***
Майлз выдергивает его из-за стола, когда все уже собирались завтракать и говорит, что они поедят в другом месте. Стром был там уже пару раз и лучшего места, по его словам, чтобы ощутить жизнь во всей красе, просто нет. — Фух, ну наконец-то, — вдруг облегченно выдыхает Джеймс и когда Ричард бросает на него заинтересованный взгляд, тот поясняет, — без обид, старик, но в последние дни у тебя был такой видок, что я думал, еще немного, и ты вообще перестанешь выходить из дома. Пусть хоть Майлз тебя растрясет. Выходит, перемены в его настроении заметил не только Стром. И судя по обеспокоенным взглядам Клэр и Кейт — об этом знают все. — Так, все, пошли, — Майлз хлопает его по плечу, — у нас сегодня много дел, поедем на моей тачке. — Раньше полуночи не возвращайтесь! — кричит им в спины Форд. — И не планировали! Полуночи? Что Майлз собирается делать с ним целый день? И хватит ли этого дня, чтобы сполна ощутить вкус жизни? Или все его попытки будут тщетными? Алперт смотрит на Майлза — он буквально светится изнутри, вдохновленный предстоящей поездкой и на секунду, совсем на мгновенье, ему кажется, что что-то у него должно получиться. Хоть что-нибудь. Пожалуйста.***
Место, в которое привел его Майлз, оказалось совсем не таким, каким он его представил в своей голове. Он ожидал, что это будет ресторан, простой, но в тоже время, изысканный, вроде тех, в которых он бывал раньше, когда выполнял поручения для Бена. Но…это? Это место далеко от привычного. Это оживленная забегаловка, где людей настолько много, что на всех не хватает столиков, где за кассой всего двое продавцов, а очередь к ним выстроилась с десяток человек. И им с Майлзом приходится ждать по меньшей мере полчаса, пока они получат свой заказ. Затем, они протискиваются сквозь возмущающуюся толпу и занимают место у самого выхода, где стоит самый маленький столик, за которым даже одному будет неуютно, а они каким-то чудесным образом, умещаются за ним вдвоем. Плечо Строма вплотную жмется к его плечу и есть им придется очень осторожно, чтобы не толкать друг друга локтями. — Ну, приятного аппетита, — весело произносит Майлз и пододвигает к нему пластиковую тарелку с едой, которую заказал для него сам, — держу пари, ты такого еще не ел. На тарелке нечто, похожее на буррито, только лепешка слегка развалилась и из нее вытекает столько соуса, что его можно было бы собрать в маленькую баночку. — И это, вот еще, оно очень, очень острое, так что запивай водой, окей? Я так один раз без нее ел, у меня чуть глаза из орбит не вылезли. — Зачем тогда брать настолько острое? — резонно спрашивает он, осторожно беря разваливающуюся лепешку в руки. — Чел, глупый вопрос. Попробуй и поймешь. И с этими словами он откусывает от своей порции, и тут же морщится так, будто ему врезали под дых. Ричард начинает было беспокоиться за его состояние, но такое выражение лица у него мелькает всего на долю секунды, а потом — он принимается энергично жевать и мычать от удовольствия, не забывая перед каждым следующим укусом, делать большой глоток воды. Смотря на него, такого по-простому счастливого, он тоже решается наконец откусить, хоть в этот момент он искренне опасается за благополучие своего желудка. Конечно, на острове и не такое приходилось есть, но даже там еда выглядела поприличнее и более внушающей доверие. Первый кусок, который Ричард делает, кажется ему последним приемом пищи в своей новой жизни. Потому что рот начинает неистово жечь, а толстенный кусок курицы, застревает прямо в глотке, отчего он начинает задыхаться. — Чувак, живо пей! — Майлз тут же сует ему в руки стакан с водой и он не задумываясь выпивает его почти полностью. И вот, когда кусок буррито проталкивается в желудок, а глотку перестает выжигать огнем — он ощущает. Ощущает вкус. И… — Понял, да? — ухмыляется Майлз, похлопывая его по спине, — Совершенно другой вкус, скажи? … он прекрасен. Это многообразие вкусовых ощущений можно сравнить с экзотическим блюдом, которое пробуешь впервые, но в тоже время, вкус этот такой знакомый, словно ты знал его всегда. Такое противоречие — просто не может остаться без внимания. И Ричард делает следующий укус, на этот раз не торопясь, выдерживая определенную паузу, прежде чем запить остроту водой. В этот раз, ощущения еще лучше. Он и не думал, что такое можно получить от слепленного наспех буррито. — Ну, что я говорил? Вкус жизни во всей, мать его, красе. Смеется Стром и он не может с ним мысленно не согласиться.***
