По-крупному

Очередной понедельник обещал пополнить список Самых Мразотных В Жизни Гэвина. Не только потому, что понедельник сам по себе, как явление и как данность, означал необходимость встать в ебическую рань, помыться и потащиться на работу, не имея ни малейшей уверенности в том, что под конец продуктивного рабочего дня с любимыми коллегами на него не свалится внеочередной вызов и он не вернётся домой глубоко за полночь, уже предвкушая мучительное пробуждение под шестичасовой будильник. И даже не потому, что он опять рисковал провести первые несколько часов понедельничной жизни с раскалывающейся башкой и жёстким сушняком. На самом деле на этих выходных Гэвин вообще не пил. Может, в этом и была проблема. Ну, то есть. Он не был сраным алкоголиком. Он не нуждался в том, чтобы надираться по расписанию, топя эмоции в алкоголе. Как там это назвала психолог, к которой он притащился один раз на волне высокодуховного желания стать лучше и преодолеть все свои, мать их, травмы? Эскапизм? Гэвин не помнил, на повторный приём он записываться не стал: были и более приятные способы слить в никуда сотню баксов за час. Без ебли мозгов и нудежа про гештальты. В общем, не особенно-то его и волновало отсутствие попойки. Просто… Давай, скажи это, признай, что ты вонючий лузер, обделавшийся с ног до головы. Просто Ричард не звонил. На протяжении субботы Гэвину ещё удавалось убеждать себя в том, что его разочарование было обусловлено желанием раскрыть висяк или хотя бы убедиться в том, что Мистер Самые-Сексуальные-Руки-Детройта не причастен к развороченному пузу Дэвида Грейвза. Отчасти это правда было так: Фаулер, выслушавший отчёт Гэвина о ходе операции (в котором, разумеется, был опущен ряд пикантных деталей) и наверняка ознакомившийся с пересказом событий в версии Андерсона (который, вероятно, этими пикантными деталями был переполнен), требовал продолжать в том же духе. Верил в него, ждал дальнейших новостей и всё такое прочее. Но только отчасти. Гэвин был человеком простым. Вспыльчивым, но отходчивым; агрессивным, но умеющим признавать, что обосрался; не жаждущим желанием таскаться на гей-парады или рядиться в стринги и голубое жабо, но, по крайней мере, принимающим и осознающим все свои увлечения. Ричард Найнс не должен был стать одним из них — и вот это уже тянуло на реальный провал. К воскресенью Гэвин успел понять, что никаким трудоголизмом и рвением к справедливости в том гаденьком чувстве, которое рождалось в нём каждый раз, когда он брал в руки телефон и не видел ни одного пропущенного звонка или входящего сообщения, и не пахло. Это-то и стало причиной его отвратительного Понедельничного Настроения — то есть, ещё более отвратительного, чем обычно. Это — и ещё… — Явился, герой-любовник, — Хэнк встретил его до того лучезарной улыбкой, что Гэвину даже подумалось, что деда накрыло шизой на старости лет. В отделе в такую рань они были одни, рабочий день ещё не начался, Гэвин решил не опаздывать для разнообразия, а Андерсон, вероятно, просто мучился старческой бессонницей. Гэвин пообещал себе его сегодня игнорировать. Прошёл мимо, намеренно смахнув со стола Хэнка кипу бумажек. Добрался до своего рабочего места. Плюхнулся в скрипучее компьютерное кресло. И застонал сквозь зубы, когда Андерсон жизнерадостно высрал: — Что такое, неприятности в раю? — Слушай, — Гэвин поднял голову, во взгляде Хэнка искрилось невыразимое счастье, уёбок определённо слышал каждое грёбаное слово, сказанное им и Найнсом, — сделай одолжение и завали ебало. И тут же осознал, что стратегия оказалась провальной. Лейтенант Андерсон осклабился и, понизив голос до хриплого шёпота, заговорщически прошелестел: — Ты удивительно нахален… — Только, блядь, не это. — …для кого-то, кто течёт как су… — Хватит, — Гэвин перебил его так торопливо, что, несомненно, моментально признал этим свою капитуляцию. Ладно. Ладно, хер с ним; пусть престарелый извращенец считает, что сумел его смутить. Это куда меньшее зло, чем если до Хэнка дойдёт, что грязный разговорчик в баре, до сих пор вполне успешно вписывавшийся в сценарий Непредвзятого Расследования, реально… типа… Взволновал его. — Ну не дуйся, — примирительно прогудел Андерсон, всласть насладившись лёгкой победой. — Я всё