Жизнь сталкивает их снова своим любимым методом. Тупо, несуразно и абсолютно не вовремя. И если бы Ким мог выбрать для этого другие обстоятельства, он не уверен, что согласился бы что-то менять.
Причина до смешного жалкая. Он наконец увидел Че.
Прошло много месяцев с того момента, когда они виделись в последний раз в баре. Порче просил его не преследовать, не защищать, не появляться на горизонте его жизни. Ким решил, что это хорошая просьба, правильная. Так будет проще, даже если не самому Киму, так хотя бы Чею станет легче дышать. Кимхан, вероятно, сотрется из воспоминаний парня, останется блеклым пятном, напоминающим об ошибке молодости. И, предполагает музыкант, жизнь Порче войдет в правильное русло. Музыка, университет, новая, честная и крепкая любовь, та, которую парень заслуживает. Они обязаны забыть друг друга, вернуться в свои миры: светлый и добрый мир Че, и больше похожий на ад мир Кима.
Он снова ушел на дно, скрылся от семьи, фанатов, взяв паузу в музыкальной сфере. Терять Wik’а не хотелось. Возможно это единственное, что у него теперь оставалось, и тем не менее, Wik пропал на неопределенное время. Песни не ушли, наоборот, стали создаваться в удвоенном количестве, лились из головы и рук Кима как из нескончаемого источника. Вдохновением стали тяжелые мысли в голове. Они ворочались неохотно, темные, давили изнутри, вызывая мигрени. Строки тоже складывались откровенные, обнажающие душу, выкладывающие эмоции на раскрытую ладонь. Точнее на лист бумаги. Стопки исписанных тетрадей лежали беспорядочной кучей в квартире, в которой он больше не появлялся. Ким переехал чуть ли не сразу, как вернулся из дома главной семьи в последний раз. Новая квартира была в разы меньше прошлой, которую он не продал, а просто бросил, сохраняя как пыльный памятник того, что он мог иметь, если бы не был таким дерьмом.
Однако, не смотря на некоторые изменения в его жизни, что-то оставалось по-прежнему. Он все еще следил за ситуацией в мире мафии. Зачастую его можно было встретить тенью на сделках, никем не замеченной, но стоящей на стороже. Грязное белье его отца все еще разгребалось, даже сейчас, спустя почти год после его смерти. Этот мужчина — уродливый душой и помыслами, бесчестный и бесчеловечный, плел свои паучьи сети тайн и секретов столь долго и скурпулезно, что те аукались его наследникам до сих пор. Периодически вылезали старые недруги, которые, посчитав, что со смертью главы в доме Терапаньякулов появились слабые места, нагло старались разрушить вражественную и неугодную империю. Но неизбежно натыкались на свою собственную смерть.
Даже несмотря на реформу глав семей, где у дел главной теперь Кинн, а побочной — Порш, обе ветки становятся сильнее с каждым днем. Вегас, остающийся в тени, переставший гнаться за успехом и выгрызать признание отца, поддерживает старшего Киттисавата, являясь важной фигурой на доске сил, обретший успокоение в бывшем телохранителе главной семьи, Пите.
За всем этим и следит Ким. Следит за Танкхуном, ничуть не меняющимся, разве что чуть более успокоившимся в своем взрывном характере, за его телохранителями, за младшим Макао, который вытянул относительно счастливый билет — он, наверное, был самым свободным из них всех вместе взятых.
Единственный, за кем Ким не следит совсем — Порче. Он сознательно избегал любой информации о младшем, боясь того, что не удержится и заявится на порог к парню побитым котом, вымаливая прощение. Это недопустимо, он обещал сам себе исчезнуть, дать тому, кого оттолкнул сам, шанс на счастливое будущее, не оглядываясь на свое сердце.
Растоптанное твердой подошвой своих же грубых ботинок, расстрелянное рикошетом своим же оружием, разорванное в клочье своими же грязными руками, но кое-как продолжающее гнать кровь по венам. Ким функционирует. Этого хватает. Он плохо ест, плохо спит, но заставляет себя следить за собой лучше. Он всегда должен быть в форме. Всегда наготове. Он все еще боец, живое оружие массового поражения. Он старается заботиться о себе сам, как в старые-добрые годы одиночества. Ким живет от суток к суткам, смутно понимая свои мотивы двигаться дальше. Он просто должен делать это. Ничего другого ему не остается. Поэтому да, он просто делает, что привык — следит, ищет, устраняет. Пишет песни, уходящие в стол. Ничего более.
