«Падение Дориата»: как это было в Сильмариллионе (о мотивах действующих лиц… и редактора)

«Падение Дориата»: как это было в Сильмариллионе (о мотивах действующих лиц… и редактора) (доклад на Блинкоме-2011)

Поскольку я уже неоднократно выступала на секции толкинистики Блинкома с докладами, посвященными дориатскому сюжету, то хочу с самого начала обозначить, чем нынешний отличен от предыдущих. Началась тема докладом «Здравствуй, глюк! – Или «сложные» главы Сильмариллиона и «коллективное бессознательное» фэндома»(*1). В нем разбирались так называемые «коллективные глюки», не выраженные напрямую в текстах идеи, тем не менее с завидной частотой возникающие у читателей, - и то, как их появлению могла способствовать деятельность редактора Сильмариллиона. Тогда были разобраны истории Хурина после Ангбанда (кратко), и разорения Дориата и Гаваней Сириона феанорингами. Сюжет разорения Дориата гномами не затрагивался как гораздо более сложный в смысле текстов-источников. В последующие годы я также привозила доклады, посвященные более частным дориатским сюжетам: истории Наугламира в текстах Толкина – и снова в Сильмариллионе, о причинах различия этих историй; о сюжете ухода Мелиан – и снова о различиях двух категорий текстов…(*2) Нынешний доклад, пожалуй, возвращается к проблематике, которую затронул «Здравствуй, глюк!» – но на новом витке. Потому что речь пойдет прежде всего о разорении Дориата гномами, а также его предыстории (финал истории Хурина) и ряде последующих событий (вплоть до возвращения Сильмарила в Дориат, к Диору). И интересовать меня прежде всего будет следующий аспект: мотивы основных действующих лиц этой истории – как они описаны в Сильмариллионе и насколько это отлично от прочих текстов. (Доклад об этих мотивах и их изменении со временем в собственно толкиновских текстах будет следующим в этой серии). Также отмечу сразу – меня интересует именно «сильмарилодержащая сторона», все, что можно было сказать в данном отношении о феанорингах, вошло в длинную работу о Клятве(*3). К мотивам героев меня заставил обратиться следующий повод. Здесь будет, кстати, что-то вроде обоснования актуальности доклада (как положено делать в диссертации;-): разорение Дориата, сюжет, в центре которого находится Сильмарил, - это не только нередкий сюжет для ролевых игр, но и куда более частый повод для фэндомских дискуссий. Многолетних, ведущихся уже не первым поколением фэндома. И тем не менее в них с завидной регулярностью всплывают сходные вопросы, в частности: почему такие-то герои (Тингол, Диор, а за рамками собственно Дориата – Эльвинг) не отдали Сильмарил феанорингам? И не менее часто всплывает ответ: они (кто-то из этого списка) возжелали Сильмарил для себя, нездраво привязались к нему (что расценивается как негативный поступок). При этом если общая канва событий (как она известна нам из Сильмариллиона) неплохо известна обычно всем дискутирующим, то сами толкиновские тексты, помимо упомянутой книги – не всегда. Что не удивительно, если иметь в виду, что речь идет об очень ранних (вначале) и довольно отрывочных и не самых доступных (потом) текстах. Тем не менее, нужно отметить: часто дискуссия, на мой взгляд, идет не о каких-то текстовых версиях падения Дориата, а о тех мысленных картинах этих событий, которые сложились в голове у дискутирующих. На основе прежде всего Сильмариллиона. А это, как мы знаем, книга непростая по составу – в особенности в данной части. Одним из поводов к написанию доклада стал доклад Больдога на Весконе позапрошлого года, где он попытался подвести четкую математическую основу под проблему – и вычислить вину разных сторон в процентах. (*4). (Например, в падении Дориата, по мнению автора, проценты такие: Тингол: 37 % Диор: 35% Берен: 7% Финрод: 9% Феаноринги: 12%) Я тогда написала что-то вроде возражения на доклад, указывая в том числе на субъективность и пунктов оценки, и самих расставляемых баллов(*5). Предположив, что если и возможно некое применение «количественных методов» к текстам на данный сюжет, то стоило бы собрать и проанализировать все определения действий и мыслей героев, которые дает им автор: положительные, отрицательные, нейтральные. И вот теперь я, пожалуй, воплощаю эту идею, хотя и не в исходном виде: речь пойдет не об оценках (кои я вообще не люблю ставить героям), а о мотивах их действий – прежде всего тех, которые связаны непосредственно с Сильмарилом. А также о том, что сравнение этих мотивов (и самих действий) в печатном Сильмариллионе и собственно толкиновских текстах выявляет любопытные закономерности. Глава Сильмариллиона «О падении Дориата» делится на три подсюжета, первый из которых – история Хурина после Ангбанда. В непосредственное соприкосновение с Сильмарилом он не вступает, но его действия (в Нарготронде и в Дориате) приводят к завязке истории Тингола и гномов. Кроме того, на этой части можно выявить некие общие особенности, характерные для текста. Одна из этих особенностей такова. В целом Сильмариллион по стилю близок скорее к исторической хронике – с общим изложением событий без излишних подробностей. Поэтому многие сюжеты, в