понимаю. И не такое дерьмо порой приходится говорить и слушать. — Ага, — настроения Гэвину это не прибавило, и он тупо уставился на монитор своего компа, бесцельно щёлкая мышкой. — Бывает. То ли ангелы наконец снизошли до того, чтобы одарить презренного раба божьего своей благодатью, то ли Хэнк просто прочёл в его напряжённом застывшем лице что-то особенное, но к этому разговору они за день больше не возвращались. Понедельник в целом прошёл в бюрократическом унынии — Фаулер отклонил несколько его отчётов с прошлой недели, пришлось редактировать, менять «пидорасов» на «преступников» в рапортах о происшествиях и всё такое прочее. Гэвин это дело искренне ненавидел и дорого заплатил бы за какой-нибудь искусственный интеллект, который справлялся бы со всей этой бумажной херотенью вместо него. Вот было бы классно. Некстати подумалось, что Ричард Найнс — с этим его щепетильным отношением к собственной внешности, с не изменяющимся выражением лица, с настолько правильными чертами, что ещё немного, и это вызывало бы эффект зловещей долины — вполне сошёл бы за андроида. Такого, типа, продвинутого. Передовую модель. Тупо Лучше, Чем Вы. Гэвин дёрнулся с такой силой, что врезался локтем в угол стола и издал нечленораздельное, но чрезвычайно громкое «сукаблядьёбаныйжестыд». Встретился глазами с Крисом Миллером, выглянувшим из-за своего компа, продемонстрировал ему средний палец. Приемлемые отношения с напарником были просраны окончательно. Что ж, это было поводом наведаться к шефу — и отвлечься от мыслей о том, кто, очевидно, не думал о Гэвине ни секунды. Фаулер, тем не менее, партнёра по расследованиям ему менять отказался. — Здесь тебе не ресторан, чтобы всё приносили на золотом блюдечке по первой просьбе, Рид, — бушевал он, пока Гэвин стоически удерживал неподвижное положение на стуле, игнорируя желание отодвинуться, чтобы слюна высокого начальства не долетела до его лица. — Учись решать конфликты по-взрослому. Обсуди ситуацию с Миллером, если она тебя не устраивает, и найди решение проблемы. — О, я-то обсужу, — лучшим своим Злодейским Тоном пообещал Гэвин, и Джеффри, немедленно смекнувший, к чему идёт дело, прорычал: — Никакого мордобоя в моём участке! — Хорошо, я предложу ему выйти на свежий воздух. Фаулер поперхнулся и уставился на него с гневом, которого Гэвин, по его скромному мнению, не заслуживал. Он вообще-то был притесняемым меньшинством! В прогрессивном Нью-Йорке сотрудников с должности под зад коленом выпинывали, если вдруг уличали в нетерпимости! Толерантная Америка, а, старик? Впрочем, Гэвин больше выёбывался, чем действительно преследовал цель сменить напарника. Миллер был не так уж и плох. По крайней мере, он Гэвина откровенно побаивался, как побаиваются бешеного пса в наморднике с надорванным ремешком. Это было ровно тем, что Гэвин считал золотым сечением своих социальных связей с коллегами. Ну, поставят ему какую-нибудь Тину. Да они пересрутся на первом же выезде, и прощай, нежная межрасовая дружба. Поэтому Гэвин тяжело вздохнул и минуте на десятой проникновенного монолога Фаулера о необходимости выстраивания адекватного взаимодействия с людьми неохотно буркнул: — Ладно, я понял, сижу на жопе ровно. Джефф замолчал и зыркнул скептически. Не поверил, как пить дать. Но Гэвин выдержал его испытующий взгляд, и в конце концов Фаулер махнул на него рукой и проворчал уже спокойнее: — Смотри мне. Одни нервотрёпки с тобой. — Мне сдать значок? — Гэвин показушно вскинул брови. Джефф помрачнел. Они оба знали, что это не было реальной опцией — не в чёртовом Детройте, в котором полицейских откровенно не хватало, а преступники плодились как кролики. В короткой битве взглядов Фаулер проиграл и невесело буркнул: — Проблем потом не оберёшься. А затем, пристроив подбородок на сцепленные руки, нейтральным тоном осведомился: — Как продвигается расследование по делу Грейвза? Гэвин насупился. Фаулер, неверно истолковав его кислую морду, успокаивающе прогудел: — Я не давлю и не прошу от тебя невозможного. Я понимаю, Рид, что это задание требует от тебя больших жертв. Но нам нужен хоть какой-нибудь результат. — Он взял мой номер, — Гэвин пожал плечами, стараясь придать своему голосу больше равнодушия, чем когда-либо мог испытывать в