***
Люцифер чуть улыбается, чувствуя узел. Сцепка. Как нелепо. Люцифер знает, что даже так не привяжет к себе, если сам Аластор его не любит. Забавно, не правда ли? Спустя несколько минут Ал встаёт и начинает одеваться. Неужели снова его оставят одного? Или всё же..нет? — Было интересно испробовать что-то новое. — на непонимающий взгляд Аластор смеётся — Но не надейся на большее. Ты — грязный и порочный. Такого не полюбят. Сердце предательски ухает вниз, а воздух словно выбили из лёгких. Снова. Снова им просто воспользовались. А потом.. Сказали правду. Люцифер поджимает губы, криво улыбаясь. Он так и знал. О, да, он знал, что снова не будет достоин любви. Люцифер привык. Это чувство слишком прочно засело в груди, ещё давно. Губы тянутся в усмешке и он смотрит Аластору в глаза. Ни капли нежности, ни капли любви. Если честно, Люцифер готов был даже жить в насилии, только бы его хоть чуть-чуть любили... Но похоже нет. Даже такого он не получит. Только ненависть и непринятие. Как же больно.. — Аластор.. Пожалуйста, поцелуй меня в последний раз. — тихо шепчет он, до невозможности жалобно, и Ал хмыкает. Хватает его за подбородок и нежно целует, словно..любит..? Враньё. Наглая ложь, что сам себе навязал Люцифер. А потом Аластор уходит, кидая равнодушный взгляд на слабое тело и закрывая дверь. Король улыбается всего мгновение после того, как дверь закрылась, и даёт волю слезам. Ему должно быть наплевать. Поболит и перестанет ведь, верно? Люцифер неслышно кричит, вторя лишь одно — "не важно". Так и должно быть. Он не должен быть нужным кому-то, верно? Люци улыбается, стирая слёзы. Во всяком случае, даже сейчас он должен запихнуть свои чувства в самый дальний уголок сознания и натянуть маску нелепого, идеально неправильного клоуна сея Ада. Да. Он должен сделать так. Чтобы не расстраивать Чарли. Чтобы не мозолить глаза других своим видом. Он должен играть этот спектакль радости, хоть маска и трещит по швам.*
Очередной день в отеле счастья и Люцифер натягивает улыбку. Дочка не должна знать, что её отец вновь ошибся, вновь доверился не тому. Нельзя ломать счастье самого дорогого человека на свете, когда его и так не было рядом с ней столько лет. — Привет, пап! Тебе лучше? — Да, моё яблочко. — Хорошо. И так.. А, да! Ребят, мы сегодня идём в парк аттракционов! Идут все, пап, Аластор! Вы тоже. — Ал хмыкает, но кивает, как и Люцифер. Идти не хочется совершенно, как и видеть этого грешника. Но не отказывать же Чарли? Остаётся смириться. — Прекрасно! Тогда можем идти! Неожиданно в горле встаёт неприятный ком, что мерзко жжёт стенки. Гадость. Люцифер поджимает губы и растягивает их в улыбке, старательно делая вид, что всё хорошо. — Я догоню, Чар-чар, идите. — тихо смеётся он и уходит так быстро, как только может. Сдержать рвотный позыв сложно, в горле стоит неприятный ком. Мерзко. От самого себя мерзко, противно, гадко. После излияния фаянсовому другу в горле остаётся неприятная горечь. Фе. — Пап? Ты тут? — Чарли.. Что она тут делает? Они ведь собирались идти. Ах, да.. Его солнце, его ангелок чувствует папино состояние, хех. — Да, дорогая. — наскоро умывается, поправляет шляпу с рубашкой и натягивает улыбку, выходя — Прости, что заставил ждать. Идём? — Ничего, пап. Сегодня мы по настоящему развлечёмся! — искренняя улыбка трогает губы и Люцифер устремляется за счастливой дочерью. Нужно просто провести этот день с улыбкой. Да. Просто провести с улыбкой.*
