***
— Мы не готовы! — ворчит Сугуру, переминаясь с ноги на ногу. Он устало трёт переносицу и слегка задевает пирсинг. — Сатору, ты играешь не то! — Расслабься, чувак. Не заводись так сильно. — бормочет Нанами, растягиваясь на диване. — Не заводиться? Мы выступаем сегодня вечером в РИШ, а кое-кто до сих пор путается в нотах. — активно жестикулирует, указывает на Годжо. Белобрысый с сарказмом фыркает, слегка закатив глаза: — Конечно, я же виноват в том, что изначально ты дал мне не те ноты и я, как дебил, учил их две недели. Сугуру злится. Теснее сжимает челюсть и делает глубокий вдох. — Бас-гитару всё равно не слышно. — произносит Нанами в «поддержку» Годжо. — У меня уши вянут, каждый раз когда я слышу как он играет! Пора бить по тормозам, иначе группа перессориться ещё до начала выступления. Нанами встал и подошёл к мини холодильнику. Открыл его и достал оттуда три баночки пива. — Прекратите, если будем играть с таким напряжением, у всех в зале завянут уши. — Кенто протянул каждому из друзей по напитку. Сатору чуть приободрился и улыбнулся краешком губ. — Не ссы, Гето. — скалится в улыбке. — У нас есть ещё пять часов до начала. Повторю всё до идеала. Сугуру кивнул, слегка виновато прикусил щёку с обратной стороны. Ему стало стыдно за такое импульсивное поведение. — Простите, ребят. — отвёл взгляд. — Просто… вы же сами знаете, что музыка для меня… это всё. Я готов жизнь отдать, лишь бы стать настоящим музыкантом. И я не могу проиграть этой тупой группе «Проклятья» в конкурсе. — Знаем. — улыбается Кенто. — Поэтому мы с тобой, чувак. — поддерживает диалог Годжо. Сатору взял гитару и уткнулся в ноты. Его лицо было как у несмышлёного ребёнка, ведь… и музыкантом он никогда не был.***
Дочка перебивает проникновенный монолог. — Ты не был музыкантом?! — удивленно восклицает девочка. — А как тогда ты играл? Сатору слегка помялся, а затем кивнул: — Я никогда им не был. Лишь следовал за близкими, чтобы быть рядом в их трудные моменты. Я даже играть не умел… Сугуру и Нанами научили меня основам, а остальное было лишь моей импровизацией. — А можно послушать? — Я многое уже не помню… но поставлю как-нибудь тебе диск. С нашей… последней песней. — Я уверена, что «Маги» были звёздами своего времени! — гордо восклицает дочь, изображая победный жест кулаком. Годжо мягко улыбнулся, наблюдая за дочерью и открывая ей свою душу: — Последний альбом был записан не Магами. Дочь нахмурилась, она выгибает бровь и смотрит на отца недопонимающе: — А кем? Неужели ты один пел? Белобрысый едва заметно качнул головой в отрицательном жесте: — Моя музыкальная карьера была слишком насыщенной. В скором времени, после выступлении в баре РИШ, — Дочь перебила: — Это, в который ты ходишь каждую субботу? Сатору кивает. Он облизывает пересохшие губы и продолжает. — «Маги»… чёрт, это сложно объяснить, милая. — мужчина мнётся, борется внутри с тьмой, которая заставила кусочек льдинки поселиться в сердце. Но она становится незаметна, ровно в тот момент, когда дочь мягко прикладывает ладонь к щеке отца. Незначительный жест, который говорил о многом. Она растёт не по годам. И для своего юного возраста у неё взялось отчётливое качество понимания. — Мы поссорились. В один роковой день, наша ссора произошла и разрушила Магов полностью.***
