все эти радости

Вид был потрясающим — всего лишь в нескольких часах езды от утомительно оживлённого центра Пекина. В последний раз, когда они поднимались на гору вместе, это была спокойная пышная зелень горы Гуйчжоу. Их, стоящих на вершине, окружали лишь склоны соседних гор, а оставшийся вдали город казался скрытым в тумане. Они шли через высокую летнюю траву, и идущий сзади Сяо Чжань тихо сказал: “Красиво, не так ли, лао Ван?” Зелень в Пекине была немного другой, но чистый горный воздух ощущался знакомым. Взобравшись на камень, чтобы сделать фотографию, Сяо Чжань дышал глубоко и ровно, будто он просто неспешно прогуливался, а не лез всё выше, выше и выше. Это раздражало. Это подкупало. От этого у Ибо закипела кровь, и причины вовсе не были связаны с подъёмом на гору. Сяо Чжань теперь предпочитал футболки без рукавов — явно по той единственной причине, что это сводило Ибо с ума от желания, пусть даже сам Сяо Чжань утверждал, мол, “лето же слишком тёплое, разве нет?” Изгиб его бицепсов в ярком утреннем свете был несправедливо красивым, когда он согнул локоть и нахмурился в видоискатель. Щелчок, затем ещё один — и Сяо Чжань повернул камеру к Ибо. Третий щелчок. Ибо рассмеялся. — Это, должно быть, самое некрасивое моё фото, гэгэ. Уголки губ Сяо Чжаня приподнялись. — Кто так считает? — возразил он. — Ван лаоши всегда такой привлекательный, слишком высокий уровень для меня. Ибо фыркнул. Он не сильно запыхался, но в то же время и не особо любил походы в горы — не то что некоторые, выросшие в горном городе. Шея была липкой от пота, а волосы пристали ко лбу самым неприглядным образом. Но Сяо Чжань всё равно щёлкал камерой, подходя всё ближе и ближе, пока Ибо не запыхтел и не отодвинул камеру от своего лица. — Иди фотографируй пейзажи, раз уж ты у нас студент-художник. — Но я этим и занят, — поддразнил Сяо Чжань. Флирт легко срывался с его губ, но слова звучали искренне, и, хуже всего, — они действовали на Ибо. Всё, что касалось Сяо Чжаня, действовало, и особенно этот контраст — между его обаянием и задумчивым созерцанием, беззаботным смехом и скрытой в теле силой. Прошло пять лет, и Сяо Чжань расцвёл, как никогда став настоящим собой. Ибо поймал Сяо Чжаня за запястье, и смешинки у того в глазах стихли, сменившись чем-то довольным и, одновременно, жарким. Он опустил руку и сделал шаг назад, и с каждым таким шагом Ибо наступал ближе — танец со времён их общих съёмок повторялся на вершине горы рядом с городом, который оба сейчас называли домом. В тени скалистой арки спина Сяо Чжаня упёрлась в стену, и он сменил хватку их рук, крепко обнимая Ибо за талию и прижимая к своему подтянутому телу. — Мой щеночек в настроении поиграть? — прошептал Сяо Чжань ему на ухо, хотя в этом не было необходимости. Здесь, без других людей, без суеты команды и персонала, вершина принадлежала лишь им одним. — Ничего не могу поделать, — сказал он. — Чжань-гэ слишком красивый, весь потный и дикий, — он потянул за кончики волос Сяо Чжаня. Тот удивительно приятно реагировал на боль — быстро взглянув на губы Ибо, прикрыл глаза. — Кровь бьётся в жилах, мышцы напрягаются… охх, ну просто картинка с обложки пошлого романа… Сяо Чжань фыркнул. — Как всегда портишь атмосферу, мой дорогой, — сказал он и поцеловал Ибо со всей силой своего желания. В тот знойный летний день Сяо Чжань увековечил в своём искусстве изгиб гор Гуйчжоу вместе с неподвижными облаками. А ещё он целовал Ибо, быстро и нежно, в те краткие мгновения, когда никто не смотрел. Сейчас же в его поцелуе была вызывающая открытость, уверенность любовника, который знал, что именно нравилось Ибо. Тот схватился за проймы футболки Сяо Чжаня и потянул, целуя яростно и с удовольствием. — Растянешь ткань, — совсем без раздражения пожаловался Сяо Чжань. — Мне всё равно, — ответил