Всë в порядке

Он никогда не переставал волноваться, когда речь заходила о ставках. Не важно, будь то глобальная проблема, решение которой было возложено на его плечи корпорацией, или что-то локальное, вроде ожидания выбивающегося из серой рутины жизни события, – его руки, да и сам он, никогда не находили себе места в такие моменты. Нужда щëлкать ручкой, дëргать ногой, цокать языком – делать что угодно, лишь бы не выдать своих дрожащих в волнении рук – всегда была с ним и никуда не хотела деваться даже после долгой работы над собой. «Положите руки на колени и не дëргайтесь», – сказал ему однажды Веритас, и был чертовски меток, задевая своими колкими высказываниями тонкие струны чужой души. Рацио в принципе был нетерпелив ко многому, когда дело касалось Авантюрина. Хотя вернее будет сказать, что нетерпелив он был к картëжнику в целом. Коллеги, которым доводилось наблюдать за сотрудничеством этих двух, нередко отзывались о царившей между ними атмосфере как о чём-то давящем и искрящем, и никто из них никогда бы не подумал, что две такие несовместимые фигуры могут вступить в какие бы то ни было отношения. Если быть совсем честным, об этом не мог подумать и сам Авантюрин. И даже сейчас, сидя с прелестно сияющим в ярком свете ламп кольцом на безымянном пальце, он не мог до конца осознать, что всë происходящее с ним реально. Разве может Веритас Рацио, сидящий рядом с ним, быть настоящим? Тот самый Веритас Рацио, который недовольно морщил переносицу, стоило только авгину попасть в его поле зрения. Тот самый Веритас Рацио, глаголивший о его невежестве и безответственности. Веритас Рацио, так любящий когда-то назвать его пренебрежительным 󠀬󠀾«картёжник», превратившимся в ласковое прозвище сейчас. Тот Веритас Рацио совсем не похож на того, который сидит сейчас по правую руку Авантюрина, читая очередную научную книженцию со своим привычным отстранённым от всего и вся видом. Раньше, ещё до того, как между ними появились хоть малейшие намёки на взаимность, Авантюрин не мог представить себе этого момента даже в самых смелых мечтах. Момента, где они, будучи парой, знакомят себя с самыми близкими членами семьи. Авантюрин и сам не знает, как до этого дошло. Казалось бы, ещё неделю назад ничего не предвещало беды, но ровно до тех пор, пока Рацио как ни в чём не бывало не сообщил о скором приезде своих родителей. Они, на самом то деле, никогда и не обсуждали тему знакомства с ними. Оба были взрослыми мужчинами, не нуждающимися в одобрении своего избранника, и обоим было ясно как день – с кем знакомить есть у одного лишь Веритаса. Их отношения устраивали их обоих, и не то что бы хоть один из них торопился хоть что-то менять. По крайней мере, так казалось Авантюрину. Их отношения в принципе начались неожиданно. Внезапно возникшая из взаимной неприязни симпатия, после – сумбурная влюблённость, состоящая из совместных командировок и казавшихся пустыми мечтаний о совместном счастье. Сейчас уже трудно вспомнить, кто из них и когда сделал первый шаг. То ли это был Веритас, ласково пригладивший растрёпанные после тяжёлого дня чужие волосы, когда Авантюрин без сил вырубился в неудобной позе на диване, а проснулся – на удобной кровати под мягким пледом. То ли это был сам Авантюрин, выкроивший в своём плотном графике время, чтобы помочь Рацио с проверкой студенческих работ, осилить которые даже кому-то столь гениальному было бы не по силу к назначенному сроку. Авантюрин помнит их ссоры. Каждую, которая была, по мелочи и не очень, но больше всех он помнит самую первую из них. Причина у неё была самая что ни на есть глупая, вроде оставленной не на нужном месте вещи и тяжёлого дня у обоих. Тогда Авантюрин впервые позволил увидеть свои слёзы хоть кому-то, кроме собственного отражения в зеркале в ванной. Не специально, конечно же. Он вообще не планировал плакать из-за такой мелочи, а уж тем более плакать перед Веритасом – наверняка его лицо в такие моменты просто ужасно и любой уважающий себя человек попросту сбежит. Но Рацио, вопреки внутреннему на то страху, не сбежал. Не сбежал, и впервые – никто не удивится, если за всю жизнь – искренне извинился. Первый поцелуй, к слову, въелся в память ничуть не хуже первой ссоры. Это было на космической станции госпожи Герты, где Рацио был почётным гостем, а Авантюрину, по воле случая, также перепала возможность её посетить, – не то что бы ему не пришлось давать взятку за такую привилегию, но он никогда не признается об этом вслух. Волнение перед научным докладом, защитить который предстояло доктору Веритасу, обещание поцелуя от Авантюрина, желавшего придать сил и уверенности своему возлюбленному и атмосфера момента – всё это в конечном итоге вылилось в блуждающие под рубашками друг друга руки и опухшие от поцелуев губы. На самом деле есть ещё множество моментов, первых и не очень, которые Авантюрин вспоминает с улыбкой как самое ценное сокровище, что у него только есть. Первое свидание, первый секс, первый букет