Месяц назад.
Средняя школа Намимори.
2004 год.
Тсуна очень мило улыбнулась, когда увидела переведённых учеников. Гокудера начинал медленно сердиться, видя подозрительных личностей криминальной наружности, которые могут быть опасны для Десятой. Такеши болел уже второй день. Энма растерянно озирался по сторонам. Его заставили представляться перед всем классом, он повторил своё имя уже четыре раза, но преподаватель до сих пор переспрашивает его. Эта такая проверка на прочность? Энма очень стеснялся публичных выступлений, особенно перед совершенно незнакомыми людьми, смотрящими на него с такой яркой насмешкой. Он уткнулся глазами в пол, повторяя и повторяя своё имя, пока его не оставили в покое. Встал вопрос с рассаживанием новеньких. С ним была ещё и Шиттопи, с которой спокойнее, чем вообще одному. Но с ней он сесть не мог – свободных мест на двух не было. Энма начал стесняться подсесть к кому-то незнакомому и застыл испуганным кроликом. Неожиданно милая девочка, сидящая в одиночестве, приглашающе махнула ему рукой. Чтобы не делать ситуацию ещё более неловкой, он поспешил к ней. Соседство с девочкой было для него в новинку, но оказалось вполне сносным. Соседка по парте не отвлекала его от мрачных мыслей и самобичевания, не дразнилась. На середине третьего урока на его парте внезапно оказался клочок бумаги с нарисованным на нём котиком, машущим лапкой. Энма не смог сдержать улыбку. Он начал рисовать на своём черновике какие-то цветочки. Рисовать он никогда не умел, но девочка заулыбалась, глядя на протянутые ей художества. Искорки веселья в её глазах передались и Энме. Возможно, перевод из школы Шимон в Намимори был не таким уж и плохим. Новая знакомая, как оказалось, была Десятым боссом Вонголы. Поначалу было... Напряжение. Вычленив из толпы людей, ради мести которым сюда перевелись он и его семья, Энма с недоумением осознал, что Десятым назначили не парня, а девушку, да ещё и какую. Адельхейд бы подошла больше для роли босса. Высокая, крепкая, с сильными руками и ногами и абсолютно непрошибаемой невозмутимостью. Савада Тсунаёши даже близко не была похожа на льдистую Адель. Низкого роста, худощавая, угловатая, периодически спотыкающаяся о собственные ноги девочка, любящая рисовать карикатуры на преподавателей и забавных зверушек не тянула на роль главы мафиозного клана. Энма думал об этом, глядя в зеркало. И внезапно осознал, что глядя на Саваду, он словно смотрит на собственное отражение. Оба неуклюжие, угловатые, выглядящие глупо и нелепо во всех своих проявлениях. У Тсунаёши, как и у него, была семья, которая принимает со всеми недостатками, было обидное прозвище, были заплетающиеся ноги и вечно исцарапанные щёки. Но Тсунаёши была другой. И Энма, как никто другой, видел это. Страшно этому завидовал. И восхищался. У Тсунаёши улыбка извиняющаяся, растерянная, но мягкая, не отпугивающая. Она растягивает круглые щёки в улыбке добродушной, доверчивой, в той, которой хочется верить. Когда она улыбается, круглое личико преобразуется в красивую нежную мордашку. У Энмы улыбки нет. У Энмы лицо всегда спокойно-печальное, иногда грустно-растерянное, улыбка на нём появлялась редко, в последний раз искренне, кажется, когда Мами была жива, когда мама с папой шутили друг над другом, готовя детям ужин, когда жизнь ещё казалась замечательной и чудесной. Когда внутри ещё не было черноты, когда он не чувствовал болей в сердце, когда он ещё был способен чувствовать что-то, кроме отчаяния и съедающей всё его естество тоски. У Энмы лицо худое, со впалыми щеками, из-за частых отказов от еды. Тсунаёши, кто бы что ни говорил, красивая. Её красота не конвенциальна, не каждый её видит, но Энма рассмотрел в первый же день знакомства. У Тсунаёши живые глаза, мимические морщинки, едва заметные человеческому глазу, красивая улыбка, эмоции, бьющие фонтаном. Энма симпатичный, он знает, ведь так всегда говорила мама и Мами, да и Адель с ними согласна, но отталкивающий. У Энмы глаза мёртвые, взгляд у него дохлой рыбины. Лицо его в вечных ссадинах, вечно опухшее от ударов проклятых обидчиков, и вечно лишённое эмоций. Эмоции были, до "Море крови"*, после него уже ничего не осталось, кроме грязи, кроме черноты. Они как Инь и Янь, как чёрное и белое, как день и ночь, она – жизнь, а он – смерть. Не зря их атрибуты – Небо и Земля* – диаметрально противоположны, но существовать друг без друга не могут. Это объясняло, на взгляд Энмы, абсолютно всё. Он не хотел, правда, не хотел мстить Тсунаёши. Нет, конечно, сначала хотел, но потом это желание переросло в совершенно иное. Вместо мести Тсуне-чан за предательство Джотто, он захотел обладать Тсуной-чан. Он провожал её со школы, он сидел рядом с ней на