Солнце светит, снега тают и в саду Инквизитора наконец расцветают цветы. Или, по крайней мере, должны были расцвести. Пару лет назад они были посажены в эти горшки и не испытывали ничего иного, кроме как глубокой любви и отеческой заботы. Эмбриум, королевский эльфийский корень, глубинные грибы. Эти растения не были комнатными и нежными, им не нужен был особый уход и нежная почва. Но даже они спустя время завяли. Некому стало за ними ухаживать, ведь самые искусные садовники — и те были бессильны. Теперь цветы просто повяли и свисали вниз, понурив головы. А Инквизитор смотрела на них со скамьи, надеясь, что лишь от одного пристального взгляда они будут краше и свежее, чем когда либо.
Но убивать время в саду — кощунство, когда по всему Скайхолду был праздник. Годовщина основания Инквизиции. Сюда съехались всевозможные бароны, эрлы и виконты. Весь свет Южного Тедаса сгустился в небольшом дворце у демона на куличках. Всё ради того, чтобы отдать честь почётной Инквизиции. Конечно, проходя по залу, нельзя не отметить, что баронов Ферелдена было всего на зубок. Немудрено, уж очень больно желание Инквизиции продолжать существовать взбесила собачью державу. Хоть сам король не выказывал никаких признаков враждебности по отношению к организации, своего дядюшку и других дворян он расстраивать не стал. Какой была участь последнего наглеца, пошедшего против воли народа, знают все.
Зато позолоченных масок тут было хоть отбавляй. Если расплавить, хватит на жалование войск на года вперёд. Но уважение Орлея важно, как никогда. Он и спонсирует Инквизицию, не даёт ей зачахнуть. И потому приходит плясать под их дудку: есть придурковатую еду, смеяться от придурковатых шуток, вести себя как придурок в кружевах.
— Спасибо, братец… — прошипела про себя эльфийка, сдерживая себя от того, чтобы не сломать бокал с вином пополам.
— Простите, госпожа Мирикал?
— Не стоит беспокойства, мисс. Мне пора.
Мирикал откланялась одной из баронесс, та ей ответила роскошным реверансом. Мирикал любила платья и прочие людские штучки, которые были недоступны ей. Долийская кровь и жизнь отшельника были тому самой главной причиной. Потому, даже спустя столько лет и даже несмотря на большую любовь ко всему людскому — ей хотелось содрать с себя эти кружева и тяжелые платья. Плащи, меха и прочее ей были куда привычнее.
От того вспоминается ей тот, кто наоборот любил всё высокое, да вот надевать сапоги вместо того, что долийцы смеют называть обувью, он категорически отказывался. Яростно доказывал, что чувствуя землю всеми пальцами ног, он мог хоть уцепиться за сук и свисать вниз головой — и попадёт врагу прям промеж глаз стрелой за сто шагов от него. Он не врал, к несчастью Мирикал. Столько денег она проиграла на спорах, уму непостижимо.
Инквизитор проходила мимо людей так, будто они и не пытались выскоблить у неё капельку внимания для себя. Кто-то протягивал цветы уважаемой даме, а кто-то руки, чтобы оказать великий жест рукопожатия. Кому-то всё-таки повезло. На выходе ко двору к ней полез какой-то тучный дворяшка с сальной кожей. Та удостоила его тем, что сунула в руки свой недопитый бокал вина. И пока бедняга опомниться не успел, тряся тремя подбородками, Инквизитора уже и след простыл.
Ночь тёмная и холодная. Сколько не пытайся отогреть эту крепость, наполнить её людьми — холод гор вокруг напоминает, что тепло понятие невечное и эфемерное, взяться из неоткуда ему незачем. В отличии от холода. Он окутывает, он оцепляет собой и не даёт сделать и шагу. Мирикал любила холод. В один момент она застывала, но вдруг оказывалась совсем по другую сторону боя. Холод полезен, бывает — даже вечен. Но ранит он не хуже огня. Но и тот может исцелить, прижечь зудящую рану.
