Статус: лучшие друзья

      Кенма вздыхает — раздражение рвётся из нутра и врезается в зубы, и только после этого он открывает глаза. Но они ему не нужны, чтобы ощутить на своей спине чужой, очень конкретный, узнаваемый среди сотен тысяч взгляд. — Ты хренов сталкер, Куроо. И маньяк, — добавляет бурчаще, хрипло после внезапной дневной дрёмы.       Солнце сквозь окно греет руку, затёкшую от сна в неудобной позе. Когда он прилёг, оно едва доходило до кровати, плескаясь осенним теплом на ковре, а сейчас оно прилипло к нему. Получается, он отключился на час? Два? — Я тебе писал, и потом — о боже! — даже позвонил, но ничего. Поэтому я и зашёл за тобой. — Мог пропустить второй пункт и перейти к третьему, — морщится Кенма, поднимаясь с кровати, пытаясь потянуться, чтобы кровь скорее достигла его онемевших конечностей. — Но мог бы просто позвать. А не стоять и пялиться, как я сплю. Это стрёмно.       Куроо в своё оправдание ничего не говорит, и Кенма думает, что в нём правда совести ни грамма, только свойски проходит вглубь комнаты, приземляясь в компьютерное кресло, которое со скрипом делает оборот вокруг своей оси. — Тогда пошли, раз уже пора, — Кенма берёт телефон с зарядки, видит на заблокированном экране десять пропущенных сообщений, один пропущенный звонок, уведомление из Ютуба о выпуске нового летсплея и пару из игр: количество жизней восстановлено, гильдия начала охоту и, конечно, все поля дали урожай. Стоп, 18:03? — Куроо, что за хрень, мы же договорились встретиться с Бокуто и Акааши через полтора часа, — Кенма щурится, снова пожирая взглядом экран телефона. Моргает, чтобы убедиться, что это обман сна, который ещё не до конца выветрился из тела. — Ага, — подтверждает лениво Куроо, снова сделав оборот на кресле, из-за чего Кенма, закатив глаза, подходит вплотную, «поймав» чужие ноги между своих, чтобы не вертелся. — Ты даже запомнил, — слишком слащаво и наигранно, у Кенмы зубы скрипят. — Тогда зачем было приходить сейчас?       Куроо пожимает плечами. — Я переживал, ты не отвечал. Даже на звонок. — Не жди, что я буду даже тебе отвечать на звонок. Что со мной могло случиться в доме? — Инфаркт может застать в любое время!       Кенма криво улыбается, мгновенно отомстив — за что, он решит потом — пнув Куроо по ноге, едва не сбив с него гостевые тапочки. Тапочки Куроо, если честно, других гостей у Кенмы не бывает. — С чего бы у меня в пятнадцать случился инфаркт? — на этот вопрос Кенма ловит лишь чужой громкий смешок, в котором так и сквозит «И ты ещё спрашиваешь?», и кивок в сторону банок энергетиков, потихоньку начавших захватывать место на столе. А может, не только захватывать — эта херня наверняка размножается, да? Не мог Кенма с начала недели выпить пять банок. Сегодня была среда. — Так зачем было приходить так рано? До Сэтагаи нам ехать всего двадцать минут, — Кенма возвращается к кровати, как будто собирается упасть на нее лицом и доспать своё законное время. — Да, но… ты, типа, вообще не собран, — в голосе Куроо так и сквозит «Ты серьёзно пойдёшь так?», а Кенма бросает в ответ взгляд «А что не так?»       «А-что-не-так» состояли из форменных спортивных штанов, которые остались у Кенмы с волейбольного клуба в средней школе. Зелёные, с растянутыми коленями, потому что, очевидно, сейчас эти штаны использовались как домашние, местами в бледных пятнах, которые подвергались попытке вывести их уже много раз. «А-что-не-так» продолжались такой же потрёпанной футболкой с надписью «Возвращайтесь в Окинаву!», которую Куроо подарил Кенме два года назад, когда вернулся с поездки на море с семьёй. — Футболка уродская, — фыркает беззлобно Куроо, возвращая Кенме фразу, которую услышал, как только показал подарок. А Куроо спустил на него карманные! — Ага, ты ж выбирал, — Кенма закатывает глаза, отворачиваясь к шкафу, чтобы отыскать там что-то более приличное для встречи с Бокуто и Акааши.       