Ice scream

Люди тупые. Люди тупые, и Кадзуха не понимает, в чем причина. Возможно, все дело в развитии, которое только с виду кажется ростом. Которое на деле регресс, стремительный спуск по лестнице, когда ты катишься кубарем, собирая затылком ступени. Стремительное падение, стремительное расплющивание в лепешку. Возможно, это все эволюция. Эта жестокая кровожадная тварь, эта хитрая сука, которая решила насолить человечеству. Вытащила рыб из воды, силком выпихнула из первичного бульона. «Ну, отращивай ноги, че. Ползи давай». А возможно, во всем виноват тот долбоеб, которому не жилось спокойно в своей пещере, когда он решил взять в руки палку. И вот, теперь мы здесь. И вот, теперь люди тупые. И Кадзуха тоже тупой. Тупая часть тупого человечества в тупом мире. В тупом мире, который ждет конец света. Собственно, это и заставило Каэдехару задуматься. Честно, он не помнил, с чего все началось. Не помнил, когда. Не помнил, в какой момент люди решили, что жить им, в принципе, надоело, и надо бы как-то сворачивать вот это вот все, как-то пора уже умирать. Пора разводить панику мирового масштаба. Пора запасаться консервами и водой. Пора писать завещание. Пора быть тупыми. Пора трезвонить об этом на каждом шагу, под каждым постом, на каждом новостном канале. Из каждого утюга, из-за каждого угла. Теперь все социальные сети — сети, брошенные в могилу с червями. Они все там путаются, копошатся, извиваются. Кричат наперебой: «Мы все умрем!», «Нам всем конец!», «Это было предсказано еще тысячу лет назад». Они довольно противные, эти черви. Кадзуха вообще не любит насекомых. Кадзуха вообще не любит концы света. Все эти четыре конца, эти четыре стороны, на которые могут пойти эти диванные теоретики. Потому что катастрофа взялась из воздуха. Появилась из ниоткуда. Появилась и сразу же испортила всем в интернете жизнь. Каэдехара как сейчас помнит эти редкие, проблескивающие в рекомендациях посты. Температура падает. И падает медленно, незаметно, почти незначительно. Просто стабильно держится ниже нужного, ниже привычного. Вокруг этих постов редко кто собирался, кроме пары человек, разворачивающих ветвистые баталии в комментариях. Пару месяцев назад Кадзуха мельком на них смотрел и сам себе посмеивался. Что они вообще несли? Что странного в не самой высокой температуре? Просто весна еще не успела ожить, оклематься от снежного января, еще не успела понять, что сейчас вообще-то ее очередь. Через неделю-другую все придет в норму, чего переживать-то? Оказалось, чего. Оказалось, переживать. Запережевалось в тот момент, когда через неделю-другую ничего не прекратилось. Когда температура перестала подниматься выше тринадцати градусов. В апреле. И тогда этих постов стало больше. Тогда эти посты медленно расползлись, развирусились в сетях, когда каждый был о Новом Ледниковом периоде. Когда каждый трезвонил о том, что температура и не поднимется, а то и упадет еще. Кадзуха читал новости, смотрел об этом ролики, и его глаза все больше лезли на лоб от подступающего ужаса. Люди тупые. Люди ужасно, безбожно тупые. Ну какой еще конец света? Какой Ледниковый Период? А чего сразу не метеорит, а? Кажется, давно пора. Кажется, пора с этой планеты сходить нахер. Получается пока просто сходить. Просто нахер. Людям, видимо, очень скучно живется. Настолько скучно, что раз в десятилетие им нужно самим себе устраивать встряску. Устраивать конец света, чтобы всем дружно испугаться. И, когда опасность минует, всем также дружно выдохнуть. Но Кадзуха в концы света не верит. Сложно верить в то, чего никогда не видел, чего никогда не было. Сложно представить, что все, что тебя