Рассеивая сумрак

      Нуска проснулся от того, что его желудок скрутило от голода. Сев рывком на кровати, лекарь почувствовал сильное головокружение. А ещё то, что ему было жарко, очень жарко. Нуска просто обливался потом!       Моргнув, медленно приходя в себя, Нуска скользнул взглядом на правую сторону кровати.       Там спал эрд. И он, и Нуска были раздеты до нижнего белья и укрыты толстыми шкурами северного оленя.       Лицо Сина было мокрым и красным, кажется, от жары. Несколько прядок волос слиплись и приклеились к лицу. Нуска улыбнулся, сбросил шкуры на пол и устроился поудобнее, чтобы ещё некоторое время поразглядывать лицо правителя. Правда…       Вскоре Нуска вспомнил, как он оказался в этой незнакомой комнате и в этих объятиях.       Лекаря с головой накрыло обжигающей волной стыда. Вчера… он вёл себя отвратительно. Недостойно не то что звания дворцового лекаря, а даже ранга сурии. Да даже недостойно мужчины!       «Я так и не вернулся во дворец, я чуть не сдох в какой-то яме… Так ещё и стал выделываться, что не вылезу оттуда!!! А потом, умирающий, выторговал у Сина поцелуй прям посреди улицы!!! Да меня казнить мало!»       Нуска застонал в голос и стал тереть лицо. Шлёпнув себя по щекам, он вскочил с места. Теперь у него не хватало смелости даже на то, чтобы просто посмотреть Сину в глаза.       Часть одежды оказалась испорчена. Если рубашка ещё пострадала не так сильно, то штаны и плащ… Нуске пришлось позаимствовать и то, и другое из гардероба эрда. Сапоги для верховой езды и вовсе ещё не просохли, но… Нуска, по-быстрому всунув ноги в обувь, стрелой выскочил из комнаты. Видеть Сина и как-то объяснять ему своё вчерашнее поведение не хотелось.       Внутреннее убранство дворца было куда богаче и изысканнее его фасада. Нуске впервые пришлось признать, что есть что-то красивое во всех этих картинах, коврах, покачивающихся фонариках-баночках, освещавших длинные проходы между комнат.       Обставлено всё было со вкусом: яркие красные и жёлтые цветы в горшках, картины в деревянных резных рамах, изображавшие, видимо, известных сурии-сифов и ковры, ковры, ковры, длинными полосами ведущие от ступенек к ступенькам, от комнаты к комнате.       В какой-то момент Нуска заблудился, но скучно ему не было: он остановился у странной мраморной статуи на входе в чью-то комнату. Из камня невероятно искусно был высечен стоящий на задних лапах дракон. Он, в когтях у груди удерживая шар, расправил крылья и смотрел своими глазами-алмазами в окно. Нуска чисто из интереса уставился в круглое окошко и медленно приподнял брови. Статуя, не моргая, смотрела на видневшиеся на горизонте горы.       «Где-то там… граница между Ансолем и Дарвелем? Если я правильно помню по картам», — думал Нуска, нахмурившись. Так он и стоял со сведёнными к переносице бровями, пока кто-то не окликнул его.       Не успел лекарь развернуться, как в него практически влетел Гирру. Нуска никогда не видел его в таком состоянии: его глаза бегали как у безумца, волосы были взъерошены, а рубашка застёгнута не на те пуговицы. Плаща и каких-то украшений, в том числе подаренной эрдом фибулы, не было.       — Нуска! Нуска! — продолжал повторять Гирру. Он схватился за руки Нуски, обхватил их обеими ладонями и поднёс к своему лицу, обжигая частым горячим дыханием. — Нуска, помоги мне. Вчера я был на свежесожжённых полях и…       Для начала лекарь вырвал руки из хватки, но затем бережно уложил их на голову Гирру, пытаясь привести разбушевавшуюся энергию в теле арцента в порядок. А то так и до взрыва недалеко…       — Главный сурии огня Гирру!       — Господин Гирру!       Нуска посмотрел за спину арцента, туда, откуда он пришёл. По длинному округлому коридору бежало двое солдат в жёлтых одеяниях.       Гирру развернулся и зашипел как змея. Он начал активно жестикулировать, прогоняя их:       — Уходите! Вон! Мне нужно поговорить с личным лекарем эрда!       — Но, главный сурии… огня… Гирру… — повторил запыхавшийся солдат. Он остановился напротив арцента с хаванцем и, пытаясь отдышаться, склонился вперёд, опираясь руками на свои бёдра. — Вы знаете… арцентам запрещено свободно перемещаться по Сифе без сопровождения солдат. Мы и так пошли вам навстречу и сократили сопровождающих, но главная сурии земли Тирра…       — Я в том же ранге, что и она! Она никто, чтобы указывать мне! Вон!       Второй солдат поморщился. В отличие от первого он не выглядел уставшим или растерянным, скорее уж крайне недовольным и самодовольным.       — Пойдём, Марз, доложим о самовольном решении Гирру Герье главной сурии земли. Ты же видишь, что он не в своём уме. Об этом и расскажем.       Гирру только махнул на них рукой и повернулся к Нуске. В его глазах снова появилось это возбуждённо-напуганное выражение. Но, прежде чем начать, он дождался, пока солдаты уйдут к лестнице и начнут спускаться на этаж ниже.       