Пока неделями молчащий телефон не начинает громко вибрировать в тишине пустой квартиры. На экране неизвестный номер. Ким принимает звонок, прикладывая к уху.
— Кимхан? — по ту сторону голос звучит знакомо и тревожно.
Ким молчит, не выдавая себя, ждет дальнейших объяснений.
— Это Порш.
Музыкант резко выдыхает. Если его нашли при всех его попытках оставаться за кулисами, значит, что-то конкретно вышло из-под контроля. Поэтому Ким прочищает горло, прежде чем ответить:
— В чем дело?
— Сейчас перестрелка в домах обеих семей, проникновение конкурентов. Все силы брошены на защиту, большие потери, — по ту сторону динамика слышен тяжелый вздох на фоне выстрелов, —
Че без защиты.
Что-то обрывается внутри, моментально превращая его в струну, готовую лопнуть. Хочется просунуть руку через телефон и трясти Порша, орать матом о том, чем думал глава побочной семьи, как это вообще, блять, допустили. Но Ким фокусируется на главном.
— Где?
— Адрес уже отправил. Вероятно, к нему движется группа, будь готов. И…
будь аккуратнее с Че. — Звонок обрывается.
Ким только успевает моргнуть, но вот он уже мчит по указаниям навигатора к присланному адресу, нарушая абсолютно все правила дорожного движения. Как он не разбился — вопрос удачи. «Будь готов». Ким сейчас готовее некуда. В данный момент он — инстинкт убийцы, готовый зубами рвать тех, кто является угрозой. Даже на анализ времени не остается. Первостепенная цель — устранить опасность. Остальное потом.
Адрес неизвестный. Машина Кима брошена почти на ходу у входа в многоэтажное здание. Ким летит по лестнице на одиннадцатый этаж. Шутка ли, ползти на лифте, когда, возможно в этот самый момент Че держат на мушке. На нужный этаж он влетает, не видя уже почти ничего кроме цели, как лошадь в шорах. И появляется он как раз вовремя — в коридоре с дюжину человек в банданах, передвигающихся от лифта к квартире Киттисавата. Идиоты. Они даже оружие поднять не успевают, как один из их группы уже мертв. Шея хрустнула в руках Кима почти с приятным звуком.
Не смотря на то, что он музыкант, сейчас он лишь воплощение смертельного танца. Все инстинкты, рефлексы, навыки, привитые с раннего детства движут им, мозг отключен. Он не думает. Методично убивает, кружа как смертоносный ангел.
Сбить с ног одного ударом ноги, выбить пистолет из рук другого. Прострелить грудь подошедшего слева, пробить позвоночник тому, кто напал сзади…
Приходит в себя он только тогда, когда кровь последнего из «целей» окропляет его белую майку. Ким делает глубокий вдох, бросая пистолет, полученный в ходе боя, в груду тел, окружающую его. Смаргивает пелену перед глазами. Смотрит на дверь, за которой, ничего не подозревая, находится Порче. Ким думает. Стоит ли ему обозначить себя?.. Очевидно придется. Еще неизвестно, кончилась ли на этом опасность. Тем более, вдруг они добрались до Че иным способом, и уже внутри?..
Последняя мысль подстегивает его к действию. Ким набирается смелости перед тем, как влезть в жизнь того, кого так усердно избегал, перед тем, как увидеть его лицо.
Звенит в звонок, задержав дыхание. Никто не открывает. Тревожность растет. Ким стучит, долбит в дверь чуть ли не ногами. По ту сторону ни звука. Парень нервно дергает ручку двери, и та, неожиданно, тут же поддается, открывая проход в квартиру. У Кима глаза лезут из орбит, а рот приоткрывается в шоке. То есть, вот так просто — заходи, стреляй, только ноги отряхнуть не забудь. Он почти зол. Какого дьявола мелкий так пренебрегает своей жизнью? Ким еле успел, минута, и эти подонки без малейшего препятствия просто зашли бы и…
…попали в пустую квартиру. В коридоре темно, как в целом, и во всем помещении. Словно и нет тут никого.
— Че? — Ким ищет в единственной комнате, но там никого, ищет в ванной, на кухне.
Он хмурится. Зачем Порш отправил его сюда, если Порче тут нет?
Ким возвращается в комнату. Лунный свет слабо освещает пространство. Чисто, немного пыльно, будто никто тут давно не был. Однако кровать расправлена, одеяло смято, кучей валяется на матрасе. Ким немного пугается, когда замечает темные глаза в ворохе всего этого безобразия, ранее принятого им за пустую кровать.
