***
Сначала она сквозь веки увидела тусклый белый свет светодиодной ленты, наклеенной под потолком комнаты, через долю секунды ощутила запах одеколона и совсем немного лаванды. Голова была пуста и шумела, но тело находилось в долгожданном покое, и спустя ещё секунду до неё дошло, что запах одеколона и тепло чужого тела были слишком близко. Она шумно выдохнула, но глаза открывать не стала, впрочем, и без того чувствуя волнение Коровьева, которому было сложно дождаться её пробуждения. - Зачем в уличной одежде на кровать? - Слабым охрипшим голосом спросила она. Почему-то это было единственным, что её волновало. Фагот захихикал где-то над её головой, но не звонко как обычно, а где-то будто бы внутри себя. Саша снова выдохнула, расслабила напряженную шею и уткнулась лбом в клетчатую жилетку. Фагот замер, будто пытался понять: нравится ему это или нет? Притих, издавая впрочем неопределенные звуки, то вздыхая, то хмыкая, то тихо хихикая своим мыслям. Саша не знала, сколько они пролежали так, кажется, даже снова задремала, потому что когда вернулась в сознание в следующий раз, рука Коровьева уже обнимала её, а сам он дремал, неудобно устроив голову на изголовье кровати. Саша аккуратно посмотрела вниз и беззлобно усмехнулась: ноги Коровьева свисали с кровати даже несмотря на то, что голова его находилась за её пределами. Ей не хотелось нарушать это тихое спокойствие, но неосторожная попытка улечься поудобнее заставила Коровьева медленно открыть глаза. Несколько секунд он смотрел на неё прямо, сонно и почти томно, но потом его лицо снова начало оживать, зрачки расширились, уголки губ поползли вверх. Очередная шуточка уже явно поднималась по горлу регента, чтобы надрывно разбить тишину. Желая как-то остановить это, Саша схватила его за лицо, сжимая пальцами щеки. Коровьев удивленно осекся. - Пожалуйста, не сейчас. - Вымученным шепотом попросила она. Коровьев погримасничал, но маленькая ладонь на его лице всё-таки сделала свое дело. Он театрально грустно выдохнул, чуть спустился и улегся на подушку рядом и всё с той же клоунской грустной гримасой принялся смотреть на Сашу. Девушка временами открывала глаза, не реагируя на клоунство Коровьева, чему-то слабо кивала, и, забывшись, начала поглаживать пальцами лицо мужчины. Коровьев снова притих. Ему страшно было признаться, что он и сам не хотел нарушать этот покой, но личина шута настолько въелась в его некогда рыцарскую личность, что он её уже попросту не контролировал. Совершив над собой усилие, ему удалось с выдохом расслабиться. В плечах и шее стало невыносимо легко, а щёки ужасно ныли из-за бесконечных улыбок и истеричного смеха, и только маленькая прохладная Сашина ладонь уменьшала эту боль. Он стыдливо отдавался этой невинной ласке, позволяя тонким дрожащим пальцам ощупывать его лицо, задевая мягкие усики. Его давно никто так не гладил. Коровьев снова вернулся в тот теплый вечер на балконе коттеджа, где Саша, появившись будто из пустоты, поймала его за непозволительной печалью. Тогда он тоже попытался отшутиться, погримасничать, но она смотрела прямо и серьезно, словно в самую его суть. Её взгляд не был тяжелым, но эта серьезность и прямота мощным напором сносили все маски, не заботясь совершенно ни о личных границах, ни о чужой тонкой душевной организации. Тогда и состоялся их первый разговор, тогда и почувствовал Коровьев странное тягучее и почти болезненное ощущение где-то под сердцем. Саша выловила его из пучины вранья и притворства, как котенка за шкирку вытащила на сушу и кинула отдыхать. Именно так он себя чувствовал тогда, и это казалось таким нелепым! Серьезная, с потухшим безразличным взглядом, она смотрела куда-то в его нутро, а у него не было сил сопротивляться и врать. Ему было страшно, будто его могли поймать за ухо и отчитать за хулиганство, но эти уставшие глаза и едва ощутимые прикосновения к предплечью просто не оставили ему шанса на бегство. Он слегка коснулся носом Сашиной макушки, и та, снова провалившаяся в спасительную дрёму, резко дернулась и проснулась. Коровьев тут же положил большую ладонь ей на голову. - Тихо-тихо, - успокаивающе зашептал он. Саша, успокаиваясь, снова уткнулась ему в грудь. Дрожь из тела и рук постепенно уходила, она сжалась в комок, прижав руки к груди, и Коровьев печально подумал, что теперь его лицу холодно и одиноко. - Вы же за мной пришли? - Спросила Саша, не поднимая головы. - Воланд обещал, что не убьет ни меня, ни Катю, но... - Он не соврал. - Заверил её Коровьев, длинными пальцами перебирая её волосы. - Но что-то надо с этим сделать, не можете же вы помнить. Не волнуйтесь, сестра в безопасности! Весело и приятно проводит время в кругу наших общих друзей, а меня вот послали сюда. - Это хорошо. - Наконец, чуть подумав, произнесла Саша, поднимая голову так, что усы Фагота теперь щекотали ей глаза. - Хорошо, что именно Вы пришли. Я бы хотела Вас увидеть на прощание, каким бы оно ни было. Фагот растерянно и облегченно