Игра на опережение

Стремление рождает волю к жизни. Или воля к жизни заставляет двигаться дальше и продолжать путь? Насколько длинным может быть поиск того, что так необходимо сердцу? Как понять, где путешествие лишь начинается, а где оно уже подходит к концу? Об этом думал Кристиан Де Клер, возвращаясь из Калькутты на родину. Да, его путешествие точно подошло к концу. Или нет? Сознание мужчины с огромным усилием старалось собрать мысли в кучу и расставить их по полочкам — он привык думать на трезвую голову, держать все под контролем. Чуть ли не впервые в жизни он его потерял. Дивия оказалась приспешницей яростной богини, рьяно защищающей свои земли от врагов. Таким его видела Кали — врагом, чужаком, отщепенцем. И не только богиня, как оказалось. Это давило на Кристиана, возможно, даже разбивало его сердце. — Чем он лучше? — прозвучал вопрос в пустоту кареты, везущей его до резиденции в пригороде Лондона. Чем же Рам оказался лучше? Чего не сделал Кристиан, что сделал Рам? Ответ был весьма прост — родился там, где нужно, пришел тогда, когда был нужен, говорил нужные речи, да и сам он ей просто был нужен. Он ей был нужен ровно в той степени, в которой британец  был ни к чему. Впрочем, ему стало плевать на Индию в ту же секунду, как он застал ту картину у алтаря. То, с каким невозмутимым видом молодая Шарма посмотрела на него, лишь напомнило о сути их брака — сухой расчет. И что он ожидал? Мысли о закономерности ее поведения успокаивали его воспаленный ревностью мозг, но не дарили покоя сердцу. Она не была его прихотью, его минутной страстью, юношеским интересом. Да и юношей он уже давно не являлся. За искреннее уважение и даже некое трепетание он получил лишь статус рогоносца. Два мучительных года брака, которые истоптали его искренность и сумели сдвинуть на второй план бизнес планы. Договоры расторгнуты, брак оставлен позади, мосты сожжены, гордость восстановлена. Он дома. «Гордость тебя погубит» - так всегда говорила ему мама. Мужчина часто гадал о том, зачем вселенная создала его безнадежным романтиком. Такие всегда заканчивают трагично. Ну, даже если не трагично, то однозначно драматично. Еще больше он думал о том, почему ему всегда было трудно выражать свои чувства, а к 32-м годам эта черта лишь усугубилась, возвысившись огромной стеной между его чувствами и действиями. Хотя, ему казалось, что он делает достаточно: он не был скуп на подарки, на внимание, на аккуратные жесты. Лишь слова иногда давались тяжело, но, видимо, это было его фатальной ошибкой. По крайней мере, ему так казалось. С этими мыслями он проделывал короткий путь от кареты до своего поместья на западе Бирмингема. Трехэтажное здание темно-бежевого цвета встретило его высокими колоннами, украшенными капителями с резными волютами, дизайн которых он выбирал сам. Взглянув на поместье, он улыбнулся. Да, Индия прекрасна своей культурой, он успел полюбить там многое, но дом есть дом. Как странно порой возвращаться домой, особенно после настолько длительных отъездов. Ты скучаешь по нему, иногда ностальгируешь, но жизнь несется вперед прохладным освежающим течением, не оставляя в голове пространства для осознания, как сильно ты в действительности скучаешь. Шаг, за ним еще один, и вот перед британцем открывается холл, стены и потолок которого покрыты росписями различных библейских сюжетов. Глаза сами тянутся к фреске на потолке, изображающей падшего ангела. Люцифер, глаза которого полны отчаянья, ненависти, обиды и сожалений. Наверно, он вспоминает о своем отце. На стене по правую сторону изображены четыре всадника: один на белом коне, другой на бледном, третий на рыжем и последний на вороном. Кристиан хорошо помнит это изображение - оно украшало стену и до него, а всадник на вороном коне всегда приковывал взгляд. Как раньше, так и сейчас. — Да, мне тоже эта роспись нравится. «И когда он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, а на нем всадник, имеющий меру в своей руке». — Женский голос из глубины зала, приближаясь, прервал тишину, а вместе с ней и ностальгические размышления мужчины. — Прошу прощения? — Кристиан развернулся, взгляд его был слегка напряженным, а бровь изогнута. — Ах, приношу свои извинения. Мое имя - Алетейя Поржезинская. — Девушка держала осанку, но затем поклонилась, изображая на лице искреннее сожаление. — Простите, я… я не думала, что застану вас здесь прямо сейчас, но и не поздороваться было как-то странно, вы зашли, даже не заметив меня. Британец, почувствовав легкий стыд, отвел взгляд. Его воспитание играло свою роль - он с трудом терпел невоспитанность от других, а от себя и представить не мог, разве что в своем худшем кошмаре. Сделав легкий поклон, он, все же держа себя в руках, сказал: — Мне очень жаль, миссис Эли… — Миссис? — Голос Алетейи слегка дрогнул, выражая оскорбленность. Вся эта ситуация действовала на нервы британца, который сейчас уже был готов провалиться сквозь землю. — Я… простите, но ваше кольцо? — Ах, это. — девушка сняла кольцо и покрутила