окружает, может в какой-то момент исчезнуть. Перестать существовать. Сложно верить в конец, сложно верить, что он есть. Сложно принять, что что-то такое большое, необъятное, вечное может предположительно-вероятно-вполне-возможно закончиться. Это… странно. Настолько странно, что люди периодически балуют себя такими острыми ощущениями. Ну вот кто там им чего напредсказывал? Майа? Нострадамус? Ученые Сумеру? Какие-то рандомы из интернета? Ей богу, лучше бы они все умерли в 2012. Тогда даже было какое-то… воодушевление, что ли. Было какое-то чувство единства. Какое-то роднящее чувство, какое-то теплое-теплое чувство, полное массовой истерии. Двенадцать лет назад люди как будто больше доверяли друг другу, больше верили в чудо. Верили в конец всего сущего. Как-то коллективно смирились с тем, что до 2013 никто не доживет. Поэтому, когда все дожили, стало как-то сложно верить предсказаниям. Поэтому теперь это все воспринимается как несмешная шутка. Поэтому теперь душа переполнена скепсисом. Переполнена неверием. Переполнена разочарованием. Потому что возможно, совсем немного, всего капельку, но Кадзуха хотел умереть тогда, в 2012. Было в этом что-то романтичное, что-то захватывающее. Был в этом особый азарт, игра в рулетку с жизнью. Повезет или нет? И отчасти жалко, что ничего никуда не повезло. Может быть, их бы привезло куда-то, где живется получше. Где умирается правдоподобнее. Но тогда все остались живы, и Кадзуха уже не может поверить в конец света. Потому что конец света — это как тот мальчик из притчи про волков. Приходит периодически, маячит где-то на горизонте, заставляя всех пересраться. А потом исчезает, оставляя безмятежно чистое небо над головой. Деревню мальчика в конце той притчи сожрали волки. И Каэдехара не хочет жить в той деревне. Не хочет больше верить концам света. И умирать, если честно, тоже больше не хочет. Потому что это уже не смешно, это перестало быть смешным тогда, когда 21 декабря закончилось, и весь мир встретил 22 декабря с облегчением и легким разочарованием. Шутка, повторенная дважды, уже перестает быть смешной, перестает быть шуткой, она теряет свою первичную структуру, распадается на молекулы, расплетается нитями ДНК, становится вязкой, неприглядной субстанцией, шкварчит на сковородке яичницей, которая больше не ощущалась прежней утром 22 декабря. Поэтому он больше не верит. Поэтому хочет не верить. Поэтому остерегается всего, что сливают в хештег «конец_света». Поэтому старается не смотреть новости и не выходить по возможности на улицу. Во-первых, тупые люди его пугают, а во-вторых… А во-вторых, холодает. Медленно, едва ощутимо. Но холодает. Каэдехара утыкается носом в ворот своей кофты, не отрывая взгляд от телефона. Улицы в последнее время незаметно, ненавязчиво пустуют, и от этого становится не по себе. Становится не по себе, не по кому. Нет того, по кому бы это было по силам. Пустота зябких улиц облизывает ребра, мурашками бежит по коже. Но все нормально, сейчас просто вечереет. Люди по вечерам расходятся по домам, и это нормально. Люди расходятся по домам и готовятся к концу света, и это нормально. Как будто к нему можно приготовиться. Как будто можно чем-то запастись, выстроить вокруг себя форт и спастись. Как будто можно собрать какие-то вещи, которые уберегут тебя от неминуемой гибели, как будто такие вещи существуют. Как будто, если вокруг себя достаточно много хлама, конец света передумает. Как будто от него можно спастись. Люди тупые. Люди тупые, потому что прикол конца света в том, что от него не спасет ничто. Ничто и никто. Некто. Некто, заполонивший посты большей части людей, верящих