***
Мэв и опомниться не успела, как её перенесло в новое место. Теперь Далемар сидел за столом в куда более светлом и просторном помещении. Идеальный порядок вокруг сразу навёл её на мысль, что она угодила в кабинет своего будущего мужа. На стене стяг с чёрным драконом Империи соседствовал с золотым орлом Альдмерского Доминиона. По центру помещения стоял стражник-мер в полном эльфийском доспехе. Простой сержант, тут же отметила Мэв. Верно, поэтому он и вытянулся по струнке, представ перед эмиссаром. — Имени её я не запомнил. Крепкая короткостриженная блондинка, с родинкой на щеке. Очень дерзкая и несдержанная на язык, — поведал сержант, и Мэв обратилась в один слух. Описание очень подходило Брит. — Главный дознаватель Рулиндил допрашивал её лично. Несколько раз. Это… было странно. — Чем именно? — спросил Далемар. — Обычно заключённым хватало одного раза в пыточной главного дознавателя, чтобы сломаться, но она держалась. — Мер нахмурился и явно задумался, гадая, насколько откровенным ему следовало быть. — Хотя, когда я вёл её к нему в последний раз, едва стояла на ногах. «В последний раз…» — могла бы Мэв прикрыть глаза, то несомненно сделала бы это, но она лишь продолжала сверлить стражника взглядом. — Кто избавился от трупа? — от хладнокровия, звучавшего в голосе Далемара, иллюзорное тело Мэв пошло дрожью. Ведь говорил он о Брит. О её Брит! Вместе с облегчением от того, что Далемар не был её убийцей, пришла горечь от осознания, что сестра точно мертва. — Обычно это делали дежурные. Списывали убитых по приказу главного дознавателя согласно стандартной процедуре, как казнь… Но в тот раз… не помню. Точно не я. Возможно, Рулиндил сделал это сам. — Часто он так утруждался? Солдат смутился ещё больше, нервно переступил с ноги на ногу. Но Далемар усердно прожигал его талморским взглядом, и тот, вздохнув, решил не уклоняться от ответа. — Редко. Когда не хотел, чтобы мы видели тела. Или когда опасался внезапной инспекции. — А такая была в то время? — Насколько я помню, нет. — Но, тем не менее, Рулиндил вырезал лист из журнала, — задумчиво протянул Далемар, прикоснувшись к подбородку. — Зачем делать это, если можешь списать потерю заключённой как простую казнь? — Не могу знать, эмиссар, — отозвался сержант. — Может, дело было не в ней? — Далемар прищурился. — Кто-то ещё пропал в то время? Кто-нибудь заметный? — Не помню точно. Но, думаю, никто. — Сержант скривился. Было заметно, что вспоминать былое ему не только тяжело, но и противно. А, скорее, просто стыдно. Мэв раньше не умела так точно считывать малейшие нюансы чужого поведения, но теперь делала это столь же легко, как и различала талморские ранги. — Пленных с особым статусом главный дознаватель Рулиндил всегда допрашивал согласно инструкции. Только… ну тех, кого никто не хватился бы… вот их так. «Вот их так…» — от одной этой фразы ярость заклокотала в Мэв. Ей отчаянно захотелось оживить гнусного подонка и вытрясти из него жизнь уже своими руками! О том, что за ужас скрывался за этой короткой фразой, не хотелось даже думать. Но видения возникали в мыслях помимо её воли: перекошенное родное лицо, опухшее от побоев, потухшие синие глаза, скрюченные пальцы с сорванными ногтями, кровь, стекающая по скуле. Эти сны мучили Мэв в ту пору, когда сестра пропала: размытое жёлтое лицо, чёрная форма и вопросы, на которые она точно не знала ответа и которые мучитель задавал, чтобы просто сделать ещё один… надрез. Нанести ещё один удар. Тогда Мэв думала, что это просто кошмары, но ведь в тёмном мире она могла видеть куда больше, чем простая смертная. А что, если тогда, сама того не осознавая, она видела реальность, но уже глазами Брит? Мысль была жуткой. — Можешь идти. — Жестом Далемар указал на дверь за спиной солдата, и тот с явным облегчением покинул кабинет. Оставшись один, Далемар начал рутинно разбирать корреспонденцию. Верно, гибель Брит была для него данностью, и он не испытывал из-за этого никаких чувств. Злоба в Мэв не могла найти выхода, и она невольно вспомнила, что и сам Далемар, если верить слухам, мало чем отличался от этого гнусного подонка Рулиндила. Тоже ведь дозволял себе отыгрываться на пленных, которых «никто не хватился бы»! А раз так, то чего ему грустить о безвестной жертве? Хорошо, что открыто не порадовался тому, что одним нордом на свете стало меньше. Пришлось приложить усилия, чтобы погасить волну гнева. И едва это удалось, как Мэв сумела отогнать назойливую мысль о сходстве мужа и того садиста. А потом мысленно поблагодарила того, кто отправил в Обливион убийцу сестры. Да, месть свершилась чужими руками, но в Совнгарде духу сестры теперь стало спокойнее. А Мэв оставалось только мечтать о том, что перед смертью проклятый душегуб мучился не меньше Брит. Могла ли она узнать, так ли это было? Наверное, да. Мэв задала вопрос, но тот остался без ответа. Верно, Далемар ничего про это не знал. Ведь сам говорил, что его в ту пору даже в Скайриме не было. А он не всегда врал — теперь она была в этом уверена. Внезапно Далемар резко закашлялся. Да так, что согнулся и почти коснулся столешницы лбом. Достав из-за пазухи платок, он прижал его к губам, а потом, отняв, посмотрел на алеющие капли, расползающиеся по белоснежному батисту. «Значит, уже тогда болезнь пожирала его», — с тревогой поняла Мэв, когда он утёр рот чистым концом ещё раз и лишь потом, поднявшись с места, направился куда-то. Перед дверью Далемар пошатнулся, чертыхнулся, постоял, чтобы унять головокружение, вызвал пару всполохов целительной магии и, наконец, вышел наружу.***
— Увы, не могу вас порадовать, эмиссар, — скорбно произнёс лекарь-альтмер. Краем глаза Мэв видела, как тот оборвал радужные чары и сокрушённо покачал головой. — У вас туберкулёз. И он стремительно прогрессирует. Если срочно не принять меры, процесс разрушения лёгочных тканей станет необратимым. Далемар никак не отреагировал на слова лекаря, и тот, набрав в грудь побольше воздуха, продолжил: — Мои рекомендации просты: вам следует оставить службу и вернуться в Алинор. И повторюсь: сделать это необходимо без промедления. На этой стадии только жрецы храма Финастера в Лилландриле смогут вам помочь. Да и климат островов подходит вашим лёгким куда больше местного. — «Оставить службу»? — Далемар продолжал смотреть на унылый каменный потолок, даже не порываясь подняться с грубой кушетки, на которой лежал. Мэв ощущала его боль как свою собственную, но не могла принять более удобную позу. — Это обязательное условие для ремиссии, — заверил лекарь. — Всё указывает на то, что ваша болезнь дремала внутри уже много лет, но тело справлялось, подавляло активную фазу. Ровно до той поры, пока переохлаждение и истощение не выпустили атронаха из защитного круга. И обратно его уже не загнать. Ваш ресурс исчерпан. — Лекарь перевёл дух. — Эмиссар, продолжая нести службу так, как вы это делаете, вы просто