Огонь, лёд, электричество, земля — все они благо, все они беда. У всего есть две стороны. Даже у тех ядовито зелёных глаз, которые Мирикал искала в толпе. В этой фальшивой толпе она искала исцеление, панацею от головных болей. И нашла её в фигуре, покрытой тенью, что стояла на крепостной стене Скайхолда. Плащ фигуры поднимал холодный ветер, а зелёные глаза сверкали в свете луны. Когда эльфка сделала шаг вперёд, фигура показала из-под плаща культяпку — с прикреплённым арбалетом. И сделала первый выстрел.
Мирикал поморщилась и дернулась, побоявшись, что в неё полетит болт. Только разомкнув глаза она заметила очень интересную конструкцию: к крыше башни цеплялся крюк, а от него напряжённо тянулась веревка. Стоило фигуре слегка назад нагнуться — и вот она уже полетела ввысь к звёздам. Плащ на минуту показался Мирикал капюшоном гадюки, на худой конец — крыльями летучей мыши. Но это было её любимое животное, так что отнимать у неё звание главного любителя летучих грызунов никто не имел права. Эльфка напряглась и метнулась вперёд. А за ней остался только ледяной шлейф, морозный воздух и светло-голубые следы на выщербленном камне.
Она не умела залезать на крыши с помощью силы мысли, магия левитации была слабо развита в Тедасе даже среди отшельников и нелегалов, так что всё равно приходилось пользоваться своими двумя ножками. Как только Мирикал поднялась по лестнице, открыв люк, она начала оглядываться по сторонам. И увидав, как загадочная личность в плаще стояла на краю, она усмехнулась:
— Если сиганёшь, я убирать твою падаль не стану.
Фигура прыгает спиной вниз. Когда Мирикал подбегает к краю крыши, то слышит щелчок крюка. Веревка тянется вверх и клешни крюка намертво хватаются за камень еще одной башни на крепостной стене. В этот раз перед Мирикал решили выпендриться — незнакомец закрутился в воздухе словно игрушечная юла. А приземлился он так легко, словно это не было одним из самых тяжелых приземлений, которые можно придумать. Тот дёрнул культей, и крюк открепился от стены, вставая на своё законное место. Эльфка вздохнула, прижимая ладонь к лицу. В ответ на выкрутасы та крикнула так громко, что эхо раздалось по округе:
— Я за тобой бегать не буду, так и знай!
На её заявление не обратили должного внимания, цепляясь уже за третью башню. Но третья башня была высокой, к тому же оживлённой — там находились покои храмовников, которых когда-то приютили по началу Инквизиции. Хоть маги и были главным приоритетом, кое-кто ценил храмовничью работу куда больше, чем потустороннюю силу и умения читать заклинания…
Она будет бегать за фигурой в плаще. Выбора не остаётся. А то как она поизмывается над тем, кто цепляется за веревку и ползёт с помощью неё по стене? Она ведь поумнее будет. Просто пробежится по лестнице.
— Инквизитор, что-то случилось?
— Инквизитор?
— Вам что-то понадобилось, Инквизитор? Кто-то напал на Скайхолд? Мы слышали удар по стене! Сержант Донелл увидел, как верёвка тянется у него за окном, хотел отрезать!
— Тишина! — крикнула Мирикал, поднимаясь по лестнице, тяжело дыша. Чуток выдохлась после применения ледяного прыжка, бывает. Будь у неё с собой пара лириумных пузырьков, её бы никто даже не заметил. Она схватилась за перила и повернулась к взволнованным храмовникам. А у каждого по паре щенячьих глаз, только и ждущих приказа. — Всем тихо. Я разберусь.
— Вы уверены, Инквизитор? Вдруг это демон. Донелл помимо верёвки ещё страшные зелёные глаза видел, искрятся так, его аж дух пробрал…
— Донеллу надо было на празднике меньше пить, вот и глаза никакие мерцать не будут. И пусть никто не выходит, я сама разберусь. И верёвку не резать!
— Так точно!