Серая футболка с широкими рукавами и принтом волны была принята словом «уродство». Белая кофта была признана «тонкой, точно почки отморозишь». «Старьё», «ты чего, там же пятно», «точно нет!», «о боже, с кого ты это снял?» — Куроо! — Кенма, не выдержав, натягивает на себя первую попавшуюся чёрную толстовку прямо поверх уродской футболки. — Угомонись.       Замечание «Мы не на свидание собираемся» Кенма оставляет при себе, нервно выдохнув, словно из самого себя пытаясь его вытолкнуть, как рыбную косточку, которая врезается в горло. Кенма был раздражительный после сна — больше, чем обычно, а Куроо потом невозможно будет остановить, потому что он бы определённо их прогулку по городу назвал бы двойным свиданием. — Выйди, — просит Кенма, взяв в руки тёмно-синие джинсы. Куроо только закатывает глаза, но выходит, и Кенма уже голосом Куроо в своей собственной голове генерирует все варианты ответа — от «Что я там не видел, мы постоянно в одной раздевалке» до «Что, раздеваться и без меня?». Дожил. Кенма мотает головой, словно хочет вытрясти оттуда голос и фразы внутреннего Куроо.       Двойное свидание… звучит даже почти забавно. На самом деле за год знакомства Куроо и Бокуто стали почти похожи на парочку — парочку отбитых, но все же, Кенма абсолютно бы не удивился, начни они встречаться. Они так стремительно подружились на первом году старшей школы, что в какой-то момент весь диалог Куроо и Кенмы состояли из Бокуто. И когда они впервые лично познакомились, Кенма понял — Бокуто будет так же много, и, кажется, теперь надолго. С другой стороны, будь они парочкой на двойном свидании, другая парочка — Кенма и Акааши? Кенму слегка передёргивает. Полгода назад, когда Кенма сам поступил в Некому, в их странную компанию влился Акааши. Первое, что Кенма услышал от Куроо — это «Вы точно поладите!», но первый взгляд на Акааши сломал эту установку. Кенма сначала подумал — ни в жизни. Потому что они абсолютно параллельные, и Куроо легко обманулся, подумав, что два спокойных и не особо разговорчивых связующих абсолютно точно должны подружиться. Но Кенма видел, понял это по ровной осанке, укладке и выглаженной стрелке на брюках — у них с Акааши абсолютно разная начинка. Акааши — идеальный в учёбе, в спорте, во внешнем виде и вообще — от кончиков пальцев до кончиков ресниц, а Кенма состоял из хлама, сбитых режимов сна, приёмов пищи и сбитых пальцев, потому что неидеально принял мяч.       О, если бы он начал встречаться с Акааши, Кенма уверен, что случилось бы убийство на почве бытовой несовместимости. Акааши бы его задушил после того, как увидел гору посуды в раковине, разбросанные чашки, пустой холодильник, банки энергетиков и прочее — и, Кенма уверен, Акааши бы оправдали. А может бы и не поймали. Он же идеальный.       А если другой вариант? Акааши и Куроо. О, Кенма уверен, это была бы пара из двух батанов, где оба поступят в университеты, устроятся на высокооплачиваемую работу, Акааши уберёт из Куроо эту подростковую попытку в юмор ниже пояса, а Куроо бы научил Акааши отдыхать и отпускать ситуацию. От мыслей Кенма морщится, аж сахар в крови подскакивает от этих слащавых мыслей о слащавых идеальных и счастливых. У Кенмы и Бокуто было бы наоборот — в их дуэте не осталось бы клетки мозга, отвечающей за жизнь. Им было бы круто играть в видео-игры, пока в один день им бы не отрубили электричество. За неуплату долгов по дому. Ах да, кстати, выезжайте со съёмной квартиры. И у Кенмы идут мурашки по телу, потому что он лежит на кровати, погрязнув в своих фантазиях, так и не надев вторую штанину. Да, они с Бокуто бы точно закончили бомжами, а Куроо и Акааши бы подкидывали им мелочь, когда проходили мимо, возвращаясь в свой таунхаус после ужина в лучшем ресторане.       Что там ещё осталось, как их растасовать? Ах да, Бокуто и Акааши. Распределение по территориальному признаку. Будь такие отношения реальностью, размышляет Кенма, то, наверное, Бокуто бы можно было назвать каблуком. И Акааши из него бы сделал человека, и был бы Бокуто больше не раздолбаем. Точно. Свидание же двойное. И вторая пара… — Кенма, я уйду без тебя! — Да сейчас! Я уже всё!

