amore in italiano / любовь по-итальянски

Ей всегда было легко противостоять другим. Но не ему. *** Все началось первого сентября — с проливного дождя и цинковых туч, грозно нависших над Оксфордом. День сразу пошел не по плану: плотные кудри Гермионы из-за непогоды вмиг превратились в неукротимую копну, ничуть не улучшая впечатления от первого учебного дня. На новых колготках пошла стрелка — Грейнджер умудрилась зацепиться за что-то буквально выйдя за порог общежития. И в довершение всего — она ещё и потерялась в лабиринтах университетских коридоров. После частной школы в Шотландии, в которой Гермиона провела семь лучших лет жизни (Хогвартс стал для неё поистине вторым домом) привыкать к чему-то новому было… хм, нелегко. Однако единственной существенной проблемой стал он. Невыносимо заносчивый, до одури саркастичный и… нестерпимо харизматичный профессор — Драко Люциус Малфой. *** Все изначально пошло не так. Именно об этом подумал доцент кафедры романских языков, Драко Малфой, как только увидел ее имя в списке студентов. Да и настроение было прескверным. Первое сентября, как никак. С каждой следующей осенью он все острее ощущал течение времени, оставляющее его ни с чем. Недавно закончивший аспирантуру, новоиспеченный кандидат наук, по совместительству успешный синхронный переводчик — у него не было ни единой объективной причины печалиться. Однако одиночество (несмотря на двухлетний союз с аристократкой Асторией Гринграсс, выглядевшей примерно как ожившая мечта любого мужчины) сжирало Драко практически ежесекундо. И только работа была для Малфоя сродни лекарству. Знакомство с первокурсниками всегда было довольно интригующим занятием — кто же будет раздражать его весь последующий семестр? На бегу просмотрев журнал, мужчина ухмыльнулся. Пять человек, и все — парни, за исключением одной девушки — Гермионы Джин Грейнджер. «Кто-то явно увлекался Шекспиром», — подумал блондин, отпивая глоток эспрессо. Для полного счастья не хватало только сигареты — но, к несчастью, бросил. Драко был действительно удивлен — обычно итальянский язык на распределении доставался именно девушкам. В этом учебном году что-то явно пошло не так. В свои студенческие годы Малфой был единственный парнем в языковой группе — и нельзя сказать, что он жаловался. Как только массивные серебряные часы на правой руке пробили девять ноль-ноль, мужчина зашёл в аудиторию, стремясь на своем примере продемонстрировать главное правило — опозданий он не терпел. Всегда идеальный: намеренно небрежная укладка, темно-серый костюм-тройка из плотной ткани, рубашка, вольно расстегнутая на пару пуговиц и неизменный атрибут — очки в металлической оправе. Безукоризненный во всем, или, как его окрестили студентки итальянских групп — professor i'd like to fuck. Его жизнь была стабильной и довольно предсказуемой — как дважды два четыре (но лучше due più duе uguale a quattro). До тех пор, пока на пороге аудитории не появилась она — до невозможности дотошная, отвратительно несдержанная и безумно притягательная — мисс Гермиона Джин Грейнджер. *** — Джинни, напомни, какого черта я выбрала итальянское отделение? — Гермиона влетела в комнату словно фурия, но Уизли было не привыкать. После пяти лет совместной жизни в спальне старост, девушку уже ничто не удивляло. — Ну, кажется, потому что ты без ума от фресок Ватикана, группы Maneskin, и Барбареско? — она ухмыльнулась, глядя на разъяренную Грейнджер. Несмотря на огромный мозг, в искусстве самообладания ей ещё предстояло поднатореть. — Поздравляю, с этого дня я не терплю ничего итальянского. И особенно языка, — шатенка распустила низкий пучок, и кудри своевольно раскинулись по подушке. Гермиона выдохнула и, движимая удивлённым взглядом лучшей подруги, начала рассказ с самого начала. *** — Запомните, мисс Грейнджер, единственная причина, по которой вы можете опоздать на мою пару — это аудиенция у королевы. Или, на крайний случай, полет в космос. Причём, незапланированный. Теперь входите — это была первая фраза, которую Гермиона услышала в университете. Ох, не так она себе представляла учёбу в Оксфорде. Стряхнув дождевые капли с волос, Гермиона села на свободное место рядом с приятным брюнетом в очках. Юноша улыбнулся ей, и Грейнджер мгновенно почувствовала себя