Закивала толпа дружно, звеня доспехами. Мечи и щиты снова легли на столы, а Мирикал побежала на крышу, делая несколько кругов подряд, пока не увидела среди щелей люка просачивающийся лунный свет. Она вытянула голову и после потянулась, вставая на ноги. Никого нет.
Но когда она услышала громкое пыхтение и не менее громкие ругательства, то она подошла к краю крыши. И увидела, как ушастое нечто хваталось одной рукой за веревку крюка, упираясь ногами об стену башни. Он прижал острые уши, обычно поднятые вверх. Конечности у него дрожат. Забавная причёска под ёжика заставила Мирикал аж прыснуть со смеху. Осталась бы у этого несчастного прыгуна по башням старая лошадиная грива, он бы выглядел очень драматично — тень на пол лица, суровые морщины… А тут он красный, как сердцевина эмбриума, да щёки так сильно дует.
— Что, выдохся?
Эльф посмотрел на неё своими зелёными, большими глазами с такой злостью, что стоило бы проверить, не подложили ли яду ей в тарелку сегодня. Но она знала, что волноваться не стоит. Этот взгляд быстро поменяется на благодарный, стоит ей только протянуть руку помощи. Раньше он не принимал её ладони, он бы лучше разбился в лепёшку или продолжил ползти сам, чем принял бы от нее помощь. Скорее укусит руку помощи, чем примет. Но сейчас всё немного по другому. Он протягивает быстро руку в потёртой перчатке. И вот он уже стоит на крыше башни храмовников, поправляя ремни и осматривая свой плащ.
— Не выдохся, а людские сапоги просто не созданы для того, чтобы цепляться за поверхности.
— Ну а чего не вернёшься к своей излюбленной доллийской обуви? — Мирикал сложила руки на груди и фыркнула. Что-то никогда не меняется.
— А вот возьму и вернусь, помяни мое слово.
— Ламий.
— Что?
— Мы встретились спустя столько лет, а у меня от тебя уже голова трещит по швам.
— Взаимно.
Ламий и Мирикал посмотрели друг на друга молча. А потом захихикали. Мирикал упала на крышу, а Ламий прижал ладонь к лбу, потирая замысловатую татуировку. Мирикал обратила на это внимание, и не могла никак отказать себе в том, чтобы кольнуть хорошенько.
— Никогда не понимала, почему у тебя именно узор Митал, — параллельно с разговором, Мирикал похлопала рядом с собой по камню. И Ламий присел, закручивая механизм крюка на своей культе. С плеча у него свисала огромная сумка. Наверно, там и лежал маленький арбалет. И, быть может, ещё пара подобных устройств. Тебе бы больше подошёл Фалон’Дин, смотря на рапорты, которые я получила за этот год.
— Это какие такие рапорты?
— Ну, например, когда ты в месяц Зимохода вырвался…
— В месяц Верименсиса.
— Неважно, — Мирикал отмахнулась. Она залезла пальцами в чёрный мех на плечах брата, убирая оттуда снег. Как бы Ламий не пытался вести скрытную жизнь, он никак не мог заставить себя отказаться от роскошных одежд, которые он ранее получил. Что тут говорить о его любимой мантии Инквизитора. Он разве что щиток с груди снял, чтобы на него все стрелы мира не летели, стоит ему шаг в общество сделать. — Так вот, месяц Зимохода… Ты, кажется, отправился в Тевинтер на первую разведку, как только ушёл к Леллиане под начало. А по итогу — распивал вино на одной из крыш Минратоуса.
— Ну, когда Инквизиторская ноша теперь не висит на мне камнем, я могу позволить себе расслабиться, — фыркнул Ламий, щёлкнув засовом на культе. — Да и Кассандра попросила опробовать местных вин, парочку ей принести на случай чего…
— Ох, — страдальчески охнула эльфийка. — На кой мне такой брат мерзавец?
Брат-мерзавец лишь улыбнулся от уха до уха, дёрнув кончиками.