Ночи в Аду никогда не бывают в меру тёмными. На всех кругах они отливают своим цветом, где-то красным, где-то синим, каждый в цвет главных грехов. Ночью в Аду тишина. Практически полная, пугающая. Лишь машины ездят, да работают некоторые заведения. Ночью в Аду красиво. Ночью в Аду больно. Люцифер знает это, как никто другой. — Асмодей? Здравствуй. — Люци в волнении теребит пояс халата, слушая заспанное приветствие — Прости, что тревожу, но послушай пожалуйста. Ты можешь.. Прийти сейчас? Это срочно и важно.. — бурчание прерывается тихим вздохом и согласием — Сейчас будешь? Спасибо. Люцифер улыбается и кладёт трубку. Нужно просто успокоиться и спокойно всё рассказать. Потому-что только Асмодей может помочь с такой проблемой как беременность. И непонятно, желанной она была или нет. Дверь замка открывается легко. Не заперто, опять. Асмодей тяжело вздыхает. Заебался он уже с таких королевских проблем. И почему вообще он? — И так.. Зачем позвал? Или.. Опять? — Люци стыдливо отводит взгляд — Люцифер, твою на лево! Какого хрена?! Ладно, спокойно, я понял. Ты опять открылся? Кто это? — Ал. — Асмодей качает головой. Это не даёт ровным счётом ничего, но всё же становится неважным. Он нежно стирает слезу со щеки короля и вздыхает. Люцифер выглядит жалко, но Оззи уже привык, что их правитель, король Ада и прочая прочая, слишком часто открывает свою душу недостойным. Тем, кто будет лишь вредить телу, кто лишь использует. Сколько раз Люцифер просил избавить его от нежеланного дитя? И что же изменится сейчас? — Аборт? — но в этот раз что-то и вправду меняется. Люци отрицательно трясёт головой и поджимает губы — Ох.. Ты разве.. — Нет. Я.. Я хочу оставить дитя. Озз, что делать? Я не знаю. Я боюсь. Он ненавидит меня, просто использовал, как игрушку. Почему я не могу избавиться от этого дитя? — слёзы градом падают о пол, разбиваясь мелкими лужами — Почему я не хочу этого? Асмодей выдыхает и поднимает падшего на руки, обнимая. Сейчас тому нужна поддержка. Молчаливая, нежная, чтобы тот почувствовал себя под защитой. Так нужно обращаться с омегами, а не бросать после акта насилия. Как жаль, что это Ад. — Я понял тебя. Он запал тебе в душу, прирос корнями. Мне жаль. Но пойми, ты должен решиться на этот шаг. Так.. Ты точно хочешь это дитя? — печальные глаза смотрят на того и Озз понимает, что да. Люцифер готов, он хочет оставить дитя. Даже если опять будет больно. — У меня никогда ведь не бывает долго и счастливо. Только быстро и пламенно, хах.. Прости. — Не извиняйся, Люц. Всё будет хорошо. — и Люцифер кивает, закрывая глаза и расслабляясь в тёплых объятиях.*
Люцифер остаётся в отеле ещё на два месяца, а потом уходит, нежно улыбнувшись Чарли и отмазавшись документами, коих после отпора ангелам стало и вправду много. Он работает, следит за здоровьем, общается с Асмодеем, создаёт детские вещи и освобождает комнаты. Убирает бесконечные скопища уток. Девять месяцев летят незаметно. Асмодей приходит день в день и проверяет состояние, указывает, помогает, поддерживает. Люцифер хнычет, вытирает слезы, сжимает покрывало, но старается дышать и следовать указаниям. Он и забыл, насколько это бывает больно. — Давай, Люцифер. Всё хорошо. Всё в порядке. Тише, спокойно.. Ты молодец. К крику Люцифера примешивается детский плачь, и дьявол уверен, ему это не слышится. Его дитя.. В груди загорается огонёк нежности и надежды. — Здравствуй, сынок.. Мой милый Áманс Морнингстар.***