комфортнее. — Гарри, — шёпотом представился он, и девушка поспешила вернуть ему любезность. После нудных речей, Малфой наконец принялся за дело — закончил перечислять необходимые учебные материалы и перешёл к первой теме занятия. Через десять, а то и пять минут Гермиона уже начала жалеть о том, что выбрала итальянский язык. Во-первых, под пристальным стальным взглядом профессора Малфоя было сложно (читаем — невозможно) сосредоточиться. Во-вторых, итальянскую фонетику явно придумывал дьявол. К концу пары Гермиона успела получить пару колких замечаний и слегка разочароваться в своих когнитивных способностях. — Мисс Грейнджер, вы что, каши в рот набрали? Произносите чётче, — Мисс Грейнджер, что вас побудило выбрать итальянский с таким пренебрежительным отношением к романской фонетике? — Мисс Грейнджер, дома Вам стоит прослушивать аудио чуть чаще, чем молодым людям. Под чуть я имею виду раза этак в 3 чаще. На ее счастье, пара пролетела достаточно быстро. Нагрузив группу домашним заданием, Малфой грациозно покинул кабинет, не забыв на прощание сказать — Fino a domani. E sì non essere in ritardo, — он поправил очки и ухмыльнулся, глядя девушке в глаза. А потом дверь захлопнулась. И это стало началом конца. *** На первом учебном дне мучения Гермионы не закончились. Этот день был лишь прологом, с бешеной скоростью мчавшим ее навстречу концу. Постоянные колкие замечания, сопровождающиеся бесконечным потоком сарказма профессора Малфоя, сводили ее с ума. Она не знала, что ей ещё сказать или сделать, чтобы мужчина отстал от неё. Ничего лучше на ум не пришло, и она решила парировать. Каждое слово, произносенное ею, в ответ получало шквал замечаний — он придирался к любой мелочи. Это раздражало. Однако, в жизни девушки появился тот, ради кого она готова была терпеть даже невыносимые пары итальянского и не менее невыносимого Драко Люциуса Малфоя — милый парень, близкий друг Гарри, Невилл Лонгботтом. Невилл был нежным и внимательным, наивным и забавным — словом, всем тем, что олицетворяло собой лёгкость. Он ежедневно провожал её до дверей общежития, даже если в этом не было никакой необходимости. Покупал пряный латте в тяжёлые утренние часы, писал милые сообщения, а еще дарил цветы — он увлекался флористикой с детства. И не имело никакого значения, что она любила монобукеты из чайных роз — любой его жест заставлял её улыбаться. Одногруппники Гермионы — Гарри, Энтони, Кормак и Симус стали для нее настоящими друзьями. Их называли золотой пятеркой — и это было неспроста. Ни одно университетское мероприятие не проходило без их команды, и ни разу они не уходили, не заняв места на пьедестале почёта. Невилл частенько забегал к Гермионе перед парами — зачастую первой парой стоял ненавистный итальянский, портивший настроение с самого утра. Только вот сегодня он не успел покинуть аудиторию до того, как в неё, снимая пальто на ходу, влетел разъяренный профессор Малфой. — Мисс Грейнджер и мистер… как Вас там, — блондин посмотрел на молодую пару поверх очков, сверкнув светло-серой радужкой, — вам не кажется, что мои пары — не место для романтических свиданий? Мисс Грейнджер, если Вам так хочется, покиньте аудиторию и избавьте нас от подробностей. Gli altri possono sedersi. E' un piacere vederti, — он нахально ухмыльнулся, глядя на вмиг покрасневшего Невилла. Гермиона неистовствовала. Как человек с такими поразительно красивыми, — стоп, она правда думает об этом сейчас — глазами может быть таким занудой? Может, его игнорируют девушки? Хотя, неудивительно. Ни одна женщина в здравом уме не будет терпеть такого заносчивого павлина. Даже если он обладает таким прекрасным, — а что? — лицом. Его острые скулы сводили ее с ума, вкупе с его безукоризненно идеальной итальянской речью. Каким бы невыносимым идиотом он не был — как преподаватель Малфой был безукоризненен. Невилл покинул аудиторию — и Малфой вмиг повеселел. Самая ядовитая ухмылка осветила его лицо, и он наконец перестал лезть в личную жизнь своих студентов и приступил к объяснению нового материала. Но Грейнджер не была бы Грейнджер, если бы сдалась так просто. Сегодня она обязана засыпать его шквалом вопросов, которые в любой другой день посчитала бы идиотскими. Стоически сносивший все её выпады Малфой, раздражал ещё больше. Он вообще