*
– …Боги, однажды побывав там, я больше не могу выбросить это удивительное место из головы, – проникновенный и тягучий голос лился плавным потоком из динамиков потрёпанного радио, обнимая собой до самый хрупких костей. Каждый чёртов день в цветочном магазинчике звучали программы одних и тех же радиоволн и бесконечные подкасты, ведущим которых всегда оставался лишь один единственный Ким Намджун, что являл собой для одного флориста причину жить уже долгие годы. – Вы когда-нибудь бывали там? Если нет, то этот солнечный штат просто обязан стать пунктом в списке ваших жизненных дел. А пока ваша поездка только планируется, я с особым удовольствием могу поделиться одним сокровенным местом, которое нежно люблю уже долгие годы и всякий раз возвращаюсь туда, как только появляется возможность. Глупо? Всё может быть, но если же окажетесь под палящим солнцем удивительного места, загляните на маяк Билла Бэггса на мысе Флориды и насладитесь этим временем сполна. А какие же прекрасные пикники на горячем белом песке— – Сокджин! Боги, да что же это такое с тобой, – звонкий и совершенно недовольный хаос, бросив коробки, перегнулся через прилавок и сорвал с лица вскинувшегося лучшего друга прилипшую карточку ценника, громко цокая из-за отпечатавшегося на коже текста. Бодрый рассказ из динамиков сменился ритмичной музыкой, но разбуженный флорист так и не возвращался в реальность, продолжая сидеть на деревянном табурете перед кассой с абсолютно осоловевшим видом. – Сокджин, ради всего Святого, что с тобой? На тебе лица нет с самого утра. Сначала отказался от завтрака, теперь это. Тебе нездоровится? Возмущениям Юнги не было предела, тот, вооружившись салфеткой, быстро вытер влагу под порозовевшим носом юноши, что продолжал лишь хлопать длинными ресницами, кивая болванчиком на каждое новое возмущение в свой адрес. Так продолжалось уже более года, влюблённость в одного радиоведущего становилась всё сильнее, а Ким всё слабее перед чарующим голосом мужчины, будучи совершенно не против того, чтобы тот самый Намджун имел при себе полную приватность, не мелькая даже в собственных социальных сетях. Казалось, одного только голоса было достаточно, чтобы жить. Каждый Божий день в цветочной лавке звучали исключительно одни радиоволны, в сердце распускались яркие бутоны майских роз, а на душе становилось невообразимо хорошо. И Юнги принимал эту особенность своего лучшего друга, внутренне питая к Намджуну жгучую благодарностью, ведь только благодаря ему удалось спасти одну душу, чей мир когда-то был не ярче куска бетона. – Моя голова… – вдруг излился стоном сонный флорист и поспешил растереть лицо ладонями, взлохматив мягкие локоны. – Ещё бы. Доброе утро, дорогуша. Джинни, солнечный юноша, чьи волосы имели оттенки чёрного чая, работал в цветочной лавке своего лучшего друга полную смену. Он устроился сюда сразу же, как только всё стало действительно лучше. Жизнь подвела Сокджина после окончания колледжа, когда, казалось бы, все двери были открыты для будущих вершин, а щедрые звёзды благоволили, но судьба подарила лишь удар под дых, несколько переломов и затяжную депрессию, которая едва ли не сломила израненную душу полностью и бесповоротно. То время осталось в воспоминаниях бездонной бездной, которая поглощала собой каждый чёртов день. Первым красочным проблеском в череде бесконечного дерьма оказался звонкий Юнги, черноволосый парнишка чуть ниже ростом, чья яркая улыбка дёснами сияла так невообразимо ярко в один дождливый апрельский день. Судьба свела две измученные души не при лучших обстоятельствах. Тогда истерзанный жизнью Ким, облачённый в траурный чёрный костюм, прятался от дождя и назойливых людей под раскидистым зонтом в цвет. Он не желал больше слышать слова сожаления или же поддержки, даже если те являлись довольно уместными на похоронах его собственного бывшего, который забрал с собой в прах лучшие годы, ту жизнь, что когда-то бурлила в юном сердце непрекращающимся потоком. Для семей друг друга две юные души являлись парой, созданной на Небесах, на деле же оказавшись делом рук самой Преисподней, их любили и с жаром им обещали исключительно счастливое будущее. Оказавшись в плену отношений ещё с подросткового возраста, потерянный в жизни Сокджин, не имея возможности узнать другую реальность, мало представлял собственное существование без возлюбленного, принимая его бурный и жестокий временами нрав за норму, которую стоило лишь принять и полюбить. Со смирением приходило спокойствие, некогда звонкий Ким стал кротким и покладистым, не замечая собственной клетки, самолично построенной из хрупких надежд. Когда-то любовь могла вселить безумие в душу, ослепить и окутать эйфорией, но с каждым годом она всё сильнее превращалась в ночной кошмар, медленно, но верно становящийся реальностью. Всё закончилось в один миг, когда педаль газа оказалась выжата до самого предела, а сжимающийся в страхе Сокджин на пассажирском сидении молил Богов и возлюбленного, обратившегося Дьяволом, только бы всё закончилось быстро, только бы это наконец-то прекратилось. В момент, когда реальность осталась без единого звука, а время замерло в пространстве, всё вдруг обратилось эфемерной лёгкостью, дарующей приятное спокойствие. Отвратительная видимость вкупе с проливным дождём, скоростью и безумием парнишки за рулём позволила автомобилю с лёгкостью слететь с влажной дороги на очередном повороте, чтобы, преодолев овраг, влететь в гущу деревьев, в одно мгновение налетая на спиленные стволы, один из которых без труда пробил ветровое стекло и вонзился лишь в одного человека, оставляя дрожащего юношу на пассажирском месте в немом крике и ссадинах, но абсолютно живым. Сам автомобиль не походил на нечто нормальное, нанизанный на спиленные стволы, тот представлял из себя груду металла, пока Сокджин, едва дыша и не обращая внимания на жгучую боль в явных переломах, тщетно пытался смахнуть со своего лица следы собственного возлюбленного. Когда кошмар сменился реальностью, юноша не думал присоединяться к горьким слезам в день похорон, тот сторонился, пока другие воспринимали подобное поведение как скорбь, совершенно не подозревая об истинном положении дел. Для всех в тот день отказали тормоза, но Сокджин знал наверняка, что это лишь бред и ничего более, ведь двойное самоубийство не звучало слишком хорошо для примерного сына и просто отличного парня. Именно в тот апрельский день Ким услышал громкий и заливистый смех, кинувшись к нему без раздумий, словно бы мотылёк на яркий свет, чтобы угодить в ловушку судьбы, ставшую дружбой, которую тот никогда не имел. Тогда юноша впервые оказался благодарен, что остался жив, а звонкий Юнги, окрашивая всё вокруг себя целой вереницей цветов, однажды показал мир, где существовал один радиоведущий, спасающий души. – Ты вновь ни черта не спал, верно? – посетовал Юнги, в недовольстве убирая руки лучшего друга за нагрудную часть его же фартука. Флорист в чувствах нахмурился, с долей нежности наблюдая, как Сокджин просыпался, словно сонный птенец. – Всё в порядке, – пролепетал он. – У кого всё в порядке? У меня лично да. – Я не… – взъерошенный Ким тяжело вздохнул, неловко поднимаясь с высокого табурета и зачёсывая узловатыми пальцами тёмные локоны назад, сразу же разразившись тихими ругательствами на липкие края пластыря, обнимающего подушечки истерзанных шипами многочисленных роз пальцев. – Я в порядке, обещаю, а заснул поздно из-за книги. Сегодня лягу пораньше. – Ты меня сейчас пытаешься обмануть? Съешь лучше суп, я принёс его сегодня, пока ты видел явно хороший сон. Флорист потупился. Даже годы спустя чужая забота давалась ему неимоверно трудно, а навязчивые мысли всё стремились наполнить несчастную черепную коробку. Им не было места в новой жизни, они лгали, ведь он чертовски сильно заслуживал заботы и любви. Сокджин заслуживал этот мир вокруг себя. С порывистым вздохом юноша хлопнул ресницами, заприметив перед собой