Сядь на стол. Он выдержит.

Горячие, чуть влажные от выступающего пота ладони проходятся по шее высокого светловолосого мужчины, своей силой и чуткостью смывая все волнения и переживания; стирают с кожи давнюю боль, отмывают от тревоги — пытаются помочь. Попадают под футболку, сминают в пальцах мышцы, разминают их — хочется расслабленно и сдавленно выдохнуть, опустить голову и грохнуться тяжелым грузом вниз — на кафельную чёрную плитку кухни. Слабое, тёплое дыхание дотрагивается до уха; мурашки преследуют позвоночник, так расслабленно и тихо остывают на разгоряченном теле. Саймону Райли давно не было так приятно. Тихий шёпот на совершенно непонятном порой диалекте просит не напрягаться и дать ему продолжить. Глаза мужчины плотно закрыты, ресницы трепетно подрагивают от накатывающих оглушающими волнами эмоций: неужели простой массаж может вызывать такую реакцию? Или всё дело в этих сильных, грубых руках, так тщательно проминающих каждую ноющую мышцу? Да, именно в них. Дело в силе. Когда ты всю жизнь отдаёшь свою, черпая ярость из войны и битв, твоей личной начинает просто недоставать. Ты не можешь всадить себе дополнительного разряда простой человеческой силы, чтобы она давала разрядку. Только чужие сильные руки и на удивление мягкие пальцы могут доводить до такого состояния: чуть пригнувшись к столу, Саймон дёргал коленкой, ударяясь о поверхность столешницы — ещё немного, и набьёт синяк. Райли прикрыл глаза ещё сильнее, зажмурился до белеющих перед ними пятен, но старательно держал в груди стон. Это уже не сон. Он действительно попросил Мактавиша сделать ему массаж. Ну, как попросил: несколько раз прошёл туда-обратно по общей комнате, матерясь на боль, и Джон, скучающий за книжкой, почему-то воспринял это как призыв к действию. «Не переживай, я не сломаю тебе гортань. Постараюсь. Я почти всю жизнь помогал своей младшей сестрёнке с массажем шеи» — так сказал Мактавиш, и в тот момент Райли действительно воспринял это как «просто массаж». Но сейчас, в эти моменты, когда пальцы сержанта так крепко и жадно сминали кожу, а ноги Саймона почти ныли от дрожи и напряжения, ему хотелось издать хоть один звук. Один единственный звук, который не нёс бы в себе истинную причину — просто чтобы не спугнуть Мактавиша. Но врать тоже было бы бесполезно. Находясь под таким аффектом, даже приоткрытый в удовольствии рот оказался бы решающим мимическим жестом — да, он бы точно вогнал Джона в краску. Но Джон молчал и, о, Боже, ничего, совсем ничего не говорил. Его не отвлекала даже бьющаяся об стол коленка — всё-таки Саймон был высок, — и не реагировал ни на что. Единственное, что тяжело было скрыть — дыхание. Если бы Райли не выдыхал и не втягивал так глубоко воздух, то давно бы задохнулся и потерял сознание. Руки шотландца пустились по плечам вновь, проникая под футболку и касаясь разгоряченной кожи; большие пальцы двинулись к кадыку, и Саймону пришлось поднять голову. Теперь он, с закрытыми глазами и чуть приоткрытыми в дыхании губами, молился о том, чтобы Джон молчал. Райли не было стыдно, нет. Он скорее был потрясен собственной реакцией. Не только физической, но и моральной. Какая-то часть лейтенанта мечтала о продолжении — о том, чтобы Мактавиш снял с него футболку и сел напротив, двинув стул ближе. Чтобы это не был секс, но… — Ты спишь? — шепнул чуткий шотландский акцент у самого уха, словно треснул пальцем по тоненькой корке декабрьского льда. — Нет. — напряженно, но чистым голосом ответил Саймон. Он покраснел, судя по ощущениям, и теперь хотел широко улыбнуться. — Расслабься, пожалуйста… — горячее дыхание в смешке опалило щеку, когда Джон ободряюще встряхнул Саймона за плечи, и тот, выплыв из мыслей, кивнул. — Сестрёнка всегда засыпала. Вот я и подумал, что… Райли