отношении Ричарда Найнса. — Своего не оставил. Я типа не могу позвонить ему первым. Джеффри утомлённо вздохнул. — Значит, пока не объявлялся? — в его интонациях было разочарование, не шедшее ни в какое сравнение с тем, что испытывал сам Гэвин. Он снова пожал плечами. Фаулер снова вздохнул. Пару мгновений ещё сверлил его этим своим Начальственным Взглядом, но в конце концов сдался и кивнул на дверь: — Иди. Держи меня в курсе. Не успел Гэвин свалить из его кабинета, как в спину его догнало задумчивое: — И, кстати… сгоняй-ка по тому вызову на Харпер-Эйв. Похоже, крупная авария. — Да, сэр, — ему стоило усилий выдавить из себя это, а не «да какого ж хуя, до конца рабочего дня полчаса, кэп». Что ж, зато Гэвин отыгрался на Миллере по пути к месту происшествия. Может, он самую чуточку и перегнул палку с шутками про мать… что ж. Он был грешен. И всё же день в самом деле вышел отстойным. Аварии и так были малоприятным и муторным дерьмом, пока всех опросишь, пока составишь рапорт, пока оценишь ущерб, пока убедишься, что пострадавших нет, а если пострадавшие есть, то вперёд, двигай заводить дело на виновника, а если виновник предпочёл скрыться с места происшествия… то приплюсуй к этому погоню за уебаном. И, естественно, понедельник не мог не пойти по худшему из возможных сценариев. Мудила в самом деле попытался сбежать, прямо на тачке с разбитой лобовухой и серьёзно повреждённым капотом. Бросил посреди дороги сошедшую с траектории движения от столкновения с его минивэном легковушку, те, кто в ней был, отделались парой переломов, а могли бы въехать в столб — просто повезло, что водителю хватило мастерства и скорости реакции для того, чтобы вовремя выкрутить руль в сторону. И что заднее сидение пустовало. А этот придурок, блядь, слинять решил. Самый умный типа. Гэвин с Миллером преследовали его до перекрёстка на Чикаго Буллз, и видит Господь Бог, это не было легко: в час-пик Детройт делался живой гудящей рекой со скоростью улитки, и не сказать, чтобы кто-то здесь охотно уступал дорогу тачке с мигалками. Однако нагнали, вытащили из машины, скрутили, приложили башкой об капот (эта заслуга приписывалась исключительно Гэвину). Козёл оказался в ссанину пьян, чудо, что он не влетел ни в какую другую машину, гнал-то дай боже. Теперь ему светила конкретная анальная кара за причинение лёгкого вреда здоровью, вождение в нетрезвом виде и сокрытие с места преступления. — Вы имеете право хранить молчание, — шёлковым голосом сообщил ему Гэвин, застёгивая на вяло трепыхающихся запястьях наручники. — Всё, что вы скажете, может быть засунуто вам в жо… — Рид, — устало простонал Миллер, но, коль скоро он потерял своё звание Напарника Года, Гэвин его робкий упрёк проигнорировал. Тем не менее, хотя вызов оказался из простых, домой Гэвин вернулся в одиннадцатом часу ночи голодным как волк — пока все бумажки заполнили, пока скоряк сплавили восвояси, пока мудилу водителя в участок отвезли… Жрать хотелось неимоверно. Жрать и спать — две низших человеческих потребности, делавшихся всем, на что Гэвин оставался способен после работы. Он притащился в хату, наскоро сжевал остатки заветрившейся позавчерашней пиццы, обнаруженные в холодильнике, полил Мистер Кактус, рискующий скоро загнуться от количества воды. Покормил кота, который выл, скулил и вился вокруг его ног ровно пока Гэвин не выложил ему в миску корма, и утратил интерес к нему, едва добился желаемого. Гэвин всё равно нагнулся, погладил облезлый полосатый бок, кот вылупился на него с неудовольствием и зашипел с набитым ртом, разбросав повсюду вонючие кусочки в желе. — Свинота, — ласково сообщил ему Гэвин. Имени у кота не было. Гэвин его даже не заводил — тот вроде как завёлся сам собой, ввалился в его открытое окно прошлой осенью. Очутившись в незнакомой обстановке, пришёл в ужас и устроил панический забег по всей хибаре, Гэвин ловил его с полотенцем, и пойманный кот так отчаянно сражался за жизнь, что расхерачил ему руки до локтей. Гэвин сначала хотел его вышвырнуть туда, откуда пришёл, а потом ёкнуло, что ли. Жалко стало доходягу. О своём великодушии он, естественно, быстро пожалел: у маленького шерстяного мудака обнаружились блохи, глаза гноились, на боку красовалось лишайное пятно. А ещё он оказался