мизинец лучшего друга. – Давай-ка закрепим твои обещания. Обхватив чужой палец своим, юноша несмело улыбнулся, в неловкости принимаясь растирать мягкую щёку, что украшали собой отпечатки слов. Безусловно, он не врал и не увиливал, все обещания будут исполнены, а суп будет обязательно съеден. Юнги успешно удерживал реальность от крушения, а Сокджин считал честью стать опорой в ответ, принимая на себя груз с чужих плеч без капли сожаления. Две израненные души сражались против целого мира, находя покой друг в друге, те кутались в алую нить, находя в объятиях друг друга долгожданный покой. Золотистый колокольчик над дверью излился лёгкой мелодией, врываясь в мир на двоих бесцеремонным хаосом, вынуждая вздрогнуть от неожиданности. Новый клиент не спешил бросаться в спасительные объятия флористов, тот, тихо обменявшись любезностями, направился прямиком к небольшому количеству комнатных растений, совсем не замечая двух пытливых взглядов. Мерный шорох наполнил собой душистое помещение, а лёгкие – сочным ароматом жизни. Когда перед задумчивым Сокджином оказался крохотный кактус, юноша едва ли мог вымолвить и слова, руки того совершали все действия совершенно самостоятельно, а, когда оплата успешно прошла, пухлые губы наконец-то раскрылись, выпуская на волю излишне ломаный высокий звук, от которого драконьи глаза за стёклами очков напротив вдруг округлились, лукаво воззрившись на смущённого флориста. – Спасибо, что выбрали нас, – перебирая все тональности, проблеял Сокджин, румянец которого расцветал всё ярче от хитрой улыбки, что пряталась за маской молчаливого клиента. Мужчина лишь кивнул, сверкая весельем, тот подхватил крохотный кактус, чтобы после исчезнуть, превратившись в видение. Засмотревшийся на широкую спину уходящего клиента, изумлённый Юнги крупно вздрогнул и встрепенулся от громкого грохота, с которым флорист за прилавком повалился с деревянного табурета, неловко распластавшись среди коробок, кусков лент и различных остатков упаковочный бумаги. Юноша перегнулся через стойку, наблюдая за своим личным несчастьем. – Неужели случайный незнакомец смог стать конкурентом для твоей безликой любви? – с хитрым блеском в лисьих глазах поинтересовался он. – Никто и никогда не сравнится с моим Намджуном, – сипло протянул Сокджин. – Просто… Чтобы ты знал. – А если у него окажется три ягодицы или три глаза? – Ему будет удобнее сидеть и он будет лучше видеть мои невообразимую красоту. – Ты убиваешь меня, Джинни. Лежащий среди вещей юноша вдруг хлопнул ресницами, и, переменившись в лице, вцепился хмурым взглядом в веселящегося лучшего друга, но так и не думал подняться на ноги. – Я не собираюсь дышать этим чёртовым кислородом без тебя, – хмуро процедил Ким. – А ты не будешь делать этого без меня, понял? Я не позволю иначе, никогда и ни за что. За пылкой клятвой стояло слишком многое, чтобы начать сомневаться в громких словах. Юнги верил своему лучшему другу и был готов восстать из мёртвых ради него, если это потребуется. Молчаливый клиент остался лишь приятным воспоминанием к концу рабочего дня, когда в цветочной лавке погас свет, а щебечущая парочка, покачивая пакетом с давно остывшим супом, направилась домой, что находился прямиком над магазинчиком. Это день выдался сладким послевкусием после тоскливой недели, вынуждая яркие улыбки расцветать на красивых лицах. Лучшие друзья делили небольшую квартирку на двоих, та находилась на третьем этаже рядом с двумя ещё такими же, обычно арендованными студентами из университета неподалёку. Текучка жильцов являлась обычной рутиной, поэтому Сокджин нисколько не удивился возвышающимся коробкам напротив его собственной двери. Тот, продолжая ворковать, скрылся в прихожей под шорох пакетов, оставляя нахмуренного лучшего друга наедине со своими мыслями. Юнги всегда относился ко всему новому с предельной осторожностью, не желая разрушать хрупкий покой и умиротворение спокойной жизни. Прикусив щёку изнутри, флорист, деловито одёрнув куртку, придирчиво осмотрел коробки и несколько пакетов с доставкой продуктов, чтобы после осторожно тронуть дверную ручку из чистого любопытства, совсем не ожидая, что перед изумлённым взглядом неожиданно откроется вид на чужую квартиру. Та ещё оставалась окутана одинокой пустотой и звонким эхом, с которым разлетался мелодичный мужской голос. Вытянув шею, в любопытстве несносный сосед попытался заглянуть в квартиру получше, но при этом постараться остаться незамеченным для ещё одного явного красавчика, чьи натренированные мышцы плавно переливались под влажной после душа кожей. Кадык смущённого флориста дёрнулся, и он тяжело вздохнул, устало ухватившись за стену, чтобы не рухнуть прямиком в чужой прихожей. Для полного счастья здесь явно не хватало подобных личностей, что сводили к минимуму возможность покидать квартиру в непотребном виде. Звонкий гул вонзился в разум раскатом грома, и опешивший Юнги подскочил на месте, в ужасе срывая руку со звонка. Вспыхнувший румянцем флорист едва не взвизгнул от ужаса, стремительно кинувшись прочь от приближающихся шагов владельца литых мышц. Коробки от столкновения рухнули, а пакеты, запутавшиеся в ногах, высыпали на пол несчастные продукты, пока Юнги изо всех сил кинулся вперёд, запрыгивая в щель закрывающейся двери собственной квартиры. Но он вдруг дёрнулся и замер, остервенело пытаясь вырвать собственную куртку, что оказалась предательски зажатой злосчастной дверью, не позволяя флористу полностью исчезнуть с глаз соседа. Тот самый голос, что пением царил в квартире напротив, теперь же слышался совсем рядом, вцепившись в сознание необыкновенным ужасом. Но куртка не поддавалась, сколько бы её ни тянули, пока щель, в которой мелькнул лукавый взгляд медовых глаз, не стала больше, вынудив Юнги рухнуть на оставленный пакет собственных продуктов, ярко ощущая холод мороженого даже через плотную ткань джинс. – Ты ведь понимаешь, – деловито изрёк подошедший Сокджин, чьи руки оказались самым серьёзным образом сложены на груди, – что мы больше не пойдём за новым лакомством и будем есть его даже со следом от твоей задницы? Это было последнее ведёрко, и я его выиграл в честном бою. – Да, – вышло излишне печально и глухо. – Я понимаю. Со стоном измученный Мин, утерев выступившую влагу над верхней губой, без сил повалился на спину, а затем скатился с пакета, чтобы прижаться щекой к прохладному полу без капли внимания на распущенный шнурок, чей конец теперь оказался предательски прищемлён дверью. Катастрофа. Под тихий щелчок колен вздохнувший флорист опустился рядом, а затем и вовсе лёг, едва не касаясь кончиком носа чужого. – Ты красный, как помидорка черри, что произошло? – тихо поинтересовался Ким, с тревогой воззрившись в медовые глаза напротив, как бы то ни было неудобно. – Не оставляй меня больше ни на минуту. – Даже в ванной комнате? – Особенно. От неожиданного фырчания со стороны лучшего друга Юнги зажмурился. Но едва тот излился смешком в ответ, как он замер испуганным зверьком, расцветая звонким вскриком испуга, стоило двери коротко открыться и сразу же захлопнуться – шнурок оказался освобождён.*