переменах и обедах, он был у неё дома и это, поначалу показавшееся странным, безумным, неправильным, желание росло. Энма чувствовал, как он начал жить. Уже не было боли, не было черноты, не было дыры в груди. Была Тсуна-чан, её улыбка и смех, глупые шутки и добрые смешки, были философские разговоры и красивые глаза девушки напротив. Он не хотел это терять. Но мог лишиться этого за минуту. Тсуну-чан окружают красивые парни. Нет, конечно, он не ревновал девушку, которая ему ничего не обещала. Зачем ему это? Так думал Энма до тех пор, пока Такеши Ямамото, вышедший с больничного, затянувшегося на три недели, не приобнял Тсуну-чан за плечи. Нет, Энма не ревновал девушку, которую знал всего ничего. Он просто жаждал вывернуть Такеши Ямамото руки, вырвать их, заставить захлебываться кровью и страдать. Тсунаёши, его нежный ангел, всего лишь улыбнулась и выразила радость от того, что Такеши выздоровел. Тсунаёши не знала о мыслях Энмы. А Энме его мысли понравились. Сама идея того, что Тсунаёши может дарить своё тепло, свою нежность и ласку кому-то другому, кому-то кроме него, вызвала в нём ярость и чистую ненависть. Он и Тсунаёши – Небо и Земля, которые друг без друга не могут, так почему кто-то кроме них двоих есть в этом крошечном мирке? Почему кто-то пытается помешать его счастью, его вновь обретенной жизни, его душе, расцветающей от одного взгляда в прекрасные миндальные глаза? Энма не готов лишиться её, не готов отпустить Тсунаёши. Тсунаёши, однако, не обращала внимания на бурю в душе Энмы. Точнее, обращала, спрашивала о ней, но никак не облегчала её. Она продолжала сиять в сторону каждого улыбкой, предназначавшейся одному Энме. Тсуна-чан обещала помочь ему справиться со всеми трудностями, не догадываясь, что главная проблема – она. Глупенькая Тсуна-чан не смогла прочувствовать глубину союза Неба и Земли, поэтому вместо созидания и укрепления их безгреховной связи она истрачивала свою Гармонию на тех, кто не был достоин её. А список достойных у Энмы был преступно короток и состоял только из одного имени – его собственного. Все намёки Энмы девушка пропустила мимо ушей. —Тсуна-чан, тебе же, как и мне, не нравится мафия. Иногда я думаю над тем, что было бы, если бы я не был боссом. Я бы хотел сбежать. "—Скажи, что тоже хочешь этого. Скажи, что хочешь уйти. Я заберу тебя. Я спрячу тебя. Я люблю тебя, и сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Я украду тебя из мафии, только скажи, что хочешь этого. Что хочешь сбежать со мной." —Из мафии невозможно сбежать, ты же знаешь, Энма. Его предложение о побеге из мафии не было воспринято всерьёз. Но и оградить всех парней и вообще любых личностей, посягающих на неприкосновенность их связи, Энма не мог. Слишком уж был большой список желающих внимания человека, на котором он стал так зациклен, к которому он был так привязан. Тогда Козато Шимон понял, что ему пора действовать. "—Прямо сейчас мне угрожал клан, который атаковал семью Джиг*, и пытается помешать церемонии наследования Вонголы... Я пойду на территорию завода, куда они сказали мне прийти в полдень. Пожалуйста, помоги мне. Козато Энма*." Не, Энма правда не хотел обманывать Тсунаёши. Лгать девушке, у которой он так привязан, было чертовски сложно. Его руки сами написали девушке письмо. Ноги сами отнесли его в дому Тсунаёши. Мозг сам придумал, как всунуть это письмо к её комнату. Он не хотел. Он же любит Её. Он же ценит Её честность, нежность, чувства. Это делал не он. Это сделала Она. Она привязала его к Себе. Она сделала его рабом собственных чувств. Она сделала его зависимым от Неё. А потом начала отстраняться от него. Начала отдаляться. Не ценить священную связь. Он не хотел этого. Она заставила его. Она сама виновата. Сама виновата. Тсунаёши прибежала к заброшенному заводу и зашла в здание, готовая растерзать любого, кто тронет её друга. Даже выпустила Натсу, чтобы тот выяснил местонахождение Энмы. Японка никак не ожидала, что её друг ударит её по голове металлической битой. Не сильно, скорей всего, будет только сотрясение и рана на затылке. Но болезненно. С металлическим привкусом и слезящимися глазами. Энма был голоден. Съеденная наспех булочка не умаляла его желания перекусить. Но сначала ему нужно было устроить дальнейшее пребывание Тсунаёши. Он выгрузил в заранее выбранную комнату пледы, матрас, подушки, сменную одежду, еду, предметы личной гигиены, аптечку. Он ведь заботливый парень. Он ведь любит Её. Энма обработал рану и перебинтовал Её голову. Оттёр кровь от биты. Тсунаёши продолжала спать. Теперь Тсуна-чан его. Теперь ему не нужно беспокоиться о том, что кто-то украдёт Её. Ведь он украл Её первый. Ведь теперь его Жизнь принадлежит только ему самому.