Голые завтраки

***

Поставки запретного «Плейбоя» для Ричи Тозиера — не яблоко в саду Эдема, а издевательство над его психикой. Причем посмертно. Все парни проходили через эту шумиху вокруг «Плейбоя» — хоть ты девственник или отец семерых детей, гей или прилежный студент Стэнфорда. Ричи был умён и достаточно взросл, чтобы понимать, насколько обнажённые девушки на обложках его не привлекают. И это не потому, что он «какой-то не такой». Дело было в его восприятии. Или в волосах Сириуса Блэка из Фриков. Рок-группа — первая в городе Дерри, штат Мэн — была основана четыре года назад, и уже с первых треков Ричи её полюбил. В неполные десять лет он обклеил стикерами радио, подаренное отцом, а в одиннадцать на уроках никчёмной алгебры рисовал на заваленных тестах метки группы Фриков. Небрежные каракули с резкими завитками и именами всех участников затрагивали и Джеймса Поттера — солиста, и гитариста Сириуса, и бас-гитариста Римуса Люпина, и Питера Петтигрю — барабанщика. В год пика их популярности все девочки с ума сходили по ним и были готовы отправить себя голыми в посылке прямиком к дому группы. В основном шум наводили они: их заботило, что же четверо рокеров с потрясающей харизмой в убогом Дерри забыли. Ричи же гадал, какой уникум придумал название для группы и думал ли вообще над этим вопросом. В один момент он даже решил: раз задумывается над такими вещами, то уже считается взрослым. Ему казалось, что всё работает по определенной схеме. Когда тебе исполняется тринадцать, то ты можешь смело заявлять, что перерос комиксы с супергероями и «Бэтмена», диск от которого уже давно должен был покоиться на свалке. И до «Плейбоя» дорос, и до заглядываний на старшеклассниц, и всего такого запретного. Уже можно считаться полноценной личностью, ездить на велике без запасных колёс. Но сам Ричи этой своей «взрослости» не ощущал, он думал больше над тем, каково это — получить за три года всемирное признание, выезжать на туры, раздавать автографы, укрываться одеялом из денежных купюр и… спать с фанатками? Да. Если бы Тозиер был на месте Блэка, у него уже давно была бы самая классная половинка — после мамки Эдди, конечно. И пока Бродяга на всех интервью вторил: «Я пока не нашёл ту самую», Ричи полагал, что раз «та самая» так долго не появляется, то она никогда не найдется. Это удел многих популярных музыкантов — быть одиночкой. Богатой, прославленной и «зажравшейся, подобно буржуям», как говорил отец, но всегда одиночкой. Хотя в положении Сириуса Блэка найти «ту самую» было куда легче, чем Ричи. Тозиер — полный неудачник. А ещё, возможно, импотент. Каждый раз он успокаивал себя тем, что лучше было быть импотентом и полным неудачником, чем Каспбраком, который свято верил: Блэк не умел играть самые простейшие аккорды, а вот Люпин — гений и основатель всего. Это просто раздражало. Как и всё, что делал и не делал Эдди, в особенности его неожиданная увлеченность найти себе девушку в старшей школе, чтобы сбежать из клуба неудачников и садиться на обеде за столик не возле мусорной свалки, а рядом с черлидершами. Ричи было плевать на всё, связанное с девчонками в их классе. Однако он всё равно боялся, несмотря на ненависть к маразматизму Эдди, что друг из-за своей утопичной цели перестанет приходить к нему со стопкой журналов и магнитофоном. Во многом поэтому Ричи сдерживался от многих шуток, даже когда речь заходила о «суперпатриархальных» мечтах каждого пубертатного мальчишки. Его это не заводило. Было не очень интересным. Ричи нравилось оставаться наедине с Эдди, потому что именно с ним они сворачивали на ту дорожку, когда не нужно было говорить о девочках, чтобы преисполниться и показаться крутым. Вечер пятницы был их днем: тогда Бен уходил на дополнительные занятия поэзией вместе с Беверли, а Билл работал над портретом брата уже как два года после его смерти. Однако Ричи даже не догадывался, что их счастливый вечер пятницы в дождливый май станет худшим днем в жизни двух подростков, — хотя на первый взгляд всё проходило, как обычно. Эдди