***
рич бро я забрал твой рюкзак ты зачем ушел але? и ударил ваще зачем классуха твоей маме звонила пизда те 15:23вы
да похуй, с мамой разберусь
спасибо за рюкзак, щас я к тебе пригоню и заберу
я не хотел его бить
нет, хотел, но
15:24
рич ах эта ревность 15:24вы
да просто обидно мне, что она выбрала этого
и вообще, я думал, что сплю…
15:26
рич аххаха спишь лады понял но ты ко мне не иди щас я сам подойду 15:26вы
легенда
спасибо
15:27
ричард подошел через минуты две, отдав брошенный в школе рюкзак и еще удар по затылку за брошенного в школе друга. роди неловко пожимает плечами, но тот отмахивается и быстро уходит, говоря, что у него какие-то дела. парень расспрашивать не стал и зашел обратно в дом. теперь роди не знает, что ему делать совсем. текста для песен не идут — в голове остался только рой мыслей о бывшей девушке и слезливые воспоминания, которые в слова не вяжутся, — а играть родные забытые аккорды и не хочется. да и смысла ноль — больше некому. голова тяжело падает на подушку, а ноги приходится поджимать, потому что кровать уже маленькая. но роди помнит, как манон легко в ней умещалась, кладя голову на грудь парню. еще помнит, как она любопытно рассматривала приклеенные на стену листки из блокнота со стихами и песнями, которые были посвящены только ей. она всегда смотрела на них так, будто они дороже всей вселенной, будто каждый листок на вес золота. так и есть, роди считал их особенными, потому что писал о ней и для нее. да и сейчас считает их особенными. на них все также много букв и все измазаны чернилами, но теперь они совершенно пусты. роди не смог выкинуть их после расставания, что делает ему еще больнее, возвращаясь домой каждый раз. маленькая слеза почти стекла по его щеке, но неожиданный звонок домашнего телефона спугнул ее, и она исчезла. очень странно, что звонят на домашний, когда никого, кроме него, дома нет. может, это классная хочет отчитать его, если родители на работе не взяли трубку? а если… если это манон? она заблокировала его во всех соц. сетях и во всех мессенджерах, чтобы роди ей больше не спамил, и поэтому решила позвонить на домашний. он тут же вскочил с кровати и побежал в коридор, едва не упав. — алло? — в ответ тишина. — кто это? манон, это ты? — с надеждой в голове произносится. он уже был готов положить трубку, когда кто-то тихо вздохнул на той стороне. и ламори был готов поклясться, что услышал вздох манон. — манон! это правда ты? — роди вцепился в телефонную трубку двумя руками и почти кричал, — прости, пожалуйста, прости меня. за все, что я тебе сделал и за все, что не сделал. умоляю, давай попробуем еще раз! мне очень жаль, что ударил твоего… — жмурит глаза и запинается, — того парня. это вышло на эмоциях и я… я не хотел! но, послушай, просто послушай, — будто она и так не слушает его монолог, — я считаю, что он не достоин твоих чувств. ты же видела его, он такой грубый, мертвый и холодный, ему никто не нужен, даже ты. роди не знает того парня и судить о нем не может. лишь с разных слухов, что пускает о нем школа, он может построить мнение о нем. он это и делает. даже если оно ошибочное, роди не жалеет о словах, пытаясь доказать манон, что он намного лучше. даже если это не так. — он тебя совсем не знает, — продолжает парень, — он ведь совсем тебя не знает… а я знаю! я знаю, манон. знаю, что ты потрясающая, любящая, нежная, самая-самая. знаю, что у тебя созвездие из родинок на спине, знаю, что ты ненавидишь грустные фильмы, потому что много от них плачешь, знаю, что ты всегда спишь с открытым окном, потому что у тебя непереносимость жары, знаю, что не пьешь кофе и любишь чай с мелиссой, потому что он тебя успокаивает, знаю, что… — и если бы не разделяющее их расстояние, роди расплакался бы в объятиях манон, но сейчас ему остается лишь сдерживать себя, — знаю, что ты все еще любишь меня. надеюсь. ему не отвечают. после длительного монолога, запыхавшийся роди, что не прекращал говорить и секунды, ответа не слышит. манон все также вздыхает в трубку. потом он слышит какое-то шуршание на другом конце и чей-то приглушенный голос. кто-то кричит на нее. — манон? все хорошо? если это опять отец, то ты всегда можешь прийти ко мне и мы, как раньше… — роди не успевает договорить. звонок сбрасывают. проходит еще минута после этого одностороннего диалога, а парень все еще стоит в коридоре и накручивает телефонный шнур на палец. что это было? он не понимает почему манон позвонила ему и молчала, но знает, что она его слушала. может, она хотела, чтобы он высказался ей или хотела услышать его очередные извинения — роди не знает. но он немного счастлив. если она первая позвонила, пусть и молчала, значит, у них еще есть шанс. и с мыслями, наконец позитивными, он вновь ложится на кровать, подогнув ноги к коленкам (кровать все еще маленькая). он думает о своей бывшей девушке весь день и вечер, представляет сценарии в голове, как дарит ей цветы, и она, наконец, прощает его. в голову лезут зарифмованные строчки, что он готов вновь ей посвятить, и воображает звучание гитары, что споет ей на выпускной. потом с улыбкой на лице он слышит, как открывается входная дверь, и притворяется спящим, чтобы мама его не отругала за прогул. он выжидает пару минут, но ничего не происходит. а затем дверь в его комнату резко открывается, от чего он немного вздрагивает. мама с минуту молчит, оглядывая спящего сына, потом тяжело вздыхает и шепчет едва слышное «балбес». закрывается дверь и ламори тихо хмыкает, проваливаясь в сон.***
окрыленный небывалой верой, роди приходит в школу за полчаса до начала уроков и стоит у ворот. он ждет одну-единственную, от которой сердце всю ночь билось сильно. она всегда приходит рано — он помнит. поэтому встал пораньше, поэтому ждет. и наконец видит ее силуэт. манон идет на другом конце улицы в своем любимом бежевом платье с цветочным узором. в нем она праздновала свой день рождения вместе с роди в кинотеатре. а еще она была в нем, когда говорила ему: «ты не готов к отношениям». спустя три года. роди хочет бежать к ней прямо сейчас, через толпу школьников, подхватить, как раньше, за талию и кружить-кружить-кружить. но успевает он только оттолкнуться от забора, как к манон кто-то подходит. конечно же, шарбонно. ричард милостиво напомнил ему, какого же парня он вчера ударил, а роди, забыв случайно его имя, не желал вспоминать. пришлось. шарбонно, оказывается, стоял недалеко от него, возле пешехода у поворота, поэтому среагировать он успел быстрее на появление девушки. он держится на расстоянии, даже не берет ее за руку или не тянет руки, чтобы обнять — соответствует своему образу мертвого и холодного, — а ламори его не понимает. перед ним такая девушка, между ними буквально расстояние меньше вытянутой руки, а он лишь что-то ей говорит безэмоционально. почему? парень хочет кусать локти, хочет прояснить ситуацию, — зачем ты звонила мне вчера, если сегодня ошиваешься с ним? — но ему остается только пнуть маленький камень под ногами и пойти в другую сторону, даже не в школу. он не понимает ее действий, не понимает почему все так. но надеется, что просто не до конца что-то осознал. роди пару раз агрессивно трет глаза и давит на виски, чтобы все еще сонный разум наконец проснулся. манон обязательно все ему объяснит сегодня. обязательно скажет, что беспокоилась за него вчера, от того и позвонила. скажет, что простила его и готова начать сначала. иначе роди не вынесет.вы