– Что это сейчас было? – вопрос, полный недоумения, погряз в воздухе, так и оставшись без ответа. Изумлённый Намджун отвернулся от злосчастной двери, сразу же натыкаясь на спину брата, чьи плечи подрагивали от явно сдерживаемого смеха. – Эй, Сокси! – Стоило помочь нашим соседям, не оставлять же их в таком затруднительном положении… Ох, чёрт, нет, моё черничное мороженое! – разглядывая в пакте измятое ведёрко любимого лакомства, с заломленными домиком бровями Хосок обратился обидой на целый мир, аw затем и вовсе злостно завязал полиэтиленовые ручки тугим бантом. – Сначала какое-то чудо сегодня ошибается квартирами, в страхе кидается прочь, создав здесь целый хаос. А теперь… Моё мороженое! Я преодолел столько километров пути, а жизнь отбирает у меня единственное удовольствие! – Так этот хаос исчез в той самой квартире? – длинным пальцем Намджун указал себе за плечо, следом легко подхватывая предложенные вещи, чтобы наконец-то насладиться уютом ещё необжитой квартирки. – Я даже не увидел его лица, но он бежал от меня, словно от огня. Бедняга зацепился курткой за ручку, судя по треску ткани, нам следует занести ему яблочный пирог, – со вздохом посетовал Чон, всё же смиряясь с собственной судьбой. – Во всяком случае… Я надеюсь, что с ним всё хорошо. – Что-то не могу припомнить случая, чтобы ты прощал хоть кому-то порчу своего мороженого, – хитрый взгляд грозился прожечь дыру между острых лопаток. Развернувшись на босых пятках, лукавый Хосок взглянул на брата с невинным блеском в лисьих глазах цвета односолодового виски, на что тот лишь цокнул, а тёмные радужки на мгновение скрылись под веками. – А ты ради меня сможешь купить ещё одно ведёрко прямо сейчас? Только черничного, того самого, сладкого-сладкого… – Мне пришлось проиграть его в честном бою, и я больше не желаю повторять такой опыт, Сокси. Меня чуть не оставили без пальцев крышкой холодильника. Так что… Нет, позволь клубничному воспользоваться шансом на успех. – Ах, – только и протянул мужчина, со всей драматичностью опадая на стул в кухне, заставленной многочисленными коробками. – А я так желал именно его, все эти месяца во Флориде были настоящей мукой без сливочного вкуса мое— Стоило покупкам оказаться на столе, как Намджун озарился яркой улыбкой, и, склонившись к брату, тот щёлкнул мужчину по кончику носа. – Так цель Вашего пребывания в стране — чёртово мороженое, господин Чон? Приоткрыв один глаз, улыбающийся Хосок сразу же вновь зажмурился, в чувствах приложив ладонь к правому плечу, но его руку быстро поправили длинные пальцы, располагая на верном месте у самого сердца. В какой-то степени это являлось действительной причиной, почему свободные братья оказались здесь и сейчас в съёмной квартире над цветочной лавкой, но в остальном же дело состояло в рабочем контракте, чей срок на территории солнечной Флориды попросту подошёл к концу. Конечно, возвращение в родное гнездо являлось чем-то приятным, но то, как нежно ласкали румяные лица тёплые лучи, как танцевали сочные листья высоких пальм в морском бризе на фоне голубого неба, как песок то и дело скрипел на зубах… Всё это оставалось тем самым сладким сном, что всегда навещал у самого пробуждения. Теперь же медовая кожа казалась чем-то необыкновенным в прохладном свете самой обычной городской жизни, а в тряпичных сандалиях больше не было никакой нужды. Холодный мир встретил парочку потерянных душ пронизывающим ветром, небольшой квартирой и жгучей тоской по прежней жизни, даже если приезд в родной город ощущался невообразимо правильно. Не всегда полезная еда имела достойный вкус. На неимоверную удачу звёзд один контракт сменился другим, даже более выгодным и перспективным, только вот подобное совсем не отзывалось счастьем. Конечно, Намджун любил свою работу, радио и слова, но… Иногда душе становилось попросту неспокойно, и никто не мог найти этому причины. Ким был чертовски рад лишь одному факту — брату, что так удачно променял бурную жизнь на тихую работу из дома. Теперь же, каждый раз возвращаясь после вечернего эфира домой, Намджун больше не попадал в объятия одиночества, наоборот, его встречали с искренней улыбкой на родном лице. Личная жизнь никогда не становилась камнем преткновения между братьями, те не искали любви, довольствуясь тем, что имели, чувствуя себя прекрасно наедине с самими собой. Новая жизнь медленно, но верно становилась рутиной, и лишь одна крохотная мелочь привносила в поток будней очаровательный сумбур. – Как это неловко, – посетовал Намджун, оказавшись одним пятничным вечером в прохладном коридоре, пока ладони пекло от жара не до конца остывшей формы с яблочным пирогом. Пребывая в несвойственном волнении, лучезарный Сокси суетился вокруг, поправляя истерзанную домашнюю толстовку брата или же собственный внешний вид. По какой-то причине мужчина теперь всегда становился довольно взволнованным, когда дело доходило до соседей напротив, но Намджун подозревал в этом лишь неудачное первое знакомство, сам же он наблюдал подобную картину у второго соседа, в чью лавку внизу Ким часто наведывался за очередным кактусом для пополнения своей новенькой коллекции. Может, всему виной были самые обычные магнитные бури. – Почему это? – в руках Сокси мелькнула бутылка добротного вина, и в тоске Ким испустил сдавленный стон негодования. На это лакомство он имел давние планы. – Прошло уже чуть больше недели, и мы, хоть и здоровались лишь невербально, уже явно успели познакомиться. Не знаю, как ты, но я уже четыре раза бывал в их лавке. Да, мы не болтали, но виделись. Разве в таком случае приветственный пирог уместен? – Ты растерял по приезде сюда весь свой дружелюбный настрой, дружище, – но на подобное добродушное замечание насупленный Намджун лишь поджал губы, потупив взгляд. Что-то подсказывало радиоведущему, что это являлось правдой. Собственные мысли оказались куда важнее происходящей вокруг реальности, в то время как под палящим солнцем все тревоги исчезали сами собой, растворяясь в тонике со льдом. – Не кусайся и просто улыбайся, договорились? – с мягкой улыбкой Хосок щёлкнул хмурого брата по кончику носа. – Можешь ничего не говорить, лишь отдать пирог. Мы явно не будем приглашены войти, что-то мне подсказывает. – И я смогу поставить кактусы в твою спальню? Там не так солнечно, там– – Всё что угодно, приятель, договорились? Вздох отчаяния сорвался с пухлых губ, и Намджун повернулся к злосчастной двери со всей внутренней готовностью. Безусловно, младший брат всегда имел непоколебимую истину во всём, только вот сам Ким не мог похвастаться подобным. Он не был уверен во многих вещах, начиная от самого себя и заканчивая ангельскими числами, но что-то всегда вселяло уверенность в завтрашнем дне. Может, именно поэтому хрупкое постоянство в глубине души ощущалось чувством безопасности, которого Намджун никак не мог позволить себе лишиться. Любые перемены грозились перевернуть мир с ног на голову, привнести в него разлад и разрушения, от которых не будет возможности спастись. Безусловно, не всё новое всегда являлось пагубным, но Намджун никак не мог поверить в обратное. Звонок в дверь вынудил сделать робкий, неосознанный шаг назад, и Ким вдруг замер, чётко ощущая за спиной крепкое тело брата, а что ещё хуже – его длинные пальцы на собственных плечах, что не давали и шанса на отступление. Казалось, только радиоведущего во всём чертовом мире устраивало нынешнее положение дел. С тихим щелчком в щели вдруг мелькнул кончик любопытного носа, а следом на пороге появилась и парочка кофейных макушек, что так прекрасно сливались с Райским садом в цветочной лавке на первом этаже. Сладковатый и естественный аромат без промедления лёг приятным грузом на язык, проникая всё дальше в слизистые, тот вдруг ударил в голову, и Намджун дёрнулся, наступив пяткой на ногу светящегося брата. По ту сторону порога виднелся совсем иной мир, каким бы он ни представлялся на самый первый взгляд, и в этом не было заслуги дома, всему виной являлись два существа, что за пределами цветочной лавки превращались в нечто совершенно неземное. Это не поддавалось разумному объяснению, как и вмиг учащённое сердцебиение, но что-то точно перевернулось в душе изумлённого Намджуна, поглощая его осязаемой теплотой округлых глаз цвета липового мёда. Крупные мурашки вонзились в позвоночник мужчины, из-за чего тот вздрогнул, сильнее сжимая несчастный, уже порядком остывший пирог. Необыкновенные чувства разъярённых бабочек глубоко в солнечном сплетении явно принадлежали не нарастающей тревоге, а нечто другому, более глубокому и терпкому, как глоток красного вина, что стремительно обжигал собой горло. Имея за своей спиной не первое любовное родео, Намджун больше не желал вновь наполнять свою жизнь чем-то подобным. Выбирая для