цветов и первая годовщина – всё это лишь малая часть пунктов, входящих в список причин почему не стоит сомневаться в Веритасе Рацио. Само существование этого списка уже должно подразумевать, что сомневаться не стоит, и Авантюрин практически не сомневается, но всë равно не может побороть в себе иррациональный страх оказаться оставленным. Сколько бы лет не прошло, сколько бы слов о любви не было сказано, раб, вроде него, не может быть достоин такого великого чувства, как любовь. Эта позиция когда-то давно въелась в подкорку сознания, отравляя каждый вздох, который они делили на двоих. Так было раньше. Веритас Рацио подарил ему уверенность в себе, уверенность в нëм, в завтрашнем дне и в желании жить, по крайней мере пока они есть друг у друга. Только вот устроит ли семью Веритаса такой расклад? Родители Рацио, судя по его рассказам, – самые чудесные люди и любящие родители, о которых мечтает каждый ребёнок. Они дали своему сыну всё, вырастили его образцом слова «нормальный» и наверняка ожидали от своего сына знакомства с невестой к тридцати и как минимум пяти румяных внуков после. Авантюрин невестой не был и детей никогда в своей жизни не хотел. Его до сих пор иногда смущает то, насколько они разные: полные противоположности, нашедшие в себе место для любви друг к другу. Утро Рацио начинается каждый день ровно в 5:50 утра с первым звоном будильника. Его зарядка включает в себя комплекс повторяющихся изо дня в день упражнений, а съеденные калории практически никогда не превышают определённого значения. Он ненавидит работу в офисе и риск, предпочитает проводить весь свой досуг за книжкой, обязательно несущей в себе какую-либо информацию. И абсолютно всё в его жизни не соответствует тому, какого парня подарила ему судьба. Авантюрин начинает своё “утро” вне зависимости от текущего времени суток. В редкие моменты свободного времени посещает спортзал, никогда не придерживаясь определённого графика тренировок. Его дневной рацион может состоять от простой воды со льдом до сытного фастфуда, а тяга к азартным играм является чуть ли не основополагающей частью жизни. Даже занимая высокую должность в корпорации он остаётся офисным сотрудником, а его домашняя полка с любимыми книжками ломится от сказок и фантастики. И абсолютно всё в его жизни не соответствует тому, какому парню всучила его судьба. Именно поэтому он даже не удивится, если чужие родители не останутся в восторге от выбора их собственного сына. Напротив, он, возможно, даже поддержит их, конечно, мысленно, но даже так обязательно получив от всезнающего Веритаса по шапке позже. Как сильно бы он не тянулся к нему нутром, зудящий обо всём плохом внутренний голос никогда не признает его достойным Рацио. Авантюрин знает это, но всё равно продолжит выбирать поступить эгоистично, выбирать наслаждаться своим счастьем до тех пор, пока Веритас не опомнится и не осознает свою ошибку самостоятельно. А он не осознает, ведь никакой ошибки нет и уверенность в этом хранится в сердцах обоих. Время поджимает. Если Рацио пошёл пунктуальностью в родителей, то они объявятся через какие-то считанные десять минут, которые тянутся слишком долго для успевшего настроить себе в голове самые худшие сценарии Авантюрина. Бокал, наполненный дорогим шампанским, не спасает. От алкоголя мутит, а узел переживаний затягивается прямиком на шее, перекрывая доступ к кислороду. Авантюрин боится, словно ребёнок, ожидающий что у него вот-вот отберут самую вкусную в мире шоколадку. Боится, и потому выстукивает по дивану одному ему понятный ритм, в безуспешной попытке занять себя хоть чем-то. Когда его в конце концов хватают за руку, Авантюрин вздрагивает, замирая всем телом в ожидании непонятно чего. Когда Веритас переплетает их пальцы, в груди разливается необъяснимое тепло, разом смывая все переживания на дальний план. — Я вижу как ты трясёшься. Всё в порядке, — он даже не отрывает взгляда от книги, но его голос звучит так уверенно, что Авантюрин тонет в своём доверии к нему. «Всё в порядке» – как гарантия безопасности. «Всё в порядке» – как таблетка от всех тревог. «Всё в порядке» звучит именно так, как нужно, чтобы действительно в это поверить, и Авантюрин готов расплакаться от благодарности к своему парню. «Всё в порядке» – все их воспоминания не закончатся сегодня, а лишь продолжат пополняться. «Всё в порядке» – даже если родители не примут, Рацио останется “нормальным”, останется собой рядом с ним. «Всё в порядке» – они не такие уж и разные, у них много общего, но что самое главное – общая любовь друг к другу. «Всё в порядке» и всё действительно будет хорошо. Авантюрин прикрывает глаза, набирая полную грудь воздуха и медленно выдыхая. Его фирменная идеальная улыбка становится более искренней, а натянутая как струна спина наконец расслабляется, уступая место такой неидеальной небольшой сутулости. — Спасибо, — он говорит это одними губами, но по приподнявшемуся на лице Рацио уголку губ знает, что его услышали.