я иду к тебе навстречу
быстрее выходи, вместе до школы пойдем
08:02
рич бро я только встал 08:05вы
быстрее
08:05
— пиздец… может, она, ну… — ричард пытается подобрать слова, чтобы не задеть роди, — ну, и к тебе, и к нему? или играется с тобой. ни задеть не получилось, поэтому ламори хмурит брови и зло говорит: — нет, манон не такая. — не-не, я не спорю, просто это странно. это странно — роди согласен. поэтому ему, во что бы то ни стало, надо с ней поговорить. сейчас был хороший шанс, но этот несчастный все испортил. ричард переводит диалог в другое русло и рассказывает о том, как он помогал вчера отцу с ремонтом машины. говорит что-то про поломанный двигатель и сдутую кем-то шину — роди слушает, но не вслушивается. все его мысли, как всегда, принадлежат манон. он лишь надеется, что сможет выкрасть немного ее времени сегодня. под разговоры обо всем, друзья доходят до кабинета прямо со звонком, садятся на свои места, и глаза роди тут же находят девушку. он не может ее отпустить. если отпустит — потеряет мир и вечное, а этого допустить он не может. поэтому: — манон… — неловко подходя к ее парте до того, как она успеет убежать в другой класс, он аккуратно касается ее руки, — мы можем поговорить? девушка тупит взгляд в пол, тут же отдергивая руку. молчит с секунду, а потом кротко кивает. — роди, если ты опять заведешь старую пленку… — но, манон! — прерывает ее на полуслове, — я не понимаю. ты звонишь мне вчера после школы, молчишь в трубку и слушаешь мои сопли, а потом идешь почти под ручку с этим. — он взмахивает рукой в воздухе и кислит лицо, — я думал, раз ты позвонила, то у нас есть шанс. я надеялся… манон смотрит на него. роди был готов продать всю вселенную за эти глаза и этот взгляд, будто предначертанный только для него. готов был продать собственное сердце. все еще готов. — роди, ты с ума сошел? — она распахивает глаза и выглядит до жути удивленной, — какой звонок? какой шанс? потом вздыхает. да так горько, что парень почти поверил, что ему все приснилось. почти поверил, что вздох, услышанный вчера, принадлежал не ей. — не звонила я тебе вчера. тем более вчера, после того, что ты сделал… это ужасно! как ты вообще додумался ударить винсента?! — манон прикрывает глаза то ли от злости, то ли от разочарования. — пойми, роди, мир на мне не заканчивается, — это ложь, — ты должен жить дальше без меня и думать о себе, — но как я могу? — здесь мы ставим точку. пожалуйста, не подходи ко мне больше и не ищи встреч, не пиши и не звони. это будет лучше для нас обоих. у нас больше нет шансов. мы расстались. и она уходит. выходит из кабинета и идет к параллели, роди уверен. но сейчас у него слишком много вопросов в голове, а ответов слишком мало, чтобы достойно функционировать. ричард, видя всю трагедию друга, лишь подходит к нему и ободряюще хлопает по плечу. не помогает. — это правда конец? — вопрос ни к кому. просто в пустоту. — это был конец еще тогда, — отвечает ему пустота. он это знал с самого начала, но принять не мог. до сих пор не может. как ему жить без нее? как жить без той, кто даже сейчас произносит его имя с неизменной нежностью в голосе? как жить без той, чье имя написано у него на каждом листке блокнота? как жить без той, которая из головы никогда не вылезает? как жить ему без манон? он не может поверить в конец — никогда не верил, если говорить на чистоту. когда она сказала ему в первый раз о том, что им нужно расстаться, роди до последнего уговаривал ее остаться. и она оставалась. а потом поняла, что они обречены. что счастья у них не будет, пока роди думает только о ней — это даже не метафора. он отдавал манон всего себя всецело, ни минуты о ней не забывая. писал песни, стихи, портреты — и все о ней. он хотел закончить школу и пойти с ней в один колледж, жить вместе и миллионы других планов на будущее. а будущего у них, оказывается, не было. он давал столько внимания, что было чересчур. слишком. манон нравилось, когда роди подмечал самые малейшие изменения в ней, но этого было через край. очень много для одной нее. она не хотела, чтобы человек забывался в ней полностью, не думая о себе — потому так и поступила. рассталась с роди, когда еще не стало слишком поздно. или стало. — эй, бро, тебя спрашивают. — а? — заплутав в своих мыслях, парень пропал на весь день, а когда очнулся, то даже не знал, какой сейчас урок. — блин. — ламори, так что вы думаете об этом? — ну, я считаю, что это очень… странно. с одной стороны, наверное, кому-то такое по вкусу, а с другой — для меня это непонятно, — неся какую-то ересь, роди пытается отвязаться от учителя. — хм, — кивает учитель, — вы правы, это не для всех, ведь одни думают, что… проморгавшись, роди садится обратно за парту и вздыхает, радуясь тому, что сумел выкрутиться. он заставляет себя не поворачиваться направо, чтобы не смотреть на свою… одноклассницу. — эм, ричард, а какой у нас урок? — литература. тогда роди повезло. учитель литературы к нему снисходителен, потому что это почти единственный предмет, который он понимает и который ему нравится. помимо физкультуры. парень сам был очень чувствителен к текстам, что пишут великие. сам таким быть хотел, посвящая все одной-единственной. он из-за этого очень сблизился с учителем литературы, постоянно оставаясь у него в кабинете после уроков, чтобы тот взглянул на буквы, написанные роди, и дал совета. помогал срифмовать строчки, добавить яркости и просто оценить его творения с нейтральной стороны. ламори мог бы даже сказать, что они с ним подружились. учитель на мгновение прикрывает глаза и глубоко вздыхает, косясь на пропавшего на уроке ученика, но ничего не говорит, будто все чувствуя. роди благодарен ему за это, а потом звенит звонок, и он покидает класс. выбегает из школы, щуря глаза от назойливого солнца, и прикрывает рукой лоб. где-то здесь, успев выбежать быстрее него, должен стоять ричард, чтобы они пошли гулять в центр, как договаривались еще на прошлой неделе (ричард предложил это, чтобы помочь развеяться и хоть немного отвлечься от мыслей о манон). но не разбирая дороги и людей, роди врезается в несчастного прохожего. — ой, изв… — слова извинения почти выскользнули из его рта, но увидев, кто перед ним стоит, он быстро сглотнул. — так хочется еще раз меня