Следующей остановкой на их параде новой жизни, стал парк аттракционов, где Ричард недоуменно застыл на входе, пока Майлз покупал билеты на какую-то безумную, крутящуюся карусель, где люди визжали так, будто переживают самый страшный кошмар в их жизни. — Ты уверен, что нам стоит туда идти? — спрашивает он, когда Майлз возвращается к нему с билетами в руках. — Уверен, а ты что? Испугался? — Поверь, я прокатился на дымовом монстре и тем, что я вижу сейчас, меня не испугаешь. Просто…это же развлечение для детей? Майлз фыркает возмущенно и повернув голову Ричарда в сторону развлекающихся, спрашивает: — Видишь, сколько среди них взрослых? Мужчин, женщин? Да я даже вижу старичка за восемьдесят, а ты говоришь, для детей. Нервишки любят пощекотать себе все. Это вне возраста. Что ж, довод вполне себе убедительный, только Алперту от него не легче, когда Майлз усаживает его на следующую поездку в двухместную кабинку, выполненную в форме фарфоровой чашки. — Проблем с вестибулярным аппаратом нет? — спрашивает Стром, когда они уже схватились за ручки безопасности. — Нет, а что? — Просто твое буррито может сейчас вылететь из твоего желудка. Ну, точнее то, что от него осталось. Я такое уже видал, поверь. Он обводит взглядом остальных пассажиров на адскую поездку. Кто-то в предвкушении кусает губы, кто-то абсолютно расслаблен, а у кого-то на лице отпечаталась гримаса неподдельного ужаса. Неужели кому-то действительно нравится вот так себя изводить? Он, конечно, знаком с таким понятием, как адреналинозависимость, но все же, это просто не может уложиться в его голове. Он действительно стар для этого. — Все готовы?! — кричит управляющий аттракционом и когда раздается несколько убедительных возгласов подтверждения, он запускает карусель. И хоть Ричард до этого сказал, что готов и не боится, он моментально начинает сомневаться в своих словах. Потому как чашки начинает раскручивать в такой безумной скорости, что перед глазами он не видит ничего, кроме мелькающего пятна из красок. Спиной вжавшись в кресло и покрепче схватившись за ручки безопасности, он не может думать ни о чем, кроме как мечтать — чтобы это все быстро закончилось и у него не успела разболеться голова. Но… Но тут он слышит смех. Рядом с собой. Это Майлз буквально сгибается пополам и хохочет так, как будто кто-то его беспрерывно щекочет. И прежде чем Ричард понимает, что начинает ни с того ни с сего хохотать сам, карусель останавливается и им уже нужно выходить. Что это сейчас было? — Это, чувак, был настоящий кайф, — отвечает Майлз на вопрос, который, оказывается, был задан вслух, — твой организм прямо выворачивает наизнанку и тут ты либо ржешь, потому что от эмоций тебя кроет либо орешь от страха, потому что от эмоций тебя очень кроет. Судя по тому, что я услышал, тебе понравилось. Ты же смеялся, да? Ричард медленно кивает головой, все еще сомневаясь в том, что сам только что делал. Но Майлз говорит, что он смеялся, а значит, это правда. И даже когда он вылезает из чашки и пошатываясь от головокружения садится на скамейку, он чувствует только…удовлетворение. Да, оно самое. Как в те моменты, когда переживаешь сильный стресс или опасная ситуация обходит тебя стороной. Приятное облегчение. — Теперь куда? — спрашивает он, уже более оживленно, что несомненно, не укрывается от довольного собой Строма. — Прокатимся еще на парочке. И тир. Я классно стреляю, спорим, не побьешь мой рекорд? И он спорит. Даже если не уверен в своей победе. Да и что-то подсказывает ему, что это не самое главное.***
Они прокатились на горках, где дух прямо-таки захватывало и Ричард проехал весь путь с открытым ртом, с наслаждением ловя им прохладный воздух. Потом была та странная штука, названия которой он не запомнил, зато уверен, запомнит навсегда, как их с Майлзом переворачивало на триста шестьдесят градусов по вертикали. Потом были электрокары, где Стром показал чудеса вождения, сбивая остальных водителей, зато он сам слетел от первого встречного, от чего Майлз смеялся несколько минут со слезами на глазах. И, наконец… Колесо обозрения. Где им открылся чудесный вид на город, с его маленькими улочками, оживленной магистралью и большим скоплением людей, которые с такой высоты, показались ему