сожжёте себя. — И сколько? — Что? — Сколько лет вы мне дадите? — От того, как мертвенно-спокойно звучал его голос, Мэв стало не по себе. Он скосил взгляд на лекаря, и теперь Мэв разглядела того лучше. Синяя роба, довольно молодое острое лицо с клинообразной бородкой. А за спиной никаких деталей, которые могли бы указать, что он тоже служит Талмору. Комната напоминала скорее обитель обычного мага. Стягов Доминиона там не висело. Скорее всего, Далемар не хотел показывать слабость остальным и обратился к кому-то со стороны. — Даже с вашими магическими умениями — десять, не больше, — сурово предрёк лекарь. — Но уже через пять лет деградация лёгочных тканей вынудит вас оставить службу, как бы вы ни старались этого избежать. Если не покинете Скайрим — прослужите не больше трёх. — В конце года меня отзовут в Хаммерфелл. — Далемар вновь посмотрел на потолок. — Десять лет, значит. Что же, этого времени мне хватит с избытком, чтобы достичь своей цели. — Эмиссар, вы осознаёте, что происходит? — с опаской поинтересовался альтмер, явно решив, что имеет дело с безумцем. — Через пять лет вы начнёте задыхаться и магия уже не будет приносить облегчения, а лишь продлевать агонию. — Осознаю. «Тогда зачем?» — буквально взвыла Мэв. Все мысли о сходстве Далемара с мучителем сестры растворились без остатка. Роковые «десять лет» набатом звучали в голове и заставляли её дух метаться, будто в клетке. Хотя вопрос «зачем?» был наивен. Ответ на него она уже знала. Далемар сам озвучил его, когда сидел рядом с трупом Риэлии: он считал, что в душе уже мёртв. И потому решил идти вперёд, пока и тело не пойдёт на корм червям. Именно это он и делал: совершал медленное самоубийство. Причём последовательно и упорно — в своём стиле. Агония? Отчего-то Мэв знала, что Далемар жаждал мук сильнее, чем иные вечного блаженства. Ведь он верил, что после всего содеянного место ему только в пекле Обливиона. «Но это не так! Ты нужен мне! В Эльфийских садах ты спросил, жалею ли я, что твоя. И мой ответ: нет, не жалею! Я хочу быть твоей, Далемар. Столько, сколько нам отведено. Но борись, молю! Ты нужен нам с Иенн!» Она извергла эти слова, вложила в них всю душу, но ответа не было. Потолок перед глазами просто размылся.***
Сжавшись в углу, темноволосая нордка наблюдала за Далемаром с нескрываемым животным ужасом на узком бледном лице. Доспех с синей подбивкой, который носили Братья Бури, был ей велик и явно подобран с чужого плеча. Да к тому же надет на полуголое тело, отчего, верно, давил и натирал при малейшем движении. Носить так броню могла только невежда, и дня не занимавшаяся военным делом. Мэв видела незнакомку краем глаза, ведь сам Далемар, сидя у стола около камина, что-то сосредоточенно писал и никак не реагировал на необычное соседство. — Господин, я могу вам угодить? — дрожащим голосом спросила ряженая солдатка. — Может быть, вы чего-нибудь всё же хотите? Будто вспомнив о её существовании, он посмотрел на девицу прямо, отчего несчастная задрожала ещё сильнее, плотнее обхватив руками острые колени. Скосив взгляд на часы, песок в которых почти перетёк в нижнюю колбочку, Далемар открыл ящик стола, достал оттуда небольшой кошель и метко швырнул его нордке под ноги. — Возьми и не болтай, — самым неприятным талморским тоном велел Далемар, и несчастная, подхватив дар, отчаянно закивала. И, верно, эта реакция была тем, что он от неё ожидал, потому что указал на дверь. — Свободна. Уговаривать её не пришлось — из комнаты нордка буквально вылетела. Далемар вновь взглянул на часы: последние крупинки упали на горку внизу. Отодвинув, он установил сосуд с песком в угол стола, явно намеренно поделив тот на две равные части этой препоной. Поправил чистые листы бумаги, смахнул кончиком пера невидимую пыль с завитка подсвечника. Потом, установив перо в чернильницу, открыл ящик сильнее и достал оттуда полупустую бутылку с Сиродильским бренди и стакан. Поставив их повыше записей, задумался о чём-то. Поочерёдно хрустнул пальцами и чертыхнулся. Пить он не стал. Взяв перо, Далемар вернулся к письму. Это было что-то частное, так как в нём он отстранённо описывал погоду и уверял адресата в том, что чувствует себя прекрасно. И, как всегда, лгал, поняла Мэв, когда почувствовала приступ поднимающегося из груди кашля, который он попытался подавить, но тщетно. — Проклятье, — сипло ругнулся Далемар, спешно доставая из рукава платок, на котором уже бурело несколько засохших пятнышек крови. Его он прижал ко рту и хрипло закашлялся. «А мне наврал, что в ту пору у него уже наступила ремиссия», — с тревогой подумала Мэв, осознав, что об этом случае Далемар ей тоже рассказывал. Тот самый закрытый приём в Талморском посольстве, где он принял шлюху в трофейной форме за неё саму. Боль в груди душила, мешала вздохнуть. Откашлявшись, Далемар отложил измазанный в свежей крови платок в сторону и призвал чары, чтобы снять спазм, стиснувший горло. Но едва ему это удалось, как он опустил взгляд к незаконченному посланию и заметил пятнышко крови, медленно пропитывавшее желтоватую бумагу прямо по центру неисписанного куска, — письмо было испорчено. Вместо нового ругательства он издал досадливый рык, схватил перо и неровной линией прочертил страницу, поделив её. Но не пополам, как Мэв того ожидала, зная его тягу к симметрии и порядку. Скорее всего, рука дрогнула, и оттого он замер на миг, смотря на эту легко извивающуюся полоску. Обмакнув перо в чернила, он нарисовал ещё одну волнистую линию и ещё одну, на сей раз тонкую и перпендикулярную двум первым. Испорченное письмо заполнялось хаотичными каракулями, но область вокруг пятна оставалась чистой. Ровно до того момента, пока он не прочертил поверх кровавого отпечатка тонкую линию, похожую на плавный изгиб крыльев парящей птицы. Нарисовав ещё две черты снизу и сверху пятна, он ловко соединил их, и лишь тогда Мэв поняла, что это уголки губ. Умелыми движениями Далемар буквально создавал на бумаге лицо с изумлённо распахнутыми глазами, чуть вздёрнутым носом и по-девичьи округлыми щеками, так не вязавшимися с заострившимися чертами. Над уголком губ справа появилась точка родинки, и, беззвучно охнув, Мэв узнала себя. А казалось бы, беспорядочные почеркушки теперь предстали всклокоченными волосами, обрезанными ровно до той длины, которая была у неё на острове. Наклон головы являл интерес, будто нарисованная она внимательно к чему-то прислушивалась, взирая с листа прямо в душу собеседнику. Каждый новый штрих буквально вливал жизнь в образ и делал это так умело, что Мэв могла лишь подивиться мастерству Далемара. Тонкая шея, симметричные линии впалых ключиц, очертания груди. Изображением одежды он утруждать себя не стал и легко обозначил соски на острых грудках. Прорисовал плечи и выступающие из-под кожи очертания рёбер, прямо над краем страницы. Мэв и не знала, что запомнилась ему такой тощей