***
В следующие несколько раз в дом больших людей отправляется уже небольшая экспедиция. Сегодня им везет — хозяева уехали куда-то с самого утра, так что есть возможность нормально осмотреть дом, без опасения, что их случайно раздавят. Правда, Сехун уточняет, что они могут наткнуться на еще одну группу, а значит все равно стоит быть осторожными. Они мирный народ, но ругаться из-за дележки территории не хочется. У больших людей припасов много, хватить должно всем. Внутри, да еще и при свете дня, дом кажется еще более огромным. Какая-то совершенно другая вселенная. Пол из темного дерева кое где укрыт мягкими коврами, а стены украшены обоями с витиеватыми рисунками растений, ягод и птиц, под потолком висят массивные люстры, а на окнах темно-коричневые бархатные шторы. На мебель Сехун старается не смотреть, та слишком огромная по его меркам, он воспринимает ее лишь как преграду или как возможность забраться куда-то выше, но вот на фотографии и картины в рамках разглядывает с интересом. Пейзажи и натюрморты, написанные акварелью и маслом, заключены в покрытый позолотой резной багет, а вот карточки с счастливыми моментами из жизни семьи в рамках по скромнее. В какой-то момент, исследуя кухню и поражаясь тому, как большие люди все обустроили, Сехун выходит на улицу через маленькое окошко внизу двери. Сначала он не понимает для чего оно нужно, но стоит ему выйти на огромную веранду, как нос к носу Сехун сталкивается с котом. Влажный розовый нос, огромные желтые глаза с узкими щелочками зрачков — Сехун замирает испуганно, не понимая, как сейчас лучше отреагировать. Закричать, подав сигнал остальным? Убежать? Но вдруг кот побежит следом? Секунды растекаются тягучей вечностью, кот обнюхивает его, прижимает треугольные уши к голове, внимательно следит за каждым движением Сехуна, а затем происходит что-то странное: он чувствует тепло, чужие руки на своей пояснице. Тихий сладкий смех, все равно что спелые ягоды. Незнакомая ладонь касается рыжей морды, поглаживает влажную у носа шерсть, кот тут же довольно урчит, заваливается на бок, выставляя на обозрение белое пузо с курчавой шерстью у задних лап. Сехун пораженно смотрит на животное, не сразу вспоминает, что сейчас здесь не один. Обернувшись, он коротко охает, его глаза расширяются от удивления, когда понимает, что стоит сейчас в объятиях того самого юноши, которого видел в тот самый день, когда впервые пробрался с Додо в дом больших людей. В темных глазах напротив отражается солнце, горят смешинки теплого шоколада, Сехун не смеет вырваться, потому что кот все еще рядом. — Искорка совсем не опасная, но тебе все равно стоит быть осторожнее, — от чужого нежного голоса по спине пробегают мурашки, — если она в порыве любви завалится на тебя сверху, то без помощи ты не выберешься. Незнакомец наконец отходит назад, выпуская Сехуна из объятий. Без чужого тепла пробежавший ветерок раздражает, проникая под ткань тонкой рубашки. — Спасибо, — Сехун чувствует, как сильно горят его щеки, хмурится, поправляет рюкзак и прикрепленную к поясу булавку, о которой совершенно забыл в моменте, сильно испугавшись. Между ними возникает неловкое молчание, разрушаемое лишь урчанием кошки, что продолжает лениво лежать на спине, наблюдая за чужим смущением. Кажется, ей вообще все равно, что там происходит, она скорее ждет, когда ее снова погладят по пузику. Сехун отводит взгляд в сторону, хочет откланяться и вернуться к своим, но на чужих губах лучиками солнца загорается новая улыбка, темная ладошка тянется к голове Сехуна. Он давит в себе инстинктивное желание дернуться в сторону, просто потому что это не вежливо. — У тебя тут… погоди, давай помогу, — кажется ситуация не может стать еще более неловкой, но юноша снимает с волос Сехуна какие-то сухие листики и мелкие веточки, а желание свалить подальше становится совсем невыносимым. Оно бьется где-то липким комом в горле, ухает вниз с тяжестью камня куда-то в желудок, когда Сехун чувствует на своей щеке горячие пальцы. Кожа там горит, пульсирует, алая краска растекается по всему лицу, даже ушам, он не выдерживает, делает шаг назад, но стоит это сделать, как лежащая сзади Искорка поднимается, лижет коротко Сехуна по голове, от чего его волосы теперь похожи на катастрофу. — Ты ей нравишься! Это хороший знак, — юноша тихонько смеется, снова гладит кошку по носу, мягко выпутывая Сехуна из пушистых лап. — И то правда, — его улыбка немного глупая и нервная, но вновь почувствовав уверенное прикосновение, Сехун, о ужас, успокаивается. Возможно этот незнакомец владеет какими-то чарами, потому что иначе объяснить все происходящее не получается.***