Тогда арцент приблизился, наклонился вперёд и горячим шёпотом заговорил Нуске на ухо:       — Я знаю, кто это. Я почувствовал её дэ. Это она, Нуска… — голос Гирру дрогнул. Он сглотнул, а затем на одном громком выдохе выдал: — Жери… Герье. Моя сводная сестра. Мать Ванери. Это она сожгла поля.       Нуска вздрогнул и прикрыл рукой ухо. Отстранившись и потупив взгляд в пол, он медленно заговорил:       — Ты уверен? Ты не мог… принять желаемое за действительное?       Гирру рявкнул что-то нечленораздельное. Со стоном закатив голову к потолку, он вдруг схватился за плечи Нуски, подтащил его к себе и, рывком опустив голову, почти ударился лбом о лоб. Теперь он шептал Нуске практически в губы:       — Я никогда не желал видеть её снова. Нуска, мне страшно. Я должен удостовериться, я должен пойти туда снова, но я не могу. Ты — единственный, кто знает обо мне всё, больше меня самого. Я не могу доверить это… кому-то ещё. Нуска, пойдём со мной. Помоги мне, Нуска. Я боюсь, что… — он зажмурился. По его лбу покатилась капля пота и, скатившись до кончика носа, сорвалась на пол. — Я боюсь, что снова окажусь под её влиянием, когда увижу. Я боюсь, что снова начну… убивать. Но, Нуска, я… не хочу этого делать. Я никогда не хотел. Только не теперь, когда у меня есть Ванери и есть моё имя. Нуска, помоги мне.       Нуска не стал долго думать — только кивнул. Повезло, что его цель пересекалась с планами Гирру, но… лекаря беспокоило одно обстоятельство.       — Гирру, ты ведь знаешь, на чьей ты стороне? Ты ведь не уйдёшь на её сторону и не начнёшь жечь поля вместе с ней? — спокойно спросил Нуска.       — Нет! Если ты будешь со мной — точно нет! Я зову тебя как раз для того, чтобы ты… Чтобы ты позвал меня по имени, когда я забуду его.       Нуска вздохнул и кивнул. Но затем продолжил:       — Тогда я пойду с тобой, но с одним условием.       — Каким? Нуска, я сделаю что угодно, только скажи…       — Стена, — коротко бросил Нуска и на этот раз не стал прятать взгляд — он уставился арценту прямо в глаза. — Снеси стену, которая отделяет в Арценте богатых от бедных.       Гирру вскинул брови. Казалось, он был удивлён настолько, что даже позабыл о своём безумии. Выпустив Нуску из захвата, арцент медленно кивнул.       — Это всё? — уточнил он.       — Да. И, конечно же, не предавай ни меня, ни эрда.       — Разумеется, — кивнул Гирру, но обвёл Нуску задумчивым взглядом. — Ты ничего не попросишь для себя?       — А ты похож на человека, который может дать мне то, что я хочу? — вдруг усмехнулся Нуска и покачал головой, делая шаг назад. Он чувствовал себя неуютно, когда Гирру практически дышал ему в лицо.       — Тогда я сделаю это сразу, как прибуду в Арценту. В первый же день раздам распоряжения, — сказал Гирру. Кажется, его состояние стабилизировалось, но на место яркой эмоциональной вспышке пришла апатия — теперь он стоял с ничего не выражающим лицом и смотрел на статую дракона за спиной Нуски. — Легендарный дракон Тиамат?       — Что? — поперхнулся Нуска и рывком повернулся, уставившись на каменное изваяние.       Гирру показал ладонью на статую и медленно, даже лениво сказал:       — Статуя изображает легендарного дракона Тиамат, спасённого первым эрдом Скидана Энлилем. Однако я не знаю, как она могла здесь оказаться. Все изваяния, изображавшие драконов, были уничтожены по распоряжению самого Энлиля, во времена истребления драконов. С тех пор подобные предметы интерьера запрещены в Скидане, хотя я был бы не против обзавестись парочкой таких для собственного дворца.       Нуска слышал, как кровь шумит у него в ушах.       «Тирра…? Нет, вряд ли… Эта бабка занята лишь попытками увековечить свой род. Тогда…»       Нуска перевёл взгляд на соседнюю дверь. Хоть та и была запечатана с помощью дэ, но лекарь всё равно ощупал её, пытаясь уловить следы.       «Здесь слишком много энергии сифов. Ещё и те солдаты навоняли… Не могу определить».       Лекарь сокрушённо вздохнул. А затем снова обратился к Гирру:       — Когда мы отправляемся?       — Ночью. Все поджоги происходят ночью или под утро.       — Хорошо. Тогда встретимся у западных ворот в полночь, — отстранённо отозвался Нуска и, бросив ещё один взгляд на застывшего на месте арцента, направился обратно к покоям Сина.       «Необходимо предупредить, что меня не будет. Не могу же я каждый раз заставлять Сина волноваться? Но о целях похода лучше не сообщать… Не дай духи он навяжется с нами — да его тёмную энергию учуют в Дарвеле. И дарвельцы ещё раз наделают в штаны».       Несмотря на состояние Гирру, Нуска теперь был в приподнятом расположении духа. Преступник известен, а из Мары можно выжать ещё немного полезной информации. Хотя бы на одну тайну стало меньше — разве не хорошо?       Нуска немного поплутал в коридорах, но вскоре напал на след Сина. Двигаясь за тёмными частичками дэ, лекарь уже предвкушал встречу, когда услышал голоса.       