исходных версиях представленные текстами более распространенными, вошли в него со значительными – или не слишком значительными, но все же сокращениями (истории Финве и Индис, Маэглина, Турина, Лэйтиан, падение Гондолина). При этом время от времени относительно ровная ткань хроникального повествования разрывается более подробными эпизодами с речами героев и другими деталями – которые привлекают, соответственно, внимание читателя. Интересно, что именно в главе «О падении Дориата», обеспеченность которой текстами-источниками весьма своеобразна, таких подробных эпизодов довольно много, и часть из них, похоже, целиком принадлежит редактору. (Курьезный момент, отмеченный Дугласом Кейном: Том Шиппи отмечает как образец толкиновской прозы момент гибели Тингола с «последним взглядом, устремленным на Сильмарил». Однако именно в текстах старшего Толкина подобного эпизода нет, он появился только в печатном Сильмариллионе(*6) – и мы вернемся к нему несколько позже). В истории Хурина четыре довольно подробно прописанных сцены. Две из них, имеющие отношение более к его собственной истории – поиски Гондолина и предсмертный разговор Морвен с мужем – взяты (с теми или иными изменениями) из текста «Скитания Хурина», продолжающего сюжетную линию «Повести о детях Хурина» после гибели Турина. Интересно, что при этом остновная сюжетная линия этого текста, где Хурина задерживают жители Бретиля, держат в заключении, устраивают над ним суд, который заканчивается беспорядками среди халадин и гибелью последнего правителя из рода Халдада, не вошла в Сильмариллион, как пишет Кристофер Толкин, из-за необходимости больших сокращений: «Я боялся, что получится запутанный клубок обрывочных фраз, из которого исчезнет вся утонченность повествования, что принизит грозный образ этого старика, великого героя, Талиона Стойкого, обреченного содействовать исполнению целей Моргота.» (ИС 11, с. 298; перевод Элентира). Надо сказать, что исключив из сюжета таким образом не только бретильцев, но и присутствующих практически во всех прочих текстах спутников Хурина, которые доходят с ним по меньшей мере до Нарготронда, редактор действительно сдвинул его образ от более реалистического к «великому герою». В тех же «Скитаниях» отмечено, что у Хурина не было навыков жизни в глуши(*7) (что логично, если вспомнить его биографию). Здесь же он не только сам погребает Морвен, но и сам вырезает надпись на камне (хотя у него вряд ли были для этого подходящие орудия, кроме меча). Кроме того, в этой версии он один приходит в бывший Нарготронд – и переправляется через реку, мост через которую, построенный по замыслу Турина, при падении города был вновь разрушен. Этот эпизод относится уже полностью к редакторским. В Сильмариллионе здесь присутствует ссылка на то, как тот же Нарог ранее переходил Маблунг (когда он отправился вместе с Морвен и Ниенор к разрушенному городу в поисках следов Турина). Если мы обратимся к соответствующему сюжету в «Детях Хурина», то увидим, что переправа была непростой даже для опытного и полного сил эльфа-воина: «Сам Маблунг пошел посередине, к мосту, и, выйдя к нему, увидел, что мост совершенно разрушен; меж обвалившихся камней ревела и пенилась глубокая и бурная река, разбухшая от дождей на севере… И вот, когда Маблунг пробирался среди скал, ища, как бы перейти реку по камням, оставшимся от моста, Глаурунг выполз наружу, полыхнув пламенем, и спустился в реку… Маблунг переправился через Нарог с великой опасностью…» (Перевод А. Хромовой). В сюжете с Хурином же в «Сильмариллионе» через реку переправляется одинокий старик. Словом, образ «великого героя» снова сдвигается от реализма к большей эпичности и меньшей логичности. Так же сам Хурин убивает и гнома Мима, но это как раз менее удивительно: в ряде толкиновских версий это делает сам Хурин, в других – кто-то из его отряда. Интереснее другие моменты. Мим, в отличие от вариантов, где его поведение в этой сцене как-то прописано («Утраченные сказания», «Квента Нолдоринва» 4 тома) ведет себя, как говорят теперь при написании фанфикшена, «не в характере». Он не предостерегает Хурина не брать зачарованное золото, не проклинает его перед смертью, напротив: «Тогда Мим в великом страхе начал молить Хурина, дабы тот взял все, что ни пожелает, только бы сохранил ему жизнь, но Хурин не внял его мольбам и убил его пред вратами Нарготронда.» Здесь надо отменить один важный момент, тем более, что Кристофер сам указал на него. В ранних версиях истории проклятие золота является практически единственной движущей силой истории, именно его действие на различных персонажей формирует ее – вплоть до утопления сокровища в реке Ратлориэль. В дальнейших текстах появляются и другие мотивы (например, привязанность Тингола к Сильмарилу), но упоминания проклятия остаются. Однако Кристофер с неудовольствием отзывался о выраженности этого мотива еще в комментариях к «Утраченным сказаниям». А в «Заметке о 22 главе «О падении Дориата» (ИС 11, в приложении к «Повести лет») он прямо говорит: «В истории, которая появляется в «Сильмариллионе» изгои, которые отправились вместе с Хурином в Нарготронд, были убраны, как и проклятие Мима…» Таким образом, один из элементов, образующих костяк истории, был исключен практически полностью (о странном возвращении мотива проклятия ближе к концу этого сюжета я еще скажу). На это у редактора, помимо личной нелюбви к нему могли быть вполне веские основания (Хурин забирает в версии Сильмариллиона из Нарготронда не некое большое количество сокровищ, а один Наугламир; он уже изготовлен гномами ранее и будет только переделан; в реке после битвы с гномами утоплены сокровища не из Нарготронда, а из Дориата – и т.