ударить? — спокойно, немного кривя уголок рта, говорит шарбонно. — нет. не хочется. винсент приподнимает брови, — его излюбленный жест? — и как-будто хочет сказать что-то еще, но молчит. роди не желая находиться дольше одной секунды рядом с ним, быстро шагает к воротам, ища друга. ламори знает, что винить другого парня в остывших к нему чувствах манон, он не может. но зная, что она предпочла этого камня, ему… становится обидно. да, шарбонно объективно красив, каждый прохожий это подтвердит: у него идеальная осанка, кожа хрустально бледная, телосложение изящное — настоящий аристократ, за которым бегают все девчонки. и будто насмехаясь над всеми остальными, он выбрал учиться в обычной школе, хотя с его-то семьей он спокойно мог выбрать частную. в общем, в своем большинстве, роди недолюбливает винсента именно по причине чужих чувств, а не из-за самой его личности. да, много слухов о нем ходит, и он даже опирался на них, когда говорил с манон (манон ли?) по телефону вчерашним днем, но он, в целом, не любит опираться и строить личность человека на них. слишком много разных факторов могут влиять на жизнь человека, о которых никто не знает, но все будут продолжать толкать свое мнение и мифические слухи, только чтобы удовлетворить свое эго. роди такое не нравится. — жесть ты долго, — появляется ричард где-то справа, — я уже без тебя хотел идти. ламори смеется, когда друг начинает шутливо бить его по плечу за задержку. они держат путь на остановку, чтобы добраться до центра, а оттуда, на обратном пути, заскочить в какой-нибудь автомобильный сервис для отца ричарда. они стоят на переходе и ведут диалог об артисте, который в этом месяце приезжает к ним в город, но друг неожиданно прерывается. роди непонятно на него таращится, а потом переводит взгляд за спину, куда непрерывно смотрит ричард. манон. с шарбонно. «как удивительно» — проносится в голове ламори с неожиданной усталостью. может, он был бы рад вновь увидеть манон, когда она одна, в своей красивом бежевом платье, шла бы в его сторону. но точно не тогда, когда рядом с ней ошивается кто-то еще. самое болючее тут то, что они направляются прямо к ним. роди молится, чтобы светофор загорелся быстрее. и когда нежный голос манон приближается настолько, что он может разобрать слова, которые она произносит, зеленый наконец загорается. тогда он хватает ричарда за руку и так стремительно, как только может, бежит через пешеход. это выглядело странно, роди знает, но он готов убежать на край света и быть странным, только чтобы не видеть их вместе. только чтобы снова не причинять вред своему незажившему сердцу. они молчат всю дорогу. настроение роди вновь испортилось, а ричард уже истратил все слова, которыми мог хоть как-то развеселить друга. поэтому они молчали. но когда спустя двадцать минут автобус привез их к нужному месту, роди заговорил первым. — сейчас бы похавать чего-нибудь, — неловко говорит он просто для того, чтобы разбавить атмосферу. — да, — быстро соглашается ричард, — погнали на фуд-корт сначала? — не, ты же знаешь, я на мели. мне только на проезд хватает, — как обычно, ведь для роди это и правда обычно, отвечает парень. ричард смотрит на друга с хмурыми бровями и приоткрывает немного рот, высказывая все недовольство одним лицом. — ну что? — не выдерживает ламори. — я не говорил, чтобы ты тратил свои деньги. сначала тот стоит в непонимании, но потом догоняет о чем говорит друг, и довольно соглашается бесплатно покушать. ричард никогда не брал с роди денег, никогда не упоминал о материальном состоянии его семьи — это было неинтересно и незачем. ему хватало знаний о том, что роди всегда экономил деньги (почти всегда для манон) и никогда не заходил в магазин на большой перемене, чтобы понять, что с деньгами у него туго. роди часто себе в чем-то отказывал, но никогда не показывал кому-то, что ему из-за этого не по себе. а ему очень даже не по себе каждый раз. поэтому они быстро направляют на верхний этаж и присаживаются за столик, чтобы подумать. потом останавливаются на пицце, и ричард идет делать заказ. пока друг уходит, роди осматривается вокруг и отмечает большое количество школьников и студентов. а еще много пар. это напрягает, когда каждая светлая и темная макушка напоминает тебе о… неважно. ричард приходит спустя минут десять или пятнадцать, они недолго едят, а потом отправляются вниз и решают просто побродить по центру, чтобы не спечься на майской жаре. забегают в пару магазинчиков, где ричард присматривает какие-то брелоки или еще какие-то ненужные, по мнению роди, вещи. он в таком смысла не видит, — пустая трата денег — но говорит хвалебные слова на каждую фигурку. потом по чистой случайности ричард видит баннер какой-то штуки и говорит, что ему нужно отойти, чтобы позвонить отцу. роди не понимает зачем ему отходить, но спокойно соглашается. уже вечерело, они бродили по центру несколько часов, разговаривая о самых нелепых вещах, но парень почувствовал себя лучше. он даже немного забылся в этом дне и не думал слишком часто о манон. он немного этому рад, но почему-то его этот факт еще и печалит. роди стоит посреди центра, мешая пройти людям, поэтому немного двигается, тут же натыкаясь на кого-то. нет, только не снова. — серьезно...? — в отчаянии шепчет роди. винсент оборачивается и вздыхает — почти не кажется удивленным. — серьезно? — повторяет вслед за роди, — ты преследуешь меня. роди от такой уверенности в голосе начинает кашлять. что за бред несет этот парень? но все-таки странно, что каждый раз он натыкается именно на него. ему даже приходит в голову мысль, что он правда его преследует. — нет, это ты… ай, отстань, — у него больше нет сил говорить с ним, да и, глядя на его лицо, вспоминается сразу манон. тогда шарбонно складывает руки на груди, будто демонстрируя превосходство над ним. роди не готов терпеть такое бессловесное унижение, которые дырявит его больше, чем вся жизнь в целом. поэтому он отходит от него. но что-то его удерживает. пройдя пару шагов, он оборачивается. винсент тоже пошел своей дорогой, но… — шарбонно, — это не назвать криком, просто немного повышенный тон, — почему ты? — тот останавливается, — почему она выбрала тебя? чем ты лучше меня? тем, что у тебя больше денег? или… всем? винсент поворачивается полностью, и не повышая тон говорит: — я не слышу, что ты там бормочешь. тогда роди смиренно опускает голову и сжимает в злости кулаки, — «забей» — вновь продолжает шаг и идет в сторону друга. шарбонно остается лишь смотреть ему вслед, как тогда в школе. и что сейчас, что тогда, кончики его губ приподнимаются, производя слова парня в голове снова и снова. — «почему ты?» — шепчет сам себе под нос. винсент остается на месте еще пару мгновений, провожает исчезающий силуэт роди за маленьким магазинчиком с едой, а потом немного склоняет голову, обдумывая случайную