Позволь мне, до кончиков твоих пальцев. Позволь мне, до кончиков твоих ступней. Раствори меня в своем взгляде
Единственное его спасало – маленькая девушка, Суен, с глазами цвета невиданных юношей лугов и деревьев, со светлыми мягкими кудряшками. Она излучала свет в этой кромешной темноте. И он цеплялся за нее, он мотыльком следовал за ней.Я не хочу тебя отпускать Пожалуйста, оставь мне шрамы Пожалуйста, причини мне боль так, чтобы От меня не осталось ни капли.
А она светила другой. Ее свет зажгла угрюмая блондинка Мора, мягко держащая ее за руку и оглаживая тонкую линию ее подбородка. Она тихо оцеловывала костяшки ее пальцев, а Суен плела ей венки и они лежали на искусственной траве и смотрели на искусственное небо. Но они обе были счастливы в этом уродливом аквариуме для рыб.***
А Чонгук любил Юнги.Позволь мне утонуть в тебе, Пока эти падающие звезды Не растворяться в потоке времени На твоих ледяных губах
Они росли на одной ферме. Там было еще много детей, ярких и тусклых, талантливых или уже точно обреченных на смерть. И Чонгук там был, и Юнги, и девушки. Юнги был самой яркой звездой. Хотя и светил не для Чонгука, Солнце не видело маленькой звезды Юнги, что так старалось коснуться ее света. Чон знал, что Юн даже не удостоит его взглядом, но его одержимость всегда брала вверх.Читай мою душу, Да, мою душу. Даже если твои холодные слова Оставят шрамы у меня под глазами Пусть они остануться у тебя на языке Ты можешь разорвать меня на части
Юнги легко можно было вывести из себя и Гук это знал. Юнги научился плести венки для Суен из самых красных цветов. Чонгук топтал эти венки, такие красные-красные. А Юнги в ярости бил Чонгука и его разбитое лицо окрашивало лужок в такой же красный-красный цвет. Чон был счастлив, он безумно смотрел в яростные глаза напротив и заливисто смеялся, кромсая детскими кулаками челюсти и получая тяжелые удары от его звезды. Он смаковал вместе с кровью на языке это мизерное внимание напополам с ненавистью.Заметь мою боль И исцели меня прямо сейчас Чтобы унять мои страхи Я утону в тебе
Голос у Чонгука был певучий, раскатистый. Он сладкой истомой заползал в уши, обвивал своими черными нитями тонкие ребра и целовал сердце всякого, кто слушал его. Юнги отринул свое сердце уже давно. Оно умерло вместе с Суен.Я устал от этих ночей, которые предстоят, От того, что меня поглотит тишина От твоего пристального взгляда, в котором я вижу себя
Мора с Суен пели о вечной любви и не хотели умирать. Мора была слишком непримечательной, тусклой для гостей, для мелких тварей, грузно копошащихся у сцены, восседая на развалившихся стульях. Ее расстреляли прямо на сцене, где она, крепко ухватившись, как за последнюю соломинку в безумном потоке, руку Суен. Белое платьице и белые кудри, аккуратно ниспадавшие на плечи, резко и безобразно окрасились в красные-красные цветы, любимые Моры. Суен мертво осела на холодный, мокрый от крови пол и, поелозив по нему руками, закрыла ими лицо. Ее аромат оседал. А Юнги от боли метался стреленой птицей по клетке, разрывая ладони о холодные прутья.Поглоти меня Да, меня
Ничего не хотелось, зрительный зал молчал. Сейчас снова начнется партия Мина, но он не будет, он не станет. Он даст пулям пройти сквозь нежную кожу, разорвать нервное, тревожное тело. Он пойдет к Суен, возьмет ее прозрачные руки в свои холодные ладошки и будет околцовывать осторожными, пугливыми поцелуями засохшую кровь на ее ладонях, бесконечно извиняясь, что полюбил.Под эту вечную мелодию Мы танцуем лицом к лицу с нашей историей
Гук бездумно смотрел на липкую толпу, безмолвно скребущуюся о сцену. И ждал. Ждал, когда Юн продолжит партию. Ведь он выиграет, естественно, а Чонгук умрет у его нежных ног, может, только тогда что-то промелькнет на дне глаз, затмевающих метеориты и поглощающих тьму. Но Юнги не продолжил, он опустил голову и закрыл глаза, ошейник душил шею.Затерянной в объятиях вечности Пока эти падающие звезды Не растворятся в потоке времени На твоих ледяных губах
Как будто завязнув в меду, остановив время, медленно, с глухим стуком, ударился микрофон о гладкую поверхность. Он больше не поднимется никем, да и не нужен больше. Чонгук побежал, побежал в другой конец сцены за концом, его белый удлиненный костюм фантомной болью изящно развевался за ним. Его звезда никогда не умрет, она будет светить, пока все звезды не погаснут, пока не закончится кровь на земле, пока не закончится Чонгука любовь, а она не закончится, переплетаясь с бесконечно вечным временем.Читай мою душу Да, мою душу
Он схватил Юнги за горло и начал душить. На нервы не осталось желания. Мин просто закрыл глаза. До искр в висках больно, кислород забирал с собой, клевал глаза и мерзко шипел в уши, сердце металось, болезненно, до крови, до плоти, тыкаясь в острые ножами ребра.Я устал от этих грядущих ночей Быть поглощенным тишиной
"Пожалуйста". Чонгук прильнул, сжал его губы, касаясь лепестков его розы, мягко своими шершавыми, искусаными по нежным, мягким, вечным, Юнги сопротивлялся, а Гук толкался глубже, искал чувства, мягко кусая и оцеловывая кровавые раны, прощаясь. Чон в поцелуя поднял взгляд на табло. Он проиграл Юнги ровно 4 очка. Он отстранился, опять грубо взяв его за шею, Юнги ошарашенно смотрел на него, в голове ничего не осталось.В твоем взгляде, в котором я вижу
Послышались первые выстрелы. Сначала ожогом пропустило бок, белый костюм ярко заалел. Дальше пуля раздробило плечо, руки ослабли и Чонгук отпустил. Он закашлялся, орошая новой кровью холодный металл под ногами.Поглоти меня Да, меня
И заулыбался. Юнги смотрел только на него, с бесконечным перечнем чувств. – ...наконец, ты взглянул на меня, моя звезда