Не время и не место

— Фэн Синь… ах, т-твою мать остановись, — выдохнул генерал Сюаньчжэнь. Тело горело от прикосновений другого Бога войны, места, где он его целовал покрывались мурашками. Всё его нутро так и просилось быть ближе к генералу Наньяну, ближе и ближе. — Мы не в том положении… — а сам целует, отчаянно прижимаясь к генеральским губам, не обращая внимания на то, что те совсем потрескались от ветра. Му Цин уже и не помнит, когда последний раз им удавалось побыть наедине, однако сейчас — не время и не место. Они на задании, им необходимо разобраться со злобной тварью, не дающей покоя мирным жителям. Вот только, сколько бы Му Цин не противоречил себе, — не зная кому отдаться, разуму или же чувствам, — он не хотел прекращать эту пытку. Эти руки, которые касались его везде, сжимая и оттягивая волосы, распуская длинный конский хвост, ранее туго завязанный отчего голова болела. Фэн Синь совершенно не обращал внимание на слова Му Цина, чувствовал, что тот не предпринимает серьёзных попыток вырваться. Он аккуратно развязывает пояс ханьфу, не обращая внимания на мурашки, появившиеся на теле от внезапного холода, и трогает, трогает, трогает. Касается вздымающейся груди, пытаясь не обращать внимание на собственное возбуждение, которое Сюаньчжэнь наверняка ощущает. А ведь слухи не врали, не даром он заслужил столь постыдное прозвище. Вот только сейчас, когда сознание уплывало, а тело всё ближе прижималось к другому, в поисках таких нужных, необходимых, ласк, Му Цин мог желать только одного — поскорее убедиться в правдивости слухов. Каждая их ночь для него как в первый раз. Руки, пусть и грубые, но прикасающиеся к нему так нежно. Глаза, смотрящие с искорками похоти, но даже так не скрывая всю любовь. Улыбка, местами походившая на хищный оскал, но даже она не могла скрыть тлеющееся волнение за Бога войны. Они были всем друг для друга. Врагами. Фэн Синь касается его члена, аккуратно водя вверх вниз, мучительно медленно, заставляя изгибаться в умелых руках. Голос предательски дрожит и срывается, а обкусанные губы уже не спасают от несдержанных стонов. Союзниками. Му Цин выгибается и уже не думает о глупом задании, всё что его волнует — руки, так медленно двигающиеся на его половом органе. Когда-то давно он вгрызся в свою гордость, не желая предавать выбранный путь совершенствования, вот только те самые руки свели его с ума, заставив позабыть об этом. Те самые руки прямо сейчас трогают его, языком касаясь груди, вырисовывая по ней странные узоры, известные одному лишь генералу Наньяну. Он не был против, нет. Только бы Фэн Синь был быстрее, о чём Сюаньчжэнь несдержанно стонет, призывая к действиям. Ну же. Любовниками. — Моему А-Цину так не терпится? — Наньян усмехается, выдыхая это прямо в ухо Богу войны и сразу же замечает табун мурашек на шее. Как же он любит такого Му Цина: жаждущего ласк, забывшего про свою гордость, отпускающего свой контроль, вверяя всего себя в его умелые руки. Фэн Синь и сам на пределе, он входит аккуратно, в предпочтительно растянутое колечко мышц, — как хорошо, что они занимаются этим слишком часто, — и тут же выдыхает, срываясь на быстрый темп. Стоит только найти простату, как Му Цин выгибается в спине и гортанно стонет, заставляя Фэн Синя двигаться ещё быстрее под тихий срывающийся шёпот бесконечного ещё. Чувства обостряются, когда он чувствует, что приближается к разрядке и уже в бреду может шептать только одно единственное имя, засевшее в памяти, выжженное в сердце, вертящееся на языке. В глазах напротив — ни толики сожаления, лишь безграничная любовь. И он уверен, в его глазах сейчас такой же спектр эмоций. — Люблю тебя. — полушёпот-полустон доноситься одновременно, когда Боги наконец выдыхают, падая на кровать.