встречу. случайную ли? еще около часа роди зависает с другом в центре, пока часы не показывают семь вечера. ричард говорит, что им не нужно больше никуда заходить, потому что они уже что-то решили с отцом по телефону. тогда друзья, блаженно наслаждаясь весенним прохладным ветром, идут домой пешком. оказывается дома ламори в полдевятого, и мама уже, к сожалению, дома. ему не удается скрыться, и поэтому она устраивает ему нагоняй за вчерашний прогул. она не кричит, но ее недовольное лицо говорит само за себя, а еще это ее вечное «балбес», без которого она нормально обратиться к роди не может. да уж… после такого хорошего дня, настроение к ночи испортилось. еще и в густой тишине мысли стали громче, а силуэт манон перед глазами отчетливее. ему нужно перестать — он знает, но как же тяжко. для начала следует хотя бы выбросить исписанные любимым именем листы, портреты в зеленой коробке, и все остальное, что так давит на сердце. поднимется ли у него рука? — хочется надеется, что да. не успев удобно пристроиться на кровати, роди приходится подниматься, чтобы ответить на звонящий в коридоре телефон. он не думал о том, кто звонит или зачем — сегодня поводов не было. — алло? и — о, неожиданность — в трубку снова молчат. вчерашний день повторяется, только теперь из списка звонящих исключается манон. — ричард, ты? — все еще тишина — тупой розыгрыш и совершенно не смешной. хватит сюда звонить, если и дальше собираешься молчать — уставший от всего, ламори не собирается ломать голову, чтобы узнать кого-то, кто по ту сторону. — слушай, я даже не знаю, кто ты, но уже конкретно перед тобой облажался, когда подумал, что ты… — он не знает, как назвать манон вслух. не знает, как называть ее в мыслях, ведь «бывшая» звучит до одури больно, — другой человек и наговорил тебе соплей. неожиданно для парня, но он надеется на хоть какой-то ответ. может, ему настолько одиноко, что он был бы не прочь побеседовать с незнакомцем, а может, он просто хочет почувствовать себя менее неловким. а еще неожиданно то, что кто-то говорит: — все в порядке. одно предложение. три слова. одиннадцать букв. но мурашки от неизвестного волнения (страха?) побежали по коже парня. ему незнаком этот голос, он никогда его не слышал. или его память играет с ним злую шутку? роди отводит телефонную трубку от уха и пару секунд тупо пялится на нее, обдумывая происходящее. — так, — наконец выдавливает, — ты кто? мы знакомы? и от волнения пальцы тянутся вновь к шнуру, чтобы хоть чем-то занять себя в ожидании ответа. но его нет. ламори начинается казаться, что ему привиделся ответ от незнакомца, но голос был слишком реалистичен, чтобы одиннадцать букв стали просто воображением. — ладно, я понял, — вздыхает роди и не знает, что ему сейчас делать, — это все еще выглядит странно, поэтому лучше не звони мне больше. — кладет трубку. с какой стороны не посмотри, а все это — правда кажется странным. и сколько бы романов роди не перечитал с подобным особым знакомством, в реальной жизни это пугающе. поэтому стараясь задвинуть мысли на задний план, он ложится в кровать. мысли не задвигаются и из двух зол, ламори выбирает меньшее: думать о неизвестном «все в порядке», чем о «у нас больше нет шансов». следующая неделя проходит как в тумане, когда каждый урок их подгоняют к сдаче экзаменов и говорят, чтобы они готовились усерднее. парень знает, что, может, русский и литературу он сдаст, а вот математика и география (ему сказали, что это самый легкий предмет на выбор)… дело спорное. анонимные вечерние звонки продолжились, переходя (нехотя) в привычку, еще и обретя маленькую организованность — ровно в 22:30 роди уже стоял у телефона. он глупый, поэтому с дрожащими от страха каждый вечер пальцами поднимал трубку всякий раз, как раздавался звон. в ответ все также молчали, а роди, — от одиночества или чего-то другого, — болтал о произошедшем за день. еще из стабильного: случайные столкновения с холодным винсентом шарбонно продолжились, как бы роди от него не убегал. а манон… манон все чаще начала ходить в школу в своих красивых нежных платьях, крадя внимание каждого встречного. но, конечно, не роди — нет. он всего лишь мельком оглядывался на ее уходящую спину и постоянно тупил взгляд в пол, стоило ей пройти мимо. он правда пытался с этим справиться, но как назло пальцы всегда искали номер ее телефона в мессенджере и как назло вновь отправляли слова прощения с нижним предписанием «не отправлено». в общем, все шло своим чередом, а скучать по манон — неизменная стабильность у парня. когда настал выпускной, роди прорыдал весь вечер в подушку, решив не собираться с одноклассниками где-то в снятом доме (там была манон). он не слишком об этом жалел, ведь с ними и не особо много общался, а потому клеить его разбитое на части сердце — никто не собирался. первым экзаменом была география — роди сдался тут же, как его провели в аудиторию. но надеясь на шпаргалки в штанах, все-таки сдал несчастный бланк. с русским таких проблем не возникло, у него даже не было заготовленных ответов. математика с горем пополам тоже была сдана, а по поводу литературы он и не парился. и потом, глядя на свои «3», «5», «4», «5», — не сожалел. мама решила все за него, поэтому летом роди не думал ни о чем, уже зная, что пойдет получать высшее образование в школу. мысли о манон немного поутихли — немало времени прошло, да и голова была вся забита порой экзаменов. поэтому стараясь наконец очистить голову и болезненные воспоминания в доме — он снял каждый исписанные листик на стене. но выбросить не смог, лишь сложил в свою зеленую коробку и убрал высоко-высоко на шкаф, чтобы никогда не открывать (он все равно открывал). и все лето роди пытается развлечь себя прогулками, играми, разговорами — всем-всем-всем, главное, о девушке одной-единственной не думать. он даже находит себе компанию на все лето, без ричарда, потому что тот уехал в другой город, уйдя после девятого класса, случайно познакомившись с ними в конце июня на главной площади. они веселые, но парень знает уже сейчас, что дальше лета их дружба не пройдет. а еще он встречает винсента каждый раз, когда выходит на улицу. роди видит все больше странностей в таких закономерностях, но продолжает их игнорировать или принимать за судьбу — может, шарбонно, на самом деле, не такой мертвый, как о нем говорят (как сам о нем отзывается). и даже пытается пару раз с ним поговорить, но выходит скомканно: — как говоришь тебя зовут? — спрашивает винсент. — ты серьезно…? — я же не ты, чтобы знать всю подноготную человека, основываясь лишь на слухах, — как бы невзначай упрекает тот. — ну… — чешет затылок, не обращая внимания на чужие слова, — в общем, я роди. — оди? у меня собаку так звали. —… как можно понять, разговоры у них не шли. ламори пытался найти контакт, забыв о его связи с манон, чтобы больно