Life after

1. — Я люблю утро. Оно даёт новые силы, заставляет тебя подняться и начать свой день, так как ты хотел. Утро даёт силы, энергию и впринцепи смысл начать что то. Каждое утро я встаю и снова хочу жить. В нем я вижу смысл идти дальше и начинать все по новой, если вчера облажался. Утро даёт тебе шанс каждый раз. Каждый раз терпит тебя и твое существование. Словно никто другой не будет тебя терпеть так, как терпит утро. Возможно, я придаю ему слишком много значения, но это правда. Оно особенное для меня. Оно красивое, тёплое и задорное. Утром встает солнце, поют птицы, уходят холод и тьма, ветер только набирает обороты. Оно невероятно и превосходно. Утро отличается и всегда будет отличаться от других времен суток, потому что только оно делает меня по настоящему счастливым. Поэтому, я радуюсь каждый раз когда просыпаюсь. — А я радуюсь, когда вижу тебя. Вилле поправил спадающую на лицо чёлку и посмотрел Симону в глаза. Он любил слушать своего парня. Любил слушать его утром, днем, вечером и ночью. В солнечную погоду и дождливую. Зимой, весной, летом и осенью. Каждый месяц. Каждый год. О чем угодно. Когда угодно. Вильгельму было интересно слушать не только его музыку, но и бесконечные рассказы о детстве, о том, как прошёл его день, о новых увлечениях, точках зрения и мнениях. Сейчас монолог Симона про утро, заманил его. Возможно, атмосфера была подходящей. За окном светило только что вставшее солнце, а его лучи падали на тёмные кудри парня. Его глаза становились светло карими, когда он смотрел прямо на Вилле. Когда солнце попадало прямо на его спокойное расслабленное лицо, весь мир останавливался. Его глаза горели, когда он видел, что Вилле слушает его. А Вилле увлечённо погружался в такую атмосферу. Такую тёплую, домашнюю и невероятно красивую. Каким же Симон был красивым. Особенно по утрам. Особенно всегда. Прилив столь тёплых эмоций, вызвал ожидаемую реакцию. Вилле лёг рядом с Симоном так близко, как только мог и прикоснулся губами к его губам. Тепло и спокойно. Руки Симона притянули Вильгельма крепче и проскользили вдоль открытой спины. Трепещуще и волшебно. Вилле выдохнул и перевернул парня на спину, пока тот продолжал гладить его плечи и вьзерошивать волосы. Томно и приятно. Руки Симона касались его от самых корней волос, которые он то и дело оттягивал, до края пижамных штанов. Волнительно и тягуче. Вилле переходил с губ на розовые от смущения щеки, затем на шею, которую Симон выгибал для парня, дальше на ключицы и предплечья, которые тот тоже подставлял, и медленно возвращался на любимые губы. Властно и снова приятно. Поцелуи становились ещё продолжительнее и горячее, а руки свободно гуляли по тёплым телам. Безумно и легко. Вилле тоже любил утро, но по другой причине. — Я тоже люблю утро. Я люблю просыпаться и видеть рядом тебя. Моё утро становится лучше, когда ты здесь. Когда ты на одной кровати со мной. Оно становится прекрасным, когда ты говоришь мне «доброе утро». Оно становится превосходным, когда ты обнимаешь меня. И оно становится самым лучшим, когда ты целуешь меня. Рядом с тобой любое утро, даже самое холодное, будет тёплым. И это все делает меня любимым и счастливым. — сказал Вилле, когда достаточно одарил Симона утреннеми нежностями и слез с него. Симон молчал. Но Вилле и не нужен был ответ. Глаза парня, эмоции, сбитое дыхание, положение рук и всего тела говорили за него. Не всегда существуют слова, которые описывают то, что ты чувствуешь. И то что чувствовал каждый из них — было неописуемым. Чувства одни за другим накатывали и получалось лишь одно складное с этим слово — любовь. Она была повсюду. Витала в воздухе, нагревалась в тёплые дни, скрывалась в душах двух парней, которые лежали и смотрели друг на друга. Она была везде и всегда рядом с ними. Чтобы они не чувствовали, всегда приравнивали именно к любви. — Я люблю тебя — раздался громкий шёпот Симона. Эта фраза кружила Вилле голову. Она была интимнее любых других слов, действий и разговоров. Она была самой красивой. Она преобретала особые краски, когда её произносил он — мальчик, которого Вилле безумно любит. Эта фраза