промолчал. Разговоры о семье Мактавиша помогали отвлечься от чувства восхищения и возбуждения по телу. Эрекция уже заметно портила вечер, но сержант бы этого не заметил. Ноги Саймона не просто так бьются о столешницу, но Джон лишь единожды усмехнулся на это, подумав, видимо, что всё дело в мурашках. — Тебе нравится? — спустя пару минут тишины спросил Джон. Его ладони медленно гладили плечи, стянув слишком неудобную и обтягивающую футболку так, что где-то ворот врезался в кожу вместе с цепочкой от жетонов. Саймон сглотнул, усмехнувшись. Ещё пара движений — и его член дёрнется в ответ вместо слов. От осознания пришлось шаркнуть кроссовком по полу. — Понял. Молчу. — цокнул Джон. — Да, чертовски. Мне чертовски нравится. — Райли решил, что лучше бы идти напролом. Так или иначе, он старше, так что зелёный Мактавиш не сможет его ни в чем упрекнуть. Мысль плохая, но уже было слишком поздно — своими руками сержант доводил до такой мощной реакции, что хотелось биться головой об стол. — Это… Приятно. — Джону не удалось скрыть оттенок смущения в голосе, и это укололо лейтенанта ещё сильнее, — У тебя… целая россыпь родинок и… Нет-нет-нет-нет-нет… Саймон чуть склонил голову, и Джон замер. Он оставил руки — одну на шее, другую — на груди, чуть сгребающую цепочку с жетонами, блеснувшими в темноте кухни. Время не замерло, вовсе нет. Просто в этот момент оба поняли, что происходит, и оказалось, что всё это не похоже на дружеский массаж. По крайней мере, у Саймона давно и плотно стоит — и ничего более красноречивого уже не найти. — Можно я сниму с тебя футболку? — пальцы Мактавиша легонько мазнули по волосам на груди лейтенанта, и тот кивнул, один лишь раз, но чётко, хотя и не подозревал, что всё ещё был на такое способен. — Снимай. — Райли не выдержал и попросил вслух. Мактавиш, — это было слышно по сдавленному вдоху, — такого не ожидал, а вопрос задавал исключительно для проверки. — Снимай. — повторил лейтенант, и та самая тонкая грань начала трещать под натиском ситуации. Массаж закончился — это было ясно обоим. Саймон неспеша поднял руки, позволяя сержанту стянуть с себя футболку. Спустя секунду она оказалась на столе, скомканная, чёрная. Он откинулся на спинку, открыв глаза и поймав себя на том, что в них всё плывет от находящего волнами возбуждения. Мактавиш вернул руки, но теперь не сжимал и не спешил — он гладил. Медленно, мучительно осторожно, словно по минному полю. Будто боялся найти что-то, что остановит этот момент. Они не могли встретиться взглядами, да и это было бы… странно. Но Саймон хотел. Хотел бы увидеть, как меняется в лице подопечный, как туда-обратно скользит кадык под кожей. Какие эмоции он испытывает. Ведь сам Райли погибает от того, насколько чуткими и выверенными кажутся его руки. — Джонни, твою мать, что это такое… — он несдержанно выдыхает, почти вслух выстанывая, когда ладонь Мактавиша оказывается на его лице. Пальцы под подбородком, мягко гладят щетину, а край большого — касается губы. — Скажи, когда нужно остановиться. Я просто хочу попробовать. — Меня? — сглатывает Райли, но ноющий в штанах член уже дёргается, а голова идёт кругом. — Тебя. Мактавиш звучит не жалостливо. Он уверен в том, что делает. Они оба трезвые, наедине. Никто не помешает. Свободной рукой Джон зарывается в светлые отросшие волосы, мягко оттягивая на себя, но не спеша грубить. Он опускается, касаясь губами лба лейтенанта, затем целуя висок. По спине Райли бежит уничижительная дрожь, от которой хочется вздрогнуть, словно от удара током. — Это называется «форменное издевательство». — сообщает Саймон, закатывая глаза от ощущения чужих губ, горячих и влажных, на такой же мокрой от пота коже. — Я же сказал — попроси остановиться. — Не попрошу. — строго произносит лейтенант. Джон немного, лишь