д. Подробнее – см. мой доклад «Почему Наугламир не был украшен змеями…»(*8)) Мало того, судя по доступным нам текстам, жажда золота действительно не была (бы) в поздних версиях, будь они записаны сколько-то подробно единственным мотивом действий… Но сам факт: в версии Сильмариллиона нет пролкятия Мима на золоте из Нарготронда - нельзя не отметить. В дальнейшем мы посмотрим как в связи с этим меняются мотивы персонажей. Последний эпизод истории Хурина, еще один из подробных – и не-авторских: появление Хурина в Дориате. Здесь, надо сказать, мы видим еще один случай поведения персонажей «не в характере». При этом изменение отношения Хурина к Тинголу, переход от оскорблений к уважению мотивирован вмешательством Мелиан (редакторский элемент). (Отдельный вопрос в том, хорошо ли сочетается избавление силами Мелиан Хурина от иллюзий Моргота (редакторский элемент) с упоминанием о его дальнейшем возможном утоплении в море (элемент, взятый из «Квенты» 4 тома).) Гораздо интереснее, что и Тингол ведет себя несходно ни в целом с характером Тингола, как он нам известен, ни с поведением его в этом эпизоде, описанном в других текстах: «Тингол взглянул на сокровище и признал в нем Наугламир, и слишком хорошо понял, что замыслил Хурин; однако, исполненный скорби, он сдержал свой гнев и стерпел презрение Хурина.» Во всех прочих текстах Тингол, даже если он вначале вежливо принимает Хурина (как в наиболее подробной версии «Утраченных сказаний»), в итоге гневается в ответ на его оскорбительные слова и велит ему убираться. Из ответных речей Тингола, приведенных в «Сказании о Турамбаре», в печатном Сильмариллионе можно найти фрагменты в двух эпизодах: речь Мелиан к Хурину (часть уважительная и объяснительная) и речь Тингола к гномам, предшествующая его убийству (часть ругательно-оскорбительная). С окончанием истории Хурина можно подвести некоторые промежуточные итоги. Среди тенденций можно выделить указанное уже большое число подробных эпизодов, не всегда основанных на толкиновских текстах; несвойственное персонажам по известным текстам поведение; исключение одного из основных моментов, служащих в дальнейшем для мотивировки действий персонажей. При рассмотрении следующей части сюжета, касающейся Тингола и гномов, мы увидим, как же был решен вопрос с мотивировкой их действий. Вслед за уходом Хурина Тингол в версии Сильмариллиона решает, что необходимо переделать Наугламир (единственное принесенное ему нарготронодское сокровище) и добавить к нему Сильмарил. «Ибо во все минувшие годы думы Тингола непрестанно обращались к творению Феанора и прилепились к нему; и не желал он, чтобы Сильмариль лежал взаперти даже в самой потаенной его сокровищнице, а желал, чтобы тот был с ним всегда, в бодрствовании и во сне.» Надо сказать, что это упоминание привязанности Тингола к Сильмарилу – не первое в тексте книги. Предыдущий раз об этом упоминается во время создания Союза Маэдроса, когда сыновья Феанора отправляют ему письмо, требуя отдать Камень. Впрочем, привязанность к нему оказывается не единственной мотивацией Тингола: «…речи сыновей Феанора были надменны и угрожающи, и Тингол разгневался, вспомнив о мучениях Лутиэн и крови Берена, коими был завоеван камень вопреки злодейству Келегорма и Куруфина. Да и чем дольше смотрел он каждодневно на Сильмариль, тем больше желал вечно владеть им; ибо такова была власть камня.» Обратим внимание на этот текст, почерпнутый редактором из Квенты Сильмариллион 5 тома. Это – единственное подкрепленное толкиновскими текстами упоминание о привязанности Тингола (или какого-либо иного персонажа в конце Первой эпохи, кстати!) к Сильмарилу. (В этой же версии Мелиан советует Тинголу отдать Сильмарил. Интересно, что эта версия, похоже, не осталась единственной. В «Серых Анналах», достаточно подробно описывается этот период, однако ни письмо, ни реакция Мелиан и Тингола (ни его привязанность к Камню, кстати!) не упомянуты. Судя по более ранним эпизодам и дальнейшим событиям (последние зафиксированным только в «Повести Лет» - кратких заметках к ненаписанному продолжению Анналов), смена отношения Мелиан не случайна – как соответственно, и отсутствие самого эпизода. См. мои доклады «Куда уходит Мелиан» и «Фигура в тени?»