кучкой муравьев. И он удовлетворенно улыбнулся, когда Майлз сказал тоже самое. Потом он накормил его сладкой ватой и попкорном, и Ричард искренне пожалел себя, что не попробовал его раньше. И вот сейчас, по словам Майлза, они сделают последний рывок на сегодня. Рванут за город по магистрали протяженностью в четыреста километров и окажутся на месте часов так через шесть. Столько долгий и затратный путь, Стром объяснил просто шикарнейшим природным видом, после которого, по его словам, Ричард захочет жить так, как никогда раньше. На широкую ногу, для себя. «Такая красота там…даже круче, чем на том проклятом острове. Я тебе клянусь, это нужно увидеть самим». Конечно, он ему поверил. Наплевал даже на то, что туда они приедут ночью, а вернутся домой только следующим утром. Что им придется сутки не спать, просто чтобы увидеть… Это. Он застывает на месте, когда они уже приехали и Майлз выводит его из машины прямо к нему. К огромному озеру, расположенному посреди небольшого лесочка, окруженного высокими деревьями со всех сторон, словно забором. В глади озера…о, Боги, он замечает не сразу, а только когда Майлз кладет руку ему на затылок и опускает его голову вниз — на отражение звездного неба в воде. — Как будто в другой мир смотришь, — шепчет тот, опуская руку в нагретую от дневного солнца воду, — кажется, что рукой можно схватить звезду, но это всего-лишь отражение. Он так завороженно смотрит на блики звезд в водной поверхности, что даже не сразу замечает, как энергично Майлз принимается раздеваться. И только когда гладь резко начинает рябить, он переводит на него свой взгляд и понимает, что тот залез в воду. — Чего стоишь? — чуть хрипло, как не своим голосом, спрашивает Стром, — Давай, снимай портки и дуй сюда. Вода теплая, как молоко, ты обязан искупаться. Это тебе не соленый океан, чувак, ощущения совсем иные. На самом деле, когда они ехали сюда, он представлял себе что-угодно, но точно не красивое озеро посреди леса. Не Майлза, стоящего по пояс в воде, освещаемого светом луны и звезд, не манящую собой теплую, как молоко, воду. Но, черт возьми, как же он рад, что это превзошло все его ожидания. Так что он ничуть не задумывается над предложением искупаться, он сразу же приступает к нему, раздеваясь так же быстро и энергично, как Майлз до этого. — Круто, Рич, — смеется Майлз, когда он присоединяется к нему в воде, — я не думал, что ты согласишься. — Рич? — Я могу так тебя называть? Или лучше…? — Можешь, — он улыбается, признаваясь себе, что ему нравится такое сокращение своего имени. В ответ Стром дарует ему довольную ухмылку и прежде чем Ричард успевает что-то сказать, он получает заряд теплой воды прямо в лицо. — Ха, попался! — Майлз обливает его еще раз, — Вывел я тебя из равновесия, скажи?! Наверное, сделай так кто-либо другой, это бы его разозлило, но это же Майлз. Да и день был такой, что сейчас, кроме смеха, он просто не способен на другую эмоцию. Он с удивлением ловит себя на мысли, что давно не был так счастлив. С тех самых пор, как он был с Изабеллой… — Ох, чувак, что за лицо? Я попал тебе в глаз или что? — обеспокоенно вопрошает Майлз, неправильно прочитав его эмоции. Стром останавливается и тянет руку к его лицу. — Рич, эй, все нормально? Я перешел черту? Ты скажи, я хоть извинюсь. — Нет, нет, ты ничего такого не сделал, — быстро поясняет он и так, чтобы Майлз не заметил, осторожно утирает слезу в уголке глаза, — просто я… Он запинается, чтобы посмотреть Майлзу в глаза и убедительно, не сомневаясь в словах, произнести: — Очень счастлив сейчас. — О…круто, — тот облегченно вздыхает, — я рад, значит, у меня получилось. Но…без обид, ты все равно выглядишь как-то подавленно. — Просто вспомнил кое-что…точнее, кого. Он понимает, что произнес это с болью в голосе, потому как Майлз тут же огорчается, словно это его ранило. Он уже хочет сказать ему, что это не его вина, как тот сокрушенно произносит: — Хотел бы я так же легко говорить с мертвыми, как Херли. Тогда я бы обратился к твоей жене и она бы сказала тебе через меня, чтобы ты жил дальше и радовался жизни. Но я так не могу… — Тебе так и не нужно, — уверенно произносит он, кладя руки на его плечи и чувствуя, как они моментально покрываются мурашками, продолжает, — ты уже показал мне и доказал, что я могу жить дальше. И хочу. И быть счастливым, испытывать радость, удивление