Новый день, совершенно похожий на другие. Грешники творят беспредел, ребёнок бегает по замку, а Люцифер собирается в отель. Снова. И что же может пойти не так? Хах.. Многое. — Папа, папа! А можно я с тобой? Пожалуйста! — красные глазки в ожидании уставились на дьявола, а ушки забавно прижались к голове — Я не хочу с дядей Мамоном оставаться, он плохой! Люцифер замирает, почти не дыша. Он не хочет, чтобы о ребёнке узнали столь рано. Надо ли это? Естественно нет. Но отказать мальчишке.. Не хотелось. Что-ж, будь, что будет. — Хорошо, дорогой. Только давай договоримся, что если что-то пойдёт не так, мы сразу же уйдём. Хорошо? — Хорошо, пап. — ребёнок улыбнулся, кивая и через секунду уже бежал в комнату — Я точно понравлюсь сестрёнке! На лице Люцифера мелькнула нежная улыбка. А всего через несколько минут они стояли перед массивными дверьми — входом в отель искупления душ. — Ну, готов? — Всегда готов! — мальчишка радостно улыбнулся и они толкнули дверь. Их встретила оживлённая игра других. Ребята смеялись, переговаривались, и в сердце Люцифера разливалось тепло. Это напоминало далёкие времена, совершенно беззаботные и родные. Выдохнув, он переглянулся с сынишкой и прокашлялся. — Чар-чар, принимай гостей! — Люцифер по доброму рассмеялся, обращая на себя внимание. — Папа! Здравствуй. Ох.. — девушка удивлённо хлопнула глазами, смотря на ребёнка — А кто это тут такой хороший?! — Твой брат, дорогая. — чуть подтолкнув ребёнка, Люци улыбнулся. — Я Áманс, Аманс Морнингстар! Я так рад познакомиться с тобой, сестрёнка! Папа столько рассказывал о тебе! — мальчик ярко улыбался, смотря на сестру, что тоже невольно улыбалась этому дитя. В это время блуждающий взгляд Люцифера наткнулся на того, от чьего вида тело покрылось мурашками, а сердце ухнуло вниз. Аластор. Радио-демон смотрел на него прожигающим взглядом, заставляя вздрогнуть и растянуть губы в натянутой улыбке. Блять. Почему он так боится? Почему так страшно от этого взгляда? — Здравствуйте, Ваше Величество. — Люцифер не замечает, как тот подходит опасно близко, рукой дотянуться можно. — Здравствуй, Аластор. — голос выровнять сложно, безумно сложно не звучать жалко. — Отойдём? — голова кивает, хотя сердце противится всеми силами, а мозг бьёт тревогу. Страшно. — Мы отойдём ненадолго, Чарли дорогая! И улыбается, грубо ведя падшего за угол. Больно. Скрывшись за углом, Люцифера грубо прижали к стене, практически рыча в лицо. Неприятно. — Какого чёрта я не знаю о ребёнке? Какого хрена ты не рассказал мне, блядь? — Аластор сам не знает от чего злится, едва удерживая себя от необдуманных действий. Люцифер улыбается. Улыбается так, что хочется стереть эту улыбку с лица. — А разве я должен был сказать? Что бы изменилось? Ты всё время смотрел с призрением, два чёртовых месяца насмехался и указывал на ошибку, когда я смог довериться тебе. Так что бы изменилось, а? Люцифер тянет улыбку, смотря в глаза Радио-демона. Тот не выдерживает, и падшему прилетает пощёчина. На щеке остаётся чуть золотистый след, росой скатывается кровь с оставленных случайно ран, а Люцифер замирает. Больно. На глазах появляются кристаллики слёз. — Вот, значит, как.. — голос владыки дрожит, но он улыбается. Снова — Значит правильно я скрыл от тебя всё. Ты способен только на насилие, не правда ли? Аластор хватает его за щёки и царапает ещё больше, злясь. Люциферу больно, но это прекрасно скрывается под маской улыбки. — Папа! — детский голос раздаётся неожиданно и Аластор замирает, переводя взгляд на ребёнка. Люцифер