***

      От Сугинами до Сэтагаи двадцать минут на автобусе, полтора часа пешком, от пункта «наши дома» до пункта «на этот раз гуляем у Бокуто и Акааши» успевает смениться с десяток тем для разговора. Они протекают лениво, одна к другой, и разум Кенмы больше занимает мелькающий за окном Токио, потому что его он знает чуть меньше, чем Куроо. Погрешность около девяноста девяти процентов в пользу Куроо. Потому что Кенма не знает её по звуку, полутону раздражения в голосе, когда речь заходит о сэмпаях из волейбольного клуба, звуки Токио — просто шум, напрягающий, заставляющий грудную клетку сжиматься при тяжёлом выдохе, а голос Куроо — десять сантиметров где-то над ухом, целая симфония. Без слов, её можно научиться чувствовать. Дешифровать её звучание, пропустить через себя сто тысяч раз — и никакие слова не нужны, чтобы почувствовать. Куроо с Кенмой так долго, что этот шифр давно не секрет, а второй алфавит. Возможно, они однажды срастутся так сильно, что начнут читать мысли друг друга. — Ты хренов маньяк, — возвращает Куроо, и Кенма морщится. Потому что он тоже пялится, и когда успел. Кенма готов поклясться, что смотрел в окно, а не на Куроо. Что он там в Куроо не видел.       Не видел карих глаз, которые на свету становятся янтарными? Тот самый янтарь из «Парка юрского периода», в котором можно застрять на века, если взгляд не отвести. Не видел спутанных пушистых волос? Не видел совсем слабые веснушки на носу? Кенма знает Куроо вдоль, поперёк, с юго-запада и на северо-восток, но почему-то каждый раз снова смотрит.       И разлучает их только объявление остановки.

***

— Ой! — Бокуто резко поднимает руку, привлекая внимание Куроо, который первым появился из автобуса. Кенма ленивой тенью выплывает следом. — Бро, — Куроо протягивает руку, а потом тянет Бокуто к себе, похлопывая его по плечу. Кенма и Акааши чуть поодаль кивают, куда более скромно приветствуя друг друга. — Кенма! — на чёрную макушку опускается широкая тяжёлая ладонь, и Кенма вздрагивает, не ожидая такого прикосновения, пока его причёску превращают в пушистый кошмар. Как будто Бокуто решил погладить кошку, не замечая её предупредительное шипение. — Бокуто-сан, прекрати, голова Кенмы — не мяч, — пресекает Акааши, и Бокуто тут же перестаёт, переводя взгляд то с одного, то на другого первогодку под тихое хихиканье Куроо, который уже пытается поправить то, что натворил Бокуто на чужой голове. Кенма отбивает чужую руку, приглаживая свои волосы самостоятельно.       Сэтагая находится на окраине Токио, район застроен низенькими домами, поэтому Кенме тут спокойно. Тут мало людей, и улицы, по которым они шатаются, пока разговаривают — Кенма лишь слушает, почти не вклиниваясь в диалог. Иногда ловит на себе взгляд зелёных глаз — внимательных и цепких, как будто Акааши пытается вскрыть его, найти нужную информацию без использования такой вещи, как диалог, но не прокатит — Кенма почти довольно усмехается, у Акааши скверно получается читать такого закрытого человека. Но Кенма всё же машет, предлагая Акааши замедлить шаг, пока Бокуто и Куроо спокойно идут вперёд, увлечённые обсуждением какой-то недавней игры. «Задроты» — одна мысль на двоих. — Хочешь спросить, что не так? — Кенма поворачивает голову в сторону Акааши, который поравнялся с