Сатору меняется в лице. Вместо беззаботного выражения, отпечатывается отвращение. — Какого хрена? — кричит Сугуру, глядя на Годжо. — Это из-за тебя те ублюдки выиграли! Слова лучшего друга колются. Тяжёлый груз окатил тело Сатору, посылая волны обиды. Сугуру действовал импульсивно, когда народ в баре выбрал победителями не Магов, а другую группу. — «Проклятья» выиграли, лишь потому что ты проебался, как обычно. — ядовито фыркает, отмахиваясь рукой. Он рассержено усаживается на диван в гараже и его взгляд становится тяжёлым, напряжённым. После их проигрыша, группа на короткий срок осталась в баре. Они устроили некие «поминки» для своей карьеры и только один Годжо старался подбодрить. Однако… уже в гараже Сугуру видимо не хотел отблагодарить друга за «позитивный настрой». Нанами особо никогда не был заинтересован в музыке, но его привлекла идея Сугуру создать группу. Кенто умел играть за счёт обширного кругозора, пускай душа его лежала не к такой свободе… Офисный планктон — вот какова его роль. И мужчина знал это с самого начала. Когда ты знаешь своё предназначение в этом мире, становится тошно. Почему наш создатель даёт выбор, однако мы всё равно идём по тропинке нашей ключевой роли? Думаем, что свобода… вот наш залог. Но мы выбираем из раза в раз что-то одно, то что нам предназначено и идём этим путём до конца. Кенто осознавал свою суть. Поэтому и не был расстроен. Мужчина умел восхищаться даже противниками и те самые «Проклятья» действительно хорошо выступили. К тому же публика выбрала их за главную загадку — кто их гитарист? Человек, который играл на гитаре в группе соперников — был неизвестен. Он скрывался за маской… но для чего? Чтобы неплохо манипулировать толпой? Или у него были свои причины? Сатору заранее знал о проигрыше. Чуйка. Однако, хотел быть оптимистом и сделать всё, что в его силах. И лишь для того, чтобы лучший друг улыбнулся Годжо действительно не был музыкантом. Его родители собирались отправить парня в престижный медицинский университет. Стать детским оперирующим врачом… какова ценность? Спасать юные жизни или подходить к опечаленным родителям, сообщая о смерти их любимого чада? И вот опять встаёт выбор. Развилка, которая появляется в независимости от того, какой путь выбираешь. Сатору воспитывался в строгой семье. Казалось у него было всё: деньги; возможность поступить в хорошее место; друзья; стать тем, кем его хотят видеть. Так чего ему не хватало? Почему каждую ночь он сбегал в гараж к Гето на репетиции? Почему отказывался ходить в медицинский? Потому что, не хотел? Тогда встаёт другой вопрос. Чего хотел Сатору? — Сугуру, не говори так. — белобрысый делает глубокий вдох. Импульс в его теле смешивается с обидой, грозясь наговорить другу ядовитых слов. — Сейчас мы проиграли, но это не конец. Потренируемся и… — — Не потренируемся! — восклицает Гето. — Нанами скоро уезжает. Твои предки узнают о нашей «карьере» и запретят нам общаться. А я останусь один со своей несбывшейся мечтой. — С чего ты решил, что я послушаюсь родителей? — Потому что, ты маменькин сынок. Гримаса отвращения сильнее впечаталась в лицо Годжо. С каких пор, он маменькин сынок? — Что? — переспрашивает, в надежде, что ему послышалось. Гето сжимает банку алкогольного напитка в руке и подносит к губам, игнорируя. Осознаёт, что сказал лишнее. Сатору хмурится и подходит ближе, вырывая пиво из рук друга: — Повтори это ещё раз. Лицо Гето искажается. Злится. Его импульс бьёт по газам, точно так же, как и топливо Сатору. — Ты прячешься за юбкой своей матери, каждый раз когда предоставляется такая возможность. — повторяет лучший друг. Сугуру знает, что это больная тема. Знает, что точка невозврата достигнута и в лучшем исходе их конфликта, они просто подерутся. Сатору всегда бежал. Бежал, но не к родителям. Он убегал от их правил. Убегал от своей роли. Каждый раз пытался быть кем-то отдельным. Не сыном знаменитого бизнесмена Годжо. Не сыном строгой директрисы компании. А просто Сатору. Он хотел быть, но никогда не был. Белобрысый мнётся: — Это… не так. Я же всегда- — Мне надоело. Я ухожу. — Что?! Сатору беспомощно округляет глаза, глядя на серьёзное и усталое лицо лучшего друга. Желудок скрутило ровно в тот момент, когда макушка с тёмными волосами стремительно исчезла из поля зрения. Чувствует касание до своего плеча от Нанами, но сердце по-прежнему не желает ощущать поддержку. Ему тошно, больно, а ещё почему-то страшно.***