в этот ненастоящий Ледниковый период. Некто, заебавший уже половину интернета, оставаясь неизвестным. Избранный. Избранный, которого избрали без его ведома. Избранный, которого придумали, чтобы придать истории драматизма, внести красок, устроить из этого ебаный абстракционизм. Избранный, который спасет мир, потому что он избранный. И это явление как нельзя лучше концентрирует в себе все, что Кадзуха вкладывает в понятие «тупые». Потому что это тупо. Это беспросветно, бессовестно, беспрецедентно тупо. Потому что… какой нахрен избранный? Мы что, в Средних веках? В балладе о рыцарях? В сказке? В дешевом второсортном фентези? Или здесь где-то поблизости в камне застрял меч? Каэдехара неоднократно видел, как люди расписывали целые полотна, целые трактаты о том, кто такой избранный, зачем он пришел в этот мир, как он всех спасет, и как переживать не о чем. Кто-то отсылается на исследования ученых, в которые верится особо херово. Кто-то рассказывает, как это предсказала его бабка, которая была ведьмой в пятом поколении, которая с этим избранным дружила не разлей вода. А кто-то пихал в экран скрины каких-то древних книг, жуткие символы в которых сложно назвать языком; настенных орнаментов в храмах архонтов, у которых уже наполовину осыпались стены; заклинаний, составленных этими людьми будто на коленке. Кто-то собирает команду по спасению мира, которая обязательно, непременно разыщет этого избранного. «Этот избранный — наш ключ к спасению», — говорят они все без перебоя. Круто, думает Кадзуха. А избранный в курсе? В курсе, что он существует? Потому что не похоже, что хоть кто-то здесь понимает, о чем говорит. Не похоже, что хоть кто-то пытается казаться правдоподобным. Не похоже, что это не больше, чем тупая шутка. Неужели никто во всем Тейвате совсем ничего не понимает? Или это такая коллективная шутка? Массовый пранк, вышедший из-под контроля? Прикол, который забыли снять с предохранителя? Неужели никто не понимает, что никакого избранного нет? Нет так же, как и Ледникового периода. Как и конца света. Как и чего-то большего, чем просто недолгая погодная аномалия. Ведь от концов света не спасается никто. Никто не может его остановить, и в этом его прелесть. Поэтому тупо придумывать себе бессмысленную надежду. Тупо придумывать себе героя. Тупо перекладывать ответственность на чужие несуществующие плечи. Тупо думать, что конец света настанет. Тупо думать, что от него вас кто-то спасет. Это все так тупо. Это все так по-человечески. И Кадзуха не хочет быть среди тех, кто верит в это. Во все это. Во всю эту затянувшуюся историю. Не хочет. Но по несчастливой случайности, ввиду удивительных обстоятельств, неизвестных никому, он человек. Тупой человек, который очень хочет всему верить. Ведь… наверное, это было бы неплохо, да? Знать, что кто-то тебя спасет. Знать, что какая бы угроза ни стояла перед миром, есть тот, кому эта угроза ничего не стоит. Знать, что ты можешь переживать за свою жизнь чуточку меньше. Знать, что, если ты не сможешь ничего сделать, за тебя это сможет сделать кто-то другой. Было бы, наверное, классно верить, что конец света можно остановить. Что можно после него выжить. Проснуться утром 22 декабря и почувствовать облегчение вместо густого терпкого осадка. Наверное, это было бы здорово. Не бояться умереть. Не бояться доверить человечество в чьи-то руки. В чьи-то эфемерные, несуществующие руки. Но что, если избранный правда существует? Что, если он читает все эти посты, следит за тем, как кто-то безуспешно пытается следить за ним. Усмехается коротко и тепло. Какие же люди наивные, думает он. Что, если он ходит где-то