себе лишний раз не делать. и это получалось, потому что, проведя все лето без их пары, он даже стал забывать, что они общаются. а потом, в конце августа винсент случайно попал в ту самую новою компанию друзей роди. это вышло как раз из-за ламори, потому что он вновь увидел шарбонно, и решил подойти поздороваться (он все еще не знает зачем), а друзья увязались за ним и… в общем, вот так сложилось. сначала было весьма неловко, потому что тот не ожидал такого, но после начал даже сам вникать в диалоги и что-то говорить. хотя, зная роди более-менее ближе всех, винсент старался держаться рядом с ним. ламори немного позабавил этот факт, но был не против. он бы не сказал, что они смогли подружиться в одно это мгновение, но винсент хотя бы больше не начинал их диалог с «опять ударить хочешь?» а потом перейдя в десятый класс, когда всю параллель объединили в одну группу, роди вспомнил все, что случайно забыл. шарбонно, конечно же, сдал все экзамены на твердые пятерки и остался на высшее, а манон, которая мечтала поступить в престижный колледж, конечно же сидела рядом с ним. десятки спокойных ночей без мыслей о манон пропали зря, потому что стоило роди увидеть ее, как сердце тут же бешено о ней забилось, как тут же резко ему поплохело. и этот каменный винсент, что при каждом разговоре с манон, начинал коситься в его сторону. он кидал ему непонятные взгляды, которые роди ошибочно интерпретировал, как насмешки. бежать было некуда, а опора в виде ричарда пропала. «как ты мог бросить меня в десятом классе совсем одного?» — писал каждый вечер ему роди, на что тот отвечал простое: «держись, бро». держаться было не за что, поэтому ламори убегал на переменах во двор, стараясь там спрятаться от назойливой парочки. пока на улице оставался приятный теплый ветер, жить еще можно, а вот что делать зимой, роди не знал. но однажды его нашли. блистая своей идеально выглаженной одеждой, винсент подсел к нему на скамейку. ламори хотел бы разразиться громкими всплесками и грубо прогнать, но ему стыдно. стыдно, что он все еще винит парня за чужие чувства, хотя все лето сам пытался наладить с ним отношения. — избегаешь меня после того, как сам все лето преследовал? не дело. роди поджимает колени к груди. — не тебя. — знаю. знает… конечно, ведь манон по-любому говорила, как же ей было ужасно в отношениях с ламори. а для парня это были лучшие отношения в его жизни. — меня не интересует твоя манон, — он смотрит прямо в глаза роди, чтобы тот поверил в его слова. роди не верит. — чего? зачем ты играешься с ней тогда? — злость в нем вскипает. — только из-за тебя. после этих слов винсент уходит, оставляя парня непонимающе смотреть ему вслед. смотреть в спину удаляющемуся шарбонно.вы
я его спросил, а он мне в ответ
только из-за тебя
втф?? как мне понять?
22:28
рич бро ну хз может он гей 22:29вы
что.
ну нееееет
это шарбонно, золотой мальчик школы
как он может
22:29
рич а что такого то 22:30вы
ну, не знаю
может ты прав
я тебе позже напишу, мне звонят
22:30
рич бля опять твой анонимус 22:31 на смену мыслей о манон, пришел винсент. весь день роди думал о его словах, пытаясь отыскать в них логику и убрать жестокость по отношению к девушке. ни то, ни другое он сделать не смог, поэтому написал другу. тот тоже нормальное решение найти не мог, но какую-то подводку к действиям дал. вот только что делать с этим, ламори не знал. на выручку может прийти еще один человек, лица и имени которого он все еще не знал. вряд ли он даст ему ответ, но выговориться и подумать о ситуации еще раз можно. роди уже без страха поднимает трубку, потому что вечерний немой звонок вошел в странную привычку. буквальный пример слушателя и говорящего — думал про себя парень каждый раз, когда ему молчали в ответ. роди никогда не говорил информации о себе, просто рассказывал, как провел день и чем занимался, скрашивая час перед сном за небольшим итогом дня незнакомцу. — представляешь, чел сказал, что играется с моей бывшей из-за меня. что ты думаешь? — как обычно при разговоре, ламори спрашивает мнение другого человека, но быстро вспоминает, что ответа ему не дадут и — а, точно. ты же у нас не… — как ты к нему относишься? — шепотом, с запинками и шуршанием, перебивают на той стороне. парень округляет глаза и считает: одно предложение, пять слов, двадцать букв. что-то новое. но не показывает своего удивления, хотя легкие сейчас через рот выйдут. — ну, — задумывается, потому что не думал никогда об этом всерьез, — я испытывал к нему неприязнь, потому что считал его виновником моего расставания, да и слухи о нем паршивые, но… я не общался с ним настолько близко, чтобы понять его. он… нормальный? — с осторожностью, — да, нормальный. не мертвый и холодный, да и не грубый, просто говорит, что думает. если раньше я его ненавидел, то сейчас он… просто человек, с которым я могу пообщаться. — мы не друзья даже, — спустя полминуты добавляет, — да и не думаю, что станем. его близость с ней меня отталкивает, потому что я до сих пор ревную. но я не хочу об этом думать, потому что мне все еще больно. стоит минута тишины, только шуршания на том конце телефона ее прерывают, а роди погрузился в мысли. летом он здоровался с винсентом первым и даже гулял последнюю неделю августа, но видеть в его компании манон слишком давит на сердце. потому что мысль «почему он?» все еще там сидит, пусть и кричит не так громко. он внутренне обижен на винсента за то, что тот лучше него, но… пора бы уже перестать вешать собственную вину на других. — я знаю, почему тот человек так сказал. твоя очередь думать. — два предложения, десять слов, сорок семь букв. и все — трубку бросают. роди вновь оставляют с недосказанной мыслью и в непонимающем состоянии. что за глупая привычка так делать у людей? голова кипит, мысли, как назло, не идут, — он этому и рад, и нет — поэтому лучшим решением будет идти в кровать и подумать об этом завтра. может даже спросить все напрямую. и ламори приходит в школу с твердой решимостью поговорить и хоть в чем-то разобраться. поговорить с винсентом даже тогда, если он вновь будет сидеть рядом с манон, непринужденно ее слушая, — он перешагнет, но обязательно разберется. только если винсент не будет бегать. это ведь не в его стиле, да? и как назло, будто роди перешел кому-то дорогу в прошлой жизни, манон сидит одна. снова в своем красивом цветочном платье — нет, сейчас парень не будет об этом думать. его же не избегают, верно? наступает первый урок и винсент заходит в класс ровно со звонком, находя тут же взгляд роди. их разделяла парта, сейчас же он садится совсем рядом — на парту перед ним, — и все, что остается ламори, это таранить спину парня непонимающими глазами, мысленно пытаясь разобраться во всем этом. тот не оборачивается и не пытается хоть как-то ему помочь, но передает маленький листик с ответами на контрольную