— Че? — снова повторяет он.
Реакции не следует. Глаза, отблескивающие луной, все еще устремлены в окно. Музыкант тихо подходит к кровати, садится на корточки перед лицом парнишки. Тот выглядит
нездорово. Может, это свет так оттеняет его кожу, но Че бледный. Даже можно сказать,
почти прозрачный. Ким касается сухой щеки, стараясь как-то привлечь внимание. Глаза напротив медленно фокусируются на нем. В них не читается ни одна эмоция.
— Привет.
Ответа не следует. Че лишь медленно моргает, молчит, снова переводя взгляд в пространство окна.
У Кима трясутся руки. Он не понимает, что происходит, но мозг подкидывает смутно знакомые ассоциации. Он уже видел такое. У Кхуна, в первые дни после высвобождения. Состояние кататонии, словно человек и не здесь вовсе. Взгляд, бегающий по комнате в панике, падает на прикроватную тумбочку, на которой нескромной армией стоят баночки с таблетками и блистеры. Ким берет в руки одну, вчитываясь в название антидепрессанта. Здесь их огромное множество: транквилизаторы, антитревожные, снотворное. Ким прикрывает рот рукой, пытаясь уложить ситуацию в голове.
Он так долго, так тщательно давал Ангелу возможность жить, что не заметил, как тот упал? Киму хочется убиться. Как это вообще… произошло?
Он снова присаживается ближе к лицу Киттисавата.
— Ангел, пожалуйста… — он трясет его за плечо легонько, чем выигрывает снова обращенный на него взгляд. — Поговори со мной?
Че моргает опять. Брови чуть дергаются к переносице, в глазах проскальзывает осознанность.
— Ким? — хрипло.
— Да, Ангел, это я. Привет. — он гладит Порче по волосам. Они грязные и спутавшиеся.
— Привет.
Парень выглядит так, словно сам не понимает, где находится. Он сверлит взглядом Терапаньякула, хмурится.
— Что ты тут делаешь?
Ким тут умирает, каждую секунду, видя состояние того, у кого его сердце.
— Охраняю. Дома суета, к тебе чуть не проникли.
Че невесело усмехается, поворачиваясь на спину, чуть сбрасывая одеяло. Смотрит в потолок.
— Зря тратишь время. Уходи.
Ким пропускает слова мимо ушей. Его нутро кровоточит, рыдает, когда он видит появившиеся из-под одеяла руки.
Перебинтованные на запястьях. Неужели Порче, смущающийся солнечный Порче, распевающий оды на улице, смело показывающий свою любовь к этому миру, источающий жизнь, был готов отнять ее у себя? В это не просто сложно поверить, в это
невозможно поверить. Так не должно быть. Ким не может ничего сказать, потому что внезапно обнаруживает ком в горле. Слеза срывается по его щеке вниз, падая на пол. Он в словно в ужасе отползает от кровати, где лежит призрак. Ему натурально страшно.
Ему нужна секунда на подумать, нужно пространство, нужно… Ким задыхается, не может совладать с собой, бежит куда-нибудь. Хотя бы в другую комнату. Он не понимает, что происходит. Душа горит хаотично страхом, болью, отрицанием, любовью… гневом. Последнее требует выхода, угрожая сожрать Кима изнутри. Кулак встречается со стеной с размаха. Он зол, в первую очередь, на Порша и всю свою семью.
Удар. Как они допустили это безумие? Какого хера не отследили, не остановили это дерьмо?
Удар. Почему бросили его сейчас одного?
Удар. Он злится на Че: что взбрело в голову этого мальчишки? Как он довел себя до такого состояния, закрыв от всего мира свой свет?
Удар. Или похоронив? Глупость, какая же это все несусветная глупость.
Удар. Удар. Удар.
Ким злится на себя. Это все его, блять, чертова вина.
ЕГО.
ОН бросил Че.
ОН сломал его. Именно
он начал это, легкой рукой закинув в душу мальчика тьму, в итоге его поглотившую. Именно
он, урод, оставил его одного со своими демонами, и даже не пытался узнать, что с Че. Благодетель хренов. Как лучше ведь хотел, да? Получи, распишись. Это Ким не сберег. Должен был быть рядом. Должен был охранять от этого ебаного грязного мира как самое ценное сокровище, а в итоге сам, своей рукой утащил на дно.