рядом, по улицам Инадзумы, незаметный и незаурядный, скрывается от всех, готовит план спасения мира? Что, если он действительно всех спасет? apple_grape [хуйня это все] Он читает первый же попавшийся комментарий под постом. Самый залайканный, к слову. К какому слову, правда, неясно. microvave [ну не знаю, здесь, кажется, все вполне правдоподобно. про избранного вообще сложно что-то найти, а тут сразу столько информации] not funny [сложно что-то найти вы прикалываетесь??? из каждой щели про него только и говорят] Так, ну все. Пора уже выходить. Комментарии — гиблое дело. Оттуда в здравом уме еще никто не возвращался. microvave [а что плохого в том, что люди узнают больше о проблеме? мне кажется, мы все должны знать, что надежда есть] Вот… прямо сейчас. emo_Jesus [Надежда на что? На какого-то хуя с горы которого скорее всего не существует?] fontain jail [сильно сказано для человека с таким ником] emo_Jesus [Мы сейчас до ника моего будем доебываться?] microvave [скорее, до твоего невежества. если ничего не знаешь про избранного, то и молчи себе. листай дальше, чего в комментарии залез] apple_grape [молодцы так держать доебались до чела из-за хуйни] zhumik [Зачем сразу наезжать не понимаю] apple_grape [да потому что хуйня ваш избранный] microvave [поговорим об этом, когда избранный будет всех спасать и обойдет твой дом стороной] apple_grape [иди нахуй] fontain jail [какой объемный словарный запас я в шоке] Кадзуха останавливается посередине улицы, глубоко вздохнув. Кажется, хватит. Иногда что-то подстегивало его зарыться в эти бессмысленные потоки сообщений. Было в них что-то. Что-то тупое, что-то человеческое. Даже несмотря на то, что иногда там разворачивались просто нечеловеческие дискуссии о совершенно точно избранном человеке. Все равно они ощущались как игра, как что-то ненастоящее, просто абстрактное размышление из разряда «что, если…» Что, если конец света действительно наступит? Что, если спасти всех сможет только избранный? Что, если больше ничего не осталось, кроме как верить, что он есть? Что, если парень в нескольких метрах от Кадзухи использует магию и делает это так, будто это для него в порядке вещей? Что, если… Что? Каэдехара тормозит и очень медленно и очень тупо хлопает глазами, пытаясь развидеть парня на углу улицы. Парня, который взмахнул рукой и поднял стаканчик с кофе в воздух потоком бирюзового свечения, прежде чем швырнуть его в мусорку. На другой стороне дороги. И попасть. Кадзуха тормозит. Тормозит все физиологические процессы в своем теле, потому что иначе его мозг точно перегрузится от количества полученной информации. Потому что это тупо. Этого тупо не может быть. Наверное, именно поэтому он срывается с места. Наверное, именно поэтому он окликает парня через всю улицу громким «Эй!». И очевидно, поэтому парень, мельком оглянувшись, тоже срывается с места, на бешеной скорости повернув за угол. Оставив после себя легкий шлейф бирюзового свечения. Теперь Кадзуха в этом точно уверен. Скорее всего, он делает ошибку. Очень большую ошибку. Поступает очень тупо. Но что-то внутри, движимое километрами постов об избранном, заставляет его прибавить скорости. — Стой! — кричит он вдогонку, едва не падая на повороте. Парень на него даже не оборачивается, продолжая бежать. Кадзуха бежит за ним по пустой улице, и со стороны это, наверное, выглядит, как нападение. Возможно, это оно и есть. И возможно, Каэдехаре за это сейчас не стыдно. Он подумает об этом позже. Когда переварит в своей голове свечение, исходящее от рук этого парня. Это же свечение спустя секунду переворачивает мусорку перед его ногами. Парень мельком