сам по себе был таким — выводил её из равновесия за секунду только своим существованием. Ей хотелось испепелить его, вместе с идеальной укладкой, аристократически бледной кожей и чертовски сексуальными руками в массивных перстнях. Все это просто не могло принадлежать человеку с таким отвратительным характером. Не могло. *** Драко бежал вдоль залитой водой (ноябрь не скупился на ливни) набережной Темзы, пытаясь очистить голову. И особенно не думать о чертовой Грейнджер, заевшей в его мыслях будто старая пластинка. Теперь, когда он разошёлся с Асторией, он не мог не думать о ней даже дома. Напряжение целиком овладело им, и он не нашёл ничего лучше, как отвлечься изнуряющим бегом — он будет бежать на пределе сил, пока не вымотается настолько, что не вспомнит её имени. Почему именно в тот день, когда он расстался с Гринграсс, с Грейнджер притащился этот робкий парнишка. Почему все силы мира ополчились против него? Драко чувствовал себя отвратительно. Эта невыносимо острая на язык студентка сводила его с ума. Это было настолько неправильно, настолько непедагогично, что он хотел стереть себя память и не помнить ее буйных кудрей, прилипших к мокрой ткани пальто, в которые так и хотелось зарыться — жаль, что он не волшебник. Не слышать её подколов в его адрес. Хоть она и уступала ему в этом искусстве, видеть как идеальная отличница Грейндежер бесится, было наивысшим удовольствием. В какой-то из дней он пришёл спокойнее, чем обычно — Арсенал в очередной раз проиграл Манчестеру, и они с Забини — его университетским другом-итальянцем, — полночи провели, обсуждая позор любимой команды юности и заливая горечь утраты места в плей-офф скотчем. Теперь кофе не спасал ситуацию. — Доброе утро, садитесь, пожалуйста, — Малфой тихонько зевнул — все же, в двадцать пять уже нельзя не спать даже одну ночь. — Мистер Малфой, вы, я так понимаю, все ночь провели где-то между баром и баром? — девчонка. Злопамятная и очень наглая девчонка. Стоило ему пошутить, что она засыпает на правых парах из-за бессонных ночи, проведённых на студенческих вечеринках (а ведь он когда-то тоже жил в кампусе) она взъелась на него ещё сильнее. — No, Il mio amore giovanile mi ha tenuto sveglio,— он наслаждался её удивленным выражением лица. Её пухлые розовые губы выписывали прекрасную букву О. Боже, её ненавязчивый румянец, сплозающий по ее тонкое шее вниз розовыми всполохами, Arsenale, — Малфой поправил очки, глядя на Гермиону поверх линз. И все же она пробуждала в нем нечто восхитительно тёмное. Он подначивал её ежедневно, видя её огромный потенциал. Её быстрый интеллект и мгновенная реакция сводили его с ума — сапиосексуальность не дремлет ни секунды. То, как её красивый рот произносил итальянские слова нужно было запретить. Недаром на ней висли парни-первокурсники. «Надеюсь, Грейнджер хватит ума осознать, что мужчины взрослеют гораздо позже, чем женщины», — подумал Драко, пока Гермиона думала, что ответить. Он буквально слышал, как девушка думает — и это было одним из самых сексуальных зрелищ в мире. Астория. Бедная Астория — родителям так и не удалось их свести. Гринграсс была хороша собой, но ей всегда недоставало огня. Ему всегда была нужна та, с кем можно было бы спорить часами, находя все новые точки соприкосновения, сталкиваясь с разночтениями и все равно приходить к истине, которая расплавила бы мозги обоих. — Драко, — обеспокоенный Забини начал разговор в один из их покер-вечеров, — друг, — Блейз посмотрел на Малфоя настороженным взглядом. Последнее время он был ещё более отстраненным, чем обычно — расстался с Гринграсс, которую хоть и не любил, но по крайней мере, уважал, не появлялся на воскресных мини-футбольных матчах и, главное, перестал ерничать и отпускать саркастичные комментарии по поводу и без. Последнее точно было на него не похоже, — что с тобой происходит, а? — Забини, — процедил Малфой сквозь зубы, — все более чем нормально, — он допил виски, чувствуя, как спирт обжигает горло, принося долгожданное облегчение, — просто немного устал. — По-моему ты врёшь, — хмыкнул Забини, — не по-моему, а точно, — в дверь постучали, — а вот и Нотт. Если и Тео присоединится к этому допросу с пристрастием, ему не сдобровать. — Малфой, — Нотт поставил на стол ещё одну бутылку виски, со странным