его, рассматривая. — Красивое, правда? Мне его мама подарила. Я протестантка. Неловкость повисла в воздухе. Кристиану и представиться не могло, что обычное кольцо могло красоваться на левой руке. Как ему не могло представиться и то, что он так ошибется и сделает выводы о семейном статусе девушки, даже не зная ее вероисповедания. Тем более, что выглядела она довольно молодо: длинные темно-каштановые волосы сочетались с миндального цвета глазами, тонко затянутый корсет подчеркивал талию, которая и без того выделялась на фоне довольно пышных форм; белая кожа подчеркивала простой цвет глаз, переодически отливавших светлым элем; а в самом взгляде читалась покорность, за которой скрывалось что-то. Что-то недоступное для мужчин. Посмотрев на эту сцену, обратив внимание на ее прямой взор, любая девушка, скорее всего, уже прочитала бы Алетейю как открытую книгу, но не Кристиан. И ничего загадочного в этом не было, как и романтичного - слепота мужчин порой не знает границ, не позволяя им увидеть нечто важное. — В таком случае, мне вдвойне жаль. Но, — перевести тему брюнету показалось лучшим решением в данной ситуации, — позвольте спросить, что вы делаете в моем поместье? Случайно проезжали и решили навестить, не ожидая застать хозяина? — Нет. — На губах девушки дрогнула улыбка. — В таком случае, я бы попыталась скрыться незамеченной. Но, вам это и так известно. Позвольте дополнить свое представление: Алетейя Поржезинская, юрист, приехала помочь некоему Кристиану Де Клеру завершить разбирательства с шахтами в Индии. Брюнет оценивающе осмотрел девушку, будто анализируя. Конечно, пазл у него совсем не складывался: как такая молодая, еще и девушка, может быть юристом и вести дела лордов? Особенно дела, в которых замешаны огромные суммы денег? — Прошу, давайте я сразу развенчаю ваши сомнения. — Алетейя слегка выпрямилась, языком тела как бы напоминая мужчине, что она еще здесь. — А то у меня ощущение, будто я микроб, которого изучают под микроскопом. Мой отец из знатного рода, он… — Рода? Поверьте, я знаю все роды на своей земле. Капеллы, Кьюбитты, Баттенберги, Толботы. В общем, я могу продолжать день и ночь и назвать всех наследников, это, в конце концов, одна из моих обязанностей. Дома Поржезинских я не знаю. — Это так по-британски. — Взгляд девушки сузился, стал более вызывающим. — Сначала вы приняли меня за женатую дворянинку, понятия не имея о моей религии, ведь в Англии распространено католичество. Теперь же вы сводите все дворянские дома к вашей родной стране, будто других и вовсе не существует. Моя фамилия должна была хоть немного натолкнуть вас на мысль о моем происхождении. Позвольте, открыть вам страшную правду: я не англичанка. Хоть и выросла здесь. Брюнет внимательно слушал, его голубые глаза бегали по лицу девушки, которое слегка покрылось румянцем от возмущения и своей пламенной речи. В мыслях же у него крутились аргументы, сопоставлялись факты, размышления крутились вихрем в попытках заглушить новую волну стыда. Он оступился дважды, и он мог это признать… но лишь перед самим собой, чтобы впредь так не оплошать. — Впечатляюще, — Кристиан ухмыльнулся, скрещивая руки, — вы остра на язык, что доказывает ваше чужеземное происхождение. Вы также ворвались в мой дом, не сообщив о визите заблаговременно, а я, между прочим, с тяжелой и долгой дороги. И хотите, видно, рассказать про то, как ваш отец оплатил ваше обучение и отправил практиковаться. Я встречал таких и раньше, и девушек, и юношей, и, поверьте, мы не сработались. Я требователен и люблю четкость, слаженность и кропотливость. Как думаете, вам это под силу? Алетейя, признаться, слегка иначе представляла себе первую встречу с лордом Де Клером, о котором изучила все перед работой. Это не было вызвано излишней заинтересованностью в его персоне, а лишь ее обязанностью. И картинка, сложившаяся у нее в голове, была куда более…в чем-то более, а в чем-то менее. «Более все: более учтивый, более разносторонний, более симпатичный, менее заносчивый, менее высокомерный» — все это она перечисляла себе перед тем как сделать глубокий реверанс, бросая исподлобья не самый дружелюбный взгляд. — Простите, что потревожила. — Сказала она совершенно спокойным, лишенным любых эмоций голосом и направилась к выходу. Уже у самых дверей, она остановилась. — Я сообщала о визите в письме. Маленький совет, если позволите: наймите себе лакея получше. Входная дверь запахнулась, и мужчина сразу направился на второй этаж, где слуги уже подготовили ему ванную. Водные процедуры освежают, особенно после путешествия. Вода всегда успокаивала Кристиана — он лежал в ванне, а мозг его отдыхал лучше, чем во время сна. Уже ближе к вечеру он вернулся к мыслям о дневном инциденте, который он, разумеется, не мог оставить просто так. «Прошу прощения за мою грубость сегодня, мисс Поржезинская. Я вел себя недостойно. Поэтому, прошу, отобедайте со мной завтра, и мы обязательно обсудим дальнейшее сотрудничество» Именно эту версию письма из других двенадцати написанных ранее он передал лакею.