и другие эмоции, как сегодня — тоже хочу. И я хочу, чтобы ты был рядом и показывал мне все это. Потому что у тебя это хорошо получается. Очень. Майлз смотрит на него немного испуганным взглядом, потому как зрачки у него внезапно стали такими огромными, что почти закрыли собой всю радужку, а его рот в удивлении приоткрывается, и все это вынуждает Ричарда отстраниться. Может, он вторгся в его личное пространство слишком резко? И пламенная речь его смутила? Но когда Майлз, чуть шепотом, осторожно говорит: — Ричард, я сейчас сделаю нечто очень тупое, ты только не злись. Он сам в удивлении открывает рот и тут же, он оказывается закрыт губами Майлза. Это длилось всего секунду, и если бы он неотрывно не следил за лицом Строма перед собой, то он даже не понял бы, что только что произошло. Но это было. Теплые, чуть сухие губы, точно коснулись его. — Бля…бля, Ричард, я не знаю, что на меня нашло… Майлз испуганно лепечет и сбросив руки Алперта с плеч, резко подается назад, вызывая большой и шумный всплеск водой, из-за чего неподалеку пьющие из озера птички, моментально взлетают в небо. — Серьезно, мужик, я не хотел! Просто ты мне сейчас столько всего сказал и на меня что-то нахлынуло! Ну, то есть, мы тут вдвоем, голые в озере, ты такой красивый в свете луны и говоришь мне такие романтичные вещи…! О, Господи, что я несу? Забудь! Давай об этом забудем, окей? Ричард подносит руку к губам и проводит по ним пальцами. Так странно… нет, не сам поцелуй, это, почему-то, легко укладывается в голове. Он ведь сам положил руки на его плечи, сам притянул к себе, сам открыл рот, подаваясь навстречу… Странно то, что он еще способен испытывать такие чувства. Он думал, что после Изабеллы, после сотен лет в одиночестве, он разучился. Что это чувство, за ненадобностью, просто отключилось. Как у некоторых слонов, за несколько лет эволюции, отпала надобность отращивать бивни, которые люди и так срезают. Так и Ричард Алперт считал, что более не способен любить. Но сейчас… Нет, даже вспоминая целый день, что они провели вместе и все те дни до этого, когда Майлз помогал ему приспособиться к новой жизни на большой земле. Смертной жизни обычного человека. Вспоминая все это, складывая части пазла в единое целое, он ясно понимает — что может любить. Что хочет этого, как хотел когда-то жить вечно. И сейчас, стоя напротив живого воплощения этого чувства, по пояс в воде, в свете луны и абсолютно голым — он ощущает себя на редкость счастливым и удачливым человеком. Подумать только. Он любит. И его любят в ответ. И нет Человека в Черном, нет острова, Бена Лайнуса, бессмертного существования и обязанностей перед Джейкобом. Есть только они вдвоем. Здесь и сейчас. И пока Майлз не находит себе места, пока он кружит в воде и оправдывается за свой чувственный порыв, он вновь первым сокращает дистанцию и на этот раз, целует его сам. Осторожно, не быстро, так, чтобы Майлз успел почувствовать и проанализировать то, что он только что сделал. Он знает, что возможно, со стороны все это покажется странным, если кто-то их увидит сейчас. Некогда бессмертный мужчина, сотни лет хранящий верность одной женщине, целует другого мужчину, что ворвался в его жизнь так внезапно, но так вовремя. Они оба голые, в глади звездного озера и целуют друг друга так осторожно, как будто до этого никогда раньше не целовались. Но они тут только вдвоем. Укрытые деревьями от ненужных глаз, спрятанные в воде и заглушаемые стрекотом насекомых. И когда Ричард прерывает поцелуй, в отражении глаз Майлза он видит только себя и абсолютно точно уверен, что тот тоже видит свой образ в его зрачках. — Вау… — сипло произносит Майлз, безвольно обмякнув на его плече, — Вау, Рич, мы должны поговорить об этом. — Сейчас…? — Нет…нет…завтра, когда вернемся домой. Домой. У него есть дом. У них есть дом. Место, куда стоит возвращаться. Внезапно, он начинает даже скучать по Джеймсу, Клэр, Кейт и Аарону. Он даже не знал, что так к ним привязался. Выходит, он очень многое про себя не знает и ему только предстоит это узнать. — А сейчас я хочу…чтобы мы еще поцеловались. Мы можем? — Конечно. Глупый вопрос. И он с усмешкой подается навстречу смеющемуся Майлзу, тот явно оценил его скопированную манеру разговора. Целуя его, Ричард думает только об одном. Как же сильно он хочет жить. И как же он рад, что у него еще есть много времени.