spbboy.

      — Oh, fuck. Джеймс, где тебя носит? И позволь узнать какой у нас номер ебучего рейса! — Нэйтен просто истерически орет на весь этот блядский аэропорт, блядской Москвы. Он театрально размахивает руками, дабы полностью передать весь эмоциональный спектр, который он сейчас чувствует, но парень на другом конце провода телефона, навряд ли обладает телепатическим зрением, чтобы оценить эту постановку — Потому что по-моему в этой fucking Russia все просто запредельно отсталые! Ты представляешь! Мне на стойке регистрации сказали, что моей фамилии нет в базе данных! — он уже миллиард раз, а то и более, проклял помощников Джеймса, которые еще до их приезда на конференцию в Москву, случайно забронировали номера в двух разных отелях. Не будь они настолько умственно обделены способностями, Вашингтону и Нью-Йорку не пришлось бы сейчас по одиночке добираться до аэропорта. Бронкс слышит усталый вздох из микрофона сотового, а следом уточняющий вопрос, в каком именно аэропорту его компаньон находится, что еще больше заставляет блондина выйти из себя — Ты меня за дурака держишь?! В Шереметьево, — и еще один еще более заебанный вздох на другом конце. — Нэйтен, а я в Домодедово. Нэйтен, у нас вылет из Домодедово, — определенно не будь Вашингтон настолько эмоционально сдержанным, его друг сейчас точно бы услышал, насколько его iq отличается от iq дождевого червя спойлер: ни на сколько. — WHAT THE FUCKING BULLSHIT? — он снова открывает электронный билет на своем смартфоне. И вправду Домодедово, а Шереметьево был указан аэропортом куда они прибывали из Нью-Йорка. -Я попрошу сейчас помощников купить тебе новый билет на другой рейс и вышлю тебе данные. Нэйтен просто сбрасывает вызов и все что ему сейчас остается, ждать, попутно надеясь, что в отличие от ситуации с отелем, эти олухи не перепутают город прибытия. Через 10 минут, смс с долгожданными данными оповещает себя о своем прибытии условным сигналом. Новый рейс был назначен на сегодня, через 5 часов и, о какое чудо, он был из Шереметьево. Сказать, что это были самые нудные и скучные часы в его жизни — ничего не сказать. Бронкс хоть и снял на это время себе номер в отеле при аэропорте, но из развлечений там был телевизор с русскими каналами. «Таким только в аду людей пытать» — пронеслось в голове после прокрутки всех каналов. Фактор того, что сейчас Нэйтен уже сидел на своем месте в бизнес классе, определенно заставлял забыть последние 5 часов, как страшный сон до того момента, пока он не услышал из динамиков металлический голос: " Уважаемые пассажиры рейса SU 102, компании Аэрофлот Россия, выполняющего полет из Москвы в Нью-Йорк. Просим вас покинуть борт самолета, всвязи с отменой рейса ввиду непредвиденных обстоя.....» — WHAT THE FUCK! — ему уже не особо было интересно слушать оставшуюся часть речи пилота, где тот, конечно же, просит глубочайшие извинения и бла бла бла — В ЖОПУ ЗАСУНЬ СВОИ ИЗВИНЕНИЯ! ГРЕБАННАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ СУКА! — да Бронкс вскочил как истеричка из какой-нибудь американской комедии, да, Бронкс будет так же как она истерически орать и посылать всех, не забывая попутно набирать Вашингтону, который уже должен был быть в Америке, и слава богу после второго гудка, он слышит его голос. -Да, Нэйтен — ТЫ ПРОСТО НЕ ПОВЕРИШЬ, ЧТО ЭТИ ЕБАННЫЕ ПРИДУРКИ МНЕ СЕЙЧАС ГОВОРЯТ, — где-то сбоку его все же пытается успокоить стюардесса, — РЕЙС ОТМЕНЕН! ДЖЕЙМС! — у нее уже изначально нет шансов, — WHAT THE FUCK? AND U TOO GO THE FUCK, — последняя фраза была уже адресована ей. — Дай мне пару минут, я разберусь, — Нью-Йорк уверен, что в Вашингтон, пока говорил эту фразу, поднес свою руку к переносице, попутно хмурясь от того, как