— Магов больше не было. Я потерял лучшего друга и единственный признак своей свободы. — вкратце отвечает Сатору. — Нанами уехал. Сугуру пропал из моей жизни в тот же день, а я не знал куда податься. К родителям не хотел. Гараж больше не мой второй дом. На улице слишком мрачно. Дочь смотрела на отца осознанными голубыми глазками, понимая, что ему наверняка сложно даются эти воспоминания. Как никак, но Годжо плохо контролирует эмоции рядом со своим ребёнком. — И тогда я решил просто напиться. — честно признаётся. — Ушёл в ближайший бар, в котором произошло слишком много всего. — РИШ? — РИШ.***
— Повторите. — вяло просит Сатору, мельком взглянув на бармена. Тот натирал какой-то стакан с улыбкой на лице, а затем кивнул. — Это же Вы, да? Из группы «Маги», выступали у нас недавно. — спрашивает мужчина, делая повторный напиток для белобрысого. Годжо устало усмехается: — Запомнился, потому что симпатичный? Бармен смеётся: — Потому что, играли клёво. Я даже пританцовывал. Маленький кусочек тепла разлился по телу Сатору и он мягко улыбнулся, в знак благодарности. Тянется к напитку и подносит к губам. Осушает бокал за один пресет и жмурится. Алкоголь залечивает моральные раны, но физически губит сильнее. Ощущался, как яд. Горькая, едкая жидкость течёт по глотке и быстро попадает в организм. Мельком он слышит отрывок диалога где-то неподалёку и невольно прислушивается, не контролируя любопытство. — Неизвестный из «Проклятья», говорят он ушёл из группы и теперь выступает сольно! — чуть громче шёпота произносит женский голос. — Интересно, как он выглядит… Сатору нахмурилась и молчаливо фыркнул. Его действия уже слегка заторможенные, засчёт алкоголя в организме. Кто-то подсаживается рядом и толпа восхищённо восклицает. Годжо недоумевает и поворачивает голову направо. Рядом с ним за барной стойкой сел неизвестный участник «Проклятья». И тут удивление окатило волной, заставляя протрезветь. Сатору проморгался и пришёл в себя. Участник какое-то время смотрит на Годжо пристально, а затем как ни в чём небывало поворачивается к бармену и указывает на напиток белобрысого. Хотел точно такой же. Какое-то напряжение повисло в воздухе. Почему? Непонятно. Всё нормально, однако, Сатору чувствует как напрягается. — Поздравляю с победой. — вырывается из его рта. Участник взглянул на белобрысого и резко встал. Да так, что стул упал с громким грохотом. Толпа удивлённо смотрела на них, любопытствуя. Неизвестный фыркнул и развернулся, направляясь на выход из бара. Сатору резко охватила вина. Он подумал, что сказал что-то не так, поэтому ему на пьяную голову пришла идея. — Эй, подожди, красавец! — восклицает Годжо, выскакивая следом из бара. На улице темно, пустынно. Слышно лишь приглушённую музыку. Белобрысого словно окатило холодной водой. Протрезвел моментально. Холодный пот пробежал по спине и мурашки заполнили тело. — А… так значит, не красавец, а красавица. — расстягивает слова, словно мурлыкающий кот. Расплывается в улыбке, когда видит, как ты сняла маску, собираясь слиться с обычными людьми через пару кварталов. — Мои извинения, мадам. Ты хмуришься, скрещивая руки на груди: — Растрещишь кому-нибудь, стрясу с тебя пятьсот тысяч йен. — Я не давал