Зачем-то спрятавшись за поворотом, лекарь напряг слух — переместив немного дэ в область ушей и барабанных перепонок, он смог расслышать разговор:       — … это никуда не годится. Ты пришёл в мои владения, Син. Твои подданные ведут себя так, будто только что вылезли из хлева. Один разгуливает без охраны, другой — ведёт себя настолько непристойно, что я даже не собираюсь произносить это вслух. Мы оба знаем, что Гирру Герье лишился ума, но ты пустил его в Сифу. В Сифу, Син! В процветающий город, где каждое дерево священно, как звёзды на небосводе. Теперь же ты отказываешься вознести почести мне, главной сурии земли. Я старше тебя по меньшей мере на четыре десятка лет. И, поверь, от моей немилости тебя не убережёт даже титул эрда.       В какой-то момент Нуска задохнулся, ощущая удушливое давление на голову — два сурии начали мериться дэ, бесконтрольно испуская её.       — Я пришёл с благими намерениями. Я не собираюсь вступать в конфронтацию — я хочу, чтобы народы были едины как никогда перед надвигающейся бедой.       — Какой же бедой, Син, не расскажешь ли? Какие ещё беды ты ждёшь? Что ещё не произошло со Скиданом с момента твоего рождения? Был ли хоть один светлый день с того чёрного дня?!       — Это она была во главе дарвельских войск.       — Что…?       — Я полагаю, что не только истребление лесных племён, инцидент в Хаване, Континентальная и Бессонная войны — её рук дело, но и сожжённые поля.       — Син! Не переиначивай! Не складывай ответственность со своих плеч на другие!       — Я никогда не сделаю этого. Я помню лицо каждого, кого лишил жизни.       — Поля сожгли арценты, Син. Мы готовимся к войне. Если главный сурии огня Гирру не уберётся из нашей столицы, то станет здесь пленником. Вам больше не переложить ответственность за свои проступки на мифическую Тиаму. Ранее я думала, что ты действительно не имеешь никакого отношения к поджогам, но, когда ты прибыл сюда вместе с главным сурии огня…       — Ты не видишь никаких совпадений, сурии Тирра?       — Каких же?       — Тиама никогда не действует своими руками. Она была хаванской царицей драконов, хоть и преданной своими же слугами. Она привыкла повелевать. Тиама никогда не опустилась бы до того, чтобы убивать простых солдат или жечь поля собственными руками. Для этого и сейчас она использует подданных.       — К чему ты клонишь?       — Откуда в сифском дворце статуя дракона Тиамат?       Нуска сглотнул. Не только он и Гирру обратили внимание на эту странную деталь.       — Как же удобно получается, эрд Син! Ты как всегда ни в чем неповинен, но по твоим словам выходит, что сифы жгут собственные поля?!       — Нет. Но кто-то помогает преступникам уходить незамеченными. Я не верю, что лучшие солдаты Скидана, сифские маги боли неспособны поймать нарушителя на протяжении месяца.       — Чтобы предъявлять мне такие обвинения… Ты понимаешь, что должен предоставить доказательства?       — Они будут в ближайшие дни, сурии Тирра. А до тех пор оставь моих провожатых в покое. Вы не справились с проблемой за месяц, позволили кому-то лишить Скидан посевов на будущий год. Пришло время мне вмешаться.       — Слишком поздно. Даже если мы привлечём к подготовке почвы и посеву всех земледельцев, то озимые культуры…       — Не земледельцев, а всех сурии Сифы и даже тех, кто способен просто держать в руках мотыгу.       — Не смей нарушать наши правила и традиции!       — Не смей указывать своему эрду.       Нуска, слишком часто дыша, сполз вниз по стене. Вспышка земляной дэ и последовавшая за ней тёмная вышибли из Нуски весь дух. Вслушиваться дальше в разговор он не мог — пытался восстановить дыхание и успокоить бешено стучащее сердце.       «Тирра… действительно сильна. Почему же… ни она, ни кто-то ещё не смогли найти поджигателя? Неужели это сговор? Сифы прокормят себя, а вот другие народы и столица…»       — Что бы ты ни говорил, Син! У нас осталось всего несколько дней, чтобы успеть посеять зерно на огнине! Скоро ударят холода — и ты уже ничего не сможешь исправить. Мы пытались сажать зерно сразу после поджогов, но безуспешно. Преступник возвращался и сжигал посевы в золу. Наши запасы истощены. Если ты так рвёшься геройствовать — пускай. Был бы толк в твоих действиях.       — Я уже сузил круг подозреваемых и практически напал на след.       — Как ты был высокомерным юнцом, так и остался. Я не буду мешать тебе, но если ваши потуги не завершатся успехом, то Гирру пойдёт под стражу, а ты больше не переступишь границы Сифы никогда. И о поставках ячменя, пшеницы и ржи в будущем году можешь забыть.       Два пугающих своей энергии сурии разошлись. Нуска услышал приближающиеся шаги, но так и не смог заставить себя подняться с пола. Поэтому, когда Син выглянул из-за поворота, уставившись на развалившегося на полу лекаря, Нуска выдавил из себя беспомощную улыбку.       — О, эрд Син, я не хотел подслушивать, но… — начал было оправдываться Нуска.       Син вздохнул, а затем мягко придержал лекаря под локти, помогая подняться. Когда они оба наконец стояли на ногах, эрд вдруг спросил:       — Что думаешь?       — А…? Что…? — не понял Нуска.       — Кто жжёт поля? И кто помогает поджигателю?       Нуска уставился на Сина во все глаза. В груди разлилось приятное тепло — сам эрд, правитель Скидана, этот бесподобный мужчина интересовался его мнением. Конечно, Нуска никогда не считал себя глупцом, но… оказывается, что и Син не считает его последним дураком на деревне.       Нуска снова уставился на статую дракона — Син проследил за его взглядом и нахмурился. И тогда лекарь сказал:       — Мы с Гирру почти установили личность поджигателя, дайте нам время, эрд Син. Мы — ваши подчинённые, доверяйте нам чуточку больше, — Нуска вдруг неловко улыбнулся и перевёл тёплый взгляд на правителя. От лекаря не укрылось, как Син тут же отвернул голову, не в силах выдержать этот взгляд. — Но кое-что не даёт мне покоя. Мара, дочь Тирры Сивьеры. Она была с нами во время похода в Дивур, затем — со мной в одном отряде во время Бессонной войны. Теперь пришла новая беда — и она снова тут как тут. К тому же, она…       Но Нуска вдруг остановился. Он почувствовал, что его ноги словно вросли в пол. Лёгкая дрожь пробежала во всему телу, дэ в теле взволновалась.       Син почувствовал это и остановился в нескольких шагах впереди. Развернувшись к своему лекарю, он некоторое время разглядывал его. На секунду Нуске даже показалось, что в его глазах мелькнуло беспокойство.       — Нуска…? Ты думаешь, что Мара — предательница? Она помогает поджигателю пробираться на поля незамеченным?       Но Нуску одолевали сейчас совсем другие мысли. На него словно вылили ведро воды. Он не мог сделать ни шагу, не мог даже поднять взгляд и взглянуть на эрда.       — Син… — наконец смог выдавить лекарь. — Син, вы ведь тоже почувствовали, верно? Не врите мне. Вы — сильнейший сурии на континенте. Вы не могли не почувствовать.       Син сделал шаг к Нуске, но тот отступил на два шага.       — О чём ты? — аккуратно уточнил эрд.       — Не врите. Мара сказала, что почувствовала, что во мне… Что я… — Нуска приложил руку к груди и до треска рубашки стиснул пальцы. — Она услышала биение сердца Тиамы. Вы тоже, Син? В какой момент вы…       Речь Нуски оборвалась. Он пытался перевести дыхание. Син тем временем настойчиво пытался сократить дистанцию между ними, а Нуска продолжал отступать, пока не упёрся спиной в стену. Тогда Син замер в двух шагах от лекаря и, внимательно разглядывая его, коротко ответил:       — Да. Я знаю, что отдали тебе в лесном племени. Очень-очень давно лесные выкрали сердце Тиамы, за что она и пыталась отомстить им, то наводя болезнь, то… — Син не был в силах уточнить, поэтому поспешно продолжил свою мысль: — Но это не имеет никакого отношения к тебе или к тому, что…       — Син. Поэтому вы обратили на меня внимание? Вы ведь были влюблены в Тиаму. И теперь, встретив хаванского мальчишку, в котором бьётся её сердце, вы…       — Нуска, подожди, это…       Но Нуска слушать не стал. Почувствовав, что силы возвращаются к нему, он тут же дал дёру.       Этот инстинкт был неискореним. Встретившись с опасностью, с которой он не в силах справиться, Нуска всегда бежал. Так вышло и теперь.

* * *

      Вместе с Гирру они разбили лагерь в лесу. Главный сурии огня на этот раз был молчалив, но большую часть времени походил на растерянного, потерянного ребёнка.       Пока они теснились у костра, так старательно разведённого руками Гирру, Нуска раздумывал о многом.       Действительно ли он был просто заменой Тиамы? Или в нём взыграла неразумная ревность?       Он никак не мог тягаться не то что с прекрасной драконом-девой, сильнейшей хаванкой континента, но и просто с… женщиной.       У Нуски как у лекаря по половым болезням никогда не было всяких предубеждений — он повидал всякое, но… Тиама была не только красивее, но и сильнее, чем Нуска. Даже как мужчина… похвастаться он ничем не мог.       Нуска так глубоко ушёл в свои мысли, что и не заметил, как Гирру присел рядом. На влажную траву они постелили оленьи шкуры, на которых и устроились вокруг костра друг напротив друга. Но Гирру вдруг оказался чересчур близко к Нуске, сев вплотную. Лекарь всем телом ощущал его высокую температуру и жар бурлящей в нём энергии.       Гирру тихо заговорил:        — Ты сказал, что мне нечего тебе дать, но это не так. Возьми, — он положил шёлковый свёрток Нуске на колени. — Это — реликвия моей семьи, от которой я с радостью избавлюсь. Она подавляет волю смотрящего, чем дольше он смотрит на тебя, тем быстрее оказывается в твоей власти. Этот артефакт бесполезен против сурии, вроде меня, Тирры или эрда, но он крайне полезен против толпы. Это артефакт правителей и полководцев.       