по геометрии через полчаса. роди списывает полностью, решившись довериться и не проверять, — в прочем, и не смог бы, когда его школьные знания ограничиваются классической литературой. а потом аккуратно передает бумажку обратно, где заковыристыми линиями написано кроткое «спасибо». потом он надеется, что раз между ними близкое расстояние, то, как только прозвенит звонок на перемену, роди сможет быстро его поймать. не тут-то было, когда шарбонно мгновенно собирает рюкзак и вылетает из кабинета — парень не теряется и идет за ним. кричит его имя, пытаясь заставить его замедлить свой до жути быстрый шаг, напоминающий больше бег, а потом бежит по коридорам, стараясь догнать. винсент заворачивает в медкабинет и, не успев закрыть плотно дверь, нога роди оставляет маленькую щелку. — ламори? — с удивлением произносит парень, будто не ожидал, будто все это время его не слышал. — шарбонно. — с отдышкой. — я... думал, не ты зовешь меня, — потом открывает дверь полностью, — заходи. роди не интересуется кто привиделся винсенту, когда он его звал, но спокойно проходит в кабинет, где почему-то медсестра отсутствует. он хочет сразу начать диалог, потому что кажется, что десятиминутной перемены им не хватит, но не знает как. стоит, ломая пальцы, пытаясь обратить чувства в слова, но ему и не нужно — винсент сам понимает. — из-за моих слов? — да. — я сказал то, что хотел сказать, — он проходит дальше, присаживаясь на единственную в небольшом кабинете кушетку. — я всю ночь думал о твоих словах, но так и не понял, что именно ты пытался мне этим донести, — роди тоже проходит и останавливается прямо напротив сидящего парня. теперь он смотрит на него сверху вниз. он думает над словами ричарда, который мгновенно выдвинул свое предположение о чужой ориентации, и. боже, как это по-идиотски. но роди выдает то, что сидит у него в голове: — ты гей? шарбонно не кажется растерянным или ошеломленным, его лицо непоколебимо твердое, держащее свою извечную маску холода. лишь плотно сжатые губы и дергающаяся нога немного выдают его волнение. потом короткий смешок вылетает из его рта. — мне интересно, как ты пришел к такому выводу? — но не дает объяснить свои мысли, не дает сказать, что без ричарда, роди бы никогда об этом не подумал, — даже если так, тебе противно? этого вопроса парень не ожидал. он думал, что винсент его проигнорирует или просто уйдет, на крайний случай — ударит. но он не стал даже отнекиваться, наоборот, невидимо подтвердил. — что? н-нет, — гомофобией роди не страдал, предпочитая разбираться в собственных, а не в чужих чувствах. да и, честно говоря, ему было абсолютно плевать кто кого любит. — просто спросил, просто предположение, — а смотреть в черные-черные глаза больше не может. — предположение попало прямо в яблоко. молодец, роди. шарбонно не говорит сарказмом, не блещет ядом — его слова звучат пусто-искренне, как будто он тысячу раз представлял подобный диалог и мысленно был к нему готов. роди таким похвастаться не может и застывает на месте. ему нужно что-то сказать? еще что-то добавить? — хочешь скажу, почему я здесь? — склоняет голову набок и вновь не ждет ответа, — вчера я сказал тебе, что меня не интересует манон, а был рядом с ней из-за тебя. сегодня я не подхожу к ней, не отвечаю на ее реплики и нахожусь наедине с тобой в маленьком кабинете медсестры, ведя диалог о своей ориентации. — подводя к самому главному, но не раскрывая сути, винсент завлекает, манит, удерживает. но смолкает. роди ждет продолжение, но его не следует. в голове звучат лишь вчерашние сорок семь букв, а винсент дополняет: — твоя очередь думать. и внезапно голос, казавшийся таким незнакомым и неузнаваемым, под толщей разных шуршаний и запинок, раздается в голове снова. теперь звуча слишком отчетливо — звуча голосом винсента. и шестеренки с бешеной скоростью крутятся в голове ламори. уголки губ, телефонные звонки, случайные встречи, летние вечера — все пазлы складываются в одну мутную картину с непонятным замыслом. с непонятным, но до жути опасным — таким, от которого бежать нужно далеко и надолго, не оборачиваясь. таким, от которого дрожь по телу бегает мрачная-мрачная. такого наплыва мозг роди выдержать не может, и ему нужна лишняя минута, чтобы подумать. он присаживается на единственную кушетку в этой комнате, деля ее со своим туманным собеседником. пальцы лезут в непослушные волосы, дергая корни, чтобы прийти в себя поскорее, а громкий звонок лишь мешает сосредоточиться. никто из них не двигается, только шестеренки в голове роди, протяжно скрипящие от диковинных, противоречивых чувств. он понятия не имеет, что ему делать и что говорить. — все это время... — шепотом начинает, — это был ты? но зачем тебе это? я не понимаю. — и руки скользят от волос к лицу, жестко его растирая, смывая туман. — ты реально следил за мной все это время? преследовал? ты же понимаешь, что это вообще неадекватно? роди не хочет смотреть в его черные-черные глаза, в которых только потеряться можно, поэтому ладонями закрывает свои. и понятно становится почему в трубку постоянно молчали, почему вопросы странные задавали. понятно стало кто, но не «почему». — я искал с тобой встреч. всегда, — это не спасает ситуацию, — но до того момента, пока манон не рассталась с тобой, ты даже не знал о моем существовании, — без обиды и не для того, чтобы поддеть. лишь слова о том, чем он жил. — ты, типа, влюблен в меня? — с шуточной интонацией говорит роди, но потом становится не до шуток. — типа влюблен. винсент знает, что безрассуден в своем невыносимом холоде, который трескается каждый раз, когда дело касается ламори. знает, что творит дурость и поступает слишком хаотично, чтобы выследить последовательность. но он сознается во всем, приправляя правду влюбленностью, которая сидит в нем немного дольше, чем с удара кулаком по лицу. роди задает вопрос «как давно?», а тот уже и не помнит. может, когда услышал его игру на гитаре посреди вечернего парка, может, когда роди перепутал классы, и с мокрыми волосами (и опозданием) ввалился в кабинет, как ни в чем не бывало, может, когда увидел его горящие любовью к девушке глаза, мысленно мечтая, чтобы его любили также. в общем, не слишком давно. и в тот день, роди, впервые с мая, не слышит телефонного звона в пол-одиннадцатого вечера. наверно, ему не должно быть так одиноко, когда, оказывается, его неизвестный все это время находился рядом и обманывал. наверно, ему не должно быть страшно вновь не услышать в трубку привычное молчание. наверно, он должен снова окунуться в мысли о красивых платьях манон с головой, но, вот черт, в голове только идеально выглаженная черная водолазка без горла и горький вкус лимонной недосказанности. он никогда не испытывал чувств к парням, — он вообще не помнил себя до отношений с манон, — но жизнь имеет свойство продолжаться даже после