это все ему поднадоело. — Я ТЕБЕ ПОВТОРЯЮ. НУЖНО БЫЛО ЕЩЕ В 1991 ПОД ШУМОК СКИНУТЬ НА НИХ ЯДЕРНУЮ БОМБУ! — Ней уже несколько часов подряд обрывает телефон Джеймса, в надежде, что после очередного разговора p.s разговор, где один просто истерически орет, словно претендует на Оскар, как «лучшая истеричка года», а второй просто повторяет одну и ту же информацию из раза в раз, сложно назвать разговором в принципе -Нэйтен, я уже миллион раз тебе повторил, из-за закрытого воздушного пространства некоторых стран и их санкций, временно приостановлены рейсы как и в Нью-Йорк, так и ..... — ЗНАЧИТ ДОБУДЬ МНЕ РЕЙС ХОТЬ В ШТАТ ОГАЙО! МНЕ ПОХУЙ КУДА! ЗАБЕРИ МЕНЯ ИЗ ЭТОЙ ОТСТАЛОЙ СТРАНЫ! ДЖЕЙМС! -…и в любой другой город США. Просто подожди пару дней. Мы с Михаилом уже решаем этот вопрос. -ОТ МАЙКЛА СТОЛЬКО ЖЕ ПОЛЬЗЫ, КАК И ОТ СМЫВАЕМОЙ ВТУЛКИ ДЛЯ УНИТАЗА! ТЫ это прекрасно знаешь! — Нью-Йорк сбрасывает вызов. Сейчас он находится в отеле, который расположен в самом центре Москвы, тут хотя бы побольше развлечений нежели в том, который при аэропорте. — Вернусь в США, первым дело запущу парочку ракет в Майкла, — шипит блондин, закрывая дверь своего номера, направляясь на улицу. Ему нужно просто где-нибудь прогуляться. И хотя бы чуть -чуть выпить .По крайней мере он так и планировал, до того момента, пока не развернувшись, его взгляд не остановился на молодом парне, идущему вдоль по коридору, в его сторону. Эту походку, очертание силуэта и стиль одежды, Бронкс узнает из тысячи. — Oh, my russian princess, чем буду обязан столь неожиданной встрече? — первым нарушает тишину холла американец, как только расстояние между ними сократилось до пары шагов и давний знакомый теперь предвстал во всей своей красе. —Доброго вечера, Нэйтен, -отозвался Александр, сопровождая мягкой улыбкой на губах, — Мне стало известно о произошедшей, весьма неприятной для нас всех, ситуации. Джеймс позвонил Михаилу в тот момент, когда у нас проходило совещание. Мне показалось, что было бы крайне некультурно и бестактно с нашей стороны не позаботиться о твоем комфорте и не узнать не нужна ли тебе какая-нибудь помощь, — излагает Петербург, в ответ на вопрос американца, никуда не девая свою доброжелательную улыбку. Нэйтен слегка усмехается, параллельно в мыслях задаваясь вопросом, как вообще Романов, смог дожить до нынешних дней не растеряв ни капли всех своих манер, при столице в виде Майкла. — Побыстрее свалить из этой страны, — цокает блондин, показывая всем своим видом на очевидность фактов. Он все так же продолжал играть актёра драматического театра. Когда-нибудь за это он точно получит Грэмми, не меньше. —Михаил уже занялся этим вопросом и, думаю, он сделает все возможное, что бы решить данную проблему как можно скорее, — выдержав небольшую паузу Петербург все же продолжил, -Тем более, не думаю, что факт нахождения тебя у него в стране, как либо поднимает ему настроение. Бронка ухмыляется на это, ему доставляет крайнее удовольствие быть той самой занозой в заднице Майкла, из-за которой у того куча проблем. — И все же, может что-то нужно? — все таким же спокойном голосом произносит северная столица, заставляя Нэйтена погрузится в мозговой процесс. Минута, и его светлую голову озаряет, как ему кажется, просто наигениальнейшая идея. — Да, проведи со мной этот вечер, — с азартом выдает Бронкс, но, видя сомнения в глазах Романова, уже более драматично протягивает: Алекс, я ведь совершенно один в такой чужой для меня стране, мало ли чем это может обернуться. Нью-Йорку просто хватило уже впечатлений после просмотра русского тв на несколько веков вперед и дополнять это походом куда-либо одному в Москве, даже звучало отвратительно и мучительно. Поэтому идея провести время в компании столь обворожительного джентльмена не могла не претендовать на звание " best ever idea». Петербург проводит в размышлениях около минуты. За этот короткий срок на его лице сменилось порядка ста эмоций, если, конечно, столько вообще существует в мире, если нет, то Нэйтен использует Александра в качестве наглядного примера и покажет это всему миру. Глядишь, помимо Грэмми, добавиться и нобелевская премия.       