освобождается быстро, за доли секунды подбегая и поднимая сынишку на руки, закрывая от предполагаемой опасности. Он не даст Аластору погубить своё дитя. Ни за что. — Тише, малыш, я тут. Всё в порядке, дорогой, видишь? Аластор не успел сделать мне больно. — Он ударил тебя! — ребёнок прижимается к родителю, хмуря бровки, и Люцифер чуть улыбается — У тебя кровь, па. Он поранил тебя! — Всё в порядке. — Люцифер уверенно улыбается и старается побыстрее уйти. Ему страшно, как бы странно то ни было. Он кидает взгляд на замершего Аластора, что стоит без движения. Тот поражён и, кажется, испуган, а на глазах тень. Забавно. Люцифер идёт к Чарли и мягко улыбается.*
Когда новым днём Люцифер вновь приводит ребёнка, Чарли радостно с ним сюсюкается и забирает к себе. Люцифер остаётся один на один с Аластором в напряжённой атмосфере. И в той тишине отчётливо слышится серьёзный голос, что гром средь шторма. — У тебя от меня ребёнок. — И что? — Люцифер ставит точку в очередном документе, и обращает взгляд на Аластора. — По правилам Ада, мы должны пожениться, Люцифер. И ты об этом знаешь. — светловолосый молчит, опуская глаза. — Так писала Лилит... — Для твоего же блага. — прерывает его Ал, склоняясь над ухом и поглаживая щеку, словно желая успокоить, показать любовь — Она ведь любила тебя, значит правило было и ради тебя, Люцифер. Чтобы ты не остался один. Падший дрожаще выдыхает и кивает головой. А через несколько дней начинается подготовка к свадьбе. К новой черте жизни.*
И вот он, светлый день новой жизни. Люцифер натягивает самую красивую улыбку, прежде чем выйти к дочери. Вэгги смотрит на него и отводит взгляд, увидев его настоящим не хочется смотреть на маску. Она затягивает корсет туже, но не менее аккуратно. Ей казалось, была бы возможность, и король непременно затянул бы корсет до хруста позвоночника, чтобы вместо душевной боли чувствовать физическую. Девушка поджимает губы и аккуратно завязывает ленты корсета, проводя пальцами по лёгкой ткани платья. Люцифер выдыхает, кивая Вэгги и поправляет волосы. На голову непривычно ложится фата, её украшают ободком с цветами и поворачивают Люцифера к зеркалу. Как же ему хочется раздробить то на мелкие кусочки, смыть чёртов макияж и разорвать платье. Но нельзя. Чарли ведь так счастлива видеть его вновь таким: живым и "счастливым". А вот и она. — Как же я рада за тебя, папа! Я боялась, ты больше не сможешь.. Ох.. Всё хорошо, пап? Корсет не давит? Фата? — дочка улыбается и заглядывает в зеркало, поправляет фату, платье.. Люцифер нежно улыбается. — Всё хорошо, солнышко. Платье прекрасно, да и корсет не давит. Я думаю, нас все уже заждались. Идём? — иногда он и вправду искусно врёт, скрываясь за улыбкой. Девушки кивают и аккуратно помогают выйти, ведут его под венец из тёмных цветов, где уже стоит Аластор. Улыбка становится более натянутой. Аластор смотрит на него с насмешкой и, кажется, неприязнью. Больно. — И так.. — Энджел выдыхает и опускает взгляд на книгу — Согласны ли Вы, Аластор, взять в законные мужья Люцифера? Помогать и защищать его? — Да. — Согласны ли Вы, Люцифер, стать законным супругом Аластора? Любить и поддерживать его в горе и радости, разделять печали и счастье? — растерянный взгляд перевели на падшего. Люцифер выдохнул и, посмотрев на Энтони, горько усмехнулся. В уголке глаз неприятно чувствовалась влага. Взгляд перешёл на счастливую Чарли и натянуто улыбающуюся Вэгги, что, кажется, понимала всё, но не решилась высказаться против. Умная девушка, Чарли с ней уж точно не пропадёт. Влага перетекла на щёку. Дальше взгляд остановился на Амансе. Его звёздочке, его радости, свете. Ребёнок растерянно смотрел в глаза папы и едва выдавливал улыбку. Он видел слишком много, чтобы знать всё несчастье, которое накроет семью с одним лишь словом: — Да. — голос, слабый и дрожащий, подписал приговор. На мраморный пол упала капля, разбиваясь на тысячи луж, словно это счастье разбилось осколками, что невозможно склеить.***