хихикнул. Его губы дернулись, но на этот раз абсолютно искренне, и кроме этой искренности он не смог выдавить из себя больше ничего. Саша сглотнула, слабо улыбнулась и снова закрыла глаза, своей переносицей утыкаясь в подбородок Коровьева, тот сразу почти невесома коснулся губами её прохладного лба, усы и дыхание защекотали глаза и лоб. Саша потерлась лбом о его губы. Коровьев поцеловал ещё раз, потом ещё и ещё. Он медленно покрывал легкими сухими поцелуями её лицо. Саша дышала спокойно и ровно, пальцами слегка поглаживая сначала его пиджак, потом снова переместила их на лицо Коровьева. Они поглядывали друг на друга спокойно и ласково через прикрытые веки, Саша всё так же устало и вымученно слабо улыбалась, но эта усталость уже была приятной, будто она пришла домой после долгой и тяжелой дороги. Время шло, тишина квартиры нарушалась лишь их ровным дыханием и редкими звуками легких поцелуев. Иногда Саша снова проваливалась в сон, тогда Коровьев покрепче обнимал её, поглаживая осторожно по лицу и плечам, снова целовал медленно и ненавязчиво. В очередное своё пробуждение Саша несколько секунд посмотрела на Фагота, потом чуть приподняла голову и захватила его губы своими. Коровьев замер, но почти сразу же ответил. Саше выдержки Коровьева не доставало. Она ощутила ужасную потребность в нежности и близости, в том, чтобы упиться этими поцелуями, потому что знала, что это всё скоро закончится, а потом опять будет непонятно, беспокойно и тяжело. Коровьев знал это тоже. Они без давления и пошлости целовались одними губами, иногда Саша подавалась вперед, будто желая забрать больше, и тогда Коровьев слегка сжимал её щеки пальцами, удерживая, а после, будто извиняясь и желая наверстать упущенное, делал точно так же. В моменты, когда Саша снова проваливалась в дрёму, не в силах совладать со своей болезнью, Коровьев терзался тревожными постыдными мыслями: пошла бы она за ним? Могла бы она продать душу Дьяволу? И сам же отвечал на эти вопросы, ещё не успев их до конца задать - нет. И не просто не смогла бы, а даже просто не захотела бы. Ради сестры - возможно. Коровьева кольнула неоправданная иголка обиды. Он вспомнил Маргариту, вынесшую столько ради возвращения Мастера, и что-то эгоистичное и детское внутри Фагота хотело, чтобы и для него сделали то же самое, но его ещё живая рыцарская сторона затыкала эту истерику. Он вздыхал, мягко поглаживая девушку, лежащую на его груди. Ему не хотелось быть ни весёлым, ни громким, ни полезным, но сейчас это и не требовалось. Когда пришло время уходить, Саша сама открыла глаза, будто чувствуя это, вцепилась пальцами в его пиджак и смотрела всё так же устало, печально, но теперь безразличие её было каким-то отчаянным. - И я забуду тебя? - Не разжимая пальцев, которые Коровьев попытался отцепить с пиджака, спросила она. Фагот развел руками. Клоунская личность начала пробиваться наружу. - Это единственный оптимальный ва-ри-ант. - Он легонько сжал её пальцы, поднес к губам и поцеловал. - Но я не хочу тебя забывать. - Впервые за всё время в её голосе и взгляде проскользнула какая-то детская обида. - Я хочу тебя хотя бы помнить. Сердце Фагота сжалось, лицо беспомощно сморщилось. Он очень хотел сделать хоть что-нибудь, но у него не было таких полномочий. Они молча смотрели друг на друга: Саша взглядом спрашивала, почему он её бросает, а Фагот будто бы извинялся за это. В конце концов, он наклонился к ней, сидящей на кровати, и поцеловал в лоб, задержавшись на нём дольше прежнего. Она подняла голову и перехватила его губы. Это был недолгий нервный поцелуй, которым она пыталась закрыть всю свою потребность в этой странной нежности и любви, и Фагот не смог ей в этом отказать.***
Саша резко подорвалась на кровати, почему-то в комнате пахло не привычным ладаном, а почти не использованной лавандой. Саша упала лицом в подушку, та едва пахла когда-то резким мужским Шипром, тот же запах исходил и от футболки. Так когда-то пах папа, но сейчас эта невообразимая тоска появилась не по нему, вообще не по нему. Этот запах, кажется, вообще больше не ассоциировался с покойным отцом, вспомнила она это только потому... Что не могла вспомнить: а с кем? Она хотела было снова погрузиться в неспокойный, но спасительный сон, но резко распахнула глаза и села в кровати, потом поднялась, непонимающе прошлась по маленькой комнате, заглянула в зеркало. С лица исчезли следы усталости, не было ни синяков под глазами, ни нездорового почти синюшного цвета кожи, это было обычное лицо девушки двадцати трёх лет. Она снова хмуро и непонимающе огляделась, не понимая, что не так. Уловив спустя пару недель в толпе резкий запах одеколона Шипр, она возмущенно обернулась, понимая, что наглец ещё и толкнул её плечом. Звонко и почти истерично хохоча вприпрыжку от неё убегал высокий тощий мужчина в нелепом клетчатом костюме. - Дурак какой-то. - Фыркнула Саша, тряся головой, но неожиданно рассмеялась. Боль больше не беспокоила её.