Букет из чувств

      Он оглядывает пустоту с раздражением. Сейчас бы оказаться под боком Создателя, ощущать его ласковые прикосновения и слышать звонкий весёлый голос, а не вот это вот всё. Но Создателя здесь нет, есть только он и....       Он вновь вздохнул, слыша как позади некто, он даже знает кто это был, цокает каблуками, постепенно приближаясь к нему. Нда, этого выскочку придется потерпеть. Ну ничего, зато можно здорово отыграться на нём, за всё сделанное и нет. Так... Для профилактики, ибо негоже строить из себя непойми что.       Двойник ласково обнимает его со спины, зарываясь одной рукой в волосы, осторожно и не менее мягко массируя голову. Лололошка давит усмешку, а так же резкое желание отпихнуть наглеца подальше, да руки оторвать, что бы неповадно было лапать без чужого согласия, но пока не время. А когда будет время? Чуть позже. Не может же он взять и просто раскрыть все свои карты, вот так вот сразу? Хотя, чертовски хочется вмазать этому придурку. Но какое удовольствие будет от игры, если он раскроет себя ? А потому, придеться помучать себя, ради грандиозного финала. Как жаль, что Создателя здесь нет, он бы оценил это представление.        На третий раз, он просто давит в себе очередной вздох и вместе с тем запихивает обратно все ощущения и чувства, закрывая их в небольшую шкатулку с тяжёлой деревянной крышкой, больше похожую на маленький гроб. Как жаль, что желание так и не исчезло. Так и хотелось поскорее увидеть чужое выражение лица, когда двойник узнает таящуюся в Лололошке подноготную. Но пока, Лололошка стоит и смиренно терпит чужие удивительно осторожные касания и строит из себя идиота.       Джон же льнется ближе, осторожно оглаживает бока и кладёт подбородок на плечо, обдавая горячим дыханием шею. Лололошка наигранно вздрагивает, хотя у самого всё внутри сворачивается от презрения, а ещё больше от желания оттолкнуть, пронзить чужое отвратительное тело мечом... Тоже для профилактики. Но такое Создатель точно не оценит, а потому, придётся обойтись ... Обычным примирительным разговором по душам или его подобием, ибо какой может быть разговор если по сути ни у него, ни тем более ни у его копии души-то нет? Вот ведь загвоздка. —Красотка, я так скучал, —тянет Джон, ухмыляясь, —ну что, как дела в моей реальности? Понравилось, все, что я приготовил для тебя?       От твоей реальности ничерта не осталось. Твоя реальность —поэма о самовлюбленности и ода прославления самого себя. Твоя реальность жестяная коробка, в которой нет ничерта, кроме зеркал и фальши, хотя, в этом и есть смысл, ибо очень хорошо отражает тебя. И она однобока куда не погляди. —хочется сказать, но Лололошка лишь пожимает плечами, разглядывая мерцающие звёздочки в чёрном пространстве.       Но Джона этот ответ не удовлетворяет. О нет, он нетерпеливо цокает себе под нос и после резко разворачивает его, прижимая к себе и оплетает руками туловище, точно лианами.       Теперь они стоят на против, пялясь друг на друга через линзы чёрных очков. Но даже так Джон казался до одури ярким... Прям до тошноты. Всё же оранжевый не был его любимым цветом, а теперь уж и подавно никогда таким не станет.       Двойник недовольно фыркает, тут же щёлкает пальцами и очки с их лиц исчезают. Ох, знал бы он, какую могилу роет сам себе! —Так-то лучше, красотка, —он улыбается, почти опасно скалясь, а если уж быть совсем точным, просто дробит лицо шершавой уродливой ухмылкой. Глаза Джона ядовито блестят наигранностью и азартом... Читалось в них что-то жуткое, что-то опасное.       Ах, верно, Джон же до сих пор считает, что он лучшая версия Лололошки, какая жалость, что сам Лололошка не мог с этим согласиться.       И теперь, глядя в самоуверенное, полное довольства лицо, он лишь убеждается в своей правоте. JDH — актёр, несомненно талантливый, последовательно выстраивающий идеальный образ, нанося слой за слоем грима, так чтобы не было видно ни единой трещинки, ни единого нерадивого пятна-изьяна. Он весьма талантливый — его движения плавные, не выражающие ни грамма скованности или резкости, все его движения выточены годами тренировок и доведены до рефлексов.       Джон и похож то больше на рефлекс, потому что образ его не более чем привычка, пусть и довольно талантливая, но даже это не проведёт Лололошку. Потому что он всё видит, каждую трещинку, каждый изгиб, каждое пятнышко. Всё же быть совершенно идеальным — не менее отвратительно и скучно. Быть идеальным — значит подстраиваться под чужие стандарты. И ладно если эта идеальность присуща только для конкретной цели, как делает и сам Лололошка, притворяясь, что у него амнезия. Но Джон.... Ох, Джон живёт этим. А потому, он никогда не сможет понравиться Лололошке. Словно бы ему вообще хоть кто-то мог понравиться, кроме Создателя.       Джон ещё мгновение смотрит на него и вдруг поддаётся вперёд, останавливаясь в паре сантиметров от его губ. —Ах, красотка, ну что же ты молчишь, неужто так поражён моей красотой. Я весьма польщён, —он оглаживает его щеку горячей, пылающей рукой.       