оглядывается с сосредоточенным выражением лица. Хмурится, когда Кадзуха в последний момент перепрыгивает ее, чуть не споткнувшись. Незнакомец оборачивается и прибавляет шаг. — Подожди! — кричит Кадзуха, отчего легкие горят, будто подожженные бензином. Гори гори ясно, блять. Он сдавливает в себе порыв закашлять, когда парень резко заворачивает в какой-то переулок. Каэдехара цепляется за стену, чтобы вписаться в поворот. Они бегут еще около полуминуты, и узкие стены переулка отражают только их тяжелое дыхание. И это дыхание сбивается, когда Кадзуха делает резкий выпад и, наконец догнав, хватает парня за шкирку. Тот дергается назад, впечатываясь спиной в грудь Каэдехары, пока сам Каэдехара по инерции двигается вперед. Они сталкиваются и падают на землю, спутавшись в неясный комок. Они молчат какое-то время, развалившись на земле. — Так, а теперь ты… Кадзуха не успевает договорить, когда мощная сила отталкивает его назад. Как будто в лицо ударяет поток ветра. Он жмурится, а когда открывает глаза, парень уже вскакивает на ноги, пытаясь убежать. Дает себе фору. — Эй! И, если честно, фора — это когда у тебя достаточно времени, чтобы убежать. И парень явно не знает, что такое фора. Потому что Каэдехара вскакивает на ноги и догоняет его примерно за несколько секунд. Они снова оказываются на земле, хватая ртом воздух. И на этот раз говорить начинает незнакомец. — Ты че… — он делает паузу, пытаясь отдышаться. — Совсем конченный? — спрашивает он, впившись в Кадзуху злым, злющим взглядом. Каэдехара смотрит в глаза незнакомца. И крепко задумывается над его вопросом. — Ну и че молчишь? — выплевывает незнакомец, с кряхтением поднимаясь на ноги. — Сначала пугаешь меня до усрачки, потом бежишь за мной полквартала, а теперь… — Ты использовал магию. — Че? — Стакан с кофе, — напряженно говорит Кадзуха, поднимая на него глаза. Осматривает его с ног до головы. Да ну нет. Да не может быть. — Ты ведь использовал магию, да? Незнакомец округляет глаза, замирая на месте. Замирает, как пойманный за руку вор. Ну, или за воротник. Кадзуха поджимает губы. Да ну это не может быть он. Он не может выглядеть так. Не может быть одет в потрепанную байку с дыркой в рукаве, в которую он просовывает большой палец. Не может быть в потертых кедах, которые выглядят такими же древними, как легенды про избранного. Не может быть настолько растрепанным, будто не причесывался он примерно с тех же времен. Не может выглядеть так, будто ему пришлось драться со стаей собак за еду, и он выжил благодаря тому, что собаки его пожалели. Он не может говорить: — А это тебя ебать не должно. Он разворачивается. И начинает уходить. — Подожди, но ты ведь… — Ты прокатил меня по земле, пацан, — флегматично замечает он, разворачиваясь на пятках. — Знаешь, не самый приятный экспириэнс. — Ну прости! И вообще-то ты выглядишь как мой ровесник, так что… Постой! Когда Каэдехара хватается за чужое запятье, парень раздраженно оборачивается, пытаясь выдернуть руку из хватки. — Да что ты ко мне приебался, — шипит он. — Я не отстану, пока ты не скажешь, кто ты. — Слишком много ты хочешь. Я вообще не понимаю, о чем ты. — Или я закричу. — Где, на безлюдной улице? — Она не будет безлюдной всегда. Я скажу, что ты на меня напал. — Хера с два тебе кто поверит. — Кто ты такой? — Маг. Иллюзионист. Люблю наебывать людей на улице. Доволен? — Кто. Ты. Такой? — Иди. Нахуй. Незнакомец, — избранный, он точно избранный, — сверлит его взглядом, нахмурив брови. И Кадзуха решает, что ему, в сущности, нечего терять. В сущности, ему незачем блефовать. Поэтому он громко набирает воздух в грудь. Аметистовые глаза парня расширяются