себя спокойствие собственной души взамен разбитых сердец, мужчина прекрасно помнил всю ту бурю чувств влюблённости, возникающей во всплеске эндорфинов. Но здесь и сейчас это не походило ни на что подобное, сбивая с ног, словно бы несущийся навстречу грузовик. Прожитые года позволили увидеть мир, испытать судьбу в самом сердце Бель-Эйр — престижном районе Лос-Анджелеса, провести жаркие ночи в середине июля, но именно в этом моменте Ким поистине бесконечно терял над собой контроль, падая в бездну сумасшествия, городских огней и необыкно сладкого голоса, окутывающего сознание лучше объятий выпитого абсента. – Эй, приятель… Прохладные пальцы, украшенные цветастыми пластырями, ощущались необыкновенно прекрасно на горячем от румянца лице, из-за чего Намджун шумно втянул в себя воздух, не сразу замечая взволнованный щебет, что окружал его со всех сторон. – Приятель. Стоило ягодным губам коснуться горячего лба, как колени сразу же подкосились, и только чудо вперемешку с реакцией изумленного брата смогли спасти Намджуна от падения в ноги олицетворения своей личной катастрофы. Крепкая хватка вокруг талии стала отличным толчком обратно в холодную реальность, и мужчина вдруг встрепенулся, с изумлением хлопнув пушистыми ресницами. Вихрь темноволосой макушки мелькал совсем рядом, узловатые пальцы того не желали покидать чужого тела, а за плечом обеспокоенного флориста мелькал второй юноша, что притих в волнении, прижимая к себе бутылку красного вина, пока пирог уже томился на столе в крохотной кухне, отлично просматриваемой с самого порога. Переведя осоловелый взгляд на причину своего подскочившего давления, Намджун расплылся в несмелой улыбке. – Господи, – безмолвно произнёс он, – когда я попаду в Рай, позволь мн– – Может, у него жар? Хотя я совсем ничего не почувствовал. У вас есть что-нибудь, чтобы точно измерить? – вновь излился взволнованным щебетом флорист, напоследок вновь прикасаясь ко лбу радиоведущего мягким прикосновением губ, чтобы после отстраниться, оставляя того на растерзание холодной реальности. – Давайте я вам занесу всё необходимое. – Не стоит, всё в полном порядке, – яркая улыбка ощущалась и в самом голосе Хосока, на что кончики ушей Юнги отчаянно краснели. – Это просто напросто джетлаг. С ним всё будет хорошо. – Так вы… Преодолели большой путь, верно? – Из самой Флориды прямиком на ваш порог, – лёгкий хрипловатый смешок вынудил Мина позади крупно вздрогнуть и порывисто вздохнуть с ощущением разливающегося тепла, что грозилось наполнить собой по самую макушку. – Флорида. С того самого момента, как мир вновь обрёл свою привычную тишину, Сокджин всё продолжал легко пощипывать собственные короткие волоски на руках, чтобы привести себя в чувства. Причиной яркого румянца служило далеко не просто самочувствие или же смущение от неожиданной встречи, а нечто совершенно иное, от чего юноша бежал как можно дальше, ни разу не позволив себе оглянуться. Юнги множество раз повторил одну истину, которая уже давно приютилась на подкорке сознания: любовь невозможно заработать, её невозможно заслужить. Иногда это тёплое, словно весенний воздух, чувство приходило из ниоткуда, согревая давно озябшую душу, обещая с жаром, что всё обязательно будет хорошо. Но как бы внутри ни тянуло давно забытым сладковатым чувством, измученный прошлым Сокджин ощущал себя чёртовым предателем, ведь никакие красивые глаза не могли стать дороже любимого голоса, что никогда бы не сделал больно. Дни мерным потоком сменяли друг друга, а душистых цветов в магазинчике на первом этаже становилось всё больше, превращая уютное помещение в отголоски удивительного оазиса среди шумного города. Знакомый клиент, быстро став постоянным и неимоверно приятным явлением, появлялся каждые несколько дней, так и не произнеся ни единого слова. Всякий раз Намджун покидал лавку под звон колокольчиков с новым крохотным растением в своих больших ладонях. Это казалось настоящей насмешкой звёзд, что всякий раз не позволяли флористу завести разговор с причиной своих воздушных мыслей. Пожеланий доброго утра по дороге на работу совершенно не хватало, чтобы сложить образ влюблённости целиком и полностью. Из-за личных соображений радиоведущий осторожно отказывался от любого приглашения на семейный ужин в соседней квартире, позволяя Хосоку направиться в объятия щебета в гордом одиночестве. Распускающиеся с каждым днём новым и новым бутоном майской розы, нежные чувства становились лишь сильнее, но Ким не имел ни малейшего понятия, как же преодолеть предательскую неловкость. Несмотря на душу, до самых краёв наполненную нежными чувствами, Намджун медленно угасал, пока его младший брат светился настоящим флоридским солнцем, рисуя кривобокие сердца на полях ежедневника, посвящённые лишь одну единственному юноше, что так очаровательно и отважно всякий раз прятал за своей спиной высокое смущённое создание. Но однажды Намджун исчез. – Ты так дыру в прилавке протрёшь, – без доли злости возмутился Юнги, мягко забрав из родных пальцев сухую ткань, тот осторожно заложил руки лучшего друга за верхнюю часть фартука, мягко улыбнувшись. – Не расстраивайся так, эти три дня могут быть у него просто заполнены работой. – Не понимаю, что со мной, – всё же излился признанием флорист и, потянувшись, без задний мысли убавил громкость радио, что впервые за долгое время сменило волны и название, только вот ведущий остался прежним, раздирая душу в мелкие клочки. По ту сторону витрины раскидистые сакуры вдоль тротуарной линии грозились вот-вот расцвести со дня на день, только вот Сокджин не чувствовал с ними ни малейшего единения. На мгновение оглянувшись, чтобы убедиться в отсутствии потенциальных клиентов, Юнги, ловко лавируя между вездесущими цветами, пробрался за прилавок, чтобы без труда сдвинуть задумчивого лучшего друга и умоститься рядом с ним на крохотном табурете. Привычным жестом родные руки забрали в тёплые объятия, а на плече ощутилась знакомая тяжесть. – Это всё из-за того дня? – несмело поинтересовался прижавшийся к родному теплу Мин, сжимая чужое тело чуточку крепче. Двадцатые числа марта всегда оставляли после себя невообразимо горькое послевкусие, это время имело лишь одну единственную ассоциацию с тем самым днём, когда вся жизнь пошла под откос. Казалось, никто и никогда не смог бы помочь вычеркнуть его из воспоминаний, заменив безудержную боязнь подступающей смерти на нечто более… Хорошое. Даже если виновник ужаса давно томится в керамических стенках урны, Сокджин из года в год проживал один и тот же кошмар, будучи не в силах переступить через собственный страх. – Здесь так чертовски болит, – коснувшись чужой груди, в волнении Юнги мягко обхватил узкую кисть поверх грубой ткани форменного фартука. – Лучше бы этой боли обернуться последствием вчерашней лапши. – Когда станет лучше, Юнни? – тихо поинтересовался флорист, не смея отвести тусклого взгляда от тонких ветвей сакуры, что склонялись под напором прохладного ветра. – Это не жалоба, просто… Любопытство. Усталость. Как бы мы ни были бы счастливы, за нами всё ещё охотится та самая тень, от которой гибнут все цветы, а мне так хочется сад, душистый и солнечный, в котором так необыкновенно хорошо. – За каждой ночной тьмой приходит свой рассвет, у нас нет такого варианта реальности, где мы бы не справились. Это не пустые обещания или что-то такое, просто во мне существует настоящая надежда на светлые времени. Они существуют, я знаю. И что-то мне подсказывает, что наши новые соседи вполне способствуют новому повороту в наших жизнях. Не вини себя за симпатию, слышишь? Владелец твоего любимого голоса хотел бы, чтобы ты был счастлив. Слышишь? Позволь звёздам подарить тебе шанс, новые знакомства — это прекрасно, Джинни, а я всегда есть и буду рядом с тобой. – Когда по радио звучит его голос, в магазинчике и израненной душе расцветают душистые бутоны, а вокруг старых ран начинают светиться золотистые звёзды, обещающие, что