— А то, что за тобой вели погоню по всему Минратоусу в течении нескольких суток, тебя это не волнует?
— Абсолютно не волнует, — кивнув Ламий, рукой причёсывая свою ежиную шевелюру. Светлые, как лучики солнца, локоны были отрезаны в пользу мысли, что Кассандре могла понравиться его более мужественная причёска. Весь двор держался, чтобы не засмеяться в голос, увидев Инквизитора в таком виде первый раз. Он раньше клялся, что снова отрастит длинные локоны, но… Что-то это уродство ему пришлось немного по душе, уже год прошёл, как он больше не Инквизитор. Может, в следующий раз отрастит. — Я думаю, что мы очень удачно поменялись местами. Не у одного же меня должна голова болеть.
Если подумать… Он был прав. Ламий очень редко в чём бывает прав. Все только потому, что он часто принимал решения наобум, следуя своим сомнительным и нерушимым принципам, которые подкреплялись повышенной содержимостью гнева. Многие мировые события приняли совершенно другой оборот только благодаря тому, что Инквизитор Ламий никого не слушал и делал так, как считал правильным сам. И вся загвоздка в том, что не все его решения были плохими. Просто за хорошим решением дурное всегда било сильнее.
Ламий оставил в Скайхолде магов, но на условиях заключённых. У него было много причин, одна из них была тотальная ненависть к магии, благодаря его же сестрёнке. Мирикал сложила руки на коленях и посмотрела на брата косо. Тот достал из сумки сушёную говядину. Он больше не мог позволить себе роскошные завтраки в постель, но он и не жаловался. Всё таки не дворяшкой белоручкой родился, а долийцем. Там из мяса бывают только бешеные полевые зайцы. Ламий протянул сестре кусок, но то отказалась. Тот, пожав плечами, сам начал его жевать.
Потом Инквизитор Ламий принял решение оставить Стражей, одновременно поливая их грязью за смерть Страуда. Потом он пришёл на бал в Халамширале, сделал всё, чтобы каждая сторона конфликта нашла компромисс и Игра стала бы выигрышной для всех. Он мог добиться перемирия. Но бывало так, что Ламий любил доказать свою правоту кровью. Он допустил смерть Селины, убил Графиню, посадил Гаспара на поводок Бриалы. Всё ради эльфов. Всё ради них, родненьких…
А дальше как по накатанной, пара мелких делишек, там решить, там убить… И параллельно с этим он бранился с сестрой. Из-за неё он попал в заварушку на Священном Совете. Из-за неё он побежал наверх к Джустинии, не слыша её воплей, но видя перед собой только силуэт сестры. Он пришёл за ней, чтобы убить её. Предательницу клана, порочащую его честь. Сама Мирикал едва помнит, зачем она пыталась скрыться на Священном Совете, может, затеряться среди магов… Но то, как Ламий корчился на земле от соприкосновения со сферой, она не забудет.
Эльф прижал уши и рычал. Сама пленённая Джустиния подала ему этот «дар». А пока брат пытался встать, охваченный судорогами, Мирикал сбежала. Сбежала куда подальше, пользуясь его болью. И когда она остановилась, отошла достаточно далеко от крепости, она обернулась. Снег хрустел под её шагами, она даже сбила одного мага с ног, который шёл на Совет. Но она не услышала его возмущённых воплей. Крепость Священного Совета загорелась ярким зелёным огнём и взорвалась. Храмовники и маги впились мечами и посохами в землю, чтобы их не снесло ударной волной. Мирикал попыталась воссоздать вокруг себя ауру щита, она всеми силами держалась ногами за землю, чтобы её не унесло всё дальше.
Но когда щит храмовника прилетел прямо по её лицу, уже было не важно, как далеко её унесет от Священного Совета. Лишь бы снегом замело и никто не нашёл.
И после этого, Ламий — Инквизитор, с ответственностью перед миром, о которой он не просил, а Мирикал — заложница обстоятельств. Сначала в клане, потом за решёткой, теперь… На Инквизиторском троне.
— Что с лицом?