Ким тяжело дышит, прогоняя красный цвет с глаз. Но красный остается. Стена перед ним в крови. Руки ноют, шевелить пальцами почти невозможно. На костяшках фарш. Взрыв помогает, он немного успокаивается, пытаясь думать объективно. Подкатывает тошнота, но не от вида крови. К ней он привык чуть ли не с рождения, купаясь в ней как рыба в воде. Нет, мутит от мыслей, что делать дальше. Как исправлять.
Начинает с простого: останавливает кровь на руках, перебинтовывает увечья полотенцем. Пугать Че (если это возможно) состоянием своих рук нельзя. Долго приводит дыхание в норму, обретая еще хоть немного спокойствия и решимости.
«Если плана нет, будем двигаться постепенно», — решает Ким, прежде чем шагнуть обратно в комнату.
Че лежит в том же положении, в котором Ким его оставил. Кажется, спит. Это почти радует, пока парень не открывает глаза, теперь уже сразу смотря на Кимхана.
— Еще не ушел?
— Не уйду.
Не смотря на то, что Ким говорит уверенно, на лице Порче отражается боль. И даже она вызывает у Кима радость. Если чувства еще есть, значит, не все потеряно. Даже если это боль или ненависть. Внутри Че еще жив. С этим можно работать.
***
— Это не только твоя вина.
Порш сидит перед ним, пряча невыносимо грустные и виноватые глаза. Ким пришел сюда, как только убедился, что Че под присмотром. Младший после тех слов больше ничего не сказал, ни единого слова. Равнодушно дал себя аккуратно вымыть, перевязать запястья, проигнорировал капающие в процессе чужие еле заметные слезы. Ким провел с Порче два дня, не отходя ни на шаг. Заботился, как мог. Даже хотел связаться со знакомым психиатром, но выяснил, что нужный номер давно неактуален. Кима поедали вопросы и отчаяние, он словно попал в свой ночной кошмар. Существует ли в этом мире что-то хуже, чем наблюдать, как самый близкий для тебя человек потух? Ким сомневается, и он готов сделать абсолютно все, чтобы помочь ему снова гореть.
И вот он, в доме главной семьи, слушает старшего Киттисавата, который, кажется, был готов к его появлению и последующему разговору, который и начинает сам.
–… Мы все убили его. Наверное, я постарался даже больше всех. Со всей этой мафией и отношениями с Кинном я… — Порш болезненно кривится, словно готовый заплакать, — Забыл про него. Плевать, насколько виноват ты, мафия, или другие внешние факторы,
я должен был быть рядом. Я всегда старался быть ему опорой и защитой, и я… Я так проебался, понимаешь?
Порша таки захватывают рыдания. Отчаянные и больные. Мужчина сидит, спрятав лицо в руках, содрогаясь, и Ким не знает, куда себя деть. Будь на его месте кто-нибудь другой, он бы подсел к Киттисавату, обнял, сказал что-нибудь успокаивающее. Но Кимхан остается сидеть на месте, ожидая, пока истерика пройдет. Ким сам не знает, как держать себя в руках сейчас. Он только наблюдает, как собеседник собирает эмоции в кучу, восстанавливая дыхание, и снова набирается сил продолжать:
— Ему здесь не нравилось. Я вынудил его переехать в дом семьи в целях безопасности после событий с Таваном. Познакомил с мамой, которая даже не узнала его. Он как-то сказал мне, что этот дом напоминает склеп — пустой, строгий, стерильный и холодный. Знаешь, что я ответил? «Привыкнешь». Сука. Это все, что я сказал, представляешь? Привыкнешь… Че не находил себе места здесь. Попросил съемную квартиру, даже с условием толпы телохранителей, лишь бы подальше отсюда. Я согласился. Думал, что его отвлечет университетская жизнь, новые друзья, любимое дело. Я, блять, даже не знал, что он не поступил. Я такое дерьмо.
Не поступил… Ким сжимает руки в кулаки, но продолжает молчать.
— В итоге однажды я нашел его без сознания. Даже не я, а Макао. Пацан единственный, кто остался тогда с Че. От него я узнал, что брат не ест почти ничего, ни с кем не общается, бросил музыку и потихоньку исчезает. Тогда его в оборот взял Танкхун, но было уже поздно. Кинн нашел лучших психиатров и психотерапевтов, но Че отказался лечиться. И отказывается до сих пор. Он…
Мужчина снова затыкается. Ким замечает, что у того трясутся руки, когда он подносит их ко рту. И возможно, это приятно. Знать, что есть кто-то, кто сейчас ненавидит Порша больше, чем Ким. Сам Порш.