болезненного расставания. имеет свойство подкидывать неожиданные повороты и странные случайности. жизнь роди имеет свойство бросать его из одной ямы в другую, по ходу дела пытаясь что-то ему преподнести. его взгляд перестал искать силуэт сидящей где-то в классе манон, когда перед его взором теперь постоянно маячила каменная спина с идеальной осанкой. когда это спина немного поворачивалась, а бледные руки передавали листик с ответами по очередной самостоятельной работе. когда он сам продолжил писать вычурное «спасибо» каждый раз в ответ на помощь. когда спустя неделю все еще не раздавался телефонный звон, когда под черными-черными глазами стали появляться темные-темные круги и когда идеальная осанка перестала быть идеальной, роди вместо извечного «спасибо» пишет «давай поговорим». он никогда не испытывал чувств к парням — винсент не исключение. но от привычек избавляться сложно, а чужой номер домашнего телефона написан на вырванном тетрадном листке. — все в порядке, если я не нравлюсь тебе, — сразу и без приветствий начинает винсент, когда роди едва успевает набрать последнюю цифру номера, который всегда звонил ему и никогда не наоборот. — все в порядке, поэтому ты не должен. единственное, что говорит он в тот вечер. ламори первый предложил ему поговорить, но не сказал ни слова, потому что они у него закончились. потому что они у него внезапно обратились в тексты и гитарные аккорды, как те, что в зеленой коробке, только более непонятные и темные, как круги под чужими глазами. как та дыра, что живет внутри роди, и которую он не может облачить в слова через рот. поэтому он отключается первый, так и не произнеся и слова. подрывается с места и достает пыльную гитару, что не трогал с весны. включает на телефоне диктофон, и пальцами вырисовывает на струнах то, что таится где-то под кожей — что-то фальшивое и ненастоящее, что-то летнее и грубое, что-то темное и холодное, но никогда не мертвое. а потом заснуть ночью не может, потому что мыслей опять слишком много. потому что слова резко стали собираться в рифмы с горько-сладким вкусом, а музыка, что темнее сегодняшнего неба, все еще звучит в ушах. роди не назвал бы себя музыкантом или кем-то возле, но в моменты, когда кровь ощущается каждым миллиметром тела, пальцы сами тянутся к гитаре и блокноту. и если фальшивая мелодия записана на диктофон, то блокнотные листы все еще чисты — потом исправит. мысли не покидают голову ни на миг, заставляя до утра корчиться в кровати без сна, но придя в школу, он чувствует себя так взбудоражено, будто готов дойти от бреста до марселя пешком и без передышек с одной лишь бутылкой воды. утрированно, конечно, но бодрости после бессонной ночи чрезмерно много. ему не удается застать винсента перед началом урока, поэтому приходится убавить пыл на ближайший час и спокойно досидеть нудную историю. повезло или не очень, — контрольных и самостоятельных на уроке нет, поэтому бумажками они не обмениваются. роди решается на что-то выше — что-то через рот. он ждет, пока учитель отвернется и локтями опирается на парту, чтобы тихо-тихо произнести на ухо: «медкабинет». винсент дергается от неожиданности и плечами передергивает, а роди только уголки губ в усмешке на такое поднимает. им везет — и медкабинет оказывается открыт, а врач, как и всегда в этой школе, отсутствует. но на всякий случай, роди совершает немного запретное действие и пододвигает высокий стул к ручке, чтобы открыть с той стороны нельзя было. он не собирается делать что-то незаконное или преступное, просто показать, высказать и договорить, но шарбонно странно щурит глаза на все его действия. — мне никогда не нравились парни, — сказано просто так. просто, чтобы внести ясность, — и ты мне не нравишься. а потом шарится по карманам и ищет мобильник, находит запись со вчерашней игрой, где аккорды друг на друга спокойно не ложатся, где возникают большие паузы между мелодией. но которая сыграна с открывшимся заново сердцем, которая сыграна не на струнах гитары, а льется из глубины. он не заставляет винсента вслушиваться и искать скрытые смыслы — там их нет. он включает ее, чтобы разговор был ненатянутым и молчание, которое от шарбонно уже привычно, стало продолжением. роди первым садится на кушетку, а потом решительно поднимает взгляд на парня, стоящего близко напротив, пока первые секунды тихой мелодии играют где-то в кармане. у него было все время ночи, чтобы отрепетировать сегодняшний диалог, но он потратил это время на то, чтобы не сбежать и не бояться искренности. а искренности у роди всегда было слишком, всегда немерено. никогда не излишне. и чувства переливаются в касания, когда рука тянется к чужой коже. не трогает, потому что не знает, может ли. глядя на лицо винсента, что не теряет привычной монотонности, он читает такое множество слов, которые тот никогда не скажет ему в лицо. роди нуждается в словах, как в воздухе, но слова винсента всегда с загадкой — и додумывать приходится самому, пока время не истечет. рука, покрытая веснушками, останавливается прямо у носа шарбонно, не смея двинуться ближе. винсент сдерживает собственное тело, чтобы не сделать инстинктивно шаг вперед (или назад, хотя некуда). его чувствительные к звуку уши все-таки ищут тайный замысел в мелодии без слов, пытаются решить сложную головоломку без подсказок. а черные-черные глаза смотрят не отрываясь. в его голове тоже мыслей всегда чересчур, он никогда не перестает думать, но ни одно адекватное предложение сейчас внутри не всплывает, отдавая место в центре только роди. а роди ламори просто спрашивает: — я могу прикоснуться к тебе? — с придыханием, но винсент шарбонно — ему не нравится. винсент не отвечает. лишь делает маленький шаг ближе, чтобы теплые пальцы наконец коснулись его лица. и глаза почему-то щурит, будто не он мечтал об этом с восьмого класса. будто не он создавал бесчисленное множество их «случайных» встреч. будто не он радовался как глупый, когда рука роди прошлась по его щеке с неописуемой злостью и дрожью. будто не он летними вечерами проходился по всем местам, где мог встретить ламори. будто не он сказал жестокое «ты мне не нравишься» девушке, которая нравилась тому, кто нравится ему. будто не он переживал жуткое землетрясение внутри себя, когда из чужого рта донесся вопрос «ты гей?». будто... пальцы роди касаются его щеки осторожно, там, куда ударил полгода назад. там, где, кажется, остался невидимый след его ревности. у винсента все тело судорогой сводит, когда пальцы чужие очерчивают острый, как нож, подборок. когда касаются там, где он никогда и никому бы не позволил касаться. ламори приходится задерживать дыхание, чтобы ненароком не спугнуть, чтобы подольше задержаться. чтобы самому не растаять прямо здесь от кипящей внутри неожиданной теплоты. касания медленно покидают лицо, и шарбонно уже готов отрезать чужую