свою подпись в документе о неразглашении. — А мой друг умеет их подделывать. Молчание повисло между вами. Неловкости почему-то не было. Лишь… какая-то забавная ситуация, в которую вы оба попали. Хотелось смеяться, но каждый из вас побоялся начать. — Почему ты убежала? — спрашивает в лоб Сатору. — Я сказал что-то не то? Ты смотришь на него недоумевающе, со скептицизмом. Не понимаешь… как такому простаку хватает смелости общаться с тобой. Ведь ваша группа буквально украла победу. — Нет, просто… — запинаешься, не знаешь как сказать. — Забей. Просто я больше не с группой. — Поразительное совпадение. — озвучивает свои мысли в слух и слегка смущается своей бестактности. Выгибаешь бровь и ведёшь подбородком в сторону: — Совпадение? Сатору мнётся. Неловко чешет затылок и кивает: — Я тоже больше не с группой. Она распалась. Только из-за меня. Ты прикусываешь губу, виновато опустив глаза и произносишь. — Не из-за тебя. — Что? — Сукуна… наш лидер выкупил победу. Я узнала об этом после награждения и решила, что не хочу быть с теми, кто не умеет достойно играть. Поэтому ушла. — Забавно… Поднимаешь взгляд и видишь как ярко-синие глаза напротив наполняются каплями слёз. Слишком много всего за один. Конец дружбы, а всё из-за какого-то ублюдка. Группа распалась. Теперь Сатору один и вынужден запивать боль алкоголем. Всё навалилось почему-то так резко и без разрешения. Нервы сдают абсолютно точно и сдерживать порыв глупых эмоций практически невозможно. Да и зачем? Он всего лишь семнадцатилетний подросток. Его душит собственное безделье, а свобода сейчас ощущается как что-то недоступное. То, что почему-то никак не купить за деньги. Годжо резко дёргается, когда в него бросили шлем от мотоцикла. — Взял себя в руки! — восклицаешь ты. — Че за хуйня?! — возмущается парень, потирая плечо. — А че ты разнылся? — хмуришь брови и исподлобья смотришь на него. — Жизнь продолжается. Один проигрыш может означать сотни побед. Главное выбери правильную развилку. Гордо вздёрнула нос и повернулась спиной, направляясь к припаркованному мотоциклу. Достаёшь ключи и материшься себе под нос: — Блять… Поворачиваешься и видишь хихикающее лицо Сатору. — Принеси мой шлем, пожалуйста. Годжо разрывается со смеху и плавно берёт вещь в руки. Летящей походкой подбегает к тебе. — Какая пафосная, а шлем как назло забыла, да? Всю драматичность момента испортил. — продолжает хихикать Годжо, пока не получил локтём в бок. — Ай! Не дерись, женщина! — А ты не смейся, иначе добавлю. — дуешься, чувствуя стыд за свой же выпендрёж. Какое-то тепло окатило вас обоих. Чувства наэлектризовались и обоим это слишком ощутимо. Невольно улыбаешься краешком губ и смотришь куда угодно, лишь бы не в очаровательные глаза парнишки. — Красивая улыбка. — комментирует Годжо и смотрит пристальнее, не контролируя озвученные мысли. Кончик твоего носа заливается румяной краской и ты отмахиваешься, собираясь надеть шлем. — До свидания, получается? — говорит парень и его сердце почему-то ёкает. — До свидания? — переспрашиваешь. — А кто знает? — задорно восклицает Годжо, засунув руки в карманы. — Может судьба снова сведёт нас, красавица. Хмыкаешь и едва заметно киваешь. В глазах промелькнул блеск ответного озорства. По-своему стало любопытно… какой интересный парнишка. В его глазах так чётко вырисовывается твоё отражение, что даже забавно. — Ну до свидания. После того как ты уехала, Сатору резко почувствовал как на улице было холодно. Однако, почему заметил только сейчас?***