Их знакомство такое же стремительное, как и горный ручей по весне — едва лопается лед неловкости, а смущение Сехуна тает под лучами яркой улыбки, как становится понятно, что с Чонином будет легко подружиться. Он словно магнит, притягивает к себе людей и животных, все к нему тянутся в надежде, что им достанется хотя бы грамулька его тепла, нежности и доброты. Заботы. Сехун подмечает это сразу, ведь Чонин предлагает показать их отряду где самые лучшие овощи на грядке больших людей, а где спрятаны настоящие полезности и сокровища. То, что хранится в кладовке дома, это лишь малая часть. Чонин отводит их в амбар, который они еще не успели осмотреть. Кроме пшена, там еще стоят мешки с кукурузой, семечками подсолнуха и тыквы, мешки риса — здесь так много добра, что всему поселению этого хватит чтобы пережить сыто и спокойно не одну суровую зиму. Сехун пораженно ахает, потому что даже в самых волшебных мечтах он не мог представить себе этого. Да, выходя на границу леса, он наблюдал, как большие люди высаживают на бесконечных полях подсолнухи, что своими плоскими ярко-желтыми головами всегда следили за солнцем. Он видел, как большие люди садились на огромные машины, похожие на гигантских зеленых кузнечиков, собирали каждый год урожай, но и представить себе не мог сколько, хотя бы приблизительно, можно собрать только с одного такого поля. А ведь больших людей много. И поле такое у них не одно. Чонин долго водит Сехуна по дому, рассказывает забавные истории, что приключались с ним и его сиблингами, а затем, как-то внезапно, они пробираются в комнату, которая подозрительно напоминает детскую. Сехун не очень понимает, зачем его сюда привели, но ничего не говорит, послушно следует за Чонином, который идет по уже проложенному маршруту. Идти приходится долго и, в основном, подниматься вверх, по полкам шкафа, уставленного мягкими игрушками, книжками и еще какой-то мелочью. — Почти пришли, — произносит Чонин, счастливо улыбаясь, помогая Сехуну взобраться на последнюю полку. Он торжественно разводит руки, произносит «тадам!», отходит немного в сторону, чтобы лучше можно было разглядеть двухэтажный домик с розовой крышей. Похожий на дом больших людей, но только его мини версия, от чего Сехун не может сдержать восхищенного возгласа. Чонин, кажется, довольный такой реакцией, часто-часто кивает понимающе, хватает Сехуна за руку, тянет за собой: — Внутри он еще лучше, — деревянная дверца легко открывается, пропуская их. Свет из больших окон детской проникает внутрь игрушечного дома, заливает деревянный пол и стены. Тяжело поверить, что это все не просто игрушки для детей, но настоящая мебель больших людей, просто крошечного размера, как бы смешно это не звучало. Сехун подходит к одному из кресел и проводит ладонью по мягкой ткани обивки, разглядывает сложный узорчик на деревянной части спинки. Такая тонкая резьба, что Сехун не уверен, что кто-то из умельцев в поселении смог бы такое повторить. Что уж говорить про висящий под потолком канделябр с лампочками в виде свечек. На стенах домика были даже маленькие картины, но еще больше Сехун удивляется, когда Чонин тянет его на кухню. Вот там было все как настоящее. В красивых шкафчиках со стеклянными дверцами стоял белоснежный чайный сервиз, украшенный изящной росписью — веточки и цветочки глубокого синего цвета. В ящичках лежат маленькие вилочки и ложки, маленькие ножики, на миниатюрной плите стоит металлический чайник, сковородка. Сехун даже боится заглядывать в шкафчики, представляя сколько там еще лежит посуды. Красивой и более долговечной чем та, что они в поселении лепили сами из глины или вырезали из дерева. Сехун берет в руки один из сотейников, крутит его в руках, а затем переводит взгляд на Чонина, который все это время сидел на одной из кухонных тумб и болтал ногами в воздухе. — Можно вопрос? — робко спрашивает Сехун, на самом деле не надеясь, что ему ответят, но все же. — М? — Чонин наклоняет голову в бок, похож сейчас на одного из тех домашних псов, что Сехун порой видел, когда большие люди охотились в лесу с этими шумными штуками, похожими на палки. — Почему ты нам помогаешь? — Что значит «почему»? — кажется, вопрос действительно сбивает Чонина столку. — Так принято. Помогать и делиться. У вас в поселении разве не так? — Так, но… — Сехун мнется, ковыряет ноготком краешек сотейника, не в силах поделиться своими мыслями, — ты же понимаешь, о чем я. Он поднимает взгляд на сидящего на тумбе юношу, но тот выглядит таким потерянным, будто и