на это Ибо, и Сяо Чжань коротко рассмеялся, прежде чем поцеловать его снова. Вдалеке щебетали птицы, а бабочка, которая ненадолго присела на рюкзак Сяо Чжаня, пока они поднимались, порхнула ближе к ним, а затем улетела прочь. Тихие звуки дикой природы, шелест ветра в деревьях, и, ещё дальше — живая зелень гор — всё это стало фоном для их влажных поцелуев. Хватка Сяо Чжаня на штанах Ибо была грубой, а того также не заботило, как поспешно он стянул с Сяо Чжаня брюки. Солнце припекало, но ветерок на бёдрах ощущался прохладным, а трение возбуждённого члена Сяо Чжаня о его — обжигающим. Ибо хихикнул от внезапного, восторженного осознания. — Ты целую вечность хотел это сделать, не так ли… ах! Ладонь Сяо Чжаня была тёплой и сухой и не обхватывала полностью всю длину, но он слишком хорошо работал пальцами, умело дразня член Ибо. Тот тоже обхватил их члены рукой, головки выглядывали из сомкнутых ладоней. Их пальцы соприкоснулись, и Ибо даже вздрогнул — возбуждение от того, что они делали это прямо на природе, было головокружительным. Но ещё больше кружили голову тёмные, улыбающиеся глаза Сяо Чжаня, когда он сказал, низким и дразнящим голосом: — Да, целую вечность. Хотел забрать тебя на вершину мира. — Какие пошлые мысли, — выдохнул Ибо с чистым восторгом. — Пожалуйста, посчитай их романтичными, — сказал Сяо Чжань и проглотил стон Ибо, работая рукой быстрее и жёстче. С каждым движением Сяо Чжань сжимал головки их членов вместе. Его несдержанные стоны переплетались со вздохами Ибо. Адреналин от подъёма превратился в адреналин от секса, от тепла тела Сяо Чжаня, прижимающегося к нему в каплях пота. Ибо уткнулся носом в шею Сяо Чжаня, надрачивая ему по всей длине. И поцелуй Сяо Чжаня в угол его челюсти превратился в засос, когда их смешанная естественная смазка потекла сквозь переплетённые пальцы, делая скольжение удивительно влажным и непристойным. Ибо толкался вперёд и назад, будто в плавном танце, и Сяо Чжань отвечал ему в естественном ритме их близости в постели, с каждым движением всё быстрее и быстрее, пока оба не потеряли этот ритм, начав трахаться на инстинктах. — Гэгэ, — выдохнул Ибо. — Кончи со мной. Пожалуйста, пожалуйста… Сяо Чжань засмеялся — в этом звуке было столько обожания. Он прижался ртом к губам Ибо и прикусил их, когда его рука ускорилась. — Всё, что мой Ибо пожелает. Трения их бёдер и сжатия в тот самый момент, когда жар туго свернулся в животе Ибо, оказалось достаточно. Он дёрнулся и закричал, а Сяо Чжань застонал — их сперма забрызгала им футболки, руки, стекая вниз, где штаны болтались у колен. Сквозь их прерывистые всхлипы и дыхание Сяо Чжаня ему в ухо, Ибо думал: “О, так вот зачем гэгэ взял нам сменную одежду”. И это заставило член Ибо дёрнуться последний раз, изливаясь прямо им в ладони. Сяо Чжань не отпускал их, а Ибо не хотел делать ничего, что бы могло заставить его оторваться от Сяо Чжаня. Он тихо дышал, прижимаясь к его шее — нос Сяо Чжаня тоже тыкался в шею Ибо, а с его губ сорвался вздох полного удовлетворения. Пот на коже высыхал и остывал на ветру, но между ними было уютное тепло. — Вот это подарок на день рождения, гэгэ, — сказал Ибо с ленивым удовлетворением. — Всё для моего мальчика. — И для моего гэгэ тоже, — добавил Ибо. Этот поход стал праздником для них обоих, в разгар сезона, который они любили больше всего. Ибо засмеялся, и от этого Сяо Чжань хихикнул тоже. Всё потому, что они оба были потными и липкими на вершине горы, наполненные нелепым счастьем от всего происходящего. И тогда Ибо сказал: — Давай сделаем это снова. — На этот раз, возможно, во Внутренней Монголии? — уточнил Сяо Чжань. Улыбка в его голосе была теплее летнего зноя. — Да. И где-нибудь ещё подальше, — согласился Ибо. А когда Сяо Чжань снова накрыл его губы поцелуем, в нём был огонь обещания.