(*9)) Впервые этот эпизод появляется в «Наброске мифологии», где упоминание одной из мотиваций Тингола не участвовать в Союзе довольно туманно: «Частью это случилось из-за Сильмарила, которым владел Тингол, и который Маэдрос потребовал в надменных словах». В следующем случае, в «Квенте» 4 тома, где текст подробнее, однако, еще нет упоминаний об особой силе Камня и привязанности к нему: «…и жадность (исправлено: «скупость») также, возможно, была в сердце Тингола, как после стало ясно». Это упоминание (с явной отсылкой к дориатскому сюжету!) выглядит переходным этапом от того царства всеобъемлющей алчности, которое мы можем увидеть в наиболее ранних версиях как раз истории Тингола и гномов (она захватывает и его, и их, и некоторых других персонажей). В частности, там, где печатный Сильмариллион, как мы видели, снова упоминает о привязанности к Камню, те же тексты 4 тома, последние сколько-нибудь подробные тексты по этому сюжету, продолжают тему прОклятого золота: «Тогда чары прОклятого драконьего золота пали даже на короля Дориата, и долго сидел он и смотрел на него, и семя любви к золоту, что было в его сердце, пробудилось и начало расти» («Квента» 4 тома, гл. 11). (Тексты Повести Лет (см. ИС 11) написаны позднее, но они очень кратки, Падение Дориата здесь описывается одним – двумя предложениями, и не упоминается вообще ни о каких мотивациях героев.) Итак, возвращаясь к мотивации Тингола призвать гномов, отмечу еще раз: упоминание в этом месте Сильмариллиона привязанности короля к Сильмарилу как причины этого действия – целиком «заслуга» редактора. Мы можем понять ее причины: поскольку ранее «на сцене было повешено ружье» (было упомянуто об этой привязанности), оно обязано рано или поздно выстрелить. С другой стороны, в толкиновских текстах здесь определенно предполагался по крайней мере еще один определяющий мотив: «чары проклятого золота». Исключив их из сюжета, редактор был вынужден искать для героя другую мотивацию – и ей стала привязанность к Камню, оказавшаяся таким образом единственной мотивацией. Причем, как мы увидим далее, не только в этом случае. Отмечу специально: я не рассматриваю здесь во всех подробностях, как изменился сам сюжет гибели Тингола по сравнению с собственно толкиновскими текстами (частично эта задача выполнена в другом докладе - «Почему Наугламир не был украшен змеями…»). Достаточно сказать, что он в Сильмариллионе довольно сильно от них отличается; поэтому описывающие его эпизоды, вплоть до битвы Берена с гномами, - практически целиком редакторский текст, в котором можно разглядеть отдельные знакомые элементы. При этом общая схема сюжета сохраняется: Тингол дает работу гномам, затем ссорится с ними, затем гибнет от их рук, - что и позволяет сравнивать данную версию с другими текстами. Я же собираюсь снова сосредоточиться на мотивах действий персонажей. Итак, гномы (которые по версии Сильмариллиона уже находятся в Менегроте, исполняя какие-то другие работы), видят Наугламир и получают «техническое задание» переделать его: «Тогда увидали гномы творение своих предков и в изумленьи воззрились на сияющий алмаз Феанора, и исполнились великой жаждой овладеть сокровищами и унести их в подгорные свои жилища». Отметим, что здесь желания гномов направлены на сокровище в целом: и на Сильмарил, и на Наугламир. Далее гномы берутся за работу, и версия данной истории довольно быстро переходит к эпизоду, завершившемуся гибелью Тингола. Здесь мотивации персонажей упоминаются неоднократно. Гномы отказываются отдавать Тинголу готовое изделие, предъявляя свои права на него: «По какому праву эльфийский король хочет взять себе Наугламир. сотворенный нашими предками для ныне мертвого Финрода Фелагунда?» (Интересно, что здесь редактор видоизменяет уже существовавший элемент сюжета: в «Утраченных сказаниях» гномы тоже считают, что сокровища принадлежат им – поскольку ранее они принадлежали Миму). Но для нас гораздо интереснее в данном случае ответ Тингола и последовавшие действия: «Тингол, однако, прозрел их души и понял, что, вожделея Сильмариль, они лишь ищут предлога и праведного покрова для истинных своих намерений…» Тингол обращается к ним с презрительной речью (как уже говорилось, для нее редактор частично использовал презрительную речь Тингола к Хурину из «Утраченных сказаний»), требуя убираться прочь без платы за труды. «От речей короля вожделение гномов обратилось в гнев», и гномы убивают его – «Так погиб в подземельях Менегрота Эльвэ Синголло… и последний взгляд [его]… был устремлен на Сильмариль.» Итак, в этой части сюжета (включая первый взгляд гномов на Сильмарил и Наугламир), их «вожделение» упомянуто трижды, в первый раз оно обращено на оба предмета; прозрение Тингола касается именно желания получить Сильмарил; в третьем случае объект не конкретизирован. Еще один раз упомянуты, пожалуй, и чувства Тингола: скорее всего, акцент на «последнем взгляде на Сильмарил» не случаен. Для нас критично, что все эти упоминания о привязанности к Камню и желанию его получить, в том числе все, относящиеся к гномам – целиком вклад редактора в данный сюжет. В толкиновских текстах здесь упоминаются только «чары проклятого золота» и «проклятие Мима». Интересно, что когда уцелевшие гномы возвращаются в Ногрод и планируют военный поход на Дориат, их мотивации уже не включают желания чем-либо завладеть: «Велики были гнев и горе гномов Ногрода из-за смерти своих сородичей и искусных мастеров…» В тех же «Утраченных