Нуска от удивления распахнул глаза. Да что же это за hˋaidgehl такое?! Почему аристократы постоянно сорят своими реликвиями и золотом?!       — Гирру! Я не могу это принять! Неужели непонятно, что такие вещи не просто так передаются в одном роду из поколения в поколение?! Это не золотое блюдце и не ковер из шкуры волчака!       — Нуска, я говорил тебе, что мы — избранные. Я чувствую в тебе жизненную силу, которой нет ни у одного аристократа. И эрд, и я живём в ожидании своей кончины, Хайя — сфокусирован на своих изобретениях, а Мара — прислужница Тиамы.       — Ты… — Нуска взглянул на Гирру, но тот только кивнул, не сводя с лекаря своего цепкого взгляда.       — Эта задача решается на раз-два. Я сумасшедший, но не глупец. Мара — не её истинное имя, но она знает слишком многое для обыкновенной дочери главной сурии. Будь осторожен рядом с ней. Меня беспокоит её особый навык, который я так и не смог разгадать.       — Ты говорил с ней?       — Да, она подходила ко мне. И знала обо мне всё. Но это невозможно, Нуска, ведь все, кто знали обо мне и… о ней… давно мертвы.       Нуска нахмурился. Если Мара знает так много, то и Тиама…       — Но Мара — не слепая раба своей госпожи. Убеди её перейти на нашу сторону. Пообещай ей то, от чего она не сможет отказаться.       Нуска задумался.       — Что же?       — А что бы ты хотел на её месте?       — А?       — Если бы Син сошёл с ума, и его смерти желал весь континент, то каково было бы твоё желание?       Нуска сглотнул и медленно понимающе кивнул. Приняв в свои руки подарок, он спрятал его в поясной суме. После слов Гирру он стал постепенно понимать…       Но времени на длительные раздумья, как оказалось, у Нуски не было. Небо над головой вдруг осветила вспышка — яркое пламя змеями расползлось от самого горизонта, а лекарь посреди ночи увидел новый рассвет.       Влажный и прохладный ночной воздух пронзил запах гари. У Нуски была только секунда, но он успел. Гирру, всё ещё беспечно разглядывавший лекаря, оказался под ударом. И Нуска, сжигая дэ, до боли в глазах замедляя время, толкнул главного сурии на землю. Схватившись друг за друга, они покатились с холма, а на том месте, где они сидели, расцвёл пожар.       На этот раз и Нуска узнал эту дэ — именно так пахли сожжённые поля.       Не прячась и не таясь, из-за дерева показалась хрупкая фигура, прекрасная девушка. Белое платье, медные глаза и такого же цвета кудри, обрамлявшие лицо, делали её как две капли похожей на Гирру. Если бы Нуске не с чем было сравнивать, он бы сказал, что перед ним Гирру, но никак не…       — Это… это она? Нуска, скажи, это… — забормотал в полубреду Гирру, а Нуска лишь коротко кивнул, подтверждая его догадку.       — Жери. Это она. Гирру, — позвал Нуска, смотря на арцента, которого уже начала бить дрожь. — Ты — Гирру. И эта встреча не отменяет того, кем ты являешься.       Гирру судорожно закивал, они расцепились и поднялись на ноги.       Жери стояла в тени деревьев, приобняв одно из них за ствол. В местах, где она касалась вековой коры, появлялись обожжённые участки.       Гирру и Жери смотрели друг на друга не моргая. Это была их первая встреча за последние несколько лет. А момент их прощания был тогда…       Нуска снова уловил в воздухе запах цветов и гари.       Именно тогда, когда Гирру взорвал оранжерею, сжёг дотла сад Жери и вынес из огня Ванери. Вплоть до встречи с Нуской главный сурии огня верил в то, что его сестра мертва. Теперь же они смотрели друг на друга так, будто встретились со своими ночными кошмарами.       Нуске не с чем было сравнить. Он никогда не встречал людей подобных им — переломанных с головы до пят, вцепившихся в друг друга, как в последнюю надежду. Они были жертвой своей семьи, принесённой так бессмысленно и беспощадно.       Это же читалось и во взглядах двух человек, одинаковых как цветы, распустившиеся на одном древе. На всём континенте только Жери могла понять боль Гирру, и только Гирру — боль Жери.       Но идиллия длилась недолго. Девушка рассмеялась и грациозно покрутилась на месте, сделав пассаж. В нежном реверансе развернув набок голову, она вдруг рассмеялась снова. Её рука коснулась груди — и из неё возник меч, настолько большой, что даже взрослому мужчине было бы не под силу поднять его. Но ей это далось легко — из-под маленьких тонких пальцев, сжимавших рукоять, выпорхнули огненные залпы.       Нуска, изрыгая из себя ругательства, схватил Гирру за руку и потащил его за собой.       Перенаправив часть дэ в ноги, Нуска бежал изо всех сил, стремясь выбраться на открытую местность. Если они окажутся в горящем лесу, то это станет для них ловушкой. Однако Гирру всё ещё был в оцепенении — его взгляд ничего не выражал, ноги еле шевелились, поэтому Нуске приходилось практически тащить арцента за собой.       