на долю усиливает хватку, которой держит за подбородок Саймона; есть небольшая грань между подчинением и окончательным сумасшествием — и её никто не переступает. В Мактавише, безусловно, есть огонь, который он боится показывать и выпускать. Огонь этот разрушает одно, но помогает строиться другому — чему-то более желанному. — Я хочу тебя, Джонни. — говорит Саймон совершенно серьёзно, и исследование пальцами родинок прекращается. Джон облизывает губы, щёлкает языком. — Что мне сделать? — шепотом спрашивает сержант, но сам отпускает его и проходит к столу. Теперь они видят друг друга. Оба смятенные, покрасневшие и с блестящими глазами. Напряженные настолько, что вот-вот сорвутся и что-нибудь разнесут — не специально, так совершенно случайно. — Ты считаешь нужным это обсудить? Пошутить, например? — задает вопрос Райли, на что Мактавиш качает головой. — Нет. — Тогда сядь на стол. Он выдержит. — теперь голос лейтенанта путается в шепоте, а в горле першит от волнения. На лице Мактавиша отражается самое неподдельное удивление. Он шокирован, но в следующий момент, чуть прищурившись, облизывается. Райли и сам хочет мотнуть головой, лишь бы понять — всё это сон, иллюзия или реальность? Он поднимается со стула, берёт футболку и подходит к Джону, сначала вглядываясь в голубые глаза. Тот покорно поднимает подбородок и наклоняется. Футболка летит на край стола, а Мактавиш садится на него, отклоняясь под напористым лейтенантом, склонившимся и жадно хватающим за туловище обеими руками. Интимность массажа перебилась жаром желания, оглушительным всплеском адреналина. Мактавиш протянул руку к ремню мужчины, отвернув голову в сторону так, будто вот-вот скажет что-то глупое. Его наголо бритый подбородок Райли хочет искусать, но это будет… слишком. Поэтому он трогает раскрытым ртом рот сержанта, давит губы в губы и сдавленно стонет, наконец-то отдаваясь всему, что так долго умоляло. Он целовал глубоко и грубо, почти голодно хватаясь за губы, не давая поцелую прерваться ни на секунду. Считал в голове, сколько раз Джон сдержал стон, и сравнивал с собой. С тем, как сильно сейчас кусает, с тем, насколько ещё хватит их обоих. Рука Джона проникла под джинсы и бельё. Теперь он сжимал член Саймона, размазывая смазку и заставляя дёрнуться в поцелуе. Райли замычал, раскрывая широко рот и горячо, сбито дыша. Мактавиш лизнул его открытый рот, словно чёртов верный пёс, и пустил язык, захлебываясь и ёрзая на столе так, будто вот-вот мог свалиться. — Блять… — прохрипел Райли, когда хватка шотландца на его члене усилилась, а движения, плавные и неторопливые, начали отуплять. Он мог только прикрыть глаза, продолжая ловить мокрые поцелуи сержанта, всё ещё не в силах поверить в реальность происходящего. Джон что-то прошептал. Что-то матерное, грязное, может глупое, но Саймон не слышал. Он уже кончил, рывком вытирая руку Мактавиша собственной футболкой, отчасти жалея, что всё произошло настолько быстро. — Что ты сказал…? — также тихо шепнул он ему на ухо, — Джонни…? — Сказал, что мне нравится. Ты совсем другой. — Какой же? — Райли ткнулся носом в бритый висок Мактавиша и поцеловал скулу, — Говори… Джон сжал пальцами шею лейтенанта и жадно втянул воздух. В этот же момент Райли прижал ладонь к его ширинке. — Открытый. — Нет, там другое слово… — цокнул Саймон. Он всё ещё подрагивал, но теперь в глазах не кружилось. Его рука была на паху Мактавиша, и его член упирался в неё слишком сильно. — Сексуальный. Дерзкий. Горячий. Джон говорил напряженно. Его веки дрожали, а рука обхватила Саймона так, что места между ними совсем не осталось. Дыхание, тёплое и частое, смешалось. — У меня есть приказ. — сказал Райли, и Мактавиш замер. — Какой? — Я — первый и последний, кому ты делаешь такой массаж. Уяснил?