Бесконечность

— Эспрессо со сливками, пожалуйста. Чуя улыбается молоденькой бариста, боковым зрением изучая окружающую обстановку. Два парня за столиком у окна, женщина в годах с чайником зеленого чая за стойкой, стайка подростков-ботаников с ноутбуками на диванчиках у противоположной стены. Опасностью даже не пахнет. — Ты уверен, что машина на этот раз не ошиблась? — негромко, так, чтобы услышал лишь тот, кому этот вопрос адресован, интересуется Чуя, усаживаясь за свободный столик в углу зала. Обзор отсюда прекрасный: видно и стойку, и немногочисленных посетителей, и входную дверь, в которую как раз пытается протиснуться молодая мамаша с коляской. — Машина никогда не ошибается, Чуя, — слышит он в ответ и усмехается, пробуя горячий свежий кофе. Другого ответа он не ожидал. Большую часть времени его незримый собеседник — лишь хрипловатый насмешливый голос по другую сторону телефонного звонка. Уже полгода этот голос сопровождает его всюду, ведь с недавних пор он, Накахара Чуя, бывший оперативник под прикрытием, шпион, наёмник, исполнитель мафии и кто только не переквалифицировался ни много ни мало в Робин Гуда. Они спасают людей и делают это мастерски. Если бы Чуя верил в искупление грехов, он всерьез озадачился бы тем, чтобы за короткую — в его случае особенно, на милость судьбы он не рассчитывает — жизнь натворить побольше добрых дел. Вот только он с самого детства не верит в сказки. Возможно, именно поэтому он все еще жив. Кстати, об этом. Чуя склоняет голову к плечу, внимательно разглядывая оставленную без присмотра коляску — мамаша, отлучившаяся в уборную, так и не появилась, а вокруг всё ещё подозрительно тихо. Чутьё никогда его не подводит. Все меняется за секунду, как обычно и бывает, но всегда, каждый чертов раз Чуя на один процент из ста не готов. Коляска взрывается, разлетаясь во все стороны дождем гвоздей, стекла и горячего металла. В последний момент Чуя успевает укрыться за стойкой, накрыв собой девчонку-бариста и испытывая странное облегчение. Он ненавидит сидеть в засаде, ожидая подачи непонятно откуда, но обожает действовать, когда всё уже понятно. Потом следует очень длинный день, наполненный погонями, выстрелами, и снова погонями, и рукопашной, куда же без этого. Девчонка оказывается единственным, невольным, конечно, свидетелем убийства босса крупнейшей мафиозной группировки Канагавы, так что охота на нее открыта со всех сторон. Чуя сжимает руль угнанной тойоты с такой силой, что дерьмовое псевдокожаное покрытие трескается под его пальцами, и, пригибая голову под градом пуль, отстранённо размышляет о том, на сколько таких дней у его ангела-хранительня ещё хватит терпения. Он словно испытывает судьбу, снова и снова оказываясь на пороге жизни и смерти. У всех свои способы получать адреналин, и Чуя выбрал лучший для себя. Он уже не сможет без этого. И без спасения жизней, разумеется. В итоге девчонка оказывается на борту корабля, следующего прямиком до Владивостока, с новыми документами, парой миллионов русских рублей, телефоном связного и билетом в один конец в кармане кожаной куртки Чуи, которую тот забыл забрать. Уж если спасать человека, то от начала до конца. Чуя курит на чердаке заброшенного склада в порту Йокогамы, наблюдая за тем, как корабль, оставляя за собой полосу белой пены, исчезает за линией горизонта. Солнце, оставив после себя лишь мутную зеленоватую дымку, садится прямо в море. Невероятно длинный день. И где-то в самом его конце Чуя, пропахший дымом, кровью и потом, наконец объявляется на пороге квартиры, напоминающей финальный эксперимент обезумевшего артхаусного дизайнера — иначе этот странный микс библиотеки, оперштаба и бомбоубежища не назовёшь, — чтобы, привалившись к косяку двери, произнести сакральное: — Привет, Дазай. Я дома. — И тебе доброго вечера, Чуя. — Дазай поднимает голову от компьютера, снимает очки, трет переносицу, сдвигает наушники на шею. — Как всё прошло? — Есть небольшая проблема. — Морщась от боли, Чуя отводит в сторону полу нового… уже отжившего свое пиджака, демонстрируя неаккуратное красное пятно на некогда белой рубашке. — Пулю я уже достал. Дазай закатывает глаза, встает и направляется в соседнюю комнату, которую Чуя про себя называет «операционной». В ней залатано столько ножевых и огнестрельных, что лучше даже не пытаться считать. Не было ни дня с момента начала их странной, вряд ли кому-то, кроме них двоих, понятной миссии, чтобы Чуя не болтался бы здесь в ожидании, когда Дазай, тщательно вымыв руки, наконец соизволит заштопать его бренное тело. Исключительно для того, чтобы на следующий же день вновь отправить в самую гущу событий со словами «Чуя, у нас новый номер». В этом есть что-то определённо ненормальное. Но до тех пор, пока они на пару спасают жизни, Чуя готов быть ненормальным. Чуя стягивает рубашку, бросает ее на пол и забирается на высокий стол. Дазай критически осматривает рану, ощупывает кожу, протирает мокрым ватным тампоном, чтобы разглядеть края. Это все похоже на затянувшуюся прелюдию, и Чуе даже интересно, на сколько хватит их обоих. — Увидел что-то новое? — интересуется он в ожидании, пока подействует местный наркоз. — Мне интересно, смогу ли я хотя бы один вечер провести, не отмывая твою кровь со своих рук, — ворчит Дазай, ловко орудуя иглой. Он поднимает взгляд, всего на секунду, но Чуя перехватывает его намеренно, чтобы с улыбкой парировать: — Разве не этого ты ожидал, когда нанимал меня на работу? — Я ожидал, что это будет случаться хотя бы через день. — Ещё ровно секунду Дазай не отводит взгляд, и у Чуи внезапно появляется ощущение, что сейчас они говорят вовсе не об огнестрельных ранениях. Позже, уже ночью, Чуя курит в распахнутое окно — вопреки воплям, увещеваниям и угрозам Дазая, он всегда это делает после сложной заварушки. Ритуал во имя очередной удачно завершённой миссии во имя добра и справедливости. — Если ты сейчас же не пойдёшь спать, Чуя, завтра у тебя не будет сил спасать мир, — слышит он за спиной и оборачивается, поспешно сминая окурок в пепельнице, как восьмиклассник, застуканный директором школы за курением в туалете. — Знаешь, я бы предпочёл, чтобы у меня не было сил по другой причине, — говорит он — и лишь в следующую секунду понимает, что именно сказал. Можно сделать вид, что имел в виду совсем другое, но Дазай — гений и, безусловно, он понял всё правильно. Из окна на Чую летят первые капли ночного дождя, и их перестук по стеклу — единственный звук, нарушающий повисшую в комнате тишину. В полумраке Чуя не видит лица Дазая и может лишь догадываться о том, какое на нём сейчас выражение. Он слышит вдох — гораздо более шумный, чем то, как Дазай обычно дышит, а в следующую секунду — резкий телефонный звонок, как обычно, оповещающий их о том, что… — У нас новый номер, Чуя, — говорит Дазай негромко. Но почему-то не двигается с места. А потом он делает шаг — но это шаг вовсе не в сторону надрывно трезвонящего телефона. И Чуя понимает, что отныне его сил хватит на то, чтобы спасти все миры во Вселенной. И создать новую бесконечность.