Огненные залпы как стрелы летели один за другим, жаром обжигая пятки. Один из них пролетел вплотную к плечу Нуски — лекарь ощутил сильную боль на предплечье, но и это не остановило его.       Сейчас был только один выход — бежать. Бежать, не оглядываясь, пока они не выйдут на поля. Внутри поднимался ещё один страх — Нуска вдруг вспомнил, как его мать точно так же бежала через лес, уводя за собой своё племя. Что стало с её племенем…? Что стало… с ней?       «Если она моя мать, то мне должно было достаться хоть что-то от неё. Я не сдамся», — решил Нуска и прибавил шаг. Энергия в теле горела, растрачиваясь впустую.       Сначала — запах гари, потом — терпкая и тяжёлая энергия двух сильнейших арцентов-аристократов ударили в нос. Бежать было всё сложнее. Инстинктивный страх хоть и призывал сбежать, но… ноги, заплетаясь, спотыкались о траву и корни деревьев, Гирру камнем тащил назад. Но Нуска не мог бросить его здесь.       Когда ещё один огненный шар промелькнул в сантиметре от щеки лекаря, подпалив его волосы, он был готов кричать от отчаяния. Казалось, лес никогда не кончится. Зачем было забираться так глубоко?! Что теперь делать?!       Их словно преследовал огненный дождь, который сопровождался хохотом умалишённой Жери.       И, когда Нуска наконец со стоном выкатился на выжженную степь и покатился вниз со склона, обнимая Гирру, энергии в его теле почти не оставалось. От ощущения полной опустошённости в каналах сердце Нуски забилось быстрее, а страх почти парализовал его.       Что, если кого-то из них ранят? Что, если им снова придётся бежать?       Нуска не мог заставить себя сдвинуться с места. Он тяжело дышал и чувствовал себя загнанным в капкан зайцем.       «Если бы я был не один… Постойте! Я ведь и не один!»       Нуска быстро сел и схватил ползающего на пепелище арцента за щёки. А затем закричал ему прямо в лицу:       — Гирру! Возьми себя в руки, thˋare! Ты — главный сурии огня или кто?! Почему лекарь тащит тебя на плечах, пока ты ковыляешь как безногий?!       — А?       — Да чтоб тебя! — выкрикнул Нуска и как следует встряхнул Гирру прямо за голову. — Сестра она твоя или кто — ты обязан встать на ноги и ответить ей! Ты обязан хотя бы защитить себя! Ради всех арцентов и ради Ванери!       Гирру несколько раз моргнул. Его посиневшие губы вновь налились цветом, а взгляд стал более осознанным. Он кивнул, а затем медленно поднялся. Оглядевшись по сторонам и оценив ситуацию, он вдруг схватил Нуску за пояс и потянул вперёд.       Это была совсем не та скорость, с которой мог передвигаться Нуска. Гирру словно перелетел на другой конец выжженного пепелища и, бросив лекаря на землю как мешок, развернулся лицом к чаще.       Жери шла к ним. Сначала могло показаться, что она просто прогуливается по безлюдной степи, но… на каждом третьем шаге она исчезала и возникала снова на несколько метров впереди. Её простое белое платье развевалось, а она, удерживая в одной руке меч, другой поправляла волосы, пытаясь заправить их за ухо.       Через несколько секунд она вновь исчезла. Нуска затаил дыхание и почти закричал, когда улыбающееся лицо сумасшедшей возникло прямо перед ним. Жери, нависнув над развалившемся в пепле Нуской, хохотала ему в лицо, выпучив глаза, в которых полопались сосуды.       — Гирру! — успел выкрикнуть лекарь, спеша вытащить меч из ножен. И арцент, среагировав на своё имя, вдруг схватил Жери за ворот платья и швырнул вверх, откинув девушку одним броском на несколько метров назад.       Нуска успел перевести дыхание и привести свои чувства в порядок. Ещё немного и, кажется, он бы наделал прямо в штаны. Наконец выставив перед собой меч, лекарь сглотнул, уставившись на противницу.       Сейчас Нуска понимал, что совершенно не готов к тому, чтобы сражаться против сурии такого уровня. Даже он, хаванец, не поспевал за ними — для него Жери просто испарялась в воздухе, а затем появлялась в другом месте. Разница в силе была несопоставима. Противостоять Жери мог только Гирру, но…       Часто дыша, Нуска на секунду отвёл взгляд от Жери, которая тем временем медленно поднималась на ноги, и взглянул на Гирру. Его плечи и спина, как и у Нуски, были обожжены, но… по губам вниз, стекая на подбородок и капая на белоснежную рубашку, лилась кровь. Гирру раскусил губы в клочья.       — Гирру! Вам нужно поговорить! Я знаю, что тебе страшно, но ты должен решить это раз и навсегда, иначе пожары так и не прекратятся!       — И что с того? — Нуска еле смог расслышать вопрос, брошенный Гирру в пустоту. Арцент во все глаза смотрел на Жери.       — И что с того?! Тогда весь Скидан будет голодать! И ты, и Ванери — мы все просто умрём от голода! — Нуска не сдержался и перешёл на крик.       — И что с того?       — Гирру! Ты обещал мне, ты…!       Но Нуска не успел договорить. Чьи-то горячие как печь руки обхватили его шею кольцом. Лекарь не смог подавить крик — на его шею, лишив дыхания, словно надели раскалённый на наковальне ошейник.       