Научный интерес.

– Моя родная душенька, стерпи же все муки и страдания, будь они душевными или физическими, сквозь боль и слезы, стерпи. – С бледной, что смерть, кожи осаму стекали холодные капельки пота которые, ударяясь о земь, оставляли слезы на бетонном полу. В глазах Дазая двоился силуэт мужчины ростом чуть выше него самого. Тусклая лампа, освещающая комнату, скрипучие половые доски, тихое бормотание достоевского себе под нос, звенящие звуки – все это навевало на шатена нечеловеческий страх, что быстрыми, ритмичными и пульсирующими движениями раздавался по всему телу. – Моя милость... примешь ли ты мою кару такой, какая она есть в чистом виде? – Медленно протянул мужчина. Он не ждал ответа, напротив, он с некой радостью встречал следующее за его словами молчание. Теперь Осаму точно знает, как тяжело говорить человеку с кляпом во рту. Загремела сталь. Кажется, достоевский пытался что-то найти. Дазай слышал его недовольные возгласы и мог лишь готовиться к худшему. Действительно, сейчас он ничего не сможет сделать, ведь его руки и ноги крепко привязаны к стулу... Весьма удобному. Впрочем, это не имело никакого значения для самого парня. Кажется, мужчина нашел то, что искал, ведь теперь Дазай слышал приближающиеся в свою сторону шаги. По его телу пробежали мурашки. – Мне всегда было интересно... почему такой человек, как ты, находит свое существование необязательным и неуместным? – Федор вставил под ноготь дазая небольшую иголку. Тот жалобно замычал. – В чем заключается твое несчастье, душа моя? – Федор вставил вторую иглу, но уже под другой ноготь. В этот раз он надавил сильнее, получив в ответ наполненные болью стоны. – То была бы ложь, скажи я что-то о ненависти к тебе, и все же... – вынув иголки, мучитель неожиданно застыл. – Из научного интереса... Я бы хотел проконспектировать все, что будет происходить в этой комнате дальше. – Взяв в руки листок бумаги размером А4 и тонкое перо, предварительно окунутое в чернилы, Федор принялся что-то записывать. Кажется, сегодня он видел в осаму маленькую подопытною крыску для исследований в отдельных разделах биологии. Закончив писать, Достоевский вынул из кармана своих брюк старую, грязную тряпку и повязал ее на глаза Дазая, а затем вновь отошел куда-то в сторону. Вернулся он уже небольшим медицинским ножом. Дазай не мог его видеть, но отчетливо чувствовал его на себе. Из щеки брызнула кровь. словно капелька пота, она неспешно покатилась вниз, чем доставляла ему сильный дискомфорт, дразня его чувствительную кожу. еще несколько порезов, и вот, лицо Дазая – оно все в крови, слезах и слюнях. Воистину жалкое зрелище. Наигравшись с лицом, холодные пальцы мучителя бережно начали спускаться немного ниже, к шее Осаму. Обхватив ее по диаметру, его длинные ногти понемногу начали впиваться в кожу, принося этим боль, но недостаточно сильную, чтобы открыть хотя бы одну ранку. По коже пробежали мурашки. Вслед за ними последовала дрожь, которая, кажется, останется с парнем еще надолго. Неизвестно, какими могут быть следующие планы стоящего над ним человека, но было ясно, что за собой они не могли предвещать ничего доброго или хотя бы объективно положительного. Однако сейчас Достоевский снова что-то пишет. по истечении определенного времени раны на лице Дазая перестали кровоточить. Когда ему начало казаться, что счастливый конец вот-вот, да был уже близок, он вновь услышал голос достоевского: – Милейший, осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Составленный мною конспект уже почти полон и готов. – Федор аккуратно развязал тряпку, закрывающую дазаю обзор, а затем снял ее и отбросил в ближайший угол. в руках мужчины снова находилась иголка, уже большего размера, чем была ранее. на этот раз при нем также был клубок ниток. Осаму, пытаясь что-то сказать, неясно мычал и рыдал. Он знал. Знал, что сейчас начнется нечто пугающее. И он был прав. – Ты будешь чувствовать легкую боль, но я знаю, ты все стерпишь, моя дорогая душа. – Федор вставил иглу с ниткой в веко дазая. тот, в свою очередь, неистово закричал. Мучитель принялся зашивать его правый глаз. по щекам осаму скатывались горькие слезы, из его рта вырывались животные крики и стоны, его руки и ноги дрожали, покачивая стул, на котором тот сидел, а пот, стекающий с головы, казалось, образовывал под ним целую лужу. Процесс был долгим и невероятно мучительным, но он, все же, подошел к концу. Правый глаз осаму больше ничего не видел. Из него стекала кровь, падающая на одежду шатена. Федор был доволен проделанной работой и сразу же принялся записывать результаты, полученные в ходе своеобразного «эксперимента». – А теперь... – Но больше ничего не было. Голос Федора неожиданно затих. Дазай проснулся и, как ни в чем не бывало, увидел мирно спящего рядом с собой Достоевского. неужели то было всего лишь кошмарным сном? Дазай прикоснулся к своему лицу. на нем была засохшая кровь. кажется, он содрал свою кожу прямо у себя во сне. «нужно умыться» – пронеслось у него в голове. кошмары наконец отступили.