была уместна всегда: в разговоре, на работе, во время близости, дома, в душе, на переполненной улице, по телефонному звонку, посреди ночи — ей всегда было место и время. Каждая секунда их жизни, могла заполниться этими тремя словами. Они растапливали самый толстый лёд на душе, обнимали самыми крепкими объятьями и вызывали самых трепещущих бабочек в животе. Они охватывали целые океаны положительный эмоций. Вилле хотел, что бы эти секунды в океане чувств были дольше. Чтобы они были не секундами, а минутами. Не минутами, а часами. Не часами, а днями. Далее и неделями, месяцами, годами, столетиями и уходили бы в бесконечность. Даже после своей смерти, даже после смерти всего живого и после смерти самого пространства и времени, он хотел бы их чувствовать и отдавать в ответ. Он любил бы до конца, в котором нет конца. Любил бы вечно. И его бы тоже любили вечно. И эти чувства и слова любви, он слышал бы до самой конечной точки. Постоянно. Вот бы эти слова любви звучали так часто из уст его любимого, как это возможно. — А я тебя, — как только Вилле ответил на признание, он сразу забрался на Симона обратно. «За каждое твое тёплое сказанное мне слово, ты получишь все самое лучшее.» — подумал мимолетом Вилле и накрыл их обоих длинным белым одеялом. 2. Утро задалось, но еще продолжалось. Они пробыли в спальне выходного дня дольше, чем обычно, но были довольны. Вильгельм встал с кровати и направился в сторону ванной. Он явно завлекал Симона за собой, так как ничем не прикрылся, после того, как его пижамные штаны оказались на полу. Но Симон не пошёл за ним. Время на нежности всегда хватит, а сейчас нужно было встать и собраться с мыслями, как бы не хотелось пойти за Вилле. Дальше началась утренняя рутина, которую Симон тоже любил. Вилле вышел из ванной и они вместе, под тихие смешки, заправили кровать. Оделись, все также подглядывая друг за другом. Пошли вместе в ванную чистить зубы и умываться. В итоге как всегда вышли оттуда все мокрые: они беспощадно обрызгали друг друга холодной водой. Ещё раз переодевшись, каждый занялся своим делом, перед тем как пойти готовить завтрак. Симон снова приземлился на кровать, открыл ноутбук и надев наушники, стал слушать версии своих записанных в студии песен, которые прислал ему звукорежиссер. Вилле в свою очередь сел за столик, который был на противоположной стороне комнаты, и тоже открыл свой ноутбук. Целый час они провели в полном молчании и лишь постукивания пальцами Вилле по клавиатуре, прерывали тишину. Симон знал, что каждое утро его парень записывает свои сны. Иногда, если он чувствовал себя плохо всю ночь, он писал и об этом. Если он просыпался, то тоже упоминал об этом. Он можно сказать, вёл дневник для снов. Пару раз Вилле даже давал Симону почитать его записи. Тогда он понял, что там были не только сны. Вилле записывал туда все, что происходило за ночь. О многом, что Симон от туда прочитал, он не знал и не помнил. Так он и узнал, что Вилле каждый раз просыпался посреди ночи с паническими атаками, отдышками и непреодолимым страхом. Но почему он не будил Симона? Симон много раз задавал ему этот вопрос, на что парень отвечал, что не хотел его тревожить, но по его глазам было видно, что он врёт. Он в каждую плохую ночь хотел разбудить Симона, чтобы тот его успокоил. Но каждый раз он не осмеливался будить парня, даже если Симон сам просил будить его. Симон никогда не выпытывал ничего у Вилле. Если его парень подумает, что хочет поделится чем то с ним, то поделится. Хотя конечно бывали и другие дни, когда Симон слишком сильно беспокоился за парня и тогда мог начать уговаривать его рассказать, что происходит. Но чаще всего это кончалось тем, что Вилле ещё больше замыкался в себе. Тогда Симон перестал трогать его по этому поводу. Он лишь после тяжёлого рабочего дня, когда парень приходил домой спрашивал: «как ты себя чувствуешь?», а Вилле в ответ обычно просто кивал. Он раздевался, мыл руки, ужинал вместе с Симоном, который красочно и долго рассказывал о своём дне, а затем они садились на кровать и лишь тогда Вилле мог падать хоть какой то знак, что что то не так. Улыбка