подписка

Возможно, открывать тикток спустя два года было ошибкой. Жил без него спокойно, довольствовался телеграммом и редкими эфирами в инсте — не надо было и добавлять в этот список вернувшуюся соцсеть.
 Но нет, Серёга в один голос со всеми знакомыми твердил, что сейчас тикток возымеет огромную популярность и продвигаться дополнительно с его помощью — то, что нужно. И поэтому сейчас Глеб сидел на подоконнике с зажатой в зубах сигаретой и недовольно смотрел на загружающееся приложение. Мог бы сейчас дальше пить, курить, спать в конце концов. Но нет, дождись сраного сообщения в богом забытом вотсаппе, подтверди аккаунт и поморгай расфокусированно от тысячи сообщений, пришедших разом. Сука, сколько же отметок, бесполезных приветствий и сообщений от фанатов, тысячи видео с его упоминанием или с его треками. Чтобы разгрести весь этот пиздец, придётся провести не один день, уткнувшись в экран.

 Но для начала — кинуть ссылку в телеграмм канал, чтобы вся орава телеграммовской подписоты перелезла ещё и в тикток. Как будто ему в двадцать восемь лет заниматься нечем. Вопреки недовольному ворчанию, подгоняемый Серегой пост отправляется в канал, а Глеб, подогреваемый любопытством и глупой ностальгией, возвращается в приложение.

 Сообщения даже смотреть не хочется. Приветы, проклятия, пожелания здоровья и смерти в соседних сообщениях, признания, благодарности… Сыт по горло, нет сил даже лезть в это пекло. Потом.

 Вместо этого лезет в отметки, и первое же выпавшее видео — отрывок проклятого концерта в Екатеринбурге. Судорожно перейдя в другой раздел, даже не глядя, Глеб выдохнул, пережидая поднявшуюся внутри волну раздражения, стыда, отвращения и боли одновременно.

 Идея с популярной соцсетью потеряла свою и так блёклую красоту окончательно.

 Он не сможет честно и активно её вести, если постоянно будет видеть напоминания о своих ошибках. Питер. Питер. Екатеринбург. Эфир. Эфир. Посты. Бесконечные кадры с его слабостями — пьяный, агрессивный, под порошком, всё вместе, плачущий, язвительный… Блять, это гиблая тема. В голове промелькнула мысль отдать аккаунт на растерзание Серёги и какой-нибудь небольшой команды пиарщиков. Пусть сами наснимают контента, пусть продвигают его в массы.

 Но идея пропала также быстро, как появилась. Даже инсту он ведёт сам, пытается быть честнее с аудиторией. Отдавать аккаунт всё равно, что автоматически признать профиль бездушным и бесполезным, просто очередным способом пиара. Придётся самому, выскребать из себя остатки искренности и хоть чего-то, лишь бы команда не давила, не требовала ещё больше, не попрекала бездействием.

 С тяжёлым вздохом Глеб разблокировал телефон, понимая, что невольно перешёл в собственный профиль в попытке убежать от видео из Екатеринбурга. Внимание привлекла одна-единственная подписка. Странно, кто удостоился такой чести? В инсте, вконтакте и телеге подписки переваливали за две-три сотни, и большая часть в архиве.

 Сюда Глеб не заходил чуть ли не с января двадцать второго, поэтому уже не помнил ни черта, что происходило в тот период. Порошок оставлял нехилые провалы в памяти, а вкупе с алкоголем мозг отказывался воспроизводить в памяти даже трезвые фрагменты из прошлого. Не подозревая ничего и не готовясь ни к чему, Глеб перешёл в раздел подписок.

 И замер, не обращая внимания на истлевшую сигарету в руке. Одна-единственная подписка на Серафима.

 Ну, блять, конечно. А мозг решил не останавливаться на этом, задавливая, топя его в резко нахлынувшем потоке воспоминаний. Каждый момент, проведённый вместе, каждое сообщение в личной переписке или в шутливой — в телеграмм-каналах. Воспоминаний было так много, все они проносились перед глазами таким ярким калейдоскопом, что голова протестующе заболела, вторя резко сжавшемуся сердцу.

 Все номера были давным-давно оборваны. Подписки остались для вида, переписка и чужой телеграмм канал давно брошены в архив, лишь бы не мозолили глаза. Музыка остается непрослушанной, слова — неуслышанными, концерты — проигнорированными. А тут слишком яркое и живое напоминание о том, как близки были раньше. В инстаграмме всё просто — перешёл в рилсы и всё, мозг даже не успевает обработать чужой пост. В телеграмме и того проще. А здесь, казалось бы, так просто — две кнопки, чтобы выкинуть остатки памяти в окно, вслед за истлевшей сигаретой. Но рука трясётся вместе со всем телом, отказываясь слушаться. Глаза почему-то хуже видят. Чужой-когда-то родной никнейм плывёт перед взглядом. Глеб даже не понимает, что всё дело в рефлекторно выступивших слезах. Они всегда выступают, стоит сердцу сжаться от боли. А сейчас выкручивало кости и внутренности с такой силой, что Глеб сгибается с телефоном в руках и дышит через раз, пытаясь переждать вспышку, успокоить рвущееся в груди глупое сердце, перестать ощущать разрывающую боль.