и… юной. Замерев, Далемар внимательно осмотрел своё творение, коснулся кончиками пальцев лица, словно надеясь ощутить живое тепло. Не успевшая до конца впитаться в бумагу кровь зашла за линии губ. Он попытался это исправить, тронув подушечкой расплывшуюся каплю, но в итоге ещё больше размазал её по острому подбородку. Теперь нарисованная она походила скорее на голодного вампира, чем на себя настоящую. С досадой отбросив перо и заляпав столешницу чернилами, Далемар довольно грязно ругнулся. Отложил рисунок и тоскливо посмотрел на огонь. Рывком поднялся со стула и, быстро подойдя к двери, запер её. По центру комнаты возвышалась кровать под богатым зелёным балдахином. Прошагав к ней, он завалился прямо поверх покрывала, сняв лишь сапоги. Далемар лёг на спину, прикрыл глаза, и Мэв оказалась в темноте. Лишь звук потрескивающих в камине поленьев напоминал ей о том, что она находится всё ещё внутри его сознания. Но со временем звук становился всё тише и тише. И Мэв поняла, что это оттого, что Далемар медленно проваливался в сон. Хотела ли она попросить его показать что-то ещё? Да. Оставался лишь один вопрос, который мучал её с той самой поры, как он вернулся в её жизнь, и звучал до предела просто: «Почему?» Скованность иллюзорного тела исчезла так резко, что Мэв и не поняла толком, как это случилось. Будто кто-то разом отрубил все цепи, удерживавшие её. Мэв подалась вперёд и оказалась вне его тела — на краю кровати и лицом к огню. Потрясённо оглянувшись, она узрела задремавшего Далемара. Он так и не снял свою форму. В полумраке угольно-чёрная ткань подчёркивала бледность кожи, заострившиеся скулы и тёмные круги в провалах глазниц. Этот образ пугал, ведь вытянувшийся по струнке Далемар со сложенными на груди руками напоминал покойника на смертном одре. С тревогой Мэв подалась вперёд и прикоснулась к его руке. И, вопреки ожиданиям, её полупрозрачная плоть не прошла насквозь, а встретила сопротивление. Иллюзорная кожа ощутила тепло, даже жар. Живой, реальный. Мэв опешила. Далемар сонно зашевелился, но глаз не открыл. В камине за её спиной затрещало полено. — Длинные волосы? — Его тихий вопрос заставил её замереть. Веки Далемара оставались плотно сомкнутыми. Не мог же он… видеть её? Невозможно! — Что-то новое. Но мне нравится. Такой ты кажешься взрослее, и я почти не ощущаю себя извращенцем. Открыв рот, Мэв поняла, что не может произнести и звука, но руки всё ещё ощущали его. Что это было? Обман? Иллюзия? Она же ничего не могла изменить в прошлом! Или… могла? Ответ пришёл сам собой, будто кто-то беззвучно его нашептал. Нет, не изменить… Просто… исполнить то, что уже предначертано высшей силой. Неведомой и вовсе не той, что заманила её в тёмный мир мучительных сновидений. Отчего-то Мэв знала, что долго эта встреча не продлится. И оттого, подавшись вперёд, сделала то, что так жаждала: обняла и прильнула к Далемару всем телом. — Ты злишься на меня? Мэв отчаянно замахала головой, показывая, что нет. Голос не повиновался ей, и она прижалась к будущему мужу, что было мочи. Запустила иллюзорные пальцы в волосы, прикоснулась губами к коже под ухом, запечатлев там долгий поцелуй. — Это хорошо, — серьёзно подтвердил Далемар. А потом, выдохнув, меланхолично добавил: — Я так хотел, чтобы ты мне приснилась, Мэв. Глупо, правда? Даже наивно, что ещё хуже. Похоже, я совсем размяк и моя репутация беспринципного душегуба вот-вот рухнет. Ответить Мэв не могла, поэтому поцеловала его вновь, на сей раз в челюсть. Губы укололись об едва заметную щетину, но Мэв скользнула выше, к скуле. В ответ он не двигался, словно боясь спугнуть её. «Я же не мотылёк, Далемар! Обними меня в ответ», — подумала она, но вряд ли он это услышал. Его руки, которых касался её живот, даже не дрогнули. — Ты что-то изменила во мне, девочка. Залезла без спроса прямо в душу и всё там перемешала на свой лад. А я же люблю, когда всё лежит на своих местах. Так куда… спокойнее, согласна? Мэв отрицательно качнула головой, а потом запечатлела новый поцелуй на его виске. — Вот оно как. Обратила меня в слабака и ещё рада этому. — В его голосе зазвенела тихая грусть, без примеси привычного раздражения. — Знала бы ты, сколько сил приходится теперь тратить на то, что раньше выходило само собой. Выдавливать из себя всё это… соответствие званию. Талморец не имеет права жаловаться на жизнь, ведь выбрал её сам, да? Это правда. Но вся беда в том, что я больше ничего не хочу. Даже чёртов мундир. А Сельдурин жаждет видеть меня в Хаммерфелле. Уже как первого эмиссара, представляешь? И вот она моя цель — совсем рядом. Я же стремился к ней тридцать лет! Пёр напролом через чужие смерти и подлость, шёл по головам, прибегал к подхалимству, которое ненавидел пуще крови на руках. Больше вони пыточных, а порой и себя самого. Он замолчал и таки дрогнул. Приподнявшись на локтях, Мэв погладила его по волосам. Глаза Далемара по-прежнему оставались закрытыми. — Раньше я хотел это звание. Настолько, что попёрся в ненавистный Скайрим, чтобы доказать, что не просто бешеный пёс, без сомнений топящий в крови всё вокруг. Занялся пропагандой, хотя никогда не верил в наши идеалы настолько, чтобы делать это от… души, а не согласно предписаниям. Даже Великой Цели я следовал лишь потому, что это давало мне почти безграничные возможности для мести всем и вся. Но я не виртуозный политик, а обычный палач, девочка. И Седьдурин всегда это знал. Оттого он и держал меня на вторых ролях. Использовал как инструмент устрашения. И видят Предки, отчасти я был этому даже рад, ибо эта игра в конкордаты и переговоры всегда вызывала во мне лишь раздражение. Но вот «золотой мальчик» Гренавил облажался со своим гибким дипломатическим подходом, и Сельдурину понадобился Свежеватель. Тот, кто без тени сомнения станет сеять страх и террор. Будет давить, пока все непокорные редгардские головы не склонятся или не попрощаются с шеей. Он замолчал, чтобы то ли перевести дух, то ли собраться с мыслями. Но вскоре продолжил: — Свежеватель. Я всегда носил это прозвище, пусть и с гадливой, но гордостью. Тебе сложно представить такое чувство? Мне тоже, но по-другому описать его я не могу. Вот только после острова… после тебя вся гордость пропала. Растворилась. А Сельдурину в Хаммерфелле нужен именно тот я, который без сомнений вонзил кинжал в глаз семилетнему редгардскому мальчишке. Вот только, — он сделал паузу, — Свежевателя больше нет. Он умер на том острове, когда ты выхаживала меня во время приступа горячки. Я променял его на прикосновение холодных ручек и тонкий голосок, напевавший мне нордские колыбельные. Он хмыкнул. — Да уж… Сказал бы мне кто до того плавания, что я так раскисну из-за обычной девчонки, тем более нордки, никогда бы не поверил. Но это свершившийся факт. Мэв нежно пригладила его волосы, а потом, задумавшись на миг, растрепала их. Так он выглядел куда более живым. Протестовать