припёрся с кипой домашней работы, чтобы найти отмазку для мамы, и крутил в руках ингалятор. В целом, ничего нового. И всё же что-то было не так. За окном шумел дождь, звук телевизора время от времени приглушался, и Ричи приходилось поправлять антенну до тех пор, пока он не плюнул на это дело. Он просто сгорал в скуке то ли от того, что его друг битый час читал книгу про «самые редкие заболевания мира», то ли от погоды, которая запрещала высовываться наружу. Ему надоело наблюдать за румянцем на щеках Эдди, а он становился всё розовее и розовее, и каждый раз это выглядело, как вызов с его стороны, ёбаной попыткой что-то доказать. Будто бы Ричи такой догадливый. На самом деле он был не так глуп. Если посмотреть с разных сторон. Однажды даже Стэнли назвал его примером для подражания. Было смешно слышать подобное из его уст — вечно правильного и праведного Уриса, но и приятно; с этим Ричи не спорил. Тогда он впервые расстроился из-за того, что Эдди по этому поводу ничего не сказал. Но он вырос, и сейчас ему было не нужно одобрение друзей и тем более — Каспбарка. Наверное. Возможно. Ричи перевернулся на живот, задевая пяткой подбородок друга. Эдди на это возмутился и оттолкнул его, потирая рукой затылок каждый раз, как перелистывал энциклопедию. Самый смышленый из всего клуба. Отстой. Без шансов обратить на себя внимание Ричи взял пульт и надеялся, что на каком-нибудь канале не будет программы про мир животных, иначе между ним и другом начнется борьба. У Стэнли не вышло отпроситься у родителей, а по телевизору в очередной раз показывали очередную скукоту, так что Тозиер оставил новости. Как же. Он остановился на канале, стоило показаться фрагменту из интервью Джеймса Поттера. — Я думаю, у Генри Бауэра простатит, — вдруг проговорил Эдди, — не иначе. — Да, прямо как у твоей мамашки. В Ричи едва не полетел учебник биологии, но он умело его перехватил и едва не опрокинул миску снэков с кровати. — Здравствуйте! Прямо сейчас — о событиях в стране и за её пределами на канале… — Какого черта, Тозиер? — Эдди перекричал голос журналистки и потянулся за пультом; он битую минуту старался выбить его из рук друга, но выходила полная несуразица: Ричи неотрывно смотрел в телевизор, сидя на диване с широко раздвинутыми ногами и перекидывая пульт из рук в руки, отталкивая Эдди. — Переключи! Нам что, за семьдесят? — Тихо! На экране показалась журналистка вновь после бесполезной рекламы. Казалось, что она вот-вот сообщит о расписании тура Фриков, и Ричи ради этого засунул пульт под ноги и взял содовую. — Ненавижу тебя. — Эдди откинулся на подлокотники и устроил голову удобнее на них. — В следующий раз я врублю National Geographic и скину пульт в ванночку с пенкой, которую разводит тебе мамка. — Захлопнись. — Сегодня, тринадцатого мая, рок-группа Фрики, которая неожиданно взлетела в топ Billboard, распалась. Теперь официально. Ричи вздрогнул, едва не подавившись кока-колой и не зарядив бутылкой содовой в глаз Эдди. Он не мог поверить своим ушам. Распалась. Какая херня. Они с Эдди два дня назад надрывали горло возле зеркала в ванной и зубной пастой во рту, когда слушали их альбом. Они составляли список всех аргументов для родителей, чтобы они позволили им купить билеты на концерт в Атланте. Они жили Фриками. И не могло всё повернуться так, что теперь их же Фрики ушли навсегда. Похоже, у него были галлюцинации. Нет, сонный паралич. Он взглянул на Эдди — замершего и смазливого Эдди с широко распахнутыми глазами и подрагивающей нижней губой. — Новость, повергшая всех в шок, разлетелась по штату. Солист группы Джеймс Поттер подтвердил свой уход в интервью Риты Скитер, когда ответил на вопрос о неожиданном выпуске своего альбома. «Мы понимаем, как сильно подводим наших слушателей, но мы также уважаем свой выбор и не посмеем его изменить». Ричи сглотнул. Потом еще раз и еще. По его меркам, жёлтая пресса была куда наглее в сторону известных артистов, но эта наглость ими обоими точно не будет прощена. — Что они несут? Сердце всего на мгновение замерло и