с его лица могла не исчезать, но его глаза были грустными и поникшими. Он ложился Симону на колени, а затем очень отрывисто и нечетко рассказывал о том, как прошёл его день. Симон всегда терпеливо слушал и в знак поддержки, гладил по голове. Он знал, как тяжело парню даются разговоры и знал, что Вилле старается ради него. Симон безумно гордился Вильгельмом. Лишь бы тот только знал об этом. Симон отвлек себя от размышлений, когда Вилле закрыв крышку ноутбука повернулся к парню и улыбнулся. — Пойдём завтракать? Симон был невероятно рад видеть, что вечно грустные глаза Вильгельма немного раззадорились и обрели оттенки счастья. Наверное только рядом с Симоном его глаза горели. — Пойдём. 3. Вилле тянул Симона за руку и его вёл по лестнице на первый этаж их дома. Зайдя на кухню, первым делом Симон подошёл к окну и открыл шторы, чтобы солнце заглянуло и в эту комнату тоже. Он схватился за ручку окна и потянул на себя. На парня сразу подул тёплый весенний ветер, а трепетное пение птиц унесло его разум далеко от своих мыслей, в которых он только что витал. Так хорошо было слышать звуки природы, находясь на окраине города. Этот дом они с Вилле купили пару лет назад, когда решили, что квартирки в центре Стокгольма им не хватает. Хотелось большего уединения с природой и тишины. И тогда они решились на покупку маленького загородного домика. С тех пор, когда городская жизнь начала утомлять их, они сдавали в аренду свою квартиру и уезжали в дом на сколько хотели. Здесь они были собой. Они ходили на долгие прогулки, разговаривали друг с другом, много готовили, смотрели сериалы и в целом проводили еще больше времени вместе. И так же они приезжали сюда по одиночке. Симон любил приезжать сюда и проводить здесь выходные, сочиняя песни. Именно тут это получалось лучше всего. Лучше чем в городе и лучше чем в студии. Вдохновением тут пахло везде. Оно витало повсюду и никогда не исчезало. Здесь Симон написал большинство своих лучших и любимых песен, которые до сих пор считаются одними из самых прослушиваемых в Щвеции и даже во всем мире. Как же нравилось Симону создавать то, что так сильно радует других и его самого. Поэтому здесь он создавал шедевры, первыми слушателями которых были стены этого дома. Вилле в свою очередь приезжал сюда, что бы побыть в одиночестве и подумать. Это место успокаивало его и дарило надёжность. Он часто уставал от общения с людьми и поэтому любил быть один. Но только в доме он чувствовал комфортное одиночество, которого хотел. Только в этом доме, он отдыхал от всего мира, закрывшись в своём маленьком мирке. Хотя все-таки он любил впускать в свой мирок и Симона тоже. Чаще всего конечно, они всегда приезжали вместе, что бы провести тут выходные. Прямо как приехали сейчас. В настоящее Симона вернул Вилле, который подошёл к парню и обнял его со спины, положив голову на плечо. Он вместе с Симоном пару минут постоял и посмотрел в окно. Глупая, но очень милая вещь. Немного покачивая парня из стороны в сторону, Вилле медленно отвёл Симона от окна и подвёл к кухонному столу. Симон потянулся рукой к маленькой коробочке — это было радио. Нажав пару кнопок, из маленьких колонок раздалась знакомая мелодия. Симон отлично знал что это за песня — Johnny B. Goode. Вильгельм посмотрел на Симона, так и не отпуская его, и улыбнулся. Он оставил быстрый поцелуй на щеке парня и отошёл к холодильнику. — Ты опять хочешь блинчики? — поинтересовался Симон, который уже знал ответ на свой вопрос. — Ты читаешь меня, как открытую книгу, милый. Вилле радостно открыл холодильник и достал нужные ингредиенты. Симон полез в шкафчик над головой, что бы достать муку. Он открыл большой пакет с мукой и засунул туда руку. Долго не думая, он набрал содержимое пакета в руку и обсыпал Вильгельма мукой. Тот перевёл взгляд на парня и открыл рот от удивления. И пока Вилле с недоумением и наигранной злостью стоял и смотрел то на белые пятна поверх его одежды, то на Симона: парень закрыл рукой лицо и негромко посмеивался. Забавно было делать какие то глупости, как в первый раз. — Ну ты и засранец, Симон.