Далемар не стал. — Да, я раскис. Мне стыдно признаться даже тебе, но вчера я полез в сточную канаву. Представляешь? Чтобы просто достать оттуда котёнка для незнакомой рыдающей нордской соплячки. — Прислушавшись, Мэв различила в его тоне печальную насмешку над собой. — Сам даже не понял, с чего это вдруг меня посетил такой нелепый альтруизм. Подумаешь, слёзы… Я же к ним так привычен, что не замечаю, из чьих бы глаз они ни лились. А тут заметил. И ради них измазался так, что дерьмо в сапоги натекло. Выливал его, смотрел, как она этот пищащий клубок слипшейся шерсти фартучком оттирает, и твердил себе, что мне конец! А ещё я мечтал, чтобы тот, кто нас в той подворотне застал, подумал, что я к соплячке просто пристаю. Такое служителю Талмора было бы объяснить куда проще, знаешь ли. Мэв с нежностью пропустила его пряди между пальцев и, склонившись, поцеловала в уголок губ. Легко и целомудренно. А потом, притронувшись рукой к груди над своим сердцем, тут же коснулась его в том же месте. Как ещё показать свою любовь без слов — она не знала. И, верно, Далемар понял этот жест правильно. Уголки его губ растянулись сильнее. Но всего на миг, перед тем как опуститься. Он словно одёрнул себя. — Вот как? Напрасно, девочка. Совсем напрасно. И не смотри на меня с такой надеждой. Да, я подразмяк, но твоя любовь ничего не изменит. — Голос его зазвучал более твёрдо, чеканно. — Какая разница, что я больше не хочу? Желания не имеют значения. У меня есть цель стать первым эмиссаром. И я знаю, что нужно делать для этого. Помню, как нужно себя вести, чтобы хотя бы выглядеть как Свежеватель. Притворство всегда было моей сильной стороной, так доиграю свою коронную роль до конца! Мэв несогласно замотала головой и повторила жест, положив руки Далемару на грудь. Зачем ему нужно было через силу идти дальше по этому пути? Этого она понять не могла. — Хватит, девочка. Со мной всё кончено. И уже давно, — сурово осёк её Далемар. — Вчера я достал соплячке котёнка, а завтра без колебаний свершу то, что уничтожит и её, и весь ваш род. Да и тебя заодно. Ведь ты по большей части человек. А я… даже не мер, а орудие. Если мне прикажут — исполню. Заставлю себя дойти до конца, ведь… не могу по-другому. Иначе всё было напрасно, понимаешь? Да и что мне теперь осталось, кроме службы и пекла? Без колебаний Мэв указала на себя, прикоснулась к своему животу. Да, сейчас он был плоским, но как ещё она могла показать ему в то время, что у них уже есть Иенн? — Ты? Ты лишь деревенская девочка. Но наивность отступит, и ты начнёшь презирать меня. — Жестами Мэв показала, что это не так. Но Далемар считал иначе. — Поверь, так и будет, едва поймёшь, что я из себя представляю на самом деле. Даже смотреть не захочешь. Хотя… я бы наплевал на то, что это продлится совсем недолго. Лишь пока ты не прозреешь. Но нет. Невозможно. Не для меня. Мэв отчаянно несогласно замотала головой. Улыбка на его губах стала ярче. — Глупышка, то, что я освободил тебя, было самым благородным поступком в моей жизни. Единственным, кроме вчерашнего котёнка, которым я всё ещё могу гордиться. Я ведь спас тебя не только от пыточной, но и от себя самого. — Голос Далемара звучал всё глуше. — Я проклят, Мэв, и приношу лишь несчастья и смерть тем, кто осмеливается потянуться ко мне. Нарт, Риэлия, Даналия, Кири… Хватит. Хоронить и тебя на своём кладбище я не желаю. Живи, девочка. Я знаю, что ты выбралась из моря. Но после не интересовался, что с тобой стало. Оправдывал себя, что так безопаснее, но на деле… Да, я просто не хочу знать. А вдруг ты послушалась моего совета и устроилась под боком у какого-нибудь норда? Не приведи Аури-Эль, ты с ним ещё и счастлива. Да меня же зависть сожрёт быстрее чахотки! Хотя, признаю, даже тупой норд лучше, чем война. Там тебе совсем не место, девочка. Поняв, что бороться бесполезно, Мэв просто склонилась и поцеловала его в неподвижные губы. Но что-то уже изменилось: её призрачная кожа стремительно немела, и она почти не ощущала его тепла. Их время подходило к концу, но Мэв этого так не хотелось. Она знала, что в итоге их пути пересекутся. В будущем. Но он так и не ответил на её вопрос: «Почему?» Только твердил о «цели» и новом звании. О проклятом мундире первого эмиссара. А что, если он до сих пор не отказался от тех своих давних стремлений? Вдруг это болезнь просто вынудила его изменить подход? Что, если он до сих пор пусть и без фанатизма, но верен проклятым талморским идеалам? Ведь даже той же Даналии он сказал, что ради «бабы» принципами не поступится. А саму её он раньше часто так называл. Был груб. И так не похож на это видение с границы сна и бодрствования. — Задумалась? Это правильно, девочка. Я ведь жуткий эгоист на самом деле, — произнёс Далемар, вот только его губы, к которым она всё ещё прижималась, при этом не шевелились. Да и вообще, она ведь не видела, чтобы он открывал рот, когда говорил с ней. Но слова звучали! Чётко. И говорил он. Она просто это знала. — Лучше оставайся просто сокровенным воспоминанием. Фигуркой у огня, которая неумело кокетничала со мной, даже не осознавая этого. Тебя было так приятно обнимать перед сном. Пожалуй, этого я бы хотел: обнять тебя ещё раз. Вдохнуть твой аромат. Я до сих пор не могу понять, почему ты пахла лесом и весенней травой. На том острове ведь не было ничего похожего. В призрачной груди всё стянуло. Не болью, но чем-то очень похожим. Мэв хотелось сделать хоть что-то, но она не могла. Далемар всё так же лежал под ней, но они оба будто растворялись. Когда он заговорил, голос его звучал глуше, словно пробиваясь через толщу чего-то плотного, но незримого. — Ну вот, ты уже таешь, — разочарованно выдохнул он. — Знаешь, у меня есть просьба к тебе, девочка: когда я буду в Хаммерфелле, снись мне такой почаще. И не потому, что я заслужил такую блажь. Просто… приди ко мне. Хотя бы ещё раз. Я не хочу умирать вновь. Душой. Так не хочу. А потом всё исчезло. Она и не поняла, чей сон это был. Её или его? А может быть… они просто встретились в том мире, где время не имело никакого значения? Ответа Мэв не знала, и рядом не было того, кто мог бы его подсказать.***