совершенно невыносим в быту. Он срал в коридоре; выл дурным голосом, скребясь во все запертые двери; срал на кухне; визжал, истерил и дрался при попытке обработать его холку и глаза или подстричь когти; срал в спальне; блевал шерстью на покрывало; срал в… в общем, мысль ясна. Но Гэвин за первые недели, пока терпеливо обрабатывал этот комок ненависти от паразитов, попритёрся к нему, попривык и решил, что это теперь будет жить с ним. Достаточно ёмкой клички, в полном смысле отражавшей бы всю сволочную кошачью натуру, для этого он подобрать не сумел, так что кот остался безымянным. Да и просто — остался. Был крошечным тощим обмудком с мерзкой привычкой горланить ему в ухо по утрам, охотиться на ноги под одеялом и разбрасывать повсюду наполнитель. — Говорят, животные похожи на хозяев, — глубокомысленно заметил однажды Хэнк, заглянувший к нему с пивком. Тот факт, что в тот день кот расцарапал рискнувшему взять его на руки Андерсону всю рожу, служил для Гэвина утешением и поводом для шуточек ещё с месяц. — Отвали, — кот снова вздумал обтираться плешивыми боками об его лодыжки, вероятно, рассчитывая выклянчить ещё жратвы, и Гэвин отодвинул его ногой. Потом плюхнулся на подоконник, открыл окно, вытащил из кармана джинсов пачку сигарет и зажигалку. Курил он редко, вроде как бросил полгода назад, а теперь потихоньку начинал вновь — сила воли у него была ни к чёрту, но никотин помогал привести в порядок расшатанные нервы, а безмятежной работу полицейского было не назвать. Гэвин как раз делал первую затяжку, когда вдруг вспомнил о Ричарде. Чёрт! Он не брал в руки мобильный с момента выхода из кабинета Фаулера — времени не было, телефон у него пожизненно стоял на беззвучном, из-за чего всё тот же Фаулер исходил на говно, когда не мог до него дозвониться. Но, справедливости ради, Гэвин всегда перезванивал. Даже если ему приходилось заставлять себя сделать это практически силой. Не то чтобы он на что-то надеялся — Найнс не удосужился даже черкануть ему банальное «Как дела?» за выходные, едва ли нашёл бы в себе желание сделать это в понедельник. Интересно, много ли зарабатывали адвокаты? Если, разумеется, он действительно был адвокатом, что Гэвин подвергал определённым сомнениям. И всё равно ведь полез, дурак несчастный, проверять. Входящих сообщений и пропущенных звонков не было. Гэвин пялился на экран смартфона несколько секунд, забытая сигарета тлела в зубах. Он очнулся только когда пепел упал на его джинсы; чертыхнулся, бросил телефон на подоконник, принялся отряхиваться — сука, это были его любимые! Вроде пронесло, следа почти не осталось, но Гэвин всё равно докуривал не отвлекаясь на свои воздушные замки. Уже шлёпая в спальню, он сунул телефон в карман на чистых рефлексах. Подхватил с пола слабо мяукнувшего обожравшегося кота, решив, что нет лучшего антистресса, чем тёплое мурлычущее нечто под боком. Кот от идеи в восторг не пришёл и долго пытался улизнуть из кровати, в которую Гэвин упал прямо в одежде, но потом почему-то передумал и, потоптавшись у него на груди, лёг в классической позе мехового батона. Футболку утром пришлось бы пидорасить не меньше десяти минут, но Гэвин решил, что это того стоило. И всё-таки иногда он бывал чрезвычайно сентиментален. — Такие вот дела, — сообщил Гэвин коту, лениво почёсывая его между ушей, словно бы в продолжение никогда не происходившего разговора. — Поматросил и бросил, как доверчивую девку. А я сижу и жду, будто мне делать нех… Осёкся: на экране блокировки телефона, который Гэвин в это мгновение включил, успокаивая себя тем, что хочет проверить время, всплыло новое входящее сообщение. Он сел в кровати так резко, что слетевший с его груди кот с глухим звуком упал на матрас и, гневно зашипев, гордо удалился. Гэвин на эту демонстрацию возмущения не обратил никакого внимания: он уже вчитывался в содержание сообщения, которое не мог отправить ему никто другой, кроме Ричарда Найнса. Найнс был немногословен. От: Неизвестный номер 23:58 Ты свободен? Раньше, чем Гэвин успел уловить значение двух этих простых слов и уж тем более ответить чем-то осмысленным и здравым, чем-нибудь вроде «Пошёл ты, я тебе не мальчик по вызову», ему пришло ещё одно сообщение. От: Неизвестный номер 23:59 Прямо сейчас.