сказаниях» в соответствующей части сюжета гномов направляют и желание мести за сородичей, и привязанность к золоту, исходно присущая им, да еще увеличенная чарами сокровища; здесь редактор убирает один из мотивов, оставляет второй (модифицируя конкретику в зависимости от изменения сюжета) и не добавляет ничего нового, как это было сделано выше, с желанием получить Сильмарил. Хотелось бы отметить в сцене смерти Тингола еще один любопытный момент: король «прозревает в душах» гномов и видит их желание получить Сильмарил – которое вслух они маскируют другими намерениями. (Сам он, надо сказать, тоже не говорит им об увиденном в душах, а просто осыпает их оскорблениями). В доступных нам текстах нет ни одной подобной сцены. Зато невольно напрашивается аналогия с более ранним моментом истории, где присутствуют другие герои, но все снова завязано на Сильмарилы. Это описанный в «Поздней Квенте»(ИС т. 10, ПКС-2, 54 ) эпизод, когда Мелькор приходит к воротам Форменоса и говорит с Феанором. Тот также усматривает под покровом его благожелательных речей жажду получить Сильмарил – и также прогоняет с ругательствами. Возможно ли, что этот эпизод (вошедший в Сильмариллион), стал одним из «источников вдохновения» для редактора Сильмариллиона? Это невозможно утверждать наверняка. Но на вероятность такого предположения меня наводит еще одно совпадение, расположенное несколько позже, когда говорится о последовавшем военном походе гномов: «Но гномы победили, и чертоги Тингола были разорены и разграблены. Маблунг Сильнорукий пал пред дверями сокровищницы, где хранился Наугламир; и Сильмариль был взят». Эта версия судьбы Маблунга является целиком вкладом редактора. О судьбе Маблунга говорят два разновременных текста, они определяют ее совершенно по-разному, и в обоих случаях – иначе: в «Утраченных сказаниях» он гибнет одновременно с Тинголом, вне Менегрота, на охоте; в достаточно позднем тексте «Эльфвине и Дирхаваль» (ИС т. 11, что-то вроде предисловия к «Нарн и Хин Хурин») он так или иначе выживает во время разорения Дориата, потому что затем живет в Гаванях Сириона(*10). Описанная же ситуация вызывает в памяти еще один эпизод из «Поздней квенты», где перед дверями сокровищницы Форменоса гибнет Финве, и Моргот, убивший его, захватывает Сильмарилы. Однако гибель Маблунга относится уже к следующей части сюжета, которую хотелось бы рассмотреть отдельно. Пока подведу итоги рассмотрения части предыдущей, истории Тингола и гномов. Мы видели, как действие «чар проклятого золота» и «проклятия Мима», основные движители этой истории в ранних текстах, были полностью убраны. Взамен в нескольких случаях была добавлена страсть тех или иных персонажей к Сильмарилу: дважды у Тингола и трижды у гномов (здесь страсть может быть обращена и на другие предметы одновременно с Камнем). Все эти упоминания привязанности к Сильмарилу не имеют основания в собственно толкиновских текстах по данному сюжету. Там, где страсть к проклятому золоту сочеталась с другим мотивом (с местью за сородича – у гномов), был оставлен только один мотив. Возможно, дополнительным усилением «темы Сильмарила» являются эпизоды, вызывающие ассоциации с более ранней историей Камней в Валиноре, где основными мотивами были привязанность к ним Феанора и желание Мелькора захватить их. Следующий эпизод дориатской главы охватывает историю, связанную с войском гномов и Наугламиром уже после гибели Тингола – вплоть до того времени, когда украшение оказывается у Берена и Лютиен. Интересно, что, хотя Сильмарил продолжает участвовать в действии, более речь о чьем-то желании завладеть им или о привязанности к нему не идет. Какие же мотивы движут героями этой части сюжета? Порой эти мотивы определить трудно. Далее в тексте следует довольно подробная сцена, посвященная Мелиан после смерти Тингола, и заканчивающаяся ее уходом – тем единственным поступком, за который читатели склонны обычно упрекать майа Мелиан (зато довольно нередко). Собственно толкиновские тексты по крайней мере отвечают в большей своей части на вопрос, как, куда и зачем вслед за этим направляется Мелиан (в большинстве текстов она приходит затем к Берену и Лютиен, в «Утраченных сказаниях» - случайно, в помрачении рассудка, в последующих текстах – с теми или иными вестями или намерениями). Здесь же перед нами довольно подробное описание, однако информации о текущей ситуации оно дает мало: «Тяжко изменился Дориат. Мелиан долго сидела, безмолвная, у тела владыки Тингола, и мысль ее возвращалась в осененные звездами годы, к первой встрече их в былые дни…» Далее следует краткое изложение истории и деяний Мелиан в качестве супруги Тингола и владычицы Дориата (точный источник этого текста мне найти затруднительно, но все обстоятельства узнаваемы). Хотя этот подробный эпизод привлечет, скорее всего, внимание читателя, он не найдет здесь почти никаких объяснений ее действий, кроме предчувствия, «что рок Дориата близок к свершению», а непосредственно исчезновение Завесы объясняется еще более туманно: «Теперь же Тингол был мертв, и дух его ушел в чертоги Мандоса; а с его смертью изменилась и Мелиан». (Вся эта конкретика снова принадлежит перу редактора). Интересны и последние распоряжения, которые отдает Мелиан: «Мелиан не сказала ни слова никому, кроме Маблунга, ему же велела беречь Сильмариль и послать спешно весть в Оссирианд, Берену и Лутиэн; а затем она исчезла из Средиземья…» Интересно, что здесь как будто воплощаются в конспективном виде разные версии ее действий из разновременных толкиновских текстов: в более ранних она сама идет к Берену и Лютиен с вестями о войске гномов, а в группе версий «Повести лет» сама же «заботится о Сильмариле» - т.