 Прошло чуть больше года с тех пор, как всё кончилось. Весь год был наполнен такой чередой ужаса, которым он сам себя окружил, в котором погряз с головой, что Глеб даже не думал, что его сможет так вывести из строя одна глупая подписка.

 Но та самая глупая подписка ткнула его носом не просто в ошибку прошлого, она ткнула его носом в само прошлое, напомнив обо всём, что он собственноручно сломал.

 Себя. Его. Их. И сейчас это прошлое кислотой разъедало его в настоящем, заставляя заливать слезами собственное трясущееся тело. Психика, расшатанная пропускаемыми таблетками, наркотиками, алкоголем и бесконечным стрессом не вывозила. Слишком много воспоминаний. Слишком сильная боль. Слишком. Слишком. Очень много всего, так много, что Глеб сползает с подоконника на холодный пол и открывает рот беспомощно. Воздух не проходит, будто кто-то с силой наступил на горло.

 Глаза застилала пелена ослепительной белизны, а шум в ушах глушил даже гул крови, разгоняемой идиотским сердцем. Паника сдавливала порушенную давным-давно психику в тиски, выкручивала каждую мышцу и давила, заставляя свернуться трясущимся бесполезным комом на полу. Хотелось взять телефон. Отписаться, вышвырнуть память за порог. Достать переписку из архива и наконец написать. Заблокировать везде, ограничить доступ к себе, а на самом деле свой доступ к нему. Прочитать каждый пост, посмотреть каждое пропущенное видео. Удалить чёртовый тикток и послать Серёгу с его идеями. Просмотреть каждое видео, в том числе те, где мелькал ещё он сам. Выйти в окно вслед за сигаретой. Выйти из дома и сорваться в Питер, туда, где его давно не ждут. Разбить телефон об стену. Позвонить и услышать забытый голос.

 И расплывающийся мозг взял управление над его телом, забрав у раскрошенного сознания контроль. Пальцы сами залезли в архив, сами нашли канал. Сами забили в поиск своё же имя. И сами пролистали все крайние посты с упоминанием.

 Репостил всё. Каждую песню, альбом и клип. Даже упоминал, что слушает его песню, одну из немногих в целом.

 Даже после всего, что случилось. После того, как номера оборвались, сообщения забросились в долгий игнор, а упоминаний стал огромный ноль. А пальцы, не поддающиеся разуму, который всё ещё переваривал увиденное, уже открыли переписку.

 Помимо древнего, проигнорированного вопроса о встрече, там были ещё. Просьбы поговорить. Вопрос о самочувствии в тот самый день, когда сам отправился в рехаб. Поздравления с возвращением. Поздравления с альбомом. Даже с днём рождения поздравил. Сука. И все проигнорированные. Все оставленные в непрочитанном, утонувшие в архиве и даже не вспомненные в череде собственной сумасшедшей жизни.

 Пальцы сами пишут жалкое, противное, от которого брови хмурятся сами по себе, а внутри ненависть к себе же растёт слишком сильно. Сил встать с пола не было, лишь скользить глазами вновь и вновь по отправленному сообщению.

[Вы, 23:56] поговорим? прости, я мудак.

Надежды на прочтение, разумеется, нет. Скорее всего, Серафим поступил умнее и удалил всё давным-давно. Забросил это гиблое дело. А Глеб может лишь сверлить взглядом сраную одну галочку и «был недавно» под лаконичным «сима». Хочется увидеть ответ и вместе с этим страшно до трясучки.

 Хочется знать, что пути назад нет, но от этой мысли больно так, что паническая атака выглядит слишком близкой. Хочется стереть себе память и бесконечно крутить в голове каждый момент. Хочется встать и перелечь на удобную кровать и хочется остаться на этом полу навечно.

 Хочется напиться и бросить пить навсегда.

 Хочется убиться сразу половиной припасённого грамма и хочется лечь в рехаб окончательно.

 Хочется выкурить полпачки и больше не прикасаться к сигаретам. Хочется удалить сообщение и ждать ответа бесконечно. Но все его желания прерываются второй галочкой под сообщением и «печатает…» вместо безжизненного «был недавно».

 [Сима, 00:13] Ну давай поговорим Может, ещё не всё потеряно?..