всё обязательно будет хорошо. – Всё будет хорошо, Джинни, ему можно верить. На протяжении всего рабочего дня понурый Сокджин никак не мог усмирить густые мысли. Он убаюкивал себя сладкими мечтами и звонким смехом лучшего друга, но тяжесть продолжала нервировать душу, переплетаясь с лёгким шлейфом тревоги. После закрытия цветочной лавки Сокджин самым бесстыдным образом оставил Юнги самолично разбираться с покупкой ужина, пока сам Ким со всех ног кинулся в такую необходимую тишину квартиры, чтобы позволить себе выплеснуть эмоции без страха быть услышанным. Иногда подобные моменты являлись попросту жизненно необходимыми, как бы сильно юноша ни любил своего лучшего друга. Взбегая по лестнице на нужный этаж, запыхавшийся флорист едва ли не поперхнулся воздухом от сильного спазма, охватившего горло. Тот закопошился в некоторой панике, пытаясь достать несчастную связку ключей из кармана короткого пальто, но горсть брелков цеплялся за, казалось, каждую мелочь на чёртовом Свете. Громко хлюпнув носом, Сокджин, окутанный жаром подступающих слёз, не сразу ощутил невесомое прикосновение, что без труда позволило ключам наконец-то лечь во взмокшую ладонь. Медовые глаза стремительно заволокла собой дымка солёных слёз, но юноша знал наверняка, что перед ним находился тот самый сосед, который имел такой изумительный аромат солнца и горячего песка, объятого морским бризом и лёгким дуновением мятного шлейфа. – Спасибо, – бессильно проблеял Ким и кивнул, сразу же разворачиваясь к своей двери, чтобы с долей злости вонзить в скважину нужный ключ. Руки предательски не слушались, а сердце подводило. Следовало бежать, бежать как можно быстрее от невыносимого желания почувствовать себя кем-то большим в безопасности крепких объятий. – Эй, всё в порядке? – неожиданное звучание чужого голоса ударило наотмашь, и распалённый юноша резко развернулся, воззрившись на обеспокоенного Намджуна со всей растерянностью. Пухлые губы приоткрылись, выпуская судорожный вздох, и Сокджин отступил назад в раскрытую дверь квартиры, зацепившись за порог. Как и обещали бесчисленные сладкие сны, прикосновения мечты оказались куда приятней, большие ладони без труда поймали едва не рухнувшего флориста, привлекая того в короткие, но неимоверно нужные объятия. Круговая ласка на острых лопатках притупляла разливающуюся по венам панику, и, всхлипнув, юноша позволил себе на долю секунды обмякнуть, но почти сразу же вновь отстраниться, теперь точно перешагивая порог. – Со мной всё просто восхитительно, – хмуро сказал он и уцепился за ручку двери дрогнувшими пальцами. По какой-то причине черепную коробку флориста не покидала мысль, словно бы он наступил на хвост самому очаровательному щенку. Замешательство промелькнуло на красивом лице мужчины напротив, а уголки губ на мгновение опустились. Этот голос… Голос, узнаваемый из тысячи. – Тебе совсем не стоит беспокоиться на мой счёт. – Что-то произошло на работе? – Намджун шагнул ближе. – Давай я сделаю тебе чай, ты не должен оставаться один. – Юнги совсем скоро вернётся. – Джинни. От нежного тона произнесённого имени, Сокджин ощутил мелкую дрожь под коленями и необыкновенную слабость, что вмиг сковала тело. Он вдруг крупно вздрогнул и поспешно растер кулаками покрасневшие глаза, почти цепляя зажатыми ключами кожу. – Я в полном порядке, – более резко выдавил из себя юноша, между чьими бровями залегла хмурая морщинка. Сокджин переменился, воззрившись на мужчину своей мечты в притворной злости. Так было нужно. В последнюю секунду не позволив двери закрыться, Намджун придержал ту, чтобы наконец-то излиться вопросом, который не давал ни сна, ни покоя уже чёртовые третьи сутки. – Стой, подожди, – несмело улыбнулся мужчина, с щемящей нежностью взглянув на совершенно хмурый комок, чья нижняя губа предательски задрожала. Безусловно, момент являлся самым неподходящим, но Намджун не мог иначе. – Послушай, всё в порядке, я принесу вам двоим ужин прямо сейчас. Просто отдохните, ладно? – Нет. Ким растерянно хлопнул ресницами. – Тогда я принесу его для завтрашнего дня. – Нет. – Но— – Нет! То, как резко и безжалостно оказалась захлопнута дверь, почти оставило растерянного мужчину без кончика носа. С того момента многое изменилось, например, рядом с квартирой Райского сада начали появляться изысканные и душистые букеты, которые Сокджин в полной мере абсолютно игнорировал, будучи поглощённым исключительно собственными мыслями или же разговором с лучшим другом. Тот продолжал делать это с чётким намерением сохранить свой хрупкий мир целым и невредимым, оберегая его с особым отчаянием. Лучистый Юнги имел свою правоту, но страха оказалось куда больше, поэтому, сведя все контакты с очаровательным соседом к минимуму, хмурый Ким полностью погрузился в себя, то и дело раздирая нежную кожу у самого ногтя до алых капель. Всё оставалось в прекрасном состоянии на своих местах и без новых чувств, привязанностей, глупых надежд. Всё было хорошо, только сам Мин ничуть не был согласен с подобным, всё чаще поздними вечерами ища ответы у солнечного Хосока на лестничной клетке, окрашенной цветом индиго уходящего дня. В одно мгновение родные души оказались полярно противоположными, а у дверного коврика продолжали появляться букеты, через которые Сокджин всегда устало перешагивал, а его лучший друг заботился, прекрасно припоминая того постоянного клиента, в присутствии которого Ким теперь исправно исчезал в комнате для персонала под самыми нелепыми предлогами. Но однажды терпение заканчивалось даже у Юнги. – Ты ничего не хочешь мне сказать? – одним вечер всё же поинтересовался донельзя заведённый юноша, заметив, как пустой взгляд лучшего друга был устремлён исключительно на раскидистые цветы у самых ноги. Крохотный совет не прошёл зря, пионы не могли не привлечь внимания человека, что был от них без ума. – Так больше не может продолжаться, ты не только отстраняешься от своих чувств, но и рушишь всё остальное. Я чувствую, что теряю тебя, а ты — себя. – Так не может продолжаться бесконечно. – Конечно, не может, Джинни. Ты ведёшь себя как чёртова задница все эти дни, я никогда в жизни не поверю, что ты не узнаешь эти букеты. Букеты из лавки на первом этаже, те самые, что самолично собирали узловатые пальцы со всем трепетом и любовью. Цветы всегда являлись чем-то большим, чем сочной и душистой красотой природы, они всегда скрывали в себе нечто намного более удивительное, чем изысканный внешний вид. Сокджин прекрасно понимал каждое чёртово послание на языке цветов, но не принимал те всерьёз, всякий раз убеждая себя в глупости происходящего. Даже если сейчас мясистые пионы рассказывали на своём языке о чувственной романтике, прошлые хризантемы о искренности намерений, а классические розы твердили лишь о любви, флорист оставался уверен, что всякое пылкое чувство временно. – Намджун заслуживает кого-то лучше, чем я, вот и всё, – с лёгкостью ответил Сокджин и беспечно пожал плечами, всё же подхватывая раскидистый букет. Тяжёлая сумка неприятно оттягивала собой плечо. Он не мог пройти мимо подобного, ни тогда, когда был так безудержно влюблён в чёртовы пионы. В этого мужчину. Боги. – Любовь пройдёт. – Не говори ерунды, ради всего Святого. Что с тобой происходит в эти дни? Давай всё обсудим, давай поговорим. – Слушай, – стоило ключам исчезнуть из кармана, как флорист развернулся на каблуках с мрачным видом. Он и не думал стесняться повышенного тона. – Да, мне чертовски нравится этот мужчина, я отчаянно влюблён в него самого, его голос, ямочки и душу, поцелованную солнцем. С того момента, когда всё встало на свои места, когда ни в нашей лавке, ни в квартире больше не звучит его голос, я не способен найти себе место, Юнни. Почему? Потому что я не могу позволить такому человеку, как Намджун, полюбить такого, как я. Он заслуживает большего, лучшего и более прекрасного. Посмотри на меня, я чёртов флорист на полную ставку с затяжной