е. относит его к Берену и Лютиен (войско гномов при этом разбивают Келегорм и Куруфин). (Версия эта не стала окончательной: в письме, написанном позже, Толкин рассказывает об энтах, которые помогли Берену справиться с войском гномов. К сожалению, действия Мелиан в этой версии никак не были прописаны.) В отношении Берена и Лютиен в дориатской главе функции переносчика вестей распадаются надвое: весть о войске гномов они узнают от эльфов Оссирианда, а о событиях в Дориате – от того самого Мелианского вестника. Эпизод о разгроме войска гномов Береном и последующем пребывании Сильмарила на Тол Гален представляется мне наиболее ясным (несмотря на то, что по составу он вновь по большей части – творчество редактора, но уже с использованием некоторой части конкретики из текстов). (Здесь была использована версия об участии энтов, при этом вместе с Береном в битве также участвуют эльфы Оссирианда, хотя соответствующее письмо говорит, что «у Берена не было армии». Возможно, редактор не смог предположить схему боя без участия какой-либо военной силы; а возможно, это указание говорит об отсутствии у него постоянного войска, что не исключает помощи окрестных эльфов – краткость текста письма не позволяет сказать определенно). К тому же тол-галенский эпизод принадлежит не только истории падения Дориата, но и истории Лэйтиан, и при отсутствии в тексте достаточных мотиваций у читателя есть богатая почва в предыдущей истории персонажей, чтобы предположить их. Например, тем же явочным порядком, без объяснения говорится о взятии Береном Наугламира. («Утраченные сказания» говорят нам, например, об особенной красоте ожерелья, увиденной Береном, а затем о красоте Лютиен, носившей его – что также не подвигало Берера избавиться от сокровища). К тому же далее говорится о том, сколь прекрасна стала после этого земля Тол Гален (деталь вполне текстовая, из «Квенты» 4 тома), что, хотя и не объясняет действий Берена, но, возможно, как-то объясняет такой ход событий в глазах читателя. Здесь я хотела бы отметить иной любопытный момент: «В той битве у Сарн Атрада Берен сражался в последний раз и своей рукой убил царя Ногрода и сорвал с него Ожерелье Гномов, но тот, умирая, наложил проклятье на все добытые сокровища». Проклятие на золоте, казалось бы, изгнанное из сюжета редактором, неожиданно возникает здесь, по редакторской же воле! Причем смысл проклятия именно в этом эпизоде для меня туманен: более оно не упоминается, да и проклятые сокровища (кроме Наугламира) были немедленно вслед за тем утоплены в реке – то ли во исполнение проклятия, то ли для того, чтобы избежать его (это также не получает объяснения). У меня возникает ощущение (которые вряд ли можно подтвердить наверняка), что редактор, решив исключить мотив «проклятого золота», все же не решился исключить его вовсе – но оставил в таком моменте сюжета, где оно уже не может оказать никакого влияния на ход событий. Последний эпизод этой части истории, одновременно начинающий историю следующую, об окончательном разорении Дориата – возвращение Камня в Дориат, где его владельцем становится уже Диор. Это еще один подробный эпизод текста, написанный редактором. В свое время я уже обращала внимание на то, что из подробного описания прихода вестника, а также Диора, рассматривающего Сильмарил, и его мыслей при этом, основание в тексте имеет буквально одно предложение (о самом факте прихода вестника в некий осенний вечер). (Интересно, что если ранее вместо Мелиан на Тол Гален отправляется безымянный «вестник», то здесь вместо абстрактного «вестника» текстов почему-то приносит Камень «предводитель Зеленых Эльфов» - которые, как известно, после гибели Денетора не избирали себе правителя). Теперь мне хотелось бы подробнее остановиться на некоторых деталях это сцены. «Был осенний вечер, и, когда стемнело, некто постучал во врата Менегрота, требуя, чтобы его провели к королю. Был то предводитель Зеленых Эльфов, прибывший из Оссирианда, и привратники привели его в палату, где сидел в одиночестве Диор; там он молча вручил королю шкатулку и удалился.» Итак, практически все эти детали снова принадлежат редактору – в том числе загадочное молчание вестника. Понятно, что для каких-то его слов у нас (и у редактора) просто нет никакого источника: в Утраченных Сказаниях Диор просто получает Камень по наследству, прочие тексты слишком кратки. И тем не менее, таинственный молчаливый вестник создает своеобразный акцент на ситуации, читатель может задуматься о его мотивах… но в тексте снова нет никаких объяснений. Далее Диор видит в