Перед глазами всё закружилось, превратилось в сплошные пёстрые линии, упорно не желавшие останавливать свой бег и складываться в новую картину. Но когда это произошло, то Мэв увидела талморку в звании юстициара второго ранга, протягивавшую несколько тонких свитков с серыми печатями. Когда руки в чёрных перчатках приняли их, Мэв поняла, что вновь оказалась в сознании Далемара. И вновь немая и скованная. — Вот данные, что вы запрашивали от наших агентов, эмиссар, — произнесла юстициарка, неотрывно взирая на него исподлобья. Далемар принял их, бесстрастно поблагодарив подчинённую кивком. Поколебавшись пару мгновений, мерка отдала честь и покинула его. Едва дверь за ней закрылась, как Далемар начал осматривать печати. Медведь был символом Виндхельма, пара скрещенных кинжалов — Рифтена, трёхзубчатая корона — Винтерхолда, а четырёхконечная звезда — Данстара. Именно последний свиток он и открыл, отбросив три других, будто мусор, который запросил лишь для отвлечения внимания. Далемар начал вчитываться в текст, который был докладом некоего агента, называвшего себя Подгорной Лисой. В начале агент сетовала на то, что запросов на доклад не поступало почти год. Потом следовала череда знакомых имён вместе с неприглядными фактами, которые вызнала шпионка за это время. Лейгельф, владелец Ртутной шахты, оказывалось, тайно искал наёмных убийц, чтобы устранить бывшую жену, ныне ставшую его главной конкуренткой. Мэв помнила её: Бейтильд владела Железнорудной шахтой. И хоть к ней самой деловитая нордка относилась без тепла, Мэв вспоминала о ней с благодарностью. Однажды Бейтильд жёстко осекала злословия своих рабочих, увидевших «эльфийскую подстилку» во время прогулки с Иенн. Брину Мерилис, героиню Великой Войны, Подгорная Лиса обвиняла в тайной переписке с генералом Туллием и интимной связи со своим телохранителем Хориком Полруки. Редгардку Серен Лиса заподозрила в шпионаже в пользу Хаммерфелла. А первая красавица Данстара, Карита, проболталась Подгорной Лисе, что во время обучения в Солитьюде была вынуждена продать своё тело тану Эрикуру, чтобы оплатить членство в Коллегии Бардов. Агент помечала, что это можно использовать для шантажа, поскольку девушка очень стыдится, что обозначенный факт станет известен данстарцам. А в особенности её отцу, владельцу местной таверны. Вспомнив улыбчивую Кариту, Мэв почувствовала острую неприязнь к доносчице. Но уже следующая строчка заставила её отбросить все мысли и вчитаться в текст внимательнее. Далемар тоже сжал бумагу сильнее. «В своём последнем докладе, год назад, я сообщала о появлении в Данстаре беглой нордки. По её словам, она была схвачена одним из наших патрулей по обвинению в талосопоклонничестве. Верно, вы не придали этому значения, но в деле открылись новые обстоятельства, которые вы, несомненно, найдёте достойными своего внимания. Её зовут Мэв, и она родом из-под Виндхельма. Прямого контакта избегает, равно как и не отвечает на расспросы о подробностях своего побега. Она обосновалась у прачки Ирэн и её дочери Дигли, с которой прежде была знакома. Напоминаю, что Дигли в своё время дезертировала из рядов Братьев Бури. Но Мэв не похожа на воина. Возможно, она была прачкой при отряде. Или шлюхой, что одно и то же, как по мне. Интерес для Доминиона вызывает тот факт, что ровно через девять месяцев после своего побега Мэв разрешилась от бремени. Почти тут же прачка Ирэн распустила по Данстару слух, что ребёнок Мэв — метиска. На днях я сама навестила их дом и, когда Мэв вышла на улицу, попросила разрешения понянчить малышку. Докладываю, что слух правдив. И, если судить по характерному оттенку кожи, отцом ребёнка, скорее всего, является альтмер. Должна отметить, что среди местных жителей представителей расы высоких эльфов нет. Равно как я не наблюдала подобных путников в таверне «Пик Ветров» в обозначенный период её появления. К тому же Мэв избегает общения с местными мужчинами. Выводов делать не буду, но я бы заострила своё внимание на этом факте. Появление полукровки строго осуждается правительством Доминиона, поэтому необходимо наказать того из меров, кто опустился до столь низкого акта с нордкой. Особенно если это был кто-то из патруля, от которого она сбежала. Желаете ли вы, чтобы я вошла в доверие к Мэв и узнала подробнее об обстоятельствах зачатия этого ребёнка?» — Вот же дура! — зашипел Далемар, комкая бумагу ещё сильнее. В бодрствующем состоянии его многогранная натура являла себя во всех тёмных красках. Это чувствовалось в тоне голоса, жестах. В самом отзвуке гнева, который Мэв ощутила будто призрачную зубную боль. И хоть она не поняла, на кого конкретно он направил свою злобу: на коварную Подгорную Лису или на неё саму, — чутьё подсказывало, что верен последний вариант. Нервно разгладив лист, Далемар прочёл доклад ещё раз, а затем отшвырнул его. Рывком поднявшись со стула и заложив руки за спину, стал мерить кабинет широкими шагами. Мэв ощутила, как Далемар крепко вцепился в левое запястье, словно сдерживая себя. Или пытаясь успокоиться. Ещё бы… Ведь альтмером, опустившимся до «низкого акта», был он сам. Остановившись перед окном, Далемар взглянул на тренирующихся имперских легионеров во дворике, окружённом мрачными на вид укреплениями. За высокими стенами виднелся лазурный купол, и, хоть Мэв никогда не видела Синий дворец воочию, она признала Солитьюд. — Не могла придумать ничего лучше, чем родить метиску в такое время, да, Мэв? — В этот раз его осуждающий вопрос никак не мог быть задан ей прямо. Впрочем, она и раньше замечала, что Далемар говорит вслух сам с собой. Верно, и сейчас он делал то же самое. — Мало сама дерьма хлебнула из-за грязной крови? Дура. Набитая деревенская дура! Уперевшись лбом в холодное стекло, он поднял взгляд к небу, в котором кружилась пара соколов, исполнявших древний, как мир, брачный танец. Простоял так Далемар долго. Замерев, Мэв ждала, что он скажет. — Плевать. Ничего не значит, — мертвенно спокойно произнёс он и вернулся к столу, чтобы продолжить разбирать корреспонденцию. В этот раз доклад Подгорный Лисы он оставил без ответа.***
Личное приглашение от генерала Туллия привело Далемара в богатый нордский дом, пропахший выделанными шкурами и сушёными травами. Обоняние и слух у будущего мужа и правда оказались куда острее, чем у самой Мэв. Чем дальше она оставалась в его сознании, тем глубже прониклась этими ощущениями. Сейчас ей тоже хотелось наморщить нос и прикрыть его платочком. Чуждое чувство воспринималось как собственное, и это пугало. А вдруг, идя этим путём, она и правда… растворится в нём? Заливистый детский смех заставил Далемара резко отвернуться от шахматной доски. Молодая и пышнотелая нордка поднимала на руках задорно смеющуюся девчушку. В это же время старшие мальчики-близнецы за спиной матери, сосредоточенно сопя, делили деревянную лошадку. Мэв вспомнила и этот рассказ мужа. Тогда он пожелал, чтобы у камина сидела она с Иенн. Вот только его чувства… Это были скорее боль и раздражение. В бодрствующем состоянии Далемар держался за маску Свежевателя даже перед самим собой. И это печалило. — Конгар, Рагодар, потише, — мягко обратился к мальчикам норд в богатом алом кафтане. — Гурди, присмири их. Словно опомнившись, нордка неодобрительно зыркнула на компанию мужчин, расположившихся в противоположной части залы. Улыбка окончательно погасла на её губах, едва она встретилась взглядом с талморским гостем. Демонстративно женщина повернулась к Далемару спиной и прижала дочку к груди, оградив её от его тяжёлого изучающего взора. Норд в алом кафтане смущённо закашлялся. — А у вас есть дети, эмиссар? — спросил