—
Недавно он пытался умереть. У него получилось бы, если бы я нашел его чуть позже.
Пауза.
— Ким, — Киттисават смотрит пронзительно, на поражение, и Ким думает, что это у них семейное, — Помоги. Я не знаю, что делать. Не знаю.
Ким тоже не знает. Но сделает все возможное, чтобы вернуть Че.
***
«Нет, нет, нет нетнетнетнет», — проносится в голове Кима, когда он врезается в закрытую дверь ванной комнаты. По ту сторону не слышно ничего, кроме шума воды, и Ким не беспокоился бы, но выступившая из-под двери лужа за секунду превратила его в испуганный бесполезный кусок пыли. Так он себя ощущал, пытаясь дозваться Че, который ушел мыться двадцать минут назад.
В итоге дверь с громким треском открывается после того, как Ким выбивает её. Мужчина влетает в ванную, шлепая по мокрому полу и разнося брызги, и тут же замирает, задыхаясь и теряя связь с реальным миром.
Че кажется умиротворенным, лежа в теплой ванне. Его глаза закрыты, голова откинута на бортик, и сейчас улыбка расползется на его лице, ведь Ким пришел к нему.
Вот только вода вытекает за края ванной, она розового оттенка, а лицо без улыбки бледное.
Ким падает на колени, жалко ползет к Порче, кое-как контролируя конечности, до последнего не веря тому, что видит. Он судорожно тянет трясущиеся руки к неподвижному телу. Вот сейчас, сейчас Че проснется, протянет к нему руки в ответ, обнимет, будет хихикать над тем, что намочил футболку Кима.
Но он не смеется, не обнимает, не реагирует.
Не дышит.
Не дышит даже тогда, когда мужчина достает его тело из воды, не дышит, когда его кровь пачкает кафель ванной.
Не дышит, когда его когда-то любимый мужчина рыдает у него на груди, срывая голос, когда у его когда-то любимого мужчины словно вскрывают грудную клетку. Уродливые сломанные ребра впиваются в плоть, сердце выпадает на пол, все еще стуча. Оно черное, сгнившее, и бесполезное. Потому что больше никому не принадлежит.
Ким просыпается от собственного крика. Его трясут чьи-то руки, умоляя очнуться. Эти руки теплые, голос звонкий.
Живой.
— Пи’Ким! Пи’Ким! — Че выглядит испуганным в темноте, нависает над Кимом, и неясно, как давно тот пытается разбудить его.
Мужчина сам не успевает заметить, как тянет парня на себя, обхватывая руками и ногами так сильно, словно пытается в него врасти. Музыкальные пальцы находят пульс на чужой шее. Ким считает. С каждым ударом сердца страшный сон, так похожий на реальность, уходит все дальше. Вот он Че. В его руках. Живой. Напуганный, с учащенным сердцебиением, но такой теплый.
— Чшш, Пи’Ким, все хорошо. Я тут. — Порче гладит его по волосам, легкий поцелуй приходится на лоб Кима, — Все позади.
Всё действительно позади. Прошло два года с того времени, как Ким пришел в эту квартиру первый раз и нашел Че.
Это был долгий путь, и он еще не окончен. Че все еще лечится, борясь со своим диагнозом, и делает это по своей воле. Ким кропотливо следит за тем, чтобы парень не забывал пить лекарства, помогает, когда побочные эффекты накрывают его любимого. Он обещал не уходить еще в ту ночь, и Ким ответственно выполняет свое обещание.
Их жизнь на данный момент напоминает Киму его старые мечты. Они вместе готовят, дурачась, поют и играют на гитарах. Вдвоем принимают душ. По ночам находят утешение в объятиях друг друга, искренне улыбаются, когда сталкиваются взглядами. Заботятся.
Вот и сейчас Порче переплетает их пальцы, утягивая с кровати.
— Пойдем, выпьем чаю.
Че тащит его на кухню посреди ночи, включает чайник, не зажигая свет. Напевает мелодию недавно придуманной Кимом песни, суетясь над кружками в полумраке, освещенный лишь луной. Он похож на сказку в этот момент, на подарок судьбы, не иначе.
И Кимхан точно может сказать, что счастлив, наблюдая за этим со своего стула.
И неважно, что на телефоне копятся тревожные сообщения.
Не имеет значения, что все это — не настоящее. 
