отвлекает и Ким поворачивает голову назад, видя группу азиатов в костюмах, но немного необычных для здешних мест. Это…. Кимоно? Сону увлекался в свободное время странами братьев по расе. В библиотеке в Монтрезоре нашел даже словарь японский. И так заинтересовался страной Восходящего Солнца. За пристальным рассматриванием, не заметил, как глаза встретились с другими — темными, прожигающими. Юноша вздрагивает и смущается, опуская быстро голову. Щеки горят. Наверное, это выглядело грубо со стороны Сону. Так пялиться на незнакомцев — невежливо, как минимум. — Сол! Вот ты где. Родной голос вынуждает поднять подбородок. — Познакомься, моя тетя Мари, — парня встречает улыбчивая, с пышными формами и русыми кудрявыми волосами женщина. — Salut, chéri! — тут же тянет руки к щекам Сону, тиская. От нее пахнет жженым сахаром и книгами, распуская уют в душе. — Какой все таки ты хорошенький! — Bonjour et merci beaucoup, — со смущением улыбается. — Ну, что мы тут стоим? Пойдемте в мой кабинет, я вас угощу и напою. Лицо юноши светится и он кивает, следуя за тетушкой и Лео. И не ощущая внимательный взор чужих глаз, что фокусируются на молодом лике.