ним. — Если хочешь рассказать, — уклончиво говорит Акааши, позволяя Кенме провести между ними грань доверия, проверяя, насколько далеко смогла продвинуться их шкала отношений за полгода знакомства. Сколько правильных выборов он сделал, а сколько скипнул, на какую концовку они смогут выйти? Акааши моргает, с чего он решил провести параллель между Кенмой и визуальными новеллами с романтикой? — Да так, просто думаю, — Кенма невольно тянется к своим волосам, зажимая между пальцев прядь и рассматривая её. — Я тебе никого не напоминаю?       Акааши склоняет голову, словно пытаясь получше рассмотреть Кенму с новой стороны. — Кажется… — Кенма даже не дышит, ждёт вердикт, как приговор. — Не особо. — Джин из «Чамплу»! — раздаётся следом громкий, привлекающий к себе всё внимание голос.       Куроо смеётся чуть более громко, — и раздражающе, сказал бы Кенма, — как знающий ответ, выслушивает всё глупые варианты ответа. — Тебе пойдут очки, — примирительно говорит Куроо, а потом, выдавая страшную тайну, «шепчет»: — Он загнался, потому что Ямамото его назвал Садако. — А что, есть в этом… что-то, — и Бокуто ловит ребром острый локоть Куроо. — Я вас двоих замучаю без звонков и регистрации, — фыркает Кенма, въедаясь взглядом в лукавую дразнящую улыбку Куроо. А она растёт по экспоненте, в геометрической прогрессии, подпитываясь ворчанием Кенмы, и нет ничего более обезоруживающего, Кенма проиграл, даже не начав настоящий спор. Споткнулся где-то о лукавую дугу, которая вот-вот заставит Куроо исчезнуть, как того дурацкого кота из «Алисы». Где-то там. — Да ладно, Тора просто говорит то, что думает, а думает он часто херню, — Куроо сменяет Акааши, и тот благополучно прилепляется плечом к плечу Бокуто, а Куроо остаётся на расстоянии от Кенмы пары сантиметров. Такое положено лучшим друзьям, когда ты уже не ощущаешь грани личного пространства, даже такого чувствительного, как у Кенмы. Но Куроо можно.       Кенма думает, что он разбаловал его — как будто вообще имел хоть какое-то отношение к воспитанию этого отвратительного хаоса внутри чьей-то головы. Впрочем, что в, то и на. — Тебе бы тоже что-то сделать с причёской, — хмыкает Кенма, останавливаясь у ярко-манящего уличного автомата. Неон подсвечивает баночки, разноцветные упаковки батончиков, а кнопочки с ценами мигают, так и манят нажать. И Кенма кидает монетки, доставая из автомата холодный чай. Конечно, энергетик рядом был заманчивее, но, помилуйте, за плечом стоит ангел-хранитель, который проклюёт ему черепушку, чтобы убедиться, что драгоценный мозг Некомы ещё не расплавился от потребляемой гадости. — Да, я давно предлагал Тецу парное окрашивание, а он ломается! — Бокуто опускает руку на плечо Кенмы, и ноги невольно подкашивает от чужой тяжести, которая наваливается так, будто Бокуто — чёрт, сколько у тебя по физике? Минус два? Акааши, подтяни его, — уверен, что не свалится вместе с Кенмой. — Отвратительно, — фыркает Кенма, смотря на то, как к ним подходит и Акааши — они с Бокуто отошли чуть дальше, пока не поняли, что Куроо и Кенма остались у автомата. — Согласен, — спокойно соглашается Акааши, резанув взглядом по Куроо, отчего тот почти искренне оскорбляется. Кенма улыбается, и Куроо, боковым взглядом увидев это, перестаёт фонить сарказмом и задиристостью. Чудо-исцеление на глазах. — Акааши, ты даже не видел! Там крутое, серьёзно! Мы с Тецу бы… — Кенма выворачивается из-под чужой руки, которая уже почти захватила его плечо, пока Бокуто выбирает себе батончик, остановившись на Твиксе. — Тебе и это идёт, Бокуто-сан.       