Всё, что происходило дальше, Нуска осознавал смутно. Все его силы уходили на то, чтобы не потерять сознание.       — Ты пришёл меня убить? — услышал над ухом Нуска мягкий и даже ласковый голос.       — Нет… Я почуял твою дэ и пришёл.       — Зачем? Чтобы убить меня?       — Я не знаю зачем.       — …       — …       Нуска, который не мог стерпеть такой бездновой боли, из последних сил вызвал вспышку светлой дэ. На его счастье, руки, что держали его, расцепились. И Нуска повалился вперёд, лицом прямо в осевший пепел, глотая его и размазывая по мокрому лицу. Он хрипел, ловил губами воздух, но никак не мог надышаться — кажется, гортань была обожжена до кости. Он и сам не понимал, как ещё находился в сознании, но добравшись рукой до того, что осталось от кадыка, воспользовался светлой дэ. Когда с его губ сорвался глухой стон, а лёгкие расправились, наполняясь кислородом, он безжизненно развалился прямо там же, в грязи, вслушиваясь в то, что происходит.       По его лицу ползли слёзы. Болезненные ощущения хоть и медленно сходили на нет, но тело всё ещё помнило, насколько это больно. Нуска боялся пошевелиться.       — Оставь хаванца.       — Почему?       — Я пойду с тобой, но оставь хаванца.       — Нет! — прохрипел Нуска. Он не мог допустить этого, даже если на кону стояла его жизнь. — Гирру! Ты обещал, что не предашь нас!       Нуска практически ел гарь, но продолжал кричать.       На несколько секунд воцарилась тишина. Нуска лежал лицом вниз и не понимал, что происходит, но вскоре услышал звуки борьбы и увидел, как облака озарились красным от всполохов огня, достигших самих небес.       «Они… сражаются? Гирру пытается… отбить меня?»       Нуска захрипел и очень медленно перевалился лицом вверх, а затем сел. В глазах танцевали звёздочки, а затем всё потемнело. Насильно вырвав себя из бессознательного состояния, лекарь наконец увидел, как сражаются Гирру и Жери.       Это было необыкновенное зрелище. Волосы Гирру упали на плечи, и теперь двух арцентов можно было различить лишь по одежде. Это было словно… Гирру сражается против самого себя. Одинаковые удары, похожая энергия, высокие до самих небес залпы огня. Нуска успевал отличать их по оружию — Жери орудовала клинком, а Гирру — посохом.       Кто был сильнее — сказать невозможно, ведь они вовсе не пытались ранить друг друга, а словно танцевали, поднимая вокруг себя пепел и заманивая его в обжигающий водоворот.       — Давай убьём его?       — Нет.       — Почему?       — Нет!       — Ты обещал мне, что окрасишь в красный всё, что я захочу!       — Гирру! — снова закричал Нуска, а затем продолжил снова и снова выкрикивать его имя. Он обещал Гирру, что не даст ему забыть своё настоящее имя.       — Я не хочу этого! — вдруг взревел Гирру.       И пошатнулся даже Нуска. Выброс энергии был таким, что носоглотку лекаря обожгло. Остриём меча рубанув собственный рукав, лекарь перевязал лицо тканью, пытаясь залечить новые травмы.       Арценты стояли друг напротив друга. Волосы и тело Гирру воспламенились и горели. Он, подняв руки над собой, порождал огонь, который срывался с его тела так просто, как с других льётся пот.       И Гирру прокричал опять:       — Я никогда не хотел убивать! Я не хочу, чтобы мир был красным! Я не хотел… Я не хотел делать то, что нас заставили делать…       Гирру плакал, но слёзы его, только срываясь с глаз, испарялись в воздухе. Его лицо выражало такую муку, что Нуска был не в силах смотреть на него.       Но Жери молчала. Вдруг опустив оружие и потушив пожар, она вдруг рассмеялась и протянула руки к Гирру:       — Глупый… А ты думаешь, я хотела такой жизни? Думаешь, я хотела рождаться женщиной в этой семье псин и ублюдков? Думаешь, я хотела этого с каждым членом нашей семьи, с каждым аристократом, пришедшим в наш дом и даже с тобой? — несмотря на то, что говорила, Жери улыбалась. На секунду безумный огонёк в её глазах погас, и, казалось, что она говорила правду. — Думаешь, я не хотела, чтобы дядя Галан остался? И не хотела, чтобы мы с тобой были на одной стороне до самого конца?       Пламя Гирру тоже погасло. Его глаза округлились — и он вдруг бросился вперёд, прямо в объятия Жери.       Гирру рыдал как маленький ребёнок и извинялся каждый раз, как мог произнести хоть слово, а Жери гладила его по волосам и кивала. Их оружия рассыпались в воздухе, а огненный вихрь стих. Они сидели на земле, не в силах отцепиться друг от друга.       Нуска тем временем успел подняться на ноги. Удерживая в обожжённых руках меч, он не понимал, что делать дальше. Жери хоть и была преступницей, подданной Тиамы, но… разве это правильно?       «Она не в себе, а Тиама просто воспользовалась её сумасшествием. В ней так много энергии, что жечь поля для неё — это раз плюнуть. Но кто же…»       Нуска не успел ничего додумать. Сначала он почувствовал, а затем увидел, как прямо из земли над обнимавшимися Жери и Гирру выросла… Мара.       