шкатулке Сильмарил – и понимает, что его родители умерли. «Долго смотрел Диор на Сильмариль, который его отец и мать в безнадежном походе добыли из-под жуткой власти Моргота; и тяжко скорбел он о том, что слишком рано пришла к ним смерть. Мудрые, однако, говорят, что Сильмариль ускорил их конец, ибо пламень красоты Лутиэн, носившей его, был слишком ярок для смертных земель». В этом отрывке есть довольно много интересного. Например, скорбь Диора о родителях предположить вполне естественно, но вот о том, что он считал их смерть слишком ранней, более нигде не упоминается. Но в особенности любопытна вторая часть – тем, что у нее есть вполне четкий текстовый прототип (из Повести Лет, версия С, текст относительно поздний, 1950-х годов). Тем интереснее, чем отличаются две версии текста. В Сильмариллионе некие «мудрые» довольно определенно говорят, что Сильмарил укоротил жизнь его родителей Диора. «Повесть Лет» не дает такой уверенности: «Но верили, что в тот год Лютиен и Берен умерли, поскольку о них более не слыхали на земле: возможно, что Сильмарил ускорил их конец, ибо пламень красоты Лутиэн, носившей его, был слишком ярок для смертных земель». То есть предположительным фактом оказывается не только влияние Сильмарила, но и сам факт смерти Берена и Лютиен. (А также исчезают таинственные «мудрые»). Это тем более интересно, что в тексте Сильмариллиона сразу после столь категоричного утверждения о «смертоносном» эффекте Сильмарила, опять же без дальнейших обоснований, сказано: «Затем Диор встал и застегнул на своей шее Наугламир; и теперь уже он казался прекраснейшим из детей мира, сын трех племен - аданов, эльдар и майар Благословенного Края». Никаких обоснований мы снова не видим, зато этот поступок Диора, описанный столь подробно, своеобразно смотрится вместе с: - утверждением, что Сильмарил наверняка укоротил жизнь Берена и Лютиен - утверждением, что именно с Наугламиром на шее Диор «казался прекраснейшим». Соседство фактов так и норовит навести на мысль, что Диор проигнорировал опасность и очень уж хотел выглядеть краше, чем есть (хотя ни то, ни другое в тексте прямо не сказано). Но первое утверждение, как мы видели, «докручено» из менее определенного. А что можно сказать о втором? У него тоже есть текстологический источник, «Квента» 4 тома. Только никакой связи красоты Диора с Силмарилом там нет! Если о том, что Лютиен, носившая Наугламир, «была прекрасней и величественней всех, кто когда-либо обитал вне пределов Валинора», действительно говорится (хотя мы знаем, что Лютиен и до того была прекрасна) - и несколько ранее в Сильмариллионе, и в той же Квенте, то здесь в исходном тексте речь просто идет о Диоре «как он есть»: «Тогда Диор, наследник Тингола, дитя Берена и Лютиен, был королем в лесах, - самый прекрасный из детей мира, ибо был он сыном трех племен: прекраснейших и лучших Людей, а также Эльфов и божественных духов Валинора, - но это не защитило его от судьбы и клятвы сыновей Феанора…» Уже после этого говорится о возвращении Диора в Дориат, об уходе Мелиан, и только затем – о последующих событиях, связанных с Сильмарилом. Таким образом, здесь красота Диора увязана только с его «генетикой». Непосредственно за фразой о надетом Наугламире начинается последующая история окончательного разорения, изложенная кратко, и в целом – на основании существующих текстов. Но мне хотелось бы остановиться здесь и подытожить вначале общее впечатление от эпизода с Диором. Здесь, как и в случае с Мелиан, мы видим один из поворотных моментов сюжета, описанный со множеством подробностей, но почти без объяснений. При этом именно подробность сюжета привлекает внимание читателя к ситуации – поэтому объяснение, скорее всего, будет добыто, но уже не из текста, а из собственной головы читателя. «Топливом» для него могут послужить указанные факты (так, как они представлены в этом тексте): «смертоносное» действие Сильмарила – и при этом то, что Диор его, во-первых, все равно надевает, во-вторых, становится при этом красивее. Из этого можно уже сделать выводы о каких-то не очень здравых мотивах… А если вспомнить обладателя других нездравых мотивов – Тингола и его привязанность к Камню (опять же, в этом тексте упомянутую неоднократно!) – то далее уже один шаг до того, чтобы признать наличие этой привязанности за Диором. Одна проблема – в тексте-то ничего подобного не сказано! Мало того, даже при внесении редакторских изменений вряд ли предполагался именно такой концепт и наиболее вероятный ход мысли читателя. Но получилось именно так. Подведем итоги нашего рассмотрения. Помимо наличия в тексте довольно большого количества подробных эпизодов, обращают не себя внимание следующие особенности текста. - Практически полное исключение редактором действия «чар проклятого золота» как движущей силы сюжета. Любопытным является и то, что редактор не убрал этот мотив вовсе, но ввел его в такой момент сюжета, когда он уже ни на что не мог повлиять. - Новые мотивации героев не добавлялись, но была существенно усилена и расширена роль мотива «жажда получить/удержать Сильмарил» - у Тингола, а также его действие было