Ревнивые укусы

У Эмы золотые локоны. Баджи нравится представлять, как он наматывает их на кулак и тянет на себя — она откидывает голову, повинуясь его движениями, податливая и гибкая… Баджи отдает себе отчёт в том, что этим фантазиям не суждено воплотиться в реальность, потому что Эма — сестра его близкого друга. Для Майки нет ничего важнее, чем сберечь «своих людей». Если Баджи причинит ей боль — а в отношении с девушками он по-другому не может — то Манджиро не просто не простит его, он ему душу вытрясет. Буквально. Санзу проверил это на собственной шкуре. А Баджи… Баджи не хотел повторить его незавидную участь. Поэтому ему приходилось молча любоваться ее стройным станом, пышной грудью и изящными запястьями, на которых звенели дурацкие браслеты из киндер-сюрпризов, которые она покупала. Эма любила все приторно-сладкое и милое. Будь то шоколад или юбка. Она представляла собой смесь из радуги, смеха и невинной похоти. Она была такой по-детски непосредственной — прямо-таки воплощение святой невинности, но при этом она желала скорее вырасти, чтобы доказать своему любимому Доракену, что она достойна быть с ним. Глупая, слепая… Не видела, что Доракен отвечает ей сдержанной взаимностью; не понимала, что встречаться с гопником — опасно. Девушку друга Пачина избили и изнасиловали, и с малышкой Эмой, которая ему как родная, может произойти то же самое. Но, быть может, к лучшему, что она об этом не знает. Испугается ведь, задрожит — и из дома в одиночку ни шагу не ступит. Все девушки пугаются, когда понимают, что ждёт их за связь с гопником. «Но со мной ей безопасно, — думалось Баджи, — нам ведь не нужно ходить на свидания. Трахаются наедине, а не на улице. За исключением извращенцев, конечно. Порядок полный. Никто не узнает. Она трепаться не станет». Это звучало как план. И Баджи осенило. Эма ведь так хотела лишиться девственности. Что ей мешает сделать это с ним? Влюбленный в нее с детства, в колонии для несовершеннолетних он истосковался по ее искрящимся весельем глазам, по гладкой коже и вечно спутанным золотым волосам. Баджи любит грозу. Когда молния разрезает небосвод, Баджи стучится в дверь. Гром и хлынувший ливень его не пугает. Эма открывает не спрашивая. Дурочка. Был бы он грабителем — украл бы ее первым делом, ведь в доме семьи Сано она — редчайшая драгоценность. — О, Баджи! — Она улыбается обольстительно, как и всем окружающим. У Баджи сосет под ложечкой. Он все ещё помнит: Доракену она улыбалась по-другому. — Привет. Слышала, тебя выпустили из колонии, но ты пришел навестить Майки лишь сейчас. Не очень-то скучал, да? Его, кстати, нет дома. Ушел выгуливать собаку. — Я не к нему. Но она будто бы не слышит: — Меня подруга попросила, но он сказал, что лучше сделает это за меня, потому что сейчас на улицах неспокойно. Наверное, гуляет в парке. Ему там нравится. Обстановка подходящая, и подростки там тоже, вроде, собираются. Но это все неважно. Знаешь, что произошло в нашем районе? Говорят, убийство школьницы. Кто-то из ваших. Ужас, да? Его заметили, но ещё не поймали. «Свастоны» никогда бы не пошли на такое, я знаю это. Майки девушку ни за что не тронет. Баджи хочется рассмеяться ей в лицо, но он сдерживает хохот в горле. Эма как всегда. Такая ошеломительно доверчивая и болтливая. Как бы ей это не навредило. А ещё она так искренне верит в безобидность своего брата… Пусть упивается этими иллюзиями. Уж о чем ей точно не следует знать, так это о темной стороне Манджиро. Прознай она об этом, ее бы сердце не выдержало. Она тараторит что-то ещё, но Баджи не слушает. Кажется, она начинает что-то