Скинув с плеч пепел, землю и травинки, она вдруг улыбнулась и покачала головой, смотря на Жери.       — Стража на подходе.       Мозаика наконец сложилась. Всё было правдой. Обе эти женщины…       Однако если Мара обращалась к Жери, то та не видела её вовсе. Она продолжала гладить Гирру по голове, но, словно почувствовав что-то, вдруг спросила:       — Ванери жива?       — Да, — кивнул Гирру.       — Позаботься о ней. Мне нужно идти, я не знаю, когда… снова нападу на вас.       Гирру моргнул. И его глаза тоже прояснились.       — Жери, ты…       — Каждая секунда этой бесконечной жизни причиняет мне боль. Я не видела света в начале своего пути, я не вижу его и здесь, в конце.       Нуска вздрогнул. Вместе с ним — и Гирру. Арцент вдруг поднялся на ноги, его руки дрожали.       — Нуска! — закричал он.       — Ха? — лекарь заморгал чаще.       — Подойди сейчас же!       Нуска кое-как доковылял до Гирру. Жери продолжала сидеть на земле, а её белое платье всё перепачкалось в гари. Мара тоже не шевелилась, но переводила взгляд то на Нуску, то на Гирру, словно ожидала удара.       Когда Нуска подошёл, Гирру даже не взглянул на него. Он смотрел, не отрываясь, на сидевшую в грязи Жери, послушно свесившую вниз голову. Её глаза были прикрыты, а на губах дрожала полубезумная улыбка, грозившая захватить её сознание.       — Нуска, проверь её голову. Скажи мне, что думаешь. Сейчас же.       Нуска не совсем понял, что от него хотят, но спорить не стал. Сейчас бы выделываться, когда ты кое-как остался в живых…       Лекарь спрятал меч в ножнах и, осторожно посматривая на безучастную Мару, прикоснулся руками к голове Жери. Та не шелохнулась и не оказала никакого сопротивления, но… Нуска, только коснувшись её, охнул и упал на колени.       Больше он не стеснялся. Как слепой со всех сторон ощупывая голову Жери, он пытался найти… хотя бы один целый канал дэ. Но огненная энергия, что бушевала в её теле, больше не текла по каналам в голове. Она потоком врывалась в разум Жери, переполняя его и, видимо, причиняя неведомые мучения.       Она… больше не была дееспособна. Она была сумасшедшей. И ни Нуска, ни какой-то другой лекарь не смогли бы это исправить. Хуже того… каждый выброс дэ сопровождался для Жери дикими приступами боли. Как она стояла всё это время на ногах для Нуски было загадкой.       Нуска в качестве ответа несколько раз отрицательно помотал головой и зажмурился. Вылечить это — нельзя.       Нуска приложил все оставшиеся силы для того, чтобы унять болевые ощущения в голове девушки. В какой-то момент Жери вздрогнула и, оттолкнув Нуску, посмотрела на Гирру снова. Улыбка сошла с её лица — теперь в глазах арцентки дрожали слёзы.       Она повторила:       — Каждая секунда этой бесконечной жизни причиняет мне боль. Я не видела света в начале своего пути, я не вижу его и здесь, в конце. Но, Гирру, ты и Ванери — были единственными лучами света в ней. Пожалуйста, не забывай тот сад, который мы вырастили в нашем дворце.       Жери приподнялась на коленях и коснулась руками рукавов Гирру. Они долго смотрели друг на друга, пока окровавленные губы Гирру не задрожали и с них не сорвался такой болезненный стон, словно его проткнули насквозь.       Гирру обнажил оружие, а Нуска на всякий случай отступил на несколько шагов назад. Мара поступила так же.       А затем Гирру занёс посох над собой и проткнул грудину Жери. Хлынула кровь. Раздалось несколько взрывов и вспышек, но, видимо, Гирру бил ровно в сердце, поэтому выброс энергии не был таким губительным.       Губы Жери приоткрылись — и застыли в немом стоне. Глаза закатились. Она упала.       А сверху на неё упал Гирру, который плакал так сильно и отчаянно и так крепко обнимал Жери, словно это могло вернуть её к жизни.       Когда Нуска поднял взгляд и посмотрел на Мару, он удивился. Потому что в глазах Мары, как и в его, дрожали слёзы.       — Нуска, — наконец заговорила Мара. — Это не мы жестоки. Это жизнь слишком жестока с нами. Я дам тебе все ответы завтра. А пока иди к эрду и скажи ему, что… — она посмотрела на валявшихся в грязи Гирру и бездыханное тело Жери, глаза её сузились, а лицо болезненно сморщилось. — Что проблема с поджигателем решена.       У Нуски не было сил спорить. Он просто кивнул и отпустил Мару, которая вновь исчезла в земле так же внезапно, как и появилась.       Нуска сел, поджав под себя ноги, и больше не сдерживал слёз. Лишь спрятав своё перепачканное лицо в руках, он плакал обо всех.       О всех, с кем жизнь обошлась так. О всех, кто не смог выдержать тягот и сошёл с ума. Обо всех женщинах, чья судьба походила на собачье дерьмо. И обо всех мужчинах, которые, не уподобляясь животным ублюдкам, плакали и сочувствовали им, как он и Гирру.