— Ничего.
— Эй, у меня руки нет, а не глаза, — Ламий повернулся к сестре всем телом, упираясь локтём об коленку. — Что, тяжело быть головой всего?
— Тяжело. Ещё вопросы?
— О, вообще-то да, — Мирикал закатила глаза. — С того момента, как я оставил на тебе управление Инквизицией и ушёл в подполье, я так и не узнал одну очень важную вещь… Как там мой сад?
— Сгнил. До корней.
— Ничего на тебя не оставишь, хоть Инквизиция не сгнила, и на том спасибо.
Мирикал ничего брату не ответила. А Ламий вздохнул, вставая на ноги. Она уже подумала, что тот решит с ней попрощаться, оставит и побежит вновь по своим важным делам, не требующих отлагательств. Лелиана была жёсткой начальницей. А Ламию все равно очень по душе пришлось работать в тени. Жаль только, что из любимого лука со змеиными узорами не пострелять… Стоил целое состояние. Его сестра держит этот лук в защитной рамочке на стенке у кровати. Лук, который её когда-то чуть не пристрелил на ступеньках Убежища.
Ламий протянул ей ладонь. Та посмотрела на него снизу-вверх. Приметила пару изменений, которых не видела раньше. Его лицо, ранее нежнее шёлка и глаже попки младенца, теперь всё покрыто шрамами. один проходит через губу, другой идёт по косой через нос, а другой коснулся глаза. Кажется, младший братец своей старшей что-то всё равно недоговаривает. Мирикал вздохнула, шатая головой. И приняла помощь, вставая на ноги. Они глянули на небо. Звёзды сегодня красивые, даже несмотря на то, что их перекрывает Зелёный шрам.
Храмовники смотрели на них большими глазами, аж из шлемов чуть не повылезали, и понятия не имели, к кому обращаться титулом «Инквизитор». Их тут аж два!
Брат с сестрой прошли по крепостной стене. Ламий посмотрел вниз на сад и оглядел его.
— Ты преувеличила. Ничего он не сгнил.
— Что, правда? А то я боялась, что всё то, что ты имел, при контакте со мной чахнет и умирает.
— Прекрати, — Ламий взял сестру за руку, хмурясь и сверкая своими зелёными глазами. — Сейчас я докажу тебе обратное, вот увидишь.
— Ты просто обожаешь быть всегда правым.
— Определённо. Держись покрепче, сейчас мы немного полетаем.
— Что?
Ламий сигает вниз и приземляется на землю настолько легко и ровно, насколько может кошка на четыре лапы. Он легко встает и идёт к горшкам с цветами, пока Мирикал, в попытке встать на дрожащих руках и ногах, отплевывается от листьев на лице. Ламий осматривает цветы со скорбящим взглядом, но тут же присаживается на колени и берётся за дело. Достаёт из своей сумки ножик и какой-то порошок. Щёлкает, обрезает, посыпает и свистит себе под нос.
Мирикал подходит к клумбам, выглядывает из-за братского плеча и видит кое-что удивительное: Веретёнка, которая пару недель назад завяла самой последней, как бы Мирикал не старалась её спасти, вдруг расцвела и чуть ли не блестела всеми красками.
— А я думала, что маг здесь я, — с насмешкой выдохнула эльфийка, присаживаясь на скамью.
— Никакая это не магия, а просто хороший уход, — покачал головой Ламий, срезая последний мёртвый стебель с растения. — Будь эта веретёнка мертва, спасать было бы нечего.
— Ну, она была похожа на мёртвую. Ты хочешь сказать, что им тут без тебя просто ужасно тоскливо?
— Вроде того, — пожал плечами Ламий. Он копался пальцами в земле. — Когда я снова уеду, уж будь добра, относись к ним как к растениям, а не сорнякам.
— Сорняки — тоже растения.