хозяин, верно, чтобы как-то сгладить неловкость от поступка жены. — Нет, — тут же сухо соврал Далемар, возвращая внимание к доске. — Жена? — Этот вопрос задал темноволосый капитан-норд, сидевший по левую руку от седого имперца, золотой дракон на панцире которого выдавал во владельце генерала. — Не вижу смысла тратить время и ресурсы на такое банальное явление, как семья, — почти отчеканил Далемар. — О, да ты счастливчик, эмиссар! — подал голос легат-имперец с высокими залысинами и широким грубым лицом. Ещё двое богато одетых имперцев согласно кивнули на замечание соплеменника, громко хохотнув. Боковым зрением Мэв заметила, как легат исподтишка буравит Далемара неприязненным взглядом, который так не вязался с одновременно заискивающим и панибратским тоном в голосе. — Ангус, можно подумать, что тебя семеро по лавкам ждут. В твоём Имперском городе, — недовольно упрекнул его капитан-норд. — Лишь несколько дюжин милых мордашек, не связанных со мной никаким родством, — нагловато отметил имперец. — Что гораздо лучше степенной жены, раздавшейся в талии после седьмых родов. Сказал это имперец нарочито громко. И явно для того, чтобы уязвить хозяев, ведь молодая мать была дородна. Мэв этой грубости даже не удивилась: подобное пренебрежительное отношение к жителям провинций сиродильцы, кажется, впитывали с пелёнок. Далемар этот разговор проигнорировал и сделал ход ладьёй. Генерал тут же склонился ниже, касаясь пальцами гладковыбритого подбородка. Золотые застёжки-львы, прикрывавшие крепления черезплечных ремней, выглядели грозно, но сам имперец напоминал скорее вдумчивого и спокойного человека, чем яростного хищника. Мэв поняла, что видит перед собой Туллия — того, кто погасил восстание на её родине и отправил Ульфрика Буревестника на эшафот. Мэв помнила, что сам Далемар был невысокого мнения о главнокомандующем имперцев. Но ей самой Туллий, напротив, внушил уважение одной уже статью и манерой держать себя. Как-никак, а умение на глазок определять талантливого командира у неё осталось ещё со времён службы в рядах Братьев Бури. Над ответным ходом генерал думал долго. Выдохнув, он решил не рисковать и двинул одну из пешек. Далемар тут же шагнул офицером. Брови Туллия едва заметно приподнялись, но он сразу же скрыл изумление. Мэв не знала точных правил шахмат, но, смотря на фигуры, поняла, что из-за этой промашки через шесть шагов генерал поставит Далемару мат. А раз понимала она, то и он сам осознанно сдавал партию противнику. Как и говорил. Словно назло гостям, нордское семейство начало шуметь сильнее. Взгляд Далемара вновь потянулся к огню, а вернее, к малышке, которая, гуля, неуклюже топталась короткими ножками по шкуре огромного белого медведя, расстеленной перед камином. Наверное, ходить она начала совсем недавно, так как мать, выставив руки, готовилась подхватить её в любой момент. Мальчики-близнецы так и не решили, кто из них уступит игрушку другому. Один из них, воскликнув, вцепился в другого. Гурди с негодующим окриком повернулась, чтобы их разнять. Но это оказалось непросто. Мальчишки с криком покатились по полу, слипшись в клубок, словно два раззадоренных котёнка. Едва преграда из материнских рук исчезла, как малышка, покачиваясь, повернулась к золоченым языкам пламени в камине и сделала неуверенный шажок к ним. «Нет!» — подумала Мэв, в панике пытаясь пошевелить иллюзорным телом. Но тщетно. Ещё шажок. И ещё. Край шкуры остался позади, и маленькая босая ножка ступила на каменный пол. Хихикнув, малышка выставила руки и потянулась к огню. Могла ли девчушка понять, что вожделённые языки обдают жаром? Возможно. Но вот оградки камина из острых, как наконечники пик, штырей она точно не замечала. «Обернись!» — крикнула Мэв Гурди, расцепившей сыновей и сурово отчитывавшей их. Но та не слышала скованного призрака из будущего. Мальчики стояли к сестрёнке лицом, вот только они виновато опустили кудрявые головы и смотрели в пол. Мужчины со смехом спорили о преимуществах имперских сбруй над скайримскими. Туллий думал над очередным шагом. А Далемар… Он просто смотрел и ничего не делал. «Ну что же ты застыл, дуралей?!» — Как же Мэв хотелось вновь вылететь из его тела и отвесить будущему мужу пару звонких оплеух. Но, как она ни старалась, цепи лишь сильнее опутывали её тело. Ещё пара неспешных шажков маленькими ножками. Ну почему же они не оборачиваются? Ведь вечность прошла! Или это восприятие мира замедлилось, совсем как в былые времена, перед тем как она впадала в оцепенение? В панике Мэв даже не могла того понимать. Огонь отбрасывал блики на острия оградки. «И какой дурак мог пристроить такое в доме, где есть дети? — отчаянно подумала Мэв и рванулась вновь. Ничего. И тогда она буквально взвыла: — Далемар, сделай что-нибудь! Или я тебя не прощу! Так и знай!» До штырей малышке оставался один шажок, когда Далемар вытянул руку вперёд. И так резко, что несколько шахмат слетели с доски. Туллий отпрянул. Малышка упёрлась в незримую магическую преграду и плюхнулась на попу, так и не дойдя до роковых пик. — Фридика! — воскликнул норд в алом кафтане, бросившись к занывшей дочурке. Её мать, охнув, развернулась и прижала ладони к лицу. Далемар опустил руку, наклонился и, подняв упавшие фигуры с пола, невозмутимо расставил их на свои места. — Полагаю, генерал, наша партия продлится ещё шесть шагов. Не вижу смысла её продолжать, коль исход очевиден для нас обоих, — холодно произнёс он, не поднимая взгляда на безмолвного Туллия. В ответ тот медленно убрал руку от пояса, на котором висели пустые ножны. Верно, оружие гости по традиции оставили у входа, но от неожиданности генерал о том забыл. А вот о том, что перед ним враг, он помнил. — Я в очередной раз убедился, что вы умело выбираете место для сражения. — В том не было никакого умысла, эмиссар. — Конечно, — по-светски безликим тоном подтвердил Далемар, поднимаясь со стула. — Но на следующую партию я приглашу вас сам. А пока прошу меня простить, срочные дела в штаб-квартире требуют моего присутствия. Честь имею. — Честь имею, — столь же сухо сказал Туллий, окидывая оппонента по игре оценивающим взором. Далемар чеканным шагом покинул гостиную прежде, чем успокаивавшие ребёнка родители успели это заметить. Мэв даже не была уверена, осознал ли кто-нибудь из присутствующих, что презренный талморец применил магию, чтобы спасти ребёнка, — чары были невидимыми. Дверь за спиной Далемара захлопнулась. Он остановился, чтобы перевести дух. Коснулся рукой лба, словно намереваясь смахнуть с него пот. Но Мэв своей призрачной кожей буквально чувствовала, что влаги там нет. Произошедшее было ей решительно непонятно. Но она осознала, что и этот рассказ он исказил. Скрыл деталь, которой она не могла найти объяснения: почему он бездействовал до последнего? Неужели… опасался выдать имперцам, что «раскис»? Но если так, то это было глупо! И подло! Один шажок — и