Лололошка наигранно вздыхает и легко пожимает плечами. Он терпит до последнего и будет терпеть до того, когда мышцы не сведёт в спазме от раздражения и пока своё омерзение от чужого слепого самолюбия не засядет в печенке. Да, этот ублюдок его раздражает. Ну ничего, стоит потерпеть. Ведь после, совсем скоро он сможет в полной мере ощутить вкус своей победы от чужого унижения и растерянности.       Джон вновь проходится пальцем по его щеке, крепче прижимает второй рукой к себе и заговорщицки шепчет на самое ухо: —Почему же ты молчишь? Скажи что-нибудь. Я так желаю услышать твой голос,—это должно будоражить. И несомненно, всё поведение двойника давно ввело бы человека в ступор и смятении, заставляя его залиться краской. Но Лололошка не обычный человек, да и, давайте признаем откровенно, он не человек вовсе. И всё человеческое ему чуждо как таковое.       Двойник хихикает, трется носом о его щеку и резко разворачивает, перехватывая вторую руку, на манер танца.       Ну началось. Усилием воли он останавливает себя от того что бы не закатить глаза.        Но пожалуй, хватит играть.       Лололошка перехватывает инициативу, подставляя подножку двойнику и ловя его за талию, так что бы тот повис на одной его руке над полом. Джон только и успевает удивлённо вздохнуть, да вцепиться ему в плечи. —Знаешь, дорогой Джон, —начинает Ло обманчиво мягким голосом, что совершенно не соизмеримо с его в миг расцветающей ухмылкой, такой же непривычной, режущей лицо на мелкие осколки, —ты прозрачен и слишком предсказуем.       Лицо Джона искажается чём-то совершено неясным. Его идеальный фасад на миг трескается, обнажая сперва удивление, после испуг. И Лололошка только и может что упиваться всякой мелкой трещенкой, только и может, что вглядываться в чужие сияющие не только уверенностью глаза, но и искреннем удивлением. И это так хорошо.       Он скалится, наблюдая, как его жертва глупо моргает, как руки двойника начинают подрагивать на его плечах, как глаза его все ещё широко распахнуты, напоминая блюдца.       Лололошка дёргает его вверх и тут же отпихивает от себя, только для того что бы вновь прижать, почти с безразличием смотря в чужое лицо: — Ты такой фальшивый, — говорит Лололошка на самое ухо, —думаешь, я не вижу всех твоих трещин, всё то, что ты так желаешь скрыть от простых людей. Как жаль, что я не простой человек. Знаешь, твоё представление было настолько хорошо, насколько и отвратительно, что за это действительно стоит похлопать стоя.       Лололошка хвататет двойника за подбородок, больно стискивая его, отчего Джон недовольно кривится. —Красотка, а ты оказывается не меньший лжец, —и вновь на его лице всё то же игривое выражение.       Мироходец презрительно щурится, резко отпрыгивает, одновременно с этим отпуская двойника. Но тот не падает, вовремя спохватывается, умудряясь устоять на ногах.       Выпендрежник.       Лололошка закатывает глаза, вновь осматривает звёздное пространство вокруг, словно ярко горящие звезды могли дать ему сил для того, что бы не потерять контроль над собой и своими гниющими эмоциями, и заложив руки за спину вновь делает шаг вперёд.       Джон же скалится, с интересом смотрит на него, наклонив голову набок. Его глаза блестят азартом, но Лололошка всё еще может видеть тот потаенный страх и смятение, что поблескивает мрачными огоньками. Лололошка может видеть, как чужая наигранная улыбка становиться совершенно пластмасовой. —Ну чего же ты... Дорогуша, —Лололошка щурится, мягкой, почти до дрожжи сладко улыбается, приподнимаясь чуть на носочках, чтобы быть наровне с лицом Джона, ибо тот паршивец на каблуках. Мироходет смотрит пристально, замечая как глаз начинает подергиваться, —что же ты, боишься что ли? Ах, весь дрожишь. Что же, не этого ожидал от молчаливого оригинала? Верно, ты ведь просто привык думать, что все вокруг тебя идиоты, и только ты можешь всех переиграть.       Он вновь резко отстраняется, замечая как звезды вокруг начинают сиять ещё сильнее. Он в последний раз кидает взгляд на застывшего, совсем уже ошарашенного Джона и усмехается: — Думаю, тебе стоит ещё поработать над актёрским мастерством. Иначе, совсем не годится, и как только ты умудрился втереться в доверие самой мафии, а уж про правительство я молчу.       Лололошка исчезает, растворяясь в маленьких ярко-голубых искорках и оставляя двойника в одиночестве.       Он появляется в своём родном мире, на широком золотистом поле. Лололошка улыбается, ощущая присутвие Создателя. Оно тут же успокаивает, разглаживая шершавые эмоции и в особенности совершенно раздробленное и горькое отвращение, превращая их в полный покой. — Всё в порядке, Создатель, я просто видел Джона, —а после помолчав добавляет, —зубы сводит от него. Какие у нас на этот раз планы?       Чего Лололошка не знает — того, что Джон оставшийся в пустоте, мягко улыбнеться, прикасаясь дрожащими кончиками пальцев к губам.       Чего Лололошка не узнает — что глаза его блестят азартом и предвкушением от новой встречи.       Чего Лололошка не слышал —тихое, почти и не слышное, словно шелест листвы : — А ты умеешь удивлять, красотка.       Этого Лололошка не знал и ему совершенно точно было знать не обязательно. Сейчас у него были более важные планы, нежели мысли о собственном никчёмном двойнике.