депрессией и попытками самоубийства за спиной. – Джинни, – ошарашенно просипел Юнги. – Я больше не хочу испытывать боль, не хочу проживать момент, когда во мне разочаруются, только узнав получше. Я жажду быть в безопасности, Юнни, и абсолютно заслуживаю быть счастливым. – Но ты не знаешь Намджуна. – А он не знает меня. Любовь проходит, Юнги, но я буду счастлив, если у вас с лучезарным Сокси всё будет чудесно. – Джинни. – Думаю, на этом наш разговор окончен. Тяжёлое молчание повисло в густом воздухе, неприятным грузом опадая на плечи. С тихим шорохом юноша исчез в квартире, и лишь через несколько долгих минут глубокого дыхания, чтобы избавиться от предательского жжения под веками, Ким направился следом, оборачиваясь на самом пороге из-за странного шороха из квартиры напротив. Всё было верно, следовало сорвать чёртов пластырь раз и навсегда, не стоило тешить себя хрупкими надеждами. С того самого вечера никто из лучших друзей больше не поднимал подобной темы, и всё, казалось бы, пришло в относительную стабильность, только вот… Что-то явно было не так. С момента, как цветочная лавка встретила новый день, любая мелочь начинала действовать взъерошенному Сокджину на нервы, начиная с неработающего радио, заканчивая предательством со стороны лучшего друга. – Мне нужно срочно отлучиться. Одним плавным движением фартук оказался брошен на прилавок, а в медовых глазах юного флориста искрился озорный блеск, который ничто не могло скрыть, как бы тот ни старался. Мысленно извинившись перед изумлённым другом, Мин поспешил одарить щёку того лёгким и звонким поцелуем. – Но ты мне ничего не говорил об этом, – растерянно протянул Сокджин, попытавшись ухватить ураган за локоть, но тот непринуждённо увернулся, сверкая крохотными клыками в яркой улыбке. – Юнги, ты не можешь просто взять и уйти с работы! Юнни! – Но ты ведь меня подменишь, правда? – невинности в образе несносного юноши мог бы позавидовать даже Рождественский ягнёнок. – Что? Нет! – Но я люблю тебя! – Юнни! Но как бы Сокджин ни гнался за лучшим другом, в его объятиях оказывался лишь прохладный воздух. – Я очень сильно люблю тебя, пожалуйста, давай быть счастливыми вместе. – Это что… Стой, подожди! – вдруг воскликнул замерший посреди цветочного зала флорист. – Ты, паршивец, собираешься на свидание прямо сейчас? Ах, стой, это тот самый Хосок, верно?! – Деловой обед и ничего более! Сверкая белозубой улыбкой, Юнги игриво обернулся вокруг своей оси, чтобы следом подарить воздушный поцелуй и выпорхнуть из душистого Рая со звоном золотобоких колокольчиков. – Юнги! Выбежав из лавки следом за лучшим другом, запыхавшийся юноша, едва не споткнувшись о собственные развязанные шнурки, четко увидел, как веселящегося и взвизгнувшего Мина резко потянула на себя вполне знакомая рука, скрывая за углом здания. Цветастая куртка могла принадлежать лишь одному человеку, и все это теперь явно походило на бессовестный сговор. – Хосок, – в чувствах сквозь зубы процедил Сокджин. Деловой ужин, как утверждал Юнги, затянулся излишне долго, оставляя понурого Кима в гордом одиночестве на растерзание клиентов, которых, к усталости в его ногах, стало вдруг больше. Подобное случалось всякий раз, когда наступало ежегодное цветение раскидистой вишни, укрывающей серый мир бархатистыми лепестками цвета закатного неба. Сокджин искренно любил эти моменты, с восхищением наблюдая всякий раз за яркой линией деревьев по ту сторону витрины. Это было поистине великолепно, даже если повышенный интерес к улочке отзывался в ноющем теле усталостью, несмотря на громкие разговоры и души, что обязательно заглядывали в лавку. В такие мгновения Сокджин чувствовал себя действительно счастливым. Первый день цветения оказался наполнен работой настолько, что ближе к трём часам дня флорист и вовсе потерялся в реальности, продолжительное время не понимая, откуда же в лавке разносился знакомый голос в лёгкой песне, объятой гитарной мелодией и теплом флоридского солнца. Но радио оставалось выключенным, а музыка не играла, лишь излюбленный голос продолжал врываться в сознание порывами весеннего ветра. Стоило вскинуть голову с уходом клиента, как Сокджин оторопело воззрился на мужчину по ту сторону витрины, без возможности найти и единого слова. Под гроздьями нежно-розовых цветов стоял он, тот самый сосед из квартиры напротив с умопомрачительными ямочками от лучезарный улыбки. Именно его фигура мелькала среди собравшихся вокруг зевак, пока длинные пальцы ловко перебирали гитарные струны в мелодии, согревающей душу. Резкий порыв вырваться из объятий тепла цветочной лавки оказался с большим трудом подавлен, а сам Сокджин едва смог вынудить себя остаться на месте. Это глупо, не стоило бросаться под несущийся поезд собственных чувств, поэтому флорист вновь посвятил себя делам, полностью игнорируя факт существования расцветающей влюблённости, словно бы молодые цветы пышных вишен. Но ветер усиливался, а истерзанная душа не позволяла мыслям успокоиться, вонзаясь в самое сердце, сколько бы времени ни прошло с тех пор, как Намджун оказался по ту сторону витрины. Обернувшись уже в узком коридорчике, флорист поджал пухлые губы и потупился, не смея больше прожигать взглядом ни в чём неповинного человека, забравшего покой и сон. Иногда жизнь поворачивалась таким образом, что на пути обязательно встречались уроки. Влюблённость не в тех людей является совершенно нормальным событием, а все ошибки иногда попросту случаются, превращаясь в пресловутые куриные яйца, не разбив которые, не получится чёртов омлет. Все те моменты, когда приходилось оступаться, ошибаться и падать – все они обязательно оборачивались чем-то лучшим, в этом и была та самая суть, что без оглядки на прошлое позволяла себе ступить на новый, прекрасный путь. Иногда случалось так, что каждый влюблялся не в тех людей, а после обретал абсолютное счастье. Кардиган сорвался с хлипкой вешалки, и флорист, спешно пригладив взъерошенные локоны в крохотном зеркале на стене, выскочил из комнаты для персонала и широким шагом направился к выходу, суетливо переворачивая на двери табличку с надписью «закрыто». Юноша чертыхнулся, когда разгорчённое румянцем лицо обласкал собой прохладный мартовский ветер. Несмотря на то, что месяц почти подходил к завершению, погода не спешила радовать долгожданным теплом, и в глубине души Сокджин считал это отличным предлогом остановиться перед мужчиной своей мечты в хмурости и полной серьёзности. Со сложенными на груди руками, насупленный флорист походил на неимоверно колючее существо, которого не смущал даже собственный кардиган, надетый наизнанку. Тот громко цокнул в недовольстве, стойко ожидая, когда толпа зевак наконец-то рассеется, оставив его один на один с собственной любовью. Но сколько бы Ким ни репетировал все слова в бурных мыслях, на деле те предательски оставались на корне языка, стоило последнему слушателю раствориться. Пухлые губы безмолвно раскрывались вновь и вновь, пока песня не стихла и пронизывающий ветер не пробрался под тонкую ткань одежды. В растерянности медовый взгляд коснулся раскрытого гитарного чехла у самых ног с щедрым количеством чаевых. – У тебя имеется специальная песня, чтобы её заказать? – вдруг с мягкой улыбкой поинтересовался Намджун, вынуждая юношу перед собой крупно вздрогнуть, вмиг растеряв весь боевой настрой. – Песня?.. Но вместо любых слов узловатые пальцы, украшенные новыми цветастыми пластырями, неожиданно крепко сжали чужое предплечье и настойчиво потянули на себя, не позволяя смеющемуся мужчине излиться притворными возмущениями. Чехол оказался поспешно закрыт и подхвачен свободной рукой, пока Намджун совершенно не был против подобной дерзости, без единого слова позволяя завести себя в тепло цветочной лавки, в чьих стенах Сокджин наконец-то излился всем кипящим и ярким негодованием, как бы сильно его ни очаровывали улыбкой. – Это ведь твоё здоровье! Как ты можешь так беспечно к нему