невинный ребёнок мог пострадать! А то и вовсе погибнуть! По мнению Мэв, ни одно притворство в мире не стоило подобной жертвы. — Слышали? Дела в штабе! — подал голос легат-имперец по имени Ангус. Дверь заглушала слова, но слух Далемара и правда был куда острее, чем у человека. И Мэв не только распознала говорившего, но и насмешку в его тоне. — Скорее уж этот талморец побежал плакаться оттого, что уступил вам генерал. Не так уж этот Свежеватель и страшен, как твердит молва. Согласен, Алдис? Этот Алдис, кем бы он ни был, на вопрос не ответил. Но имперца это не остановило, он рассмеялся. — Славно вы ощипали хвост этому павлину, генерал. Вскрыли, что под распушенными перьями даже у саммерсетского орла сокрыта обычная куриная жопа. Туллий тоже оставил замечание подчинённого без ответа. А может, Далемар просто его не дождался. Он решительно пошёл по коридору, украшенному рогами оленей и голубыми кустами можжевельника, растущими в горшках. Потом спустился по небольшой лестнице и вышел через парадную дверь наружу. На крыльце его ожидали двое бойцов-меров, которым он подал знак, указав куда-то в сторону плотной городской застройки. — Возвращайтесь в штаб. Я хочу пройтись в одиночестве. Возражать эмиссару патрульные не посмели и, отдав честь, удалились. А сам Далемар решительно зашагал в противоположном направлении. По сторонам он не смотрел, и оттого Мэв оставалось лишь понуро любоваться выбоинами на дороге и блеском его идеально начищенных остроносых сапог. А вот слышать она могла много. — Мамка, мамка! — звонко вскрикнул мальчишка. — Смотри, талморец, талморец! — Да тише ты, Кейд, — встревоженно осекла сына женщина. — И не смотри на него, окаянного. Идём скорее. — Чтоб тебя холера пожрала, козёл, — пьяно и приглушённо протянул мужчина. Мэв отчётливо разобрала звук харчка. Хотя, будь она собой, не разобрала бы даже смысл того, что бубнел неизвестный. Далемара явно ненавидели, но побаивались. Даже не посмотрев на обидчиков, он прибавил шагу, заложив руки за спину. Впереди показались ворота, и когда он вышел наружу, то в лицо дохнуло запахом большой воды и рыбы. Внизу раскинулся крупный порт, в котором одновременно было пришвартовано не меньше пятёрки больших парусных кораблей и десяток мелких шлюпов. С возвышенности могучий Карт казался если не морем, то полноценным заливом и тянулся через весь горизонт, насколько только хватало глаз. Вниз вела опасная деревянная лестница без поручней. Далемар начал спуск, вновь опустив взгляд к земле. Доски настила слегка скрипнули под его весом, когда он достиг причала и, не сбавляя темпа, пошёл дальше. — Воистину дерьмовый день, коль встретила талморского подонка, — глухо пробурчала неизвестная женщина. И тут же более звонко добавила: — О, эмиссар, какая приятная встреча! Скажите, что вы спустились в порт ради моих превосходных товаров! Далемар затормозил и растянул губы в светской улыбке. Возле помпезного на вид прилавка стояла богато одетая молодая имперка. — Леди Виттория, разве что ради вашей приятной компании. Вы превосходно выглядите. Цветёте ещё пышнее, чем с нашей последней встречи. — О, рада слышать. Уж вы-то точно не опуститесь до пустой лести. — Имперка жеманным жестом поправила тёмные вьющиеся волосы. — Порой мне кажется, что все эти хлопоты со скорой свадьбой окончательно выпили из меня последние силы. — Уверен, и это испытание вам под силу, леди Виттория. Жаль, не могу поболтать с вами подольше. — Как и всегда, — с деланным разочарованием протянула та. Далемар склонил голову и направился дальше. Он не останавливался, пока длинный причал не остался позади, а под ногами не заскрипела прибрежная галька. Мэв помнила, что чуть севернее столицы Карт впадал в море Призраков — то же, что свело их вместе, и то же, что омывало берег Данстара. Оттого всё и казалось таким знакомым, что в груди начало тянуть от тоски по родине. Перед её взором предстали знакомые травяные стручки, которые она собирала на берегу для Фриды. Старая алхимичка любила добавлять их экстракт в противоядия. Ещё через время Мэв приметила раскидистый куст ценного собачьего корня и несколько устричных раковин. Досадливо пнув последние, Далемар резко сорвался на бег. Помчался так, что в лицо начал хлестать прохладный ветер. Он не остановился даже тогда, когда грудь стянуло спазмом от нехватки дыхания. Стремился вперёд так, будто жаждал убежать не просто от опостылевшей реальности, а от себя самого. Перед глазами всё померкло, и Далемар упал. Перекатился на спину, борясь за каждый вздох. Бессильно открывал рот, чтобы втянуть воздух, но тщетно. Не боль даже, а настоящая агония скрутила всё его тело. Мэв чувствовала, что он не в силах даже призвать магию, чтобы остановить этот приступ удушья. Да, она знала, что он не умрёт, но всё равно было жутко. Далёкое небо то темнело, то светлело. По нему неспешно бежали кучевые облака. Красивые, далёкие и безразличные, как боги. Холодная волна намочила рукав и перчатку. Далемара начало трясти, словно в знакомом приступе гнева, но Мэв чувствовала, что это скорее слабость. Бессилье, а не гнев. Ответа на её вопрос по-прежнему не было. Но Мэв уже не была уверена, что хочет его знать. Неприятная мысль внезапно посетила её сознание и пустила там крепкие корни: «А не могло ли так статься, что лишь наблюдая и не вмешиваясь в судьбу малышки… А не хотел ли он так проверить, сможет ли пожертвовать собственной дочерью? Метиской, которую не видел никогда в жизни? Принести её на алтарь ради вожделённого мундира и проклятущей Великой Цели?»***
— На вас напали, эмиссар? — встревоженно воскликнула талморка, устремившись навстречу своему начальнику. — Нет. Упал. — Голос Далемара всё ещё звучал хрипло. — Доклады от агентов, которые я запрашивал, уже поступили? Он прошёл мимо подчинённой, на ходу стаскивая мокрые перчатки. Талморке ничего не оставалось, как последовать за ним. — Да, они на столе в ваших покоях. Там все, кроме Рифтена. Агент Мерсер Фрей не вышел на связь. — Он важен. Проверьте, что с ним случилось. Сейчас переломный момент в войне. Нам нужны разведданные со всех подконтрольных Ульфрику территорий. Важны мельчайшие факты, теории. Даже слухи и сплетни. — Так точно, эмиссар, — отчеканила талморка. — Возможно, нам нужно увеличить количество активных агентов за счёт спящих. И, естественно, привлечь новых. — Разумное предложение, — согласился Далемар, останавливаясь перед двустворчатыми дверьми и протягивая подчинённой перчатки. — Составьте список тех, кого вы предлагаете разбудить. Послезавтра представите его перед первым эмиссаром Эленвен. — Я? Сама? — Да. Вы знаете всю сеть даже лучше меня. Да и любого из штаба. Так хватит скрываться в тени. Поверьте, там нет ничего интересного, кроме паутины и дохлых мух. — Слова Далемара вызвали на губах девушки скромную улыбку. Она тут же погасила её, будто устыдившись неуместной для служительницы