руку и приклеить к себе, только чтобы они остались там навечно (метафоры, конечно). но роди не позволяет ничему случиться, потому что забирается рукой в волосы, немного дергая за корни, — но не больно, так, играюще, — проверяя стальную твердость, как и вся личность их обладателя. проводит странные фигуры на макушке, заставляя винсента наклониться ниже и ближе, и снова задерживается, ощущая тяжесть мыслей. а мыслей у винсента слишком, слишком много. такое раскованное неприличие, такое преступное наслаждение — но он не может сопротивляться. ему хорошо, он мечтал. а сейчас наяву происходит то, что он мог лишь незаконно представлять, засыпая на холодной постели после очередной ссоры с отцом. роди для винсента — исцеление. теплые объятия в холодную зиму. чуть остывший чай, который пьешь и не боишься обжечься. а винсент боялся и как же зря. — ты тоже, — нарушает тишину роди. — что «тоже»? — можешь коснуться. глаза блестят, а губы растворяются в улыбке, когда ламори наконец произносит то, что было в мыслях. шарбонно неуклюже вытягивает руку и прикасается, в первую очередь, к волосам, которые всегда манили своей искрящейся теплотой. пальцами разъединяет кудрявые пряди с ноющей тоской по этому в груди — будто давно-давно, в прошлой его ипостаси, он уже так делал, но неминуемо забыл и очень скучал, — сейчас вспомнил. вспомнил и никогда, никогда, не сможет забыть. он клянется: — сломай мне пальцы, если они больше никогда тебя не коснуться. его лицо — непоколебимо холодное, лишь затуманенные глаза и дрожащие конечности его выдают. а роди немного смеется, растворяясь в продолжающемся на фоне звучании, цепляется за это — ему хватает даже маленькой частицы такого винсента, чтобы понять, что никакой он не мертвый и каменный, коим ошибочно считал. его глубинные чувства, зарытые под маской беспристрастия, самые сильные, которые он когда-либо видел. кроме тех, что отражались в собственном зеркале. тихая мелодия своей невозможностью прерывает школьный звонок, что торопит их вернуться в класс, но это никого не волнует. а потому роди заходит дальше своего «ты мне не нравишься», когда тянет расслабленное тело на себя, падая вместе с ним на одинокую кушетку. кушетку, которую теперь делят двое. винсенту приходится убрать руки с веснушчатого лица и расставить их по обе стороны от ламори, чтобы не упасть и случайно не коснуться телом тела. он не понимает всей игры, что затеял тот, но ведется и беспрекословно слушается, не смея увернуться. а руки дрожат. и потом чужие солнечные пальцы скользят по затылку, оглаживают шею, трогают дорогую ткань водолазки. может, роди представляет перед собой манон, ведь его нежные прикосновения льются без конца, а глаза смотрят так же открыто, как звучит непрекращающаяся песня из кармана штанов, — без слов, но со смыслом. винсент утопает в собственных мыслях и в приятных мурашках по коже, закрывает глаза и с плотно сжатыми губами падает на тело под ним. руки не перестают дрожать, но он пытается хотя бы немного держаться, чтобы не делать роди больно. его глаза сверлят чужую шею, нос вдыхает запах будто выпечки, а кислорода резко перестает хватать настолько, что остается только опалять чужую шею судорожными вздохами. роди не двигается — его руки тоже, застывшие возле мягкой ткани и бледного горла. но, не осознавая, он сам начинает дышать глубже и чаще, исследуя взглядом открывшийся участок острых скул. его действия противоположны словам, поэтому губы едва скользят по резким чертам лица, а ноги судорожно сжимают чужие. винсент задыхается изнутри, почти зайдясь в кашле, но вновь себя сдерживает, кусая собственные губы до крови. ламори шепчет что-то ему прямо в кожу, вызывая новую волну дрожи, и тот, наконец, не выдерживает. на шею роди, что терроризировал одним лишь взглядом, сыпется град холодных прикосновений губами. ему дали долгожданный зеленый свет, а потому — отступать поздно. резкие поцелуи больше сходят на терпкую пытку, минутное наваждение, случайный, как отношения между ними, порыв — единственная ясная мысль в голове винсента: «нельзя». но бесконтрольно продолжает выцеловывать миллиметры шеи, поднимаясь к лицу. роди приходится плотно закрывать глаза и жмуриться, потому что поток иностранных чувств оказывается до одури кровавым, — не только потому, что губы винсента искусаны до крови, — до одури внезапным и обжигающим. и прикосновения доходят до крайностей — доходят до контура губ. нависая над роди, винсент не может позволить себе этого. он наконец выдохся, истратил запас жизненных сил, что копил только для этого момента. момента, которого не должно было быть. смотрит своими черными-черными глазами прямо внутрь чужих, улавливая в них силуэт знакомой мелодии, что в кармане изношенных джинс, подходит к концу. собирается встать, отстраниться, вспоминая слова, что сказал ему роди сразу, как закрыл эту дверь. но ламори останавливает его одним лишь взмахом веснушчатой руки, останавливает одним лишь прикосновениям к грубым волосам. убирает выпавшую на покрасневшее лицо прядку, заводит аккуратно за ухо, — а потом привстает на локтях и прижимает собственное лицо к чужому. придерживает острые скулы пальцами, да поглаживает хрустально нежно, — так, как к винсенту еще никто не прикасался. винсент не умеет целоваться, а роди целует так, будто планета раскололась надвое и этот момент — все, что останется от них. винсенту хочется забыться здесь, упасть, и чтобы похоронили прямо на месте, пока вкус сладких губ не исчез с собственных. он позволяет себе шалость и убирает руки с кушетки, забирая себе место для них на чужой шее, а потом зубами едва прикусывает нижнюю губу роди. и глаза инстинктивно от удовольствия прикрывает, когда в ответ на его шалость, роди создает свою — под тишину помещения, где музыка перестала создавать атмосферу, которую они создали уже сами, рука отнимается от холодных скул, спускаясь к выскользнувшей из брюк водолазке. проводит чуть различимые линии по боку рукой, а потом касается голой кожи. сжимает талию крепко-крепко, не отрываясь от чужих губ. учитель обязательно сделает им выговор за опоздание, если они вообще придут на урок. а родителям точно позвонят со школы за безответственный прогул любимой математики, но никто не хочет об этом думать, — и не думает, — пока такие долгожданные прикосновения преступно происходят в стенах этого кабинета. — мне никогда не нравились парни, — в перерывах между частым дыханием, напоминает роди. — да, — соглашается винсент, — и я тебе тоже не нравлюсь. а потом вновь прикосновения, прикосновения, прикосновения. маленькая вибрация телефона у ламори в штанах так и останется без ответа — ближайшую вечность хотя бы, пока каждая частица кожи друг друга не будет исцелована. а там, еще раз обдумавший свои слова, пишет ричард: рич не, бро я тут еще подумал винсент точно не гей 09:34