снова пошло, больно ударив по рёбрам; в голове крутились дикие мысли о том, что журналистка просто над ними всеми смеётся. Ричи лежал на диване напротив небольшого телевизора, который отец приобрёл в дешёвой лавочке заброшенных вещей, и всматривался в экран сквозь очки размером с лампочки. Он не мог даже слышать, что его кумиры бросили все свои труды насмарку из-за непонятно чего. И чего же? Было ли это как-то связано с последними новостями о Сириусе? — Дышать… В нетерпении Ричи заснул ингалятор в рот друга и снова вперился взглядом в журналистку из новостей. Она продолжала перечислять успехи Фриков — сухо, безэмоционально, следуя фактам и тупому формализму. Ричи ненавидел федеральные каналы и провластную журналистику как раз по этой причине. В них не было живого сочувствия. Никогда. И то, что сейчас сказала ведущая, было ложью. Стоило матери радостно войти к ним в комнату и сообщить о том, как она рада, что «дьяволы разбежались по своим норам», Ричи со всей злостью вырубил телевизор и решил, что сам со всем разберется. Нет доверия никому из телевизора. В нем — одна ненависть да дезинформация, и Тозиер так решил еще три года назад, когда по местному каналу показывали эфир про «новую дьявольскую группу, захватывающую неокрепшие умы наших с вами детей». Пока все в его классе тащились по подведённым глазам и расстегнутым рубашкам Фриков, родители находили в них полное разочарование нового поколения. Удивительно, как Фрики вообще выбились в топ Billboard с репутацией, извращенной активистами. Они начинали с выступлений в «Lamb and Flag», куда пускали без билетов, если дорос, а если нет, то необходимо было искать взрослого человека для сопровождения. Удивительно, как Фрики не сгнили в богом забытом Дерри. Впервые Ричи услышал о них от Греты Кин, высмеяв название группы. А потом прошел день, два, и всеобщая помешанность роком захватила школу настолько, что за неделю у них появились внеурочные занятия сольфеджио по примерам текста песен Фриков и даже чёртов фан-клуб, который собирался ровно в семь и в расписании ставил прослушивание их первого трека про взросление через просмотр фильмографии Сильвестра Сталлоне. Ричи поначалу презирал шумиху вокруг музыкального сорняка, но всё же ему были очень, очень любопытно. Он сходил на выступление вместе с Эдди и Биллом, проскользнув на танцплощадку без билетов; иначе бы их не пустили. Билл всеобщего восторга не разделял, но Эдди и Ричи… Все уши Стэнли прожужжали на следующий день о том, какая это была бомба. А потом альбомы, плакаты, автографы, попытки накопить на гитару, изучение нот… Рок поглотил их полностью. Роком они жили. Фрики стали для них чем-то вроде идолов, которых они возносили до небес, началом новой эпохи — будоражащей музыки. Одержимость не описывала их чувств — это было нечто иное. Более глобальное. Более прочное. Что-то, похожее на страсть. И чувство охватило их всех: Ричи, Эдди, Стэнли, а затем и Билла в конце концов. Они не знали, почему в них плещется такой фанатизм, но определённо считали группу лучшей из всех существующих. Возможно, потому что Фрики начали доказывать им, что быть неудачником — не так уж плохо. Возможно, потому что в текстах их песен каждый находил самого себя. Фрики объединили неудачников, но также могли их клуб убить. Особенно теперь, когда на горизонте появилась Беверли, а вместе с ней — чёртова, ненавистная стайка Бауэрса, и больше не было рок-группы с их запоминающимися аккордами и словами, спасающими в период резкого скачка роста и сломавшегося голоса. Теперь они ускользали, как песок, и Ричи чувствовал, как теряет самого себя. У него больше не могло быть утешения в своей нормальности? Он больше не мог уходить от мыслей о «не таком, как все», врубая крики Джеймса Поттера о рамках общества, которые его лирический герой ломал шумовкой? Фрики не могли исчезнуть так просто. Иначе вслед за ними исчезнет и Ричи, а этого он никак, никак не хотел. Ему еще нужно было прославиться, пока не стало совсем поздно. А идей, как это сделать, не было совершенно.