Талмора эмоции. Далемар осмотрел себя, отряхнув едва заметные песчинки, забившиеся в швы формы. — А ещё мне нужен чистый мундир. Распорядитесь, чтобы прачка в этот раз разгладил его как положено. Или я спущусь к нему сам. Приняв перчатки, талморка прижала их к груди и кивнула. — И проследите, чтобы сегодня меня не беспокоили. На это талморка тоже ответила кивком. Далемар зашёл в двери и тут же закрылся. Это была не та комната, в которой они «виделись» в прошлый раз, но очень похожая. Расположением вещей, порядком. Разве что в горшках здесь росли не только можжевельник и снежные ягоды, но и яркие соцветия языка дракона, а также лаванды, наполнявшие воздух приятным ароматом. Подойдя к столу у окна, Далемар открыл ящик, достал оттуда бутылку бренди, верно служившей неприкосновенным запасом в любой его резиденции. В этот раз он без колебаний наполнил бокал, стоявший рядом с непочатым винным графином. Осушив бокал до дна залпом, Далемар без промедления налил ещё и завалился на стул с высокой спинкой. Молча посидел, смотря в одну точку на пустой стене, вновь выпил и перевёл взгляд на аккуратную горку из свитков и писем, которые, верно, оставила для него помощница. В этот раз свиток с гербом Данстара он нарочно отодвинул подальше. Первое письмо, которое Далемар распечатал, было посланием от Эльвени. В нём будущая свекровь Мэв кратко пересказывала тяготы очень жаркого лета. Потом, оборвав описания на полуслове, пожаловалась на тревожные сны, которые не отступали от неё последние месяцы. Поинтересовалась здоровьем сына и робко просила его хотя бы о мимолётной встрече. Но, словно поняв несбыточность этой надежды, она тут же начинала сумбурно перечислять имена незнакомых детей и всякие мелочи из жизни приюта. И лишь в конце Эльвени упомянула, что Лариникано тоже составил для сына письмо, и попросила на него ответить в этот раз. Достав ещё один лист из конверта, Далемар фыркнул и отшвырнул тот, даже не потрудившись прочитать обращение, выведенное крупным размашистым почерком. Отпив бренди, он взял следующее письмо. Оно было от Сельдурина. Короткое и написанное странным шифром, мало напоминавшим не только тамриэлик, но и витиеватые буквы альтмериса. Но Далемар его понимал, а следовательно, и сама Мэв тоже. «Эленвен докладывает, что Медведь скоро перегрызёт глотку Дракона. Три сотни хрустальных кораблей уже направлены Советом к побережью Скайрима. Со времён Великой Войны мы не созывали столь грозную армаду. Союз с пиандонийцами обошёлся нам дорого и должен наконец окупить себя. К тому времени, как ты получишь это письмо, объединённые силы уже встанут на якорь у островов наших северных союзников. Ослабленным войной нордам не выстоять в одиночку, это предрешено. А после того, как свершится предначертанное, последней препоной на пути к Великой Цели станет Хаммерфелл. Как и обещал, я сделал всё, чтобы ты получил желаемое повышение. Так не тяни с ответом, ученик. Второго такого шанса тебе не представится». Отпив ещё глоток, Далемар отложил и это письмо. Доклады из Виндхельма и Винтерхолда были примечательны лишь тем, что, читая их, он упорно пил, а закончив, взглянул на последний свиток так, будто на злейшего врага. Запустил пальцы в волосы, посмотрел на потолок. — Что же ты со мной сделала, ведьма? — пьяно протянул он, скосив взгляд на стену, которую украшали золотистые блики, отбрасывавшие догоравший за окном закат. — Деревенская приворотная магия, не иначе. Далемар глупо хмыкнул на собственное замечание и вновь наполнил бокал. Последние капли бренди сорвались с горлышка. Потрусив бутылку, он поставил её напротив и отсалютовал выпивкой собственному отражению, искажённому густо-зелёным стеклом. — Приворотная магия или шизофрения. Да, последнее тоже не нужно исключать. Отпив, он невесело рассмеялся. Помедлил ещё, отставил бокал и, взяв доклад из Данстара, сорвал с него печать. В этот раз Подгорная Лиса, не размениваясь на других, начала свой доклад напрямую с описания будней Мэв. Фраза «попытка выйти на дружеский контакт оказалась неудачной» особенно раздражала. Далее следовало уточнение: «Связей с местными мужчинами по-прежнему избегает. Я бы предположила, что она сожительствует с Дигли, но мои наблюдения того не подтвердили. Прачка Ирэн утверждает, что Мэв подверглась насилию со стороны нашего патруля. Но её вины в появлении полукровки это не умаляет». «"Не умаляет"! Твою мать! И чего она прицепилась ко мне? Будто во всём Данстаре не было никого более достойного её внимания! — подумала Мэв, и тут же на ум пришло имя шахтёрки, что одно время очень настойчиво пыталась набиться к ней в подруги. — Фруки? Неужели Подгорной Лисой была она?» Прежде чем Мэв успела обдумать своё предположение, Далемар отшвырнул бумагу, даже не дочитав до конца. — И почему ты до сих пор одна, Мэв? — пьяно пробубнил он, хрустя пальцами. — Ты же не так глупа, чтобы думать, будто я вернусь за тобой? Нет, не вернусь. Даже несмотря на то, что ты родила. И от меня, судя по всему. Пригладив волосы, Далемар выругался. — Дурында! Появление полукровки — это преступление по законам Доминиона! А они скоро станут основными в вашем Скайриме. И вас обеих пустит под нож первый же наш патруль. Хотя… ещё скорее это сделают маормерские головорезы. Теперь это лишь вопрос времени. Открыв столик, он достал из-под аккуратной стопки писем небрежно оборванный лист, на котором был нарисован её портрет. Дрожащими руками установил тот у бутылки. Свернувшаяся кровь несколько портила лицо, походя на боевой раскрас или грязь, но Далемар, верно, смирился с этим. Откинувшись на спинку, он внимательно всматривался в её черты. — А я просто ничего не буду делать… Просто не смогу, понимаешь? Три сотни кораблей с отборными натренированным десантом. Их уже не развернуть! Сельдурин прав: вам не выстоять против такой силы. И… и знаешь, если бы не вы… я бы ликовал сейчас! Я ведь до дрожи ненавижу твоих сородичей! Норды — форменные свиньи и насильники! И во время штурма я пойду в авангарде! Буду резать их столько, сколько смогу, пока не начну захлёбываться кровью! — Осознав, что сорвался на крик, он замолк и на время прикрыл глаза. А когда открыл и посмотрел на портрет, грустно протянул: — И это ты мне тоже не простишь? Ну и пусть! Сама виновата, что не сдала меня, когда была возможность. Схватив бокал, он сделал глоток. — А знаешь, это до сих пор не даёт мне покоя. Почему ты промолчала, Мэв? У тебя было всё необходимое, чтобы уничтожить меня. И я был уверен, что ты распустишь язык. Станешь орать всем прохожим моё имя. Ведь настоящая ты наверняка поверила, что я прикончил ту нордскую сестрицу. Я же видел, как боль сменилась в твоих глазах ненавистью. Потому я ждал возмездия! Ждал, когда в мою дверь постучат и… Не договорив, Далемар опустил голову, смотря на колеблющуюся выпивку на дне бокала. И в этот самый момент в двери и правда постучали.