По улицам несётся светловолосый ребёнок, практически не разбирая дороги и путаясь, петляя в поворотах. Он не замечает ничего, в глазах пелена слёз. Ему страшно, безумно страшно и горько от переполняющей ненависти и боли. Он едва замечает что-то светлое, но остановиться уже не может. Закрывает глаза и попадает в чьи-то руки, сталкиваясь с демоном. Энджел удивлённо распахивает глаза, смотря вниз. Ребёнок? Взгляд цепляется за дрогнувшие ушки с тёмными краями и брови невольно поднимаются. — Аманс? — Д-дядя Энджел? — мальчишка поднимает на него свои глаза, полные слёз и быстро их вытирает, пытаясь улыбнуться. На такого ребёнка смотреть непривычно, и сердце ещё сжимается.. Странно. Энтони выдыхает и берёт дитя на руки, придерживая второй парой рук. Ребёнок не выдерживает и вновь плачет, утыкаясь в пушок, но паук лишь вздыхает, поглаживая детскую голову и идя по улице. — Отец опять ругается с папой. — это раздаётся неожиданно и приглушённо. Детские пальцы сжимают чужую одежду — Отец говорит, что отберёт меня и запрёт папу в комнате. Отец, он.. Он ударил папу. Ребёнок вновь утирает слёзы. Энджел поражённо замирает и смотрит в никуда. — А почему ты.. — Я хотел побежать в отель, но там дядя Хаск и..и сестрёнка. Она не должна знать, что папа не счастлив. Папа просил не говорить ей. Он не хочет, чтобы она волновалась, он.. Он сказал, что её хрупкие плечи не должны нагружаться и его проблемами. — мальчик вновь утыкается в пушок Энджи, но уже почти не плачет. Лишь солёные дорожки высыхают на щеках. — Давай мы тогда вместе пойдём домой и.. — Нет! Нет-нет-нет! Аластор опять сорвётся на папе, папе ведь больно, даже шрамы не успевают проходить, как отец наносит новые. Не надо.. Пожалуйста, дядя Энджел. — паук согласно мычит, вновь начиная шаг. Он не должен лезть в семью Морнингстар. Как бы не хотел всё исправить. А исправить он хочет.***
— Джамбалайя? Странное название... — Твой отец иногда готовил это блюдо Чарли, и она поделилась рецептом. Думаю, он будет рад. — Если мы приготовим его, отец не будет кричать сегодня, да? Пап? — мальчик немного растерянно смотрит на мужчину алыми глазками, и тот кусает губу, пуская золотую кровь и сразу же слизывая. — Да. Думаю да. — с выдохом произносит он, аккуратно нарезая ингредиенты — Сможешь перец нарезать? — Да. — мальчик кивает и берёт ножик, аккуратно нарезая нужное. Время идёт быстро. За совместной готовкой они и не замечают, как проходит час, как открывается дверь и на кухню тихо заходит Радио-демон. Лишь Люцифер деревенеет, но всё так же нежно помогает сынишке. — Молодец, солнышко. Теперь последний штрих по его любимому рецепту... — Горчинки? — Именно! — Люцифер мелодично смеётся, кивая, и добавляет немного перца к готовому блюду. Всё это навевает Аластору давно забытые воспоминания, о том, как они вместе с матерью готовили, как она, заслышав шаги мужа, притворялась для Ала, что всё хорошо. Мальчик в это верил. Он верил в то, что папа не станет