в удивлении. Каэдехара едва успевает крикнуть, когда его рот запечатывает чужая ладонь. Короткий оборванный крик эхом отражается от стен переулка. Парень смотрит на него несколько долгих секунд, а затем вздыхает, будто весь груз человечества в одночасье упал ему на плечи. — Как же ты меня бесишь, — выдыхает он больше про себя, отводя взгляд в сторону. — Ну вот что тебе надо? — цедит он, убирая ладонь с лица Кадзухи. Каэдехара неловко переступает с ноги на ногу. — Так ты- — Да, я избранный! Тот самый про которого все трещат в интернете! — рявкает парень. — Все? Этого достаточно? Автографов не даю, на память не фоткаюсь, — парень разворачивается, собираясь уходить. — Приходите в приемные часы. Кадзуха едва не подпрыгивает от нахлынувшего на него удивления. Слишком много шокирующих новостей за секунду. Во-первых, это правда избранный. Тот самый, про которого все трещат в интернете. Во-вторых, этот избранный выглядит так. В-третьих, он прямо сейчас уходит. — Воу-воу-воу, — Кадзуха снова нагоняет парня, чтобы встать перед ним, раскинув руки в стороны. — Ты никуда не пойдешь. — С какой такой стати? — парень вздергивает бровь. — Ты и без того нарушил мой очень плотный график, побежав за мной по переулку. Я вообще-то дохуя занятой. Мне нужно идти по моим супер важным делам. — Но ты ведь избранный. — Хуизбранный. Дай мне пройти. — У меня к тебе очень много вопросов. — А я что, похож на поисковик? Съеби, а, — избранный взмахивает рукой, и светящаяся бирюзовая сила отпихивает Кадзуху в сторону. — Все это слишком сложно для людей. Ваши маленькие черепушки не способны осознать тот пиздец, в котором вы оказались. — Я готов вникнуть. Давай где-нибудь встретимся? И ты мне все объяснишь. — Не должен я тебе ничего объяснять, — парень уходит, даже не оборачиваясь. — Но ведь ты знаешь о том, что происходит, — выпаливает Кадзуха из последних сил. Избранный останавливается на месте, не оборачиваясь. — Ты ведь знаешь, как это все остановить, как всем помочь. Все паникуют, потому что чувствуют, что что-то приближается. Люди надеются на тебя. Какое-то время в переулке стоит тишина. А потом парень оборачивается к нему. — Приятно было поболтать. Но советую тебе больше не нападать на людей в подворотне. Он прибавляет шаг, бирюзовое свечение мелко колышется под подошвой его кед. И это похоже на отчаяние. Отчаяние, когда уже нет пути, нет дороги, она развалилась, ее занесло песком и бурями, ее разворотило так, что не видно больше ни одной протоптанной тропы. Когда больше некуда идти, некого знать, нечего ждать. Отчаяние. А отчаянные времена требуют отчаянных мер. Поэтому Кадзуха делает глубокий вдох и… — Помогите! Помогите, кто-нибудь! Избранный оборачивается с лицом, полным противоречивых эмоций. Преобладает среди них страх. Почти одними губами он проговаривает: — Да тебе никто не поверит… — Помогите! Это избранный! Я его нашел! Это он! И в этот момент на лице парня отражается что-то совсем страшное. Что-то в его выражении трескается, разваливается на куски. — Помогите! Я нашел избранного! Это… Каэдехара замолкает, когда ему в лицо прилетает хлесткий порыв ветра. Парень — избранный, это точно он, — впивается пальцами в его плечи, впечатывая в стену. Глаза смотрят зло, но внутри, в аметистовой мути, колышется что-то зябкое, уязвленное. — Завтра в пять часов в кафе на соседней улице. Доволен? — цедит он сквозь зубы, глядя исподлобья. — Только, будь добр, завали уже ебало. Кадзуха ошеломленно молчит несколько секунд, прежде чем энергично и слегка нервно кивнуть. На лицо против воли лезет тупая улыбка. Люди тупые. И Каэдехара, кажется, самый тупой из них.