В водухе раздается положительный ответ, и Бронкс был готов благодарить любого за это, кроме Майкла, того бы он послал в любом случае.       В лучших традициях, как и следовало ожидать от Санкт-Петербурга, он вместе с нежданно-неожиданным гостем оказались в одном из самых изысканных ресторанов Москвы. Бронкс у себя в голове делает пометку, что даже спустя 250 лет Романов свои манеры не растерял. Тем временем, у Нью-Йорка их никогда и не было.        Ах, возможно этот вечер и мог закончиться как обычно это бывает в лучших мелодрамах, нет, Нэйтена вообще не волнует то, что это далеко не свидание, однако золотоволосый парень мог бы послужить антонимом в словаре, напротив определения «культурный». Поэтому сейчас Петербург стоит прижатым к одной из стенок лифта, держа путь обратно в номер блондина.       Нэйтен слегка покусывает нежную кожу, открытой специально для него одного, шеи, оставляя небольшие красные пятна, не забыв отметить в голове, что «Майкл будет в бешенстве. " Мелодичный звук оповещения о прибытие на нужный этаж раздается где-то над их головами, на что Петербург слегка отталкивает американца от себя, дабы расчистить путь. Романов перехватывает его ладонь и утягивает следом за собой, уже в столь долгожданный номер. У двери, которого русский город снова впечатывают в стенку, спиной, а после, жадно вовлекая в поцелуй. — Ней, нас могут увидеть — шепчет в губы брюнет, а после чего выбирается из цепких рук американца. Бронкс звонко цокает, а после язвительно протягивает: — Боишься, что у Майкла везде глаза? — но все же открывает замок в номер, во внутрь которого его тут же затаскивают. Оказавшись полностью в номере, Романов толкает блондина назад, прижимая к самой двери, тем самым спиной Нэйтена захлопывая ее.       Бронксу нравится давать немного лидерства Петербургу, пока тот вплетает свои длинные изящные пальцы в чужие волосы, то и делая, что накручивая их на фаланги, во время поцелуя. Возможно Нэйтен бы и дал немного больше времени в доминировании северной принцессе, но сдерживать свой стояк в узких брюках, пока перед тобой первая красавица на Руси, готовая буквально на любое извращение, которое только может родится в очерствленном мозгу американца, ровнялось синониму невозможно.       В моментах между тем, когда Бронкс стягивает с Петербурга его плащ и, когда тот уже лежит на огромной кровати номера, оставшись лишь в нижнем белье, Романов ловит себя на мысли, как это все вообще могло произойти? Его слегка, совершенно не слегка, опьяненная голова предполагает, что всему виной слишком разговорчивый Нэйтен и схожие травмы, в виде одинакового звания «бывших столиц» и двух придурков ныне занимающихся этот пост. Это умозаключение Саше нравится куда больше, чем то, которое было более приближенно к правде и, скрывающее ответ, почему же сейчас Нью-Йорк трахает Романова. А делает это он потому что после ужина, американец наглым образом затащил (никто не сопротивлялся) в бар, где Саша и потерял умение разумно мыслить. Петербург даже не заметил как с изысканного вина в ресторане, он перешел на Б-52, сидя у барной стойки, в сопровождении Бронкса.        