относиться?! – в чувствах воскликнул юноша и всплеснул руками, сразу после вновь обхватывая чужой локоть. – А если ты заболеешь, что, если подхватишь самую глупую простуду? Кто в таком случае будет помогать тебе, будет готовить тебе бульоны и каши? Боги, нельзя быть таким, слышишь? – Я слышу только тебя. Порывисто воззрившись на улыбчивого мужчину, поглощённый жарким румянцем флорист лишь поджал пухлые губы и одарил несильным ударом ладони чужое плечо. – Дурак, – многозначительно изрёк он. Минуя одинокий прилавок, Сокджин направился дальше, чтобы, ловко лавируя между коробками в узком коридорчике, исчезнуть в небольшой комнатке, усадив на потрёпанный диван своё очаровательное недоразумение. Негодующее фырканье стремительно наполняло помещение, но ни одна душа не желала нарушить то, наслаждаясь мгновением необыкновенного покоя, от которого предательские мурашки пробегали вдоль позвонков. Сокджин суетился, закусывая нижнюю губу до лёгкой боли, тот выудил, словно бы из ниоткуда, колючий плед, которым со всей заботой хорошенько укрыл гостя до самого подбородка. Гитара оказалась томиться в свободном углу, а крохотный чайник во всю вскипал, согревая паром озябшие кончики пальцев флориста. Тот, бормоча, ловко разделался с новенькой упаковкой травяного чая, даже не замечая, как случайно задетая свежая ссадина украсилась щедрой алой каплей. Когда горячая кружка с ароматным напитком оказалась в большим ладонях, Сокджин с шумом поставил стул прямиком перед мужчиной и рухнул на тот, сжимая кулаки изо всех сил. Потребность извиниться за собственное поведение отзывалось жгучей болью, усиливаясь от осознания, что чужое здоровье могло пошатнуться от такой совершенно глупой выходки, чтобы привлечь его внимание. Но Намджун вовсе не выглядел подавленным, наоборот, румянец на его красивом лице расцветал, казалось бы, вовсе не от холода улицы. Мужчина сиял, медленно и осторожно смакуя травяной чай, который, несмотря на хмурость флориста, явно имел сладковатый привкус любви. – Спасибо. Стоило поблагодарить Хосока и его пытливый ум за такую чудесную идею, что увенчалась явным успехом, даже если стоило заплатить за это собственным здоровьем. Намджуна не пугали ни трудности, ни насморк, пока на кону стоял один флорист, чьи тёмные локоны чуть вились на самых кончиках. Принять собственную влюблённость оказалось совсем не так страшно и болезненно, как признаться в ней, и Ким был счастлив просто находиться рядом, ни на мгновение не смея отпустить горькие слова, сказанные Сокджином одним поздним вечером в коридоре, поглощённом глубоким синим цветом. Сколько бы трудностей ни ожидалось впереди, влюблённый Намджун не страшился ни единой мелочи, он намеревался перевернуть крохотный мир причины собственных чувств, показать флористу реальность, где он был бы чертовски любим. Но вместо пылких речей Сокджин лишь шумно вздохнул и опустил напряжённые плечи, позволив себе прикрыть глаза на долгое мгновение. Как же чертовски сильно он устал. – Я ещё никогда не чувствовал себя настолько хрупким, как сейчас, – тихо поделился флорист, приподнимая уголки пухлых губ в робкой улыбке. – И чертовски уязвимым, но я ничуть не боюсь тебя. Не подумай, что мой образ складывается из несчастий, у меня нет цели предстать перед тобой нуждающимся в жалости. Вовсе нет. Я не нуждаюсь в твоём сожалении, потому что я куда больше, чем пятничная грусть. У всех у нас бывают моменты не лучшего расположения духа, когда мы можем показаться слабыми, донельзя чувствительными и излишне эмоциональными. Мы все боимся время от времени, и это нормально — принимать свою боль такой, какой она является на самом деле. Слова стихли, слетев с кончика языка, пока притихший Намджун лишь кивнул и отставил полупустую кружку на край стола, чтобы следом, сбросив колючий плед, опуститься к чужим ногами, без доли смущения оказываясь на коленях перед замершим существом, чья грудь тяжело вздымалась от глубокого дыхания. На жалкое мгновение воззрившись в широко распахнутые медовые глаза, до одури влюблённый Ким, позволив поглотить себя без остатка, потупил взгляд и склонился ниже, медленно завязывая распущенные шнурки на высоких кедах флориста. Мужчину не смущали ни последствия времени на потрёпанной обуви, ни следы подошв на белоснежных шнурках, что всё же превратились в аккуратный бантик, как им и было положено. Поправив подвороты излишне длинных джинс, в мягкой улыбке мужчина расплылся совершенно счастливо и опустился на пятки, вновь воззрившись на притихшего юношу, чьи обкусанные губы красовались совсем свежими крохотными корочками. – Я слышал одним вечером, что ты счастлив и без меня, – едва слышно начал он, так больше и не смея прикоснуться к манящему теплу. Честные слова сами сплетались в целые предложение. Даже если те не были наполнены сладостью для влюблённого сердца, мужчина оставался счастлив находить в глубине любимых глаз крохотный отблеск понимания. – И я очень надеюсь, что это действительно так, Джинни, надеюсь, что ты наконец-то обрёл ту недостающую часть, что смогла принести тебе спокойствие. Но мне жаль. Жаль, что мы можем говорить лишь в моих снах. Это убивает меня, а я готов погибнуть за собственные чувства, потому что они не ошибка и не прихоть, всё это намного более сильное и глубокое, чем каждое произнесённое мной слово. Иногда мы влюбляемся в неправильных людей, но сейчас всё иначе. Я знаю это. Я… Хочу навсегда застрять с тобой между хаосом и спокойствием и не желаю сделать ни один наш поцелуй прощальным. – Есть одна мысль, которая уже давно не желает выходить из моей головы. Я так часто думаю о том, что, чем старше мы становимся, тем реже плачем. Интересно, правда? Осторожно коснувшись острых колен замершего существа, Намджун поддался ближе, заглядывая в красивое лицо своей любви. – Хочешь преодолеть весь этот путь со мной? Достигнуть точки, когда не останется ни единой слезы, – тихо поинтересовался он. – Даже если ты счастлив без меня, позволь мне просто остаться рядом. – Ты действительно покинул Флориду ради городской серости? – Я покинул её ради гораздо большего. – Ты расскажешь мне о ней чуточку больше? – Покажу. Я покажу её для тебя, только позволь мне сделать это. В одно короткое мгновение рухнув на колени, пылающий сочным румянцем на щеках юноша оказался невообразимо близко к своей сокровенной мечте, тот, обхватывая лицо возлюбленного взмокшими от волнения ладонями, порывисто прильнул к приоткрытым губам для робкого поцелуя, с тихим вздохом позволяя холодным рукам окутать себя безопасностью долгожданных объятий, от которых так предательски жгло под трепещущими веками. Утопающий в эйфории Сокджин не мог вспомнить, когда же от поцелуя насколько сильно трепетали голубокрылые бабочки, измученное мыслями сознание наполнялось приятной пустотой, а сердце пропускало удар, стоило только отпустить себя, позволить распробовать чёртову жизнь на вкус. Все мосты в конце концов будут сожжены, а страница перевёрнута, встречая новую главу, где не было места ни для одного сожаления и тоски по горькому прошлому. Едва большие ладони коснулись жаркого румянца, как флорист, напоследок оставив в уголке припухших губ нежную ласку, чуть отстранился, воззрившись в бездонную теплоту напротив с абсолютно распахнутой душой. Осчастливленный юноша несмело улыбнулся, когда мозолистые подушечки пальцев огладили мягкую кожу, смахивая робкие солёные капли. – Я хочу узнать Флориду получше, я всегда… – прильнув к прохладной ладони, Сокджин вдруг излился лучезарной улыбкой, от которой в глубине души Намджуна что-то разом переменилось, а Райские сады зацвели, одаряя фантомным звучанием голосов белых Ангелов. Звонкий смех легко заполонил собой всё пространство, пока сильные руки, обвив талию, позволили юноше запрокинуть голову в заливистом смешке, заполучив звонкий поцелуй под кадыком. – Всегда хотел погреться в её лучах, ощутить белый песок на зубах и раствориться в волнах солёного моря. – Хочешь потеряться там со мной на несколько недель? – Пока мы не разучимся плакать.*