правда не понимает, что именно терзает душу Сехуна. Страх всегда шел с ним за руку, всю его маленькую жизнь. Не то чтобы для его появления были объективные причины, но сколько себя Сехун помнил, он всегда был очень осторожным. Аккуратным. Возможно немножечко, самую малость, подозрительным? Может быть дело в тех сказках больших людей, что ему в детстве рассказывала старшая сестра, пока родители были на работе. Или он просто родился таким, но страх был рядом, напоминал, что нужно вести себя всегда осторожно, идти вперед аккуратно и успевать оглядываться назад. Именно с такими мыслями его учили отправляться в походы. Или он сам научил себя, сейчас уже тяжело было разобраться. Чонин хмурит брови, спрыгивает с тумбы и тихонько подходит к Сехуну. — Слушай, я не знаю, почему ты переживаешь из-за этого, но такой уж я человек. — Добрый и отзывчивый? -Да, добрый и отзывчивый, именно так, — повторяет Чонин, улыбаясь, а в его глазах отражаются крошечные солнечные зайчики. — Может большие люди и назвали бы это недостатком, но мне плевать. Я хочу помогать окружающим. Сехун смущенно отводит взгляд, сопит, похож сейчас на нахохлившегося воробья. — А еще я хотел показать тебе это место, чтобы ты выбрал что-нибудь классное и взял с собой. Уверен, твоей маме понравится этот сотейник, — Чонин кивает на посуду в руках Сехуна, от чего тот еще больше краснеет, поднимает на юношу возмущенный взгляд. И как только догадался? Но правда в том, что ведь он и правда хотел спросить, можно ли забрать что-то с собой. А Чонин вот. Опередил. — Ты невозможен, — фырчит Сехун, но улыбка все равно расцветает нежным розовым бутоном на его губах. В груди что-то сладко сжимается, посылает мурашки по всему телу. Из домика Чонин выводит совсем другим путем, они не спускаются вниз по полкам, а пробираются через щель между досками шкафа, что ведет в пространство между стенами. Там конечно пыльно и темно, куча паутины, которая лезет в рот, от чего Сехун кажется только и делает, что отплевывается от той, но зато именно этой дорогой они довольно быстро оказываются у точки сбора группы. Искорка тоже сидит рядом, довольная, машет своим пушистым хвостом — сегодня она отправится с ними в поселение, поможет переправить часть запасов. Специально для нее был сшит рюкзачок, на манер тех, что надевали на Додо и других прирученных бельчат. Конечно, сначала Искорка не очень оценила обновку, но стоило Чонину прошептать в треугольное ухо, что все хорошо, ей не о чем беспокоиться, как кошка успокоилась и позволила надеть на себя рюкзак. Сехун ловко сбирается на Искорку, усаживается удобнее в седле, гладит ласково мягкую макушку, слышит довольное мурчание. Задумавшись, смотрит в сторону леса, а затем на Чонина, что стоит рядом и щурится, прикрывая глаза ладонью от солнца. То светит ярко, на небе нет даже маломальского облачка, духота стоит жуткая. Изредка спасает легкий ветерок, но сейчас сидя на Искорке, Сехун чувствует, как рубашка липнет к взмокшей спине, а волосы на затылке стали влажные. Вдохнув сильнее горячего воздуха, он обтирает лоб от пота рукавом. Пусть ярко голубое небо и чистое, вокруг все равно чувствуется, что скоро начнется гроза, о чем он и сообщает Чонину. Тот кивает задумчиво, но продолжает смотреть на Сехуна, пока тот внезапно не произносит тихое: — Хочешь отправиться с нами? Эта мысль пришла в его голову внезапно. Как яркая вспышка, которая после себя еще на долго оставляет отпечаток под веками, странные смутные образы, порой такие сюрреалистичные, что диву даешься, как такое вообще придумать можно. Чонин уже упоминал, что он ни разу не покидал территорию больших людей, их семья несколько поколений жила здесь, так что, наверное, предлагать такое было странно, но юноша улыбается, согласно кивает. — Погоди, я предупрежу своих, — он убегает, оставляя Сехуна с Искоркой одних, пока остальная группа потихоньку подтягивается на место сбора. Как-то внезапно с Чонином тоже захотелось чем-то поделиться. Конечно, таких же богатств у Сехуна не было, но он мог показать ему красоту леса. Вкус диких ягод и запах полевых цветов, что, конечно, были не такие яркие и разнообразные как в саду больших людей, но имели свой собственный шарм. Пение птиц и прохладу чащи, которая хоть немного, но спасает от знойной жары. Мог показать их поселение, которое несколько веков жило и развивалось на территории леса, облюбовало множество деревьев под свои дома. Особенно красиво становилось летним вечером, когда между веток с пышной густой листвой летало множество светлячков, что освещали улицу, позволяя без проблем