верещать о своей жизни — ему неинтересно. Он пришел не за этим. Когда первые капли ударяются об асфальт, она загоняет его домой. — Чего ты там застыл? Право, если бы я тебя не позвала, ты бы остался там стоять истуканом и промок до ниточки. — Все в порядке, — все, что произносит он. Похоже, поняв, что больше, чем одно предложение, она из него не вытянет, Эма удручённо вздохнула и уперла руки в бока. — Может, подождёшь Майки? Я отведу тебя в его комнату. — Валяй. Он следует за Эмой, наслаждаясь возможностью беззастенчиво рассматривать ее длинные ноги и тонкую талию. Баджи благодарит небо за то, что она носит мини-юбки и обтягивающие рубашки. Можно рассмотреть все не раздевая. Это особый вид кокетства — быть соблазнительной, но недоступной. Эма останавливается посреди комнаты и разводит руками. — Ну, собственно, вот. Оставлю тебя здесь. Она извиняюще улыбается и проскальзывает мимо, но он хватает ее за запястье и подносит к губам. Не целует, медлит. Она робеет, краснеет, но не отстраняется. — Б-Баджи… Ты чего? Смущенная растерянность ей к лицу. — Я хочу тебя. Уже очень давно и очень сильно. — Н-неожиданное признание. Но я люблю другого, понимаешь? — Разве ты не хотела трахнуться с тем лузером, Такемичи? — Ну… Это была ошибка. Она отводит глаза, когда он упирается в нее дотошным взглядом. — Разве ты не хочешь ошибиться со мной? — Баджи, я… я не знаю. — Решайся, Эма. Разве не ты хотела заставить Доракена ревновать? Эти слова заставляют ее вздрогнуть. Собрав волю в кулаке, она смотрит на него почти затравленно. Ему даже хочется погладить ее по щеке и утешить. И чтобы слезы ее намочили его футболку. Но сегодня лучше обойтись без драмы. — Ты что, знал о моих чувствах? — Поверь: не я один. Эма зарделась — под ресницами ее и вправду закипели слезы, но она утерла их свободной рукой. — Как вы могли молчать?! Наверное, за моей спиной потешались, сплетничали!.. А Доракен? Он тоже знал? Когда она смотрела на него с такой мольбой, он просто не мог врать. — Да. Изо рта Эмы вылетел смешок, полный горечи. Он неосознанно стиснул ее запястье, и она поморщилась. — Отпусти мою руку. Я сама разденусь. Прежде чем предоставить её самой себе, Баджи проводит пальцем линию по ее белой коже, венам. — Мне нравится твой настрой. Обиженная, Эма первым делом снимает юбку, переступает ее и нервно ведёт плечом. — Он меня совсем не любит, да? Если бы у него были ко мне чувства, он бы признался. Глупая, глупая Эма… Баджи лишь усмехается, но она воспринимает это не только неправильно, но и в штыки. — А я верила в глубине души, что нравлюсь ему! Дуреха! — Трахаясь с одним, не думай о другом, — напомнил ей Баджи, расстегнув ширинку. Он расположился на диване и похлопал по месту рядом с собой. — А то что? — она игриво распустила низкий хвост и швырнула резинку куда-то в угол. — Укушу. — Будет неплохо, если он увидит, — она садится к нему на колени, ерзает и подставляет шею. — Дерзай. А Баджи не врёт — кусает больно, с силой смыкает челюсти на ее шее, запястье, груди. Пьянеет. Наконец, она принадлежит ему. Манджиро возвращается раньше положенного срока. Ликует под лай собак. — Эма! — кричит он уже в прихожей, но она не отзывается. Он прислушивается к звукам — глухой стон в глубине дома. Он отодвигает ширму-сёдзи, говоря на ходу: — Эти собаки — просто пушка, передай хозяйке, чтобы она их берегла. Прикинь, мы выследили того преступника, который убил школьницу, теперь тебе нечего бояться, ты можешь спокойно гу… Он замирает с поводком в руке. Под собачий рык Баджи кончает в девушку, к которой не имел морального права прикасаться.