бить маму сегодня. Верил, что не придётся засыпать в слезах. Верил.. — Здравствуйте, мои дорогие! — как и обычно, будничным тоном говорит он, словно только зашёл на кухню. Улыбка дитя становится натянутой с первых же слогов — быстро понимает, что пришёл отец и боится. И Аластор видит в нём себя. Маленького, беззащитного, который не может вызволить родного человека из цепей, что тот сам навлёк. — Здравствуй, Аластор. — Люцифер тоже держит улыбку, только больше смотря на сына и легонько сжимая его плечико — Ужин готов. Чарли сказала, что ты любишь это блюдо. Он аккуратно вытирает платочком капли влаги с детского лица и легонько отправляет Аманса в ванную. Они остаются одни, но Люцифер продолжает улыбаться, словно уголки губ его пришиты. На всякий случай Аластор подходит и проводит пальцами по его щекам — узелков нет, но Магне продолжает улыбаться. — Так рад меня видеть? — в словах читается насмешка, но Люци лишь склоняет голову и не смеет уйти от руки. Но когда тот отпускает, сразу начинает накладывать порции. — Почему молчишь? — Слова излишни. — он и говорит с улыбкой, но тихо, напряжённо — Я позову Аманса. Не дожидаясь ответа, он взбегает по лестнице вверх, к комнатам. А Аластор, словно в детстве, раскладывает приборы и ставит тарелки на стол для троих. На всё он смотрит глазами его отца и понимает, что та семья, в которой он сейчас, до боли похожа на ту, в которой он был никчёмным ребёнком. И от этого больно. Ужин проходит в тишине. Вечером, проходя мимо комнат, мужчина застаёт тихий разговор знакомых голосов. — ...п почему ты улыбаешься, даже когда боишься? Ты ведь не хочешь... — Ох, солнышко... Знаешь, улыбка — ценный инструмент. Она подбадривает родных и вводит в заблуждение врагов. Улыбка — самая лучшая маска, которую у тебя ни кто не сможет отнять. Именно по этому я буду улыбаться даже если страшно, если больно... Тогда тебя будет сложнее доломать, если уже идёшь трещинами. — мужчина оставляет лёгкий поцелуй на мягких щеках, поглаживая волосы. — Пап.. А можешь поспать со мной сегодня? Пожалуйста.. — ушки ребёнка забавно прижимаются к волосам, выдавая волнение и Люцифер выдыхает, качая головой. — Не могу. Аластор будет вновь ругаться, что всю ночь провожу у тебя. — но, видя опущенный взгляд и поджатые губы, поглаживает по голове — Не волнуйся, солнышко. Я.. Могу посидеть рядом и спеть колыбельную. Только пообещай, что уснёшь. — Обещаю. — зевнув на последнем слоге, улыбнулся мальчик и залез на руки к старшему. Дитя накрыли крылами, поглаживая по голове. А через несколько секунд раздалось тихое, заветное пение. — It always seems more quiet in the dark It always feels so stark. How silence grows under the moon Constellations gone so soon. I used to think that I was bold I used to think love would be fun. Now all my stories have been told except for one. As the stars start to align I hope you take it as a sign. You'll be okay. Everything will be okay. And if the Seven Rings collapse. Although the day could be my last You will be okay. When I'm gone you'll be okay. And when Creation goes to die You can find me in the sky. Upon the last day. And you will be okay. Накрыв мальчишку одеялом, падший убрал крылья, тихо выходя из комнаты. Он был уверен — Аластор уже недоволен. Однако сам заметил того, с закрытыми глазами и спокойно сопящего. Тихо выдохнув, он поднял его и пошёл в комнату — давно пора спать. А над тем, что делал Ал у двери детской, он подумает утром.