— Какая вредная! — восклицает девочка, нахмурив бровь. — Почему она тебя ударила? Сатору смеётся: — О да, она была вредной. Но на самом деле, я даже ей благодарен. Годжо листает альбом дальше. Фотографии где он всё чаще зависает в баре на твоих сольных выступлениях. — Я приходил каждую субботу в РИШ на её маленькие концерты. — как-то по-особенному улыбается. — И чем чаще мы видились, тем быстрее сдружились. Я чувствовал себя… заново рождённым. Было что-то притягивающее в её музыке… Дочка указывает на ваше общее селфи. Вы сделали его ночью, где-то на крыше. — Папа! Ты что куришь?! — Нет. Просто в тот день я хотел выпендриться перед ней. — хихикает, вспоминая тот момент отчётливее.***
Ты облокачиваешься об ограждения и смотришь на ночные огни. Было жарко. Но лёгкий бриз не давал умирать. Красоты зданий и вашего райончика дарили спокойствие. Какое-то молчаливое умиротворение. Сатору стоял рядом. Ему не был интересен город. Он смотрел на тебя. Оглядывал твой образ, который напоминал ему что-то неземное. Слишком притягательное. Слишком пленительное. То, что будоражит его чувства и выворачивает наизнанку. Мужской взгляд замечает татуировку на тонком запястье. Веточка Сакуры. Годжо засмотрелся и толком не проанализировал твой заданный вопрос. — Красиво, да? — спрашиваешь, не глядя на него. — Красивая. — отвечает, полностью зачарованный тобой. В очередной раз, озвучивает свои мысли и вовсе не о городе… — Красивая? — переспрашиваешь, повернув лицо. Годжо тут же замялся, поджав губы. Его душа драматично представила, то как из воздуха появляется тяжелая кувалда и бьёт его прямо по лицу. — Э-э, да… красивая… — старается додумать слова, оглядывая город в помощи. — …красивая эстетика ночного города! Ты тихо смеёшься, прикрыв рот рукой: — Выкрутился. Умница. Снова смотришь на город и начинаешь ползать по карманам своей ветровки. Находишь пачку сигарет и смотришь на белобрысого. — Ничего, что я закурю рядом с тобой? — задаёшь тактичный вопрос. Сатору улыбается во все тридцать два: — Ничего, можно мне тоже? — Нельзя. — кладёшь сигарету между губ и поджигаешь. Зажигалка, как назло не сразу сработала. В очередной раз, выпендрёж не до конца прокатил. — Почему? — Ты не куришь. Вот и не стоит начинать. — говоришь с ним, как с маленьким ребёнком. — Жадина. — он показывает тебе язык и ты закатываешь глаза. Вдыхаешь табак и лёгкие сужаются. Привычная горечь охватывает горло. Собираешься выдохнуть, но неожиданно лицо Годжо приближается к тебе, подхватывая дым. Округляешь глаза. Застыла. Сатору вдохнул твой выпущенный дым и полноценно затянулся, улыбаясь. — Ты что… — Не будь жадиной. — дразнится Годжо. Ему потребовалось много воли, чтобы не закашлять. Вот дурак. Хмуришься, глядя на него со своим скептицизмом. Этот взгляд полюбился ему. Ты достаёшь ещё одну сигарету и протягиваешь парню. — Сфоткаемся на память? — спрашиваешь и получаешь кивок. Достаёшь телефон, пока Годжо неумело поджигает сигарету. Ты позируешь в камеру. Сатору затягивается, чтобы сделать пафосное фото, но тут же начинает кашлять. Ты случайно делаешь снимок именно в этот момент, оставляя фотографию как память.***
Отец останавливает свой рассказ, хитро взглянув на зевающую дочь. — Ты уже зеваешь. Уверена, что спать не хочешь? Девочка трёт глаза и отрицательно качает головой. — Нет! Я хочу дослушать всю историю, пап. Сатору немного меняется в лице. Он перестаёт улыбаться. Думает о конце этой истории и не уверен, что ему хватит смелости озвучить этот день, даже для самого себя. Но старая знакомая говорила ему: «Возьми себя в руки». Её голос эхом отражался в памяти Годжо. И он следует этим словам. — Хорошо, — спокойно отвечает и мельком бросает взгляд на кухню. — тогда как насчёт какао? А потом я продолжу. — С маршмеллоу? — С маршмеллоу, Сакура.