названием «FireWhiskey». Как банально, — рад видеть. Правда, не был рад тебя не видеть на прошлой неделе, когда моя команда не досчиталась капитана, и пришлось вызвать на игру Флинта. Я больше не позволю тебе так с нами поступить, — брюнет ухмыльнулся, по-хозяйски беря чистый бокал из серванта. — Теодор, напомню. Это все ещё мой дом, — Драко пожал другу руку, и тотчас же плюхнулся обратно в кресло, не забыв нервно провести по лицу рукой. Допроса не избежать. — Драко. Люциус. Малфой. Сразу к делу. Кто она? — Тео посмотрел на блондина исподлобья, пригубливая напиток. К такому жизнь Малфоя не готовила. — Кто? — ухмыляется Драко, пытаясь не выдать своего напряжения. Сумерки за панорамным окном становились все гуще, а тьма в душе Малфоя — все чернее. — Женщина, которая превратила нашего друга в непонятно что, — Блейз втянул в лёгкие терпкий сигаретный дым и на выдохе произнес, — или, может, это кто-то из твоих итальяночек? — мулат улыбнулся, оголяя ровный верхний ряд зубов. Дело дрянь. — Точно, Забини. Ты посмотри на него — краснеет, как школьник, — Нотт дал пять Блейзу, и улыбнулся так, как будто им снова по восемнадцать, и они впервые идут на вечеринку на кампусе, где будет штук тридцать таких сексуальных и таких робких первокурсниц. Малфоя потянулся к пачке, достал сигарету и медленно закурил. Он, честно, пытался бросить. Но сегодня — явно тот день, когда следует вновь начать. Два месяца он почти ежедневно видит Грейнджер. Два месяца он ежесекундно сходит с ума. Их перепалки стали его персональным жизненным топливом — для восемнадцати лет она удивительно язвительна, а для отличницы — удивительно остра на язык. Малфой не мог выкинуть её из головы — ее двойственность, ставшая для него любимой головоломкой, в которой он так и не смог найти ответа, сводила с ума. Но случай открыть Гермиону с иной стороны сам отыскал Драко. Увидев её ник в Instagram, в невовремя всплывшем уведомлении её розового (под стать правильной девочке) ноутбука, он не смог не запечатлеть эти буквы на задворках своей памяти. Её вторая сторона казалась ещё более губительной — среди публикаций не было бы ничего такого, что указывало бы на тот внутренний огонь, который он ощущал, контактируя с девушкой. Это изводило ещё больше. — Драко, пояснишь свою задумчивость? — парни одновременно сверлили его взглядами, и под расслабляющий флер от вкуса вишневого фильтра на языке, Малфой сдался. — Хорошо. Да, — он перевёл дыхание, отводя стальной взгляд, — это моя студентка. Нотт присвистнул. — Черт возьми, Малфой. А я говорил, что эта твоя гребаная идея задержаться в Оксфорде после окончания не доведет тебя до добра. Какой курс? — Тео, что-то мне подсказывает, что, — Забини нервно провел рукой по тёмным волосам. — Первый, — Малфой поражался сам себе, — сука, первый. — Пиздец, — Нотт потянулся за второй сигаретой, стремясь помянуть чистый разум друга. *** Осень постепенно отдавала свои права зиме — а сердце Гермионы постепенно сводило её разум с ума. Этой ночью девушка опять не смогла уснуть, как не пыталась поскорее погрузиться в спасительную темноту сна. Мысли путались, беспрестанно терзая её. Она ощущала себя сумасшедшей, умалишенной, но ничего не могла с собой поделать. — Гермиона, — хриплый мужской голос, смутно знакомый ей, сладостно растягивал слова, — Hermione, — она слышала его повсюду, но никак не могла увидеть того, кто одними лишь звуками её имени вызывал дрожь в коленях. — Hermione, tesoro, — Гермиона из сна распахнула глаза, сталкиваясь со сталью серых радужек. Его губы коснулись её, греховно посасывая верхнюю губу и намеренно избегая нижнюю. Она провела руками по шелку кипельно-белой рубашки, чувствуя твёрдость его мышц. Его хриплый смешок прямо в губы заставил ладони спуститься ниже — и стон одобрения не заставил себя долго ждать. — Non prendere in giro, не дразни меня, Гермиона, — его пальцы запутались в шёлке её волос, с усилием оттягивая, а после губы медленно пробежались по ее шее. Зрачок почти полностью перекрыл радужку, и его дьявольская ухмылка ничуть не помогала ей не смотреть на него с благоговением. Сноведение вмиг стало чётким. Гермиона в секунду проснулась, чувствуя, насколько влажным стало ее белье от простого фантомного поцелуя — вот теперь она точно не сможет уснуть.