Танцуя во тьме

Видишь, приятель, тот лес? Руки-ветви к тебе простёр. Раньше тут было поле, но подступила беда. В кронах кажется, будто и ныне звучит их стон... Коль посидишь со мною - смогу обо всём рассказать. Жили когда-то у нас сестрицы - прекрасней зари: красы неземной да стати не наших селянских мест. Были ликом похожи, что хоть битый час ты смотри, а вряд ли узнаешь, кто же, покуда не стиснешь крест. Ведь были внутри они как будто бы пламень и лёд: одна была чистой, нежной, желала добра всем вокруг - лапу коту залечит, старухе воды принесёт; вторая же - будто ведьма, совсем не имела подруг, зыркала исподлобья и скалилась, словно тот волк. В деревне ходили слухи, что ночью она ворожит. Брехня то была иль правда, какой разбираться толк? Только видели люди: искала в лесах остролист. Время текло неспешно, удара никто не ждал, и как исчезли близняшки - так испугались враз все. Конечно, они нашлись, ведь так и бывает в сказке... Только у нас не сказка. Нашли их в колодце на дне. Люди долго пытались понять, что случиться могло. Кто же посмел отправить те души так рано за грань? Каждый в деревне клялся, что не он подводил итог. В день, когда хоронили, глушил всех вороний грай. Тот юноша, что одну, сколько было души, любил, сразу как будто спятил, сказал, что его та зовёт. Люди вздохнули тяжко: в глазах у парнишки черным-черно. Того и гляди, чуть не досмотришь - помрёт. Парень же всё повторял, что девушка просит любви: чистой, наивной, светлой, а главное - чтоб навсегда. Долго свои он байки с безумьем в глазах всем твердил, а в один день прекрасный - собрался вдруг и убежал. Так без вести он пропал. Что делать - люди не знали: всё обыскали трижды, но ничего не нашли. /Можно сражаться с чем-то, что блеск не выносит стали, но как сражаться прикажешь с тем, что незримо вдали?/ Дело пришлось оставить. Бесполезно - поняли все. Юноша как сквозь землю вдруг провалился - с концом. Но догадались люди: это было к большой беде. В поле стояло древо с похожим на парня стволом. Все ходили под гнётом мрачных предчувствий, дурных, только время излечит и не от таких потерь. Семья горевала долго, но сын был второй у них. Нужно забыть о мёртвых, чтоб не запереть живым дверь. Только нашу деревню на том не оставила смерть: где-то под месяц спустя о том затвердил второй. Первого парня семья боялась и рядом смотреть, чтоб не накликать горе. А прочие наперебой стали давать советы, как же этой беде помочь, только всё бесполезно: вновь парень жил, будто во сне, твердил, что любовь не ждёт, и как только настала ночь, тихо сбежал из дома; искали - простыл и след. А в том поле наутро дерева было уж два. Снова ствол - будто тело, и мукою лик искажён; от промозглого ветра руки-ветви мелко дрожат. Так было каждый месяц: все, кто силён и молод был, резко сходили с ума. Кто не пытался сбежать, тот так потом и помер - в бреду он не ел и не пил; бОльшая часть уходила. Крепло за ночь древо опять. Вот уже не осталось парней, что окрепли едва; больше не было видно на улицах крепких мужчин. Лишь старики да дети. Где-то рыдала вдова. Вторил ей плач из колодца: у мёртвых хватает причин... Я скажу по секрету: ладно чертовка манила! Счастье навек сулила, коли тебе повезёт вдруг, а в жизни нашей людской счастье - всего мерило, только кто мягко стелет, те чаще всего и лгут. Нужно всего-то было в ночь, когда не светит луна, не противиться сердцем, на её откликнуться зов, завязать себе очи и тихо пойти наугад. И во тьме станцевать с ней под стрёкот и шёпот ветров, а потом поцелуем согреть ледяные уста. Лишь вопрос оставался: кого же ты встретишь из них? Только мы и не знали - девчонка была там одна, та, что Светлой считали. Так я потом и погиб. Только жаль, что не сразу... И не нужно вот так смотреть! Как высохло древо - так следом погиб и я. После лет жизни в коре и без движения, смерть стала мне благодатью, хотя бы свободу даря. Многие ныне живы, хоть раньше их та забрала. Только представь, как жутко: годами на месте стоять. Поле вокруг колосилось и крона моя цвела. Пару раз приходила, кору мою гладила мать... Ладно уж, ты послушай! Теперь я поболе узнал. В той, что кликали Светлой, такое таилось зло! Лишь после смерти узнал: была её «злая» сестра тем невинным ягнёнком, в жизни коему не свезло. Люди путали вечно, были ведь на одно лицо. И на бедную Киру валили сестры грехи. Даже не разбирались, ведь кто же сочтёт подлецом того, кто с виду нежен, со всеми вокруг добр и мил? Зубы стиснув, терпела Тёмная, долго ждала, но, наконец, решилась, и руки испачкав в крови, себя запятнав навек, та сослала сестру за грань, чтобы души невинных не ведавших правды спасти. Только груз не осилив, судьбу и потерю кляня, вниз головой полетела, едва сбросив в колодец труп. /Можно сколько угодно на несправедливость пенять, но очень часто бывает - от твоих всё зависит рук/ Только душа убитой вдруг на волю так прорвалась. Кто на себя наложит руки - прикован к земле. Кира того не знала, хотела лишь всем помочь; вышло всё только хуже: ушёл на свободу тот бес, коему смерть - лишь шалость. Теперь не исправить ничто. Лишь тогда осознала она бесполезность всего. Это уж не исправить: сестры дух погибель несёт. /Чтоб противиться злому мало, порой, одного/ Та, что мы Светлой звали, уж много сгубила людей. До сих пор продолжает, коль кто забредёт к нам сейчас. Кира в колодце плачет, как будто грехи все на ней. Смеркается уж...        Беги!               И выпей, ты, друже, за нас.