И катастрофа предотвращена всего парой слов. Кенма даже удивляется тому, как ловко Акааши управляется с этой буйной рекой по имени Котаро Бокуто, не давая ему завалиться в одну из сторон — бесконтрольное веселье или вечное уныние — талант. Куроо усмехается, видит, как одна пачка Твикса делится на две палочки, и вторая победно уходит Акааши. — Это почти оплата психологу, — усмехается Кенма, отпивает из бутылки чай, а потом невольно, на инстинкте, давно отточенном, заложенном где-то если не в ДНК, но на уровне конституции в личности Кенмы, тянет её Куроо. — Типа, — как-то заговорщески звучит Куроо, и Кенма смотрит внимательно, будто может прочесть причину этого на лице, но Куроо двигается вперёд, за Акааши и Бокуто.       Кенма идёт следом. Наверное, это выглядит странно, он плетётся чуть позади. Наверное, это выглядит неуважительно — но Куроо учил, что «фиг с ними, с другими». А Кенма думал, что за мат в стенах его дома, как минимум, отрубают язык. Но ничего не случилось. Может, это и с ним сработает — может всё равно, что думают другие, проходящие мимо, пока Кенма идёт следом за компанией друзей. Выглядит ли он, как брошенный щенок и четвертый лишний? Или, может, как обиженный дурак, который не хочет идти со всеми вровень? Но на деле ему хорошо. И воздух — осенний, по вечернему мокрый и свежий, делает хорошо. И спины чужие, которые мельтешат перед глазами, действуют как антистресс. — Давайте в волейбол! — и Кенма, смотря на место Бокуто, видит уже пустоту. Он мелькает пятном уже где-то там, ниже — дорожка парка, в который они зашли пару минут назад, уходила вниз, к спортивной площадке. — Два на два? — Куроо, подоспев на пару секунд позже Бокуто, уже заправлял рукава. — Ага. Репетиция! Фукуродани против Некомы, — довольно объявляет Бокуто, залезая в корзину с мячами, которых, казалось бы, должно было быть намного меньше. — Нечестно, — спокойно говорит Кенма, садясь на лавочку, зажимая между колен холодный чай, который на его бедро попытался поставить Куроо. — Мы проиграем. — Кенма! — Куроо вскрикивает недовольно где-то сверху, как кара небесная, ты посмел сомневаться в себе? Получи молнией по голове. — Это же правда, — морщится Кенма, отстаивая своё право не заниматься волейболом ещё и после тренировки. — Глупость, у всех равные шансы. Просто у нас есть только атака, а у вас только блок, — Кенма поднимает голову, сдувая с глаз длинную челку, удостоверяясь, что это сказал… Бокуто. Эти слова мог сказать Акааши в своей спокойной уверенности и рациональности: в его голове уже просчитались все варианты за и против. Но это говорит Бокуто. И Кенма фыркает, смотря на дырки в джинсах, сквозь которые виднеется белая кожа колен.       Кажется, они хорошо влияют друг на друга. Баланс, да? А Кенма смотрит на Куроо — щенячье, — ну, может, не будем? Но мольба не услышана, потому что Бога нет, прошение отклонено — вы обратились не туда, жалоба обжалована, и помилования можно не ждать. Пройдите на принудительное наказание — принимайте чёртовы атаки Бокуто.