гулять даже без масляной лампы. Сотни огоньков, напоминали плавающие далеко-далеко в небе звезды, скрытые кронами деревьев; сотни огоньков, что были такие же красивые как настоящие звезды, затухали медленно в предрассветных серых сумерках. Чонин возвращается быстро. Он усаживается сзади, прижимается грудью к мокрой спине Сехуна и сначала это кажется немного неловким, жарким, липким и противным, но как-то неожиданно запах чужого тела чувствуется куда ярче, отвлекает от всей этой нелепой мишуры. Искорка двигается мягко, но быстро. Ловко пересекает клумбы с цветами, пробегает через огород, рыскает какое-то время у забора, пока не находит подходящую в кирпичной кладке дыру. Юркает смазанным пятном в лес. Где-то вверху над головами слышно шорох беличьих хвостов, чей-то счастливый смех — они возвращаются домой с хорошей добычей, как тут не радоваться? Искорка, заметив над головами движение, тоже ускоряется, следует за ритмичным писком белок, не желая уступать тем в этой гонке, даже как-то позабыв, что везет на себе двух пассажиров и довольно тяжелый груз. Но Сехун с Чонином не пытаются остановить Искорку, лишь задорно смеются, когда той все-таки удается обогнать пушистых рыжих нахалок. В какой-то момент группа все же сбавляет темп, передвигается медленно, более вдумчиво, чтобы не потревожить никого в лесу — они как раз вошли в более глубокую его часть и здесь стоило быть осторожнее. Становится немного прохладнее, но все равно пахнет разогретыми на солнце листьями деревьев, ягодами барбариса и крыжовника, а еще сладкой шелковицей. Они останавливаются на небольшой привал чтобы отдохнуть, дать напиться белкам и Искорке воды из пробегающего через лес ручья. Чонин пытается вытащить из пушистого хвоста кошки какие-то сухие травинки и колючки, но быстро сдается, понимая, что это лишь половина пути, а ведь им потом еще возвращаться обратно. Теплый ветер колышет листву, задевает траву, прижимая ту ближе к земле. Где-то рядом пролетает стая птичек, а еще очень отчетливо слышно, как дятел стучит клювом о дерево. Сехун отпивает прохладной воды из бурдюка, протягивает Чонину, но тот лишь стоит, задрав голову вверх и приоткрыв рот, разглядывает пролетающий мимо тополиный пух. — Здесь очень красиво, — шепчет Чонин, опускает голову, смотрит на Сехуна. Сейчас солнечные лучи не падают на их лица, но в чужих теплых глазах все равно видно яркие отблески, от чего Сехун и сам не может сдержать улыбки. Вспоминая тот первый раз, когда его вывели в лес, он и внимания не обращал на все эти вещи — каждый звук нервировал, а не побуждал в восхищении открыть рот. Но Чонин особенный, Сехун понял это сразу едва увидел его. Уголки губ дрожат, он продолжает улыбаться, глядя на юношу, что сейчас стоит рядом. Где-то далеко раздается гром. Они смотрят вверх, вглядываются в те крошечные кусочки неба, что мелькают сквозь кроны деревьев. Поднимается ветер, приносит с собой не только прохладу, но и запах предстоящей грозы, настоящего летнего дождя. — Пошли, — шепчет Сехун, протягивая ладонь Чонину, ждет, когда тот подойдет ближе, — нужно успеть до того, как начнет капать. Взобравшись на Искорку, они ждут, пока и все остальные соберутся вновь отправиться в путь. Рыжие белки вместе со своими всадниками на спинах ловко взбираются на деревья, а за ними по земле бежит Искорка вместе с Сехуном и Чонином. Когда они наконец добираются до поселения, начинает накрапывать дождь, а гром слышно уже над головами. Все ждут их, радостно приветствуют: мама тут же уводит Сехуна вместе с Чонином в дом, крепком обнимает их обоих, достается даже Искорке, которая удивленно мурявкает, заинтересованно принюхиваясь к запахам леса. Чонина поят травяным горячим чаем, кормят пирогом, мама счастлива, когда Сехун передает ей красивый сотейник, расцеловывает его и Чонина, каждого по очереди. Вечером за столом собирается вся семья и это кажется таким забавным, ведь Чонин легко вписывается в их компанию и так жаль, что утром он вернется к себе домой, но зато теперь у Сехуна будет больше мотивации пересекать опасный лес — не только для того, чтобы собрать запасы. Теперь ему будет не так страшно, ведь на том конце его тоже ждут. Чонин, его братья и сестра, а еще чудесная Искорка, которая сейчас бегала и дурачилась с бельчатами. Гром оглушает, но его совсем не слышно за дружным смехом, что звенит над столом. Крупные капли стучат по листве, барабанят свою нестройную мелодию, а лес и все его обитатели выдыхают, от блаженной прохлады. Завтра наступит новый день, вновь взойдет солнце и мир вокруг станет еще прекраснее.