распространено и на гномов. - При этом многие эпизоды, во-первых, подробно описанные, во-вторых, ключевые для развития сюжета, оставлены практически без объяснений, почему тот или иной персонаж поступает именно так. В подробностях может быть описан сам поступок, но не его конкретные причины. Последствия этого могут быть различны. Так, действия Хурина в Нарготронде разъясняются позже, его действиями по приходе в Дориат. Нетипичное или нелогичное поведение тех или иных персонажей в ряде случаев все же находится несколько в стороне от магистральной линии сюжета и, даже без объяснения, может не привлечь достаточного внимания (Мим, предлагающий сокровища в обмен на жизнь; Тингол, неожиданно терпимый к Хурину; Хурин, возможно, утопившийся в море). Действия Берена (даже ежели счесть обоснования собственно в тексте недостаточными) может дополнительно пояснить весь прочий контекст событий Лэйтиан, вполне известный читателю «Сильмариллиона». Но ключевые моменты сюжета без объяснений остаться вряд ли могут. Если они не даны в тексте напрямую – то они, скорее всего, будут выведены читателем самостоятельно, в том числе опираясь на иные указания этого текста. К таким «необъяснимым» сценам, на мой взгляд, относятся уход Мелиан из Дориата и принятие Диором Сильмарила. Интересно, что оба эти поступка в фэндомских обсуждениях нередко навлекают на героев обвинения в безответственности, - т.е. в отсутствии достаточных мотиваций и целей поступков – которые и не обозначены в текстах, при общей подробности описаний соответствующих моментов! И если с Мелиан все обычно на безответственности и заканчивается, и это отдельное пятно в целом не портит остальную репутацию майа, то с Диором ситуация сложнее. И на мой взгляд, отсутствие объяснений относительно действий с Сильмарилом почти с неизбежностью привлекает внимание читателя к первой части данной истории, где большинство действий с Камнем объяснено однообразно – нездоровой привязанностью к нему. И соблазн применить это объяснение к Диору (при отсутствии такой мотивации в тексте) только увеличивается упоминаниями о смертоносности Сильмарила, и при этом – красоте, которую он придает. Не уверена, что редактор Сильмариллиона преследовал эту цель. Скорее всего, его усилия объяснялись другими причинами: например, неприятием идеи «жажда проклятого золота»; желанием подробно и красочно представить столь важный сюжет, и при этом отсутствием каких-либо объяснений для многих его элементов. Однако полученный – и не первый год получающийся в дискуссиях фэндома - результат, на мой взгляд, отчасти вызван и редакторской работой. В первую очередь – сочетанием отсутствия прочих мотивов действующих лиц в тексте, усилением линии привязанности к Сильмарилу в одних случаях и отсутствием объяснений - в других. А поскольку «природа не терпит пустоты», то она заполняется, в основном – тем единственным мотивом, который возможно найти в итоговом тексте. * Примечания (*1) «Здравствуй, глюк! – Или «сложные» главы Сильмариллиона и «коллективное бессознательное» фэндома» https://ficbook.net/readfic/018eedea-526b-7d8e-a555-c174be3bf892 (*2) В т.ч.: Почему Наугламир не был украшен змеями (и другие подробности из жизни этого украшения) https://ficbook.net/readfic/018eee57-e1c8-70cc-a2ff-e9830161ac0b Глава "О падении Дориата" - 3 стратегии редактирования https://ficbook.net/readfic/018ef3c3-392e-7452-b35b-259710cfb617 (*3) Откуда есть пошла Клятва Феанора - и кого съела https://ficbook.net/readfic/018f3b29-5721-747b-ae02-c23f9a3dfc76 (*4) Больдог «Падение Дориата и Гаваней: кто виноват?» http://community.livejournal.com/ves_con/32013.html (*5) Про единицы измерения, Мелиан и др. (По докладу Больдога) https://kemenkiri.livejournal.com/363640.html (*6) Douglas Charles Kane. Arda Reconstructed: The Creation of the Published Silmarillion. Bethlehem (PA): Lehigh University Press, 2009. p. 216. (*7) ИС. т. 11, с.261. «...Хурин решил обратить свои стопы к Криссаэгриму; но ничего не сказал он об это намерении своим спутникам, ибо по-прежнему был связан клятвой никому не открывать даже то, в каком краю обитает Тургон. Однако Хурин нуждался в помощи, он никогда не жил в диких местах,а изгои уже навыкли к тяжелой жизни охотников и собирателей...» («Скитания Хурина», пер. С. Таскаевой) (*8) Почему Наугламир не был украшен змеями (и другие подробности из жизни этого украшения) https://ficbook.net/readfic/018eee57-e1c8-70cc-a2ff-e9830161ac0b (*9) Куда уходит Мелиан? https://ficbook.net/readfic/018f21b2-999d-7fde-bb24-4703ca54a2b4 «Фигура в тени»? Или К вопросу о «политическом курсе» Мелиан https://ficbook.net/readfic/018f2e82-3d1f-77b4-9a8a-f0c8afd30844 (*10) По-крайней мере, он указал как один из источников информации Дирхаваля, автора сказания о детях Хурина. В одном фанфе (читанном с помощью автопереводчика с китайского) мне встретилось любопытное совмещение версий: предполагается, что беженцы в Гаванях начинают собираться раньше прихода выживших гондолинцев и даже нарготрондцев, поэтому Маблунг приходит туда во время безуспешных поисков Морвен, где его и расспрашивает уже пришедший туда Дирхаваль.