***

      Лопнувшие капилляры расцветают синяками под тонкой кожей запястий, Кенма гипнотизирует их взглядом, или же они — его. Такого у него не случалось уже очень давно, в детстве, только когда они начали играть с Куроо, после первых тренировок в средней школе, и вот, сейчас. — Знаешь, это, типа, всё ещё дружеская игра два на два, — хмуро фырчит Кенма на Бокуто, отвлекая того от спора с Куроо, какой же по итогу был счёт. Кенма смысла не видел, проиграли они с цифрой семнадцать или восемнадцать — они проиграли. — Прости, просто я не… — Бокуто задумывается, зависает на середине, а Кенма отмахивается, мол, забей, надевая толстовку, которую он снял перед игрой.       Конечно, с той отвратительной футболкой под ней — все подтвердили! — на Куроо обиделся. То ли потому, что это позорище купил он, то ли потому, что Кенма это позорище надел, то ли потому, что он в принципе его до сих пор носил. Но Кенма из вредности и похоронить бы себя заставил в этой футболке, и всех бы известил — это убожество мне подарил Куроо. Приписку «люблю» бы стерли из приглашения на похороны. — Мы вас проводим до остановки, совсем стемнело, — Акааши выдыхает в конце, приводя дыхание в норму, и, вторя его словам, с губ срывается пар, растворяясь в холодном воздухе.       Ноги слегка ноют, когда они возвращаются. Кенма обводит их четвёртым взглядом — они совсем не пригодны для какой-то игры. У всех джинсы, кеды — совсем неспортивная обувь, олимпийки у Бокуто и Куроо, и у Акааши — лонгслив. Хотя, Бокуто даже не пожалел свои белые джинсы, когда принимал мяч, из-за чего сейчас на коленях расплылись два грязно-травяных пятна. — Ай, мама меня убьёт, — Бокуто, отошедший от игры, вернулся в реальность. — Траву же не отстирать, да, Акааши?       Кенма тихо усмехается, из уст Бокуто это звучит уже почти как: «Сири, как отстирать штаны? Сири, какая погода? Сири, я достаточно крут?» Вот только искусственному интеллекту до Акааши как до Луны. — Я слышал, перекись водорода помогает. Давай зайдём ко мне, попробуем застирать, — голос у Акааши мягкий, спокойный, сводит на ноль переживания Бокуто. — Куроо-сан, — и тут же прорезается холод, как хлыстом по телу. — Что? Я даже ничего не сказал, — Куроо аж давится от обвинения и наказания, случившихся без преступления. Фраза «Так и хочется снять с Бо штаны?» осталась где-то в мыслях, и пришлось похоронить её — мировой юмор только что потерял очередную звезду на небосводе. По скромному мнению Куроо, конечно. — Вы слишком громко думаете, — подчёркнуто вежливо говорит Акааши.       Кенма игнорирует, потому что наткнуться на осуждение Акааши — нет, спасибо, лучше пырните ножом. Под ребро. И то выйдет не так плохо, больше шансов на выживание. — Круто поиграли! И погуляли! — Бокуто сгребает Куроо в объятия, а Кенма быстро скрывается, запрыгнув в раскрывшиеся двери автобуса, чтобы ему не досталось ещё и переломов чего-то. Помахать через стекло — безопасное прощание.       Куроо садится рядом, раскинув свои метровые ноги, заставив Кенму придвинуться ближе к окну. — Фу, веди себя нормально, — Кенма толкается коленом. — И что это было? Ты и Акааши. — Неправильный вопрос, не «я и Акааши», а «Бокуто и Акааши», — тихо смеётся Куроо, коварно, как будто бы Кенма не видит самого очевидного перед носом. — Ты так и не заметил? — Не заметил что? — Ну… Бокуто и Акааши встречаются, — Куроо хитро щурит глаза, как будто поведал великую тайну, и ждёт реакции Кенмы. — Как я должен был это заметить? — морщится Кенма, в голове прокручивая все последние встречи их компании. Заметил ли он? Нет, конечно, у него же перед глазами никто не целовался. — Ты не видел, как они смотрят друг на друга?       Удивление в голосе ещё больше уязвляет Кенму, заставляя его фыркнуть: — Мы смотрим друг на друга так же, ничего в этом такого нет, — отрезает Кенма, и до дома они доезжают в тишине.