Незнакомый человек, только лишь взглянув на блондина, мог подумать, что тот ждал эту тусовку большую часть своей жизни. Иначе, откуда у того столько авантюризма и веселья для обычного похода в бар? Но незнакомый человек, конечно, не знает, что перед ним тот самый ненавистный "пендос", о котором так любят посплетничать бабушки у подъезда, и из-за которого происходят любые беды в твоей жизни. Поэтому явно стоит полагать, что даже упоминание связанное хоть как то с Бронксом и этой страной, не могло приносить и каплю позитива. Чего уж говорить о нахождении в самом центре этого социалистического ада. О моменте, где Нэйтен нагло и в открытую заигрывает, параллельно рассказывая о том, чтобы он хотел сделать с Петербургом, Саша предпочитает вообще забыть. Ведь слишком высокий риск в ином случае сгореть от стыда. Однако не забывает, ведь такое отпечатывается в памяти вместе с красочными преставлениями фантазий, которые твой мозг так любезно предоставил. " …и в такси, сидя на заднем сидении бизнес класса, я сделаю тебе такой отсос, который может удосужиться звания имперского» — в голову предательски поступают обрывки фраз из бара, а у Петербурга на слова образованные от слова "империя" - определённый кинк.       Из мыслей его вырывает рука американца, которая сквозь ткань нижнего белья, слегка сжала член, что вызвало ответную реакцию, в виде глухого стона Романова. Петербург накрывает щеку Нэйтена поцелуями, оставляя влажный след вниз до самых ключиц. Он слегка задерживается на белоснежной шее американца, так же оставляя небольшие отметины, иногда позволяя себе прикусить кожу парня немного грубее, что сразу же вызвало шипении, но останавливать в этом его никто не собирался. Бронкс оттягивает резинку трусов запуская под нее свою ладонь, следом накрывая возбуждённый половой орган и начиная водить вдоль всей длины. Далее ловким движением, заставляет брюнета развернуться, слегка раздвинув ноги, упираясь коленими в мягкую постель. Доставая из своей багажной сумки небольшую баночку смазки, Бронкс отмечает у себя в голове, что положить ее в поездку было одной из лучших его идей. ( но пригласить Питер провести с ним вечер, куда лучше) — Даже не знал, что ты можешь выглядеть настолько развратно — опаляя горячим дыханием ухо Романова, шепчет Нью-Йорк, параллельно растягивая его пальцами. Все эти действия заставляют Сашу выгнутся в спине, откидывая голову назад, подставляя шею для поцелуев. — Майкл даже представить себе не может, что сейчас его культурная столица жалобно стонет под чертовым американцем, умоляя того вставить свой член, во всю длину, — смакуя каждое слово протягивает Бронкс, он желает насладится этим моментом до последней капли. Нью-Йорк входит резко и во всю длину, заставляя брюнета пискнуть, а на уголках его глаз появится блестящим капелькам слез, которые после оставляют по обе стороны солёный след. С каждым толчком, блондин наращивает темп, руки обвивает своей рукой чужую шею после чего оттягивает назад ближе к себе, его зубы впиваются в нежную кожу, до тех пор, пока во рту не образовывается привкуса железа. Все эти действия отражаются в хриплом русском стоне, вызванным нехваткой воздуха. Бронкса буквально доводит до безумия лишь мысль о том, что шея Романова буквально вся состоит из различных ссадин и пометок американца, а весь спектр оттенков начиная с темно фиолетовых и постепенно доходя до желтоватых, не сойдет ближайшие пару недель. С каждым толчком блондин с предельной точностью проезжается по простате, заставляя культурную столицу срываться на совершенно не культурные стоны. Петербург кончает с долгим протяжным глухим стоном, ощущая слабую рябь приятных судорог в своём теле. Обстановка в комнате доводит Нэйтена до полного лишения рассудка, и он кончает с оглушительным криком, заставляя все мысли спутаться в единый комок неразберихи.