Ламий не был удивлён тому, что такую своеобразную фразу он услышал именно от своей сестры. Когда он закончил возиться с растением, перестал его лелеять и чуть ли не в листья целовать… Он отрезал веретёнку под корень и протянул её сестре. Та сконфуженно на него глянула, но своеобразный подарок всё-таки приняла. Она смотрела на то, как тот закапывает что-то под землю, из которой он вырвал цветок. То были маленькие, белые семена.
Брат сел рядом с сестрой на скамью. Та гладила пальцами алые листья веретёнки. От чего ей быть такой ласковой с растением, которое она видела сотни раз в своих похождениях и использовала для настоек? Она не знала… Но появилось в ней что-то особенное с того самого момента, как Ламий передал ей в руки возрождённое растение. Ламий, в свою очередь, глядел на неё. А после спросил:
— Ну и… Как у вас с Калленом? Детишек планируете?
— Это что за вопросы?!
— Ну так женаты уже сколько! Пора бы уже, нет?
— Ламий, год всего прошёл! Я тебе сейчас уши оторву!
— Только попробуй!
Беда в том, что Ламий не мог прикрыть аж два своих уха от кровожадных рук сестры, что тянулись к его лицу. Спасло его только пришествие одной белокурой башки, не иначе. Когда дверь из зала приоткрылась, можно было услышать хор фанфар.
— Дорогая, тебя ждут для заглавного тоста. Нужно закончить празднование Годовщины на хорошей ноте, а то я совсем уста… Ламий?!
— Здравствуйте, Командир.
— Не обращай внимания, Каллен! Скажи им, что я скоро буду! — Каллен покивал, уходя прочь, закрывая за собой дверь. Ламий, дождавшись щелчка, заулыбался во все зубы.
— Да он у тебя ещё более натренированный щенок, чем раньше! Поди ещё по команде ходунком у тебя в постели ходит, а сами вы спите валетом!
Гости в зале обернулись на громкое эхо страшного вопля по всему Скайхолду. Праздник слегка притих. Но никто не додумался до того, что это была сама леди Инквизитор, с довольной улыбкой выходящей из сада. Она подошла к своему трону, не обращая внимания на сопровождающие её взгляды. Взяла в руки бокал вина и произнесла грандиозный тост в честь Инквизиции.
Ламий сидел на скамье, а ноги его примёрзли к земле. Он улыбался, вспоминая, как старшая сестра причитала ему: Посидишь здесь немного, потом мозги тебе на место вставлю. Он покивал ей, с ошпаренной от пощёчины щекой. А сейчас, пока никто не видел, разбил крюком толстый лёд. Схватил оставленную веретенку и метнулся вперёд.
— Дорогая…
— Да, Каллен?
— Я нашёл кое-что в нашей спальне, на подушке, — он показал веретенку и письмо. И не успев ничего сказать, вот он уже в руках держал бокал вина, а сама Мирикал в одной руке держала письмо, в другой незатейливое алое растение. Она пошла вперёд по шумному залу, минуя гостей.
«Спасибо, дорогая сестра, что своей гнусной магией пригвоздила меня к земле. Но у меня много других неотложных дел, потому не было другого выбора, как отложить твои нравоучения на потом. Но я рад, что заехал к тебе. Как легко мы поменялись местами — для меня это настоящая отдушина. Буду стараться чаще тебе надоедать своими выходками.
С любовью, твой брат Ламий.»
Мирикал стояла на выходе из замка Скайхолда, подняв глаза от письма. Под аркой, через которую въезжали и выезжали послы, путники и солдаты, стоял чёрный конь. А на нём восседала чёрная фигура, чей плащ развивался на ветру. Фигура долго смотрела на Инквизитора. А после развернула коня, умчавшись прочь.
Каллен подошёл к своей любимой, глядя на неё с вопросом в глазах. Мирикал будто и не заметила его присутствия. И тот тогда положил большую и тёплую ладонь на её хрупкое, дрожащее от холода плечо. Прижал её к своему боку и уткнулся носом в макушку. Мирикал выдохнула, сложив письмо. Она спрятала его в нагрудный карман. А после прикрыла глаза, вслушиваясь в удары живого и любящего сердца.