– Чтобы они только делали без нас, – посетовал Юнги, благодушно позволив ловким пальцам смахнуть кофейную пенку с верхней губы. Юноша кивнул собственным мыслям и вновь припал к высокому бумажному стакану для нового глотка. С противоположной стороны дороги отлично просматривалась цветочная лавка сквозь большие окна, что ничуть не скрывали то, как некогда белоснежные кеды не касались пола, а Сокджин, будучи приподнятым в крепких объятиях, явно потерялся как в реальности, так и в очередном поцелуе, не смущаясь ни цветов, ни случайных прохожих. Ощутив необыкновенную лёгкость на душе, с облегчением Мин шумно выдохнул и перекатился с пятки на носок в волне новых и необъяснимых чувств. Тот, взглянув на мужчину рядом из-под пушистых ресниц, без раздумий взял его за руку и переплёл пальцы, чтобы сразу же после спрятать чужое тепло в собственный карман, воззрившись вновь на лавку, словно бы ничего не случилось, даже если кончики ушей предательски заалели. – Не хочешь взглянуть на коллекцию кактусов в моей квартире? – растягивая гласные, лукаво поинтересовался Хосок и склонился чуть ближе, чтобы оставить на кончике алого уха сухой поцелуй. С того самого моменты больше ни единый букет не ожидал Сокджин у входной двери, цветы теперь появлялись сразу же в уютной квартире, превращая ту в самый настоящий Эдем. Счастье окутывало каждый уголок, а крохотные кактусы в соседней квартире начинали цвести на удивление своего владельца и жизни, что обернулась чем-то необыкновенно прекрасным, как никогда прежде. Заново учиться любить больше не казалось чем-то страшным, но некоторые внутренние Демоны всё ещё иногда врывались в сладость мыслей, окутывая сознание неприятной дымкой. Одним вечером, когда стрелки на старых часах приближались к необходимому делению, Сокджин никак не мог успокоить бушующий разум, сколько бы Юнги ни щебетал рядом. Мысль о том, что он в какой-то из Вселенных всё же может оказаться недостаточно соответствующим ожиданиям, не достойным любви своего человека, вынуждала совершать абсолютно глупые поступки. Но Ким не желал признавать этого, даже если теперь зубы норовили застучать друг о друга, а боль в ногах достигала такого пика, что едва ли возможно было сделать шаг. Новая и жутко неудобная обувь, что причудливым образом должна была сделать юношу лучше по его мнению, доставляла дискомфорт с самого момента встречи, а выбор излишне тонкой одежды в пользу красоты норовил подарить лишь затяжную простуду. Упрямого флориста не пугали ни обеспокоенные взгляды своего мужчины, ни его вопросы. С закушенной губой юноша оставался уверен в себе и своём выборе, только бы быть тем, кто действительно должен оставаться рядом с таким мужчиной, как Намджун. Внутренняя борьба оказалась настолько яркой, что Сокджин, погрязнув в собственных мыслях, не заметил, как оказался настойчиво усажен на скамью, а озябшее тело окутало собой тепло чужой куртки. Аккуратные брови юноши в недовольстве сошлись на переносице, и тот хмуро воззрился на мужчину перед собой, под чью тонкую толстовку пробирался прохладный вечерний ветер. Но любые возмущения разом мягко прервали, так и не позволив ни единому слову раствориться в закатном вечере. – Оставайся здесь, а я сейчас вернусь. Стоило Намджуну отвернуться, как флорист крупно вздрогнул и клацнул зубами, позволив себе поспешно продеть руки в рукава и окутать себя спасительным теплом, наплевав на собственную гордость и пообещав себе несколько долгих минут слабости. Мягкая ткань имела слишком соблазнительные нотки, чтобы не зарыться в ту кончиком носа и не прикрыть глаза в лёгком бризе наслаждения. Согревающий аромат прожилок мускуса и отголосков солоноватого моря дарил ощущения вечернего пляжа, когда белый песок остывал, а на небе распускались закатные цвета, оставаясь очередной фотографией в переполненной галерее. Сокджин не имел ни малейшего понятия, каково это проживать свои года в объятиях Флориды, но прекрасно понимал, как это тонуть в любви, что окутывала самым сладким наслаждением, на которое не были способны воздушные мечты. Может, это являлось именно тем, что клокотало в груди у двух душ, покидавших часовню на старом автомобиле с целой горстью консервных банок, привязанных лентой к хромированной части бампера. Когда они оставляли за спинами прошлое, чтобы направиться лишь в прекрасное настоящее и удивительное будущее, морской ветер ласкал разгорячённую кожу, а сердца трепетали от любви всей чёртовой жизни. Медовые глаза резко распахнулись, когда нечто коснулось лодыжки, и юноша вздрогнул, осоловело замечая возлюбленного в совершенно несуразном и большом свитере. – Что ты делаешь? – тихо поинтересовался Сокджин. Вздох облегчения вырвался из груди совершенно неожиданно, когда неудобная обувь больше не сдавливала ноги, а яркая улыбка украсила пухлые губы от одного только вида на пару глупых на вид самых обычных домашних тапочек, что больше походили на два облака. – Прости, лепесток, но это лучшее, что я смог отыскать сейчас. Знаю, не слишком подходящий для тебя выбор, но зато удобный, верно? Завтра мы обязательно присмотрим что-нибудь намного лучше. – Верно, – утопающий в улыбке юноша и не смел опровергнуть подобное решение, ощущая самое настоящее облегчение. Было так непередаваемо тепло и необыкновенно мягко, и ничего более не причиняло и капли боли. Стоило Намджуну выпрямиться, а ненавистной обуви оказаться в бумажном пакете, как без раздумий юноша принял предложенную ладонь, вновь поднимаясь на ноги. – Никогда не допускай тех мыслей, что роились в твоей прекрасной голове. Никаких сомнений и сожалений, только не тогда, когда эта жизнь настолько сильно любит тебя, Джинни. Когда я люблю тебя. – Настолько любит, что самолично подарила мне тебя? – звонкий смешок потонул в крепком плече, и лучезарный флорист обнял руку возлюбленного, делая уверенный шаг вперёд. Боль не ощущалась вовсе. – Это так сладко, что меня охватила дрожь, – в смешке протянул Намджун. – Но я могу сделать этот мир для тебя ещё слаще, что скажешь на это? – Ты сможешь это сделать, дорогой? – Мы отправимся во Флориду при первой же возможности. К черту недели, слышишь? Давай проведём всю чёртову жизнь в объятиях нашей мечты. Я, ты и наша любовь. Мы снимем крошечный домик на берегу, где на старой террасе нас будут ждать кусочки дыни, пока на зубах скрипит песок. Твои веснушки от жаркого солнца станут ярче, а я буду целовать каждую, по вечерам мы растворимся во встречном ветре, пока нас уносит старый арендованный автомобиль, который заводится, только когда ты рядом со мной. Я буду любить тебя крепко и отчаянно, искать для тебя ранним утром дикие цветы, а вечером перламутровые ракушки с нашего песчаного берега. Только будь со мной, слышишь? Давай навсегда потеряемся в нашей любви и в солнечной Флориде. В одно мгновение тело и сознание окутало собой неимоверное тепло, то заклокотало под рёбрами и вонзилось в горло, сжимая в неистовом спазме. Здесь не существовало боли, лишь сладкая нега, набегающая на душу солёными волнами. Было так хорошо, так невообразимо блаженно, что солёные капли сами появлялись в уголках медовых глаз. Мир, полный любви, стремительно расплывался, а Сокджин был попросту счастлив, утопая в новых чувствах и ласке любимого тела. Голос, что так часто спасал от необдуманных ошибок, теперь одаривал настоящим Раем, и Ким ощущал разгорячённое счастье, не смея отвести блестящего взгляда от пышных сакур, склоняющих свои ветви прямиком над щебечущей парой. Нежные лепестки, срываясь, кружились в танце, словно хлопья самого первого снега, а Ким не мог насытиться ни красотой излюбленных цветов, ни таким удивительным новым витком жизни, замечая, что вишня в этом году была удивительно прекрасна, как никогда в этой чёртовой жизни. Когда-то сладкий голос обещал, что всё обязательно будет хорошо. И ему стоило верить.