***
Вероятно, худшей ошибки в своей жизни Натаниэль допустить не могла. И вправду, на что она надеялась? Сейчас, вспоминая, какое эфемерное блаженство она испытывала, медленно погружаясь в вечный сон у края леса — становится до невозможности смешно. От смеха пылают лёгкие и скручивается живот, а от хохота и чувства собственной наивности и недалёкости — становится тошно. Её рвет. Пот стекает по всему её телу. Кожа горячая, а капли, стекающие с нее ручейком — до жути холодные. Будто бы лихорадка. Она падает на колени, горло сдавливает, голова кружится, в глазах темнеет. Ей смешно, её тошнит. Рвота растекается под ней, пачкает мозолистые руки. Слёзы без остановки текут из глаз, но ничего не может остановить её: "ха... Ха-ха..." и дальнейший истерический смех, временами прерываемый на новые спазмы и новые порции желчи под ладонями. Она и вправду надеялась сбежать? И куда? В лес? Она надеялась сбежать? Сбежать. В лес. Она задыхается. Короткие ногти шкребут по деревянным половицам. Её глаза закатываются, изо рта течет слюна вперемешку с кровью. Нет сил встать. Ещё одно идиотское хихиканье раздается, эхом отдаваясь в пустой черепушке. Натаниэль смотрит в собственное отражение. Широкая улыбка, да такая, что щёки болят. Веснушки по всему лицу, шрамы. Огромные. Широко раскрытые. Светлые. Глаза. Совершенно безумные. Совершенно пустые. — Тренировка. Не. Окончена. Это было не отражение? Это была не Натаниэль. Понимания ноль. Понимания нет совершенно. Нет голоса, нет сил. Зрение расфокусировано. Кажется, она только что лежала в луже собственных жидкостей, но вот она опять стоит на ногах. Движения механические. — Я хочу жить... — мечта, а не возможность. Это не шанс, не потребность. Полное стыда желание. Я хочу. — Ты такая эгоистка, ты знала об этом? — Знала? Холодный ветер раздувает её ещё более бесцветные рыжие волосы. Они растрепаны, полны пыли. Будто бы тусклая шерсть смертельно больного животного. Ощущения смешались в одно большое ничего и нечто, название к чему не подобрать. Она не чувствует ног и она не знает, стои́т ли сейчас, пошатываясь, или же снова лежит на земле, слизывая на последнем дыхании с губ грязь.***
Кевин задыхается. Она безуспешно пытается глотнуть побольше воздуха, но ничего не получается. — Натаниэль! — она сжимает окровавленную рубашку в дрожащих пальцах. Слёзы текут, смазывают обзор, но она даже не может моргнуть. — Натаниэль! Сука... Кевин вдыхает и выдыхает сквозь стиснутые зубы, но ей это не помогает, она вжимается ближе в задубелое тело, утыкаясь носом в грязную одежду в районе чужой груди. — Живи. Живи. Живи. Натаниэль.. Нат... Живи... Мать твою... Натани... На... Жи.. Жи... Живи... Пожалуйста... Пожалуйста... Короткие вдохи через каждое незаконченное слово. Истерика и паника душат. Необъятный страх по кускам разрывает её изнутри, растаскивая по-кускам кто куда. Это невыносимо. Это невероятно и безнюгранично больно, когда единственный твой человек умирает, грязный и переломанный, лёжа с тобой в одной койке. Казалось бы, ещё совсем недавно он был полон сил, здоров и в сознании. А сейчас в твоих руках лишь труха, пятна крови и серое тело. Натаниэль жива. Сердце бьётся. Безжизненно, бесцельно, но бьётся. С трудом. Не не мертва и ладно. Через несколько часов истерика Кевин стихает. Она неподвижно лежит рядом с телом Натаниэль, неморгая глядя перед собой сквозь пространство, но руками всё ещё крепко стискивает чужую одежду. Натаниэль не может пролежать здесь больше суток. Ей нужно на тренировки с воронами и ей нужно отработать грех перед Гнездом. Большой грех. Кевин снова крупно вздрагивает. Волна подступающей новой истерики окатывает её с головы до пят. Натаниэль могли бы убить сразу, как нашли, но не сделали этого, а как положено отправили на тренировку с Натаном Веснински. Если не убили сразу, значит не убьют и сейчас. Но и безнаказанной, определенно, не оставят. Но хотя бы она будет жива. Кевин стискивает зубы, пытаясь сдержать улыбку. Натаниэль останется с ней. Хоть и понесёт наказание за грех. Это было ожидаемо, правда? Она давно этого ждала. Да и не только она. Но несмотря на это, всё таки, всё останется как есть. — Нат... — Кевин сжимает крепче грязную рубашку Натаниэль в своей руке. Та трещит и рвется от силы в бледной ладони, и этот звук рвущейся ткани от чего-то Дэй сильно злит. — Натаниэль, вставай! Она дёргает её, но Веснински очевидно не просыпается. Кевин стискивает зубы, поднимается на локте и готовится ещё раз как следует толкнуть подругу, но в самый последний момент сдерживается. Натаниэль и так досталось от своего отца. А Кевин лучше бы о ней позаботиться, если она хочет, чтобы та как можно скорее смогла прийти в себя. Глубокий вдох и рези в голове. Боль в ней — последствия истерики. Кевин оглядывает тело девушки перед собой, а после, поджав губы, принимается расстёгивать и снимать с неё одежду. Грязное тряпье тут же отправляется в угол комнаты — одежда испачканная и истрепанная настолько, что едва ли в тряпки сгодится. Тонкие пальцы скользят по гематомам и коже, полной родинок и шрамов. Наконец в глазах Дэй мелькает что-то помимо страха и злости. Сочувствие и боль за Натаниэль. В Гнезде раны были не редкостью. Наказания хоть каждый день. Особенно для неё и Нат. Но всё же не зря Натана Веснински так боялись. Кевин сглатывает, снова поджимает губы и опускается головой на грудь Натаниэль. Она собиралась вымыть её израненное и пыльное тело, но теперь слёзы снова стекают по её щекам, а дальше по чужим ключицам и шее, впитываясь вместе с грязью в серое постельное. Чёрные волосы разметались по весшнушчатым плечам, а плечи самой Кевин постоянно подрагивали из-за нескончаемых всхлипов. Её ладони держались за руки Натаниэль, аккуратно, боясь надавить на синяки и ссадины, но ей было важно просто за неё держаться. Хоть как-то. Хотя бы ещё немного контакта. Этим днём Натаниэль так и не просыпается. Но это происходит на следующее утро. Она уже вымыта и переодета в чистую одежду — Кевин всё-таки смогла взять себя в руки. И хоть и провалялась без сознания больше суток — отдохнувшей совершенно не выглядит. Даже наоборот — будто бы всё это время не лежала в кровати, а пахала в поле без воды и продыху. Кевин кладет перед дней свежее красное яблоко на маленький деревянный кухонный столик. — Взять полный обед не разрешили, — Дэй сводит брови в жалостливом выражении. Будто бы было не очевидно, что ей откажут в такой абсурдной просьбе. На самом деле неясно, зачем у них в домиках