— проговорил Вилле и потянулся к крану с водой, пока Симона начинало прорывать от смеха. Но долго он не смеялся. Пара секунд и парень был облит водой. — Ну ты и засранец, Вильгельм — снова засмеялся Симон и посмотрел на Вилле, который тоже поймал его волну и тихо смеялся. Пару минут громкого искреннего смеха, наполнили дом теплом. После — тёплые объятья, за которыми последовали тёплые поцелуи. Стены впитывали в себя каждый момент их жизни, не упуская не одной детальки. — Ты мокрый и холодный. — улыбнулся Вилле, отарвавшись от любимых губ. — А ты весь в муке, дурачок — ответил Симон и оставил последний поцелуй на щеке у парня. Парни снова поднялись на второй этаж в свою спальню. Взяли чистые футболки друг друга, а грязные и мокрые кинули в стирку. Снова спустились на кухню. Вилле сделал радио чуть громче. Теперь они вместе подпевали строчки песни «Don't worry be happy». — When you worry you maaake it doubleee — Пропел Симон, разбивая яйца в миску. — Don't worry beeee haaappyy, be happy nooow — Вилле закрыл глаза и поднёс ложку к губам, представляя, что это микрофон. Симон улыбнулся. Ему часто казалось, что Вилле до сих пор ещё маленький ребёнок. Все детские радости, его восхищали: поход в магазин, прогулки, сладкая вата, весёлая музыка, детские игры. Однажды Симон даже стал свидетелем того, как Вилле играл с детьми на детской площадке. Он оставил его одного на улице буквально на пятнадцать минут. Возвращается он из студии, а на скамейке где сидел его парень — пусто. Симон перенервничал и стал звонить ему. Тот ответил, что в парке. Точнее, на детской площадке. Симон удивился, но поспешил туда и замедлил шаг, когда увидел своего парня. Вилле сидел на корточках и разговаривал с тремя девочками лет восьми. Они стояли рядом с ним и внимательно слушали его. Пара секунд — и они четверо разбежались по всей площадке, убегая от одного мальчика, который пытался догнать кого то из них. Симон застыл на месте. Тогда он впервые видел что то подобное. Он никогда не знал, как Вилле вообще относится к детям. Он понаблюдал ещё немного за парнем, который бегал среди детей и явно поддавался им в игре. Затем Симон пошёл забирать Вильгельма с детской площадки, словно заботливый папа. Он ещё помнит, как вёл его за руку и слушал рассказы о том, как его двадцатилетний парень играл с детьми на площадке. Улыбка тогда не сходила с лица. Сейчас Симон чувствовал почти тоже самое: Вильгельм подпевал уже под следующую песню и жутко выпендривался. Он пел, закрывал глаза, кружился в разные стороны, запрокидывал голову, зачесывал волосы назад и смешно поддтанцовывал. Такой умиротворенный, каким его всегда хотелось видеть. Между тем, тесто было готово. Сковородка разогрелась. Симона вежливо пропустили к плите. Вилле стоял позади парня продолжая свой «концерт», пока тот пытался сосредоточиться и сделать ровные красивые блины. Симон все-таки запряг своего парня работой. Вилле закатил глаза и полез в посудомойку за тарелками и приборами для еды. На самом деле Вилле очень любил помогать Симону. Ему нравилось, как иногда парень подходил к нему, брал за руку и тихим голосом просил его помощи. И Вильгельм никогда не отказывал и сам всегда предлагал свою помощь. В любой ситуации, он был его поддержкой и опорой. Наконец то завтрак был готов. Симон аккуратно выложил все блины в стопочку и обильно полив сиропом, поставил на стол, пока Вилле варивал им кофе. Они сели за стол и пожелав друг другу приятного аппетита, принялись за еду. Они сидели напротив и изредко поднимали глаза друг на друга. Когда их взгляды встречались, они улыбались и подсаживались к столу еще ближе, что бы сидеть как можно теснее друг к другу. Они также умудрялись разговаривать, подпевать под песни звучащие из калонок и дурачиться. После завтрака Вилле предложил Симону выйти на прогулку в их любимый парк, который находился возле дома. Парень согласился и одобрил предложение долгим поцелуем. 4. На часах было уже двенадцать дня, но для парней утро ещё продолжалось. Вильгельм стоял рядом с дверью их комнаты и ждал, когда Симон соберётся на прогулку. Через пару минут ожидания, парень подошел к Вилле и поцеловал его в знак того, что был готов идти. На улице было свежо и тепло. Пахло весной. Повсюду цветы, птицы и распускающиеся почки на деревьях. Ярко светит солнце. Пока парни шли до парка, они глядели во все стороны. Наверное весна чем то была похожа на утро. Весна была началом чего то нового. Всё обновлялось и зарождалось. Старое, прошлогоднее уходило в прошлое и ему уступала весна. Она оставляла позади холод, дождь, грязь и снег. Появлялись благодаря ей новые растения и животные. Словно она стирала все плохое, что натворила зима. Так же было и с утром. Ночь оставалась в памяти, а утро приходило начать новый день. Так же и с отношениями. Тёмные времена уступали светлым, ночь сменялась утром. Год за годом и они все так же вместе с тех самых пор, как Вилле отказался быть королём. Все было на своих местах. Все было так, как должно было быть. Парни свернули с главной дорожки парка и пошли по тропинке на их любимое место. Держась за руки, лёгким бегом они сбежали с невысокого склона, ведущего к озеру. Этого места не было видно с дорожки и повсюду здесь были высокие деревья и пышные кусты. Они часто приходили сюда, что бы поболтать. Это место хранило много воспоминаний и веяло настольгией. Симон на секунду задумался, как важно для него бывать здесь. Особенно вместе с Вилле. Говорить обо всем том, о чем они не могли поговорить дома. О чем то по настоящему важном. Здесь они обсуждали свои общие и личные планы на будущее, разговаривали по поводу их отношений и решали проблемы, если те были. В этом месте они обсудили не мало нужных для их отношений вещей. И Симон отчётливо помнил самый трепетный разговор который здесь был. Начало того разговора было плохим. Вилле чувствовал себя просто ужасно. Это был тот период, когда ему часто снились страшные сны. И часто эти сны были про Эрика. Он редко рассказывал о них Симону, но тот понимал, что и не нужно просить. Как Симон и предполагал, Вильгельм сам выложил все на чистую воду. Они сидели под деревом и смотрели на уходящее солнце. Вилле перебирал в руке клочок травы и смотрел куда то в сторону берега. Симон хотел взять его за руку, но тот отпрянул. Он вопросительно посмотрел на Вильгельма. Сердце тогда замерло. Казалось, что вот вот он повернётся и скажет что то очень больное, плохое нехорошее, что то такое, от чего потом долго будет очень тяжело… » — Я хочу рассказать тебе все, о чем ты меня спросишь. Я не хочу хранить секретов от тебя.» — такой Симон и запомнил эту фразу Вилле. Парень долго не осмеливался спрашивать о чем нибудь, но когда Вильгельм его обнял и сказал, что все хорошо, его сразу понесло. Ему хотелось знать все, что творится в любимой голове с темно-русыми волосами. Но Вилле отвечал ему спокойно и терпеливо, а главное — говорил правду. И после наверное двух часов вопросов от Симона, они заговорили о любви. » — Что для тебя значит любовь, Симон?» Он отвечал так честно, как ещё никогда до этого. Часто менял слова, пытался объяснить, но это снова была правда. Весь тот разговор был построен на чистой правде. Наверное, это был самый откровенный их разговор. Они болтали потом ещё долго-долго и только когда фонари в парке погасли, они решили, что пора завершаться. Пока они шли домой, они видели, как наступает утро. Тучи начинали расходится, а легкий туман рассеиваться. Все смотрелось так по новому. Они шли за руки, по абсолютно пустым улицам, слушали пение только что проснувшихся птиц, последнее стрикотание сверчков, видели на горизонте розовые облака, по которым солнце ещё не начало подниматься. Это было самое лучшее утро в их жизни. Придя домой, они ещё долго болтали лёжа в постели, пока не проволились в сон. Сейчас Симон надеялся, что они останутся здесь до следующего утра. Им было что обсудить и чем заняться. Они не были здесь еще с Рождества. Тогда парни катались на коньках по замерзшему озеру, а потом беспощадно кидали друг друга в сугробы. В этом месте всегда было что вспомнить. — Кто последний до воды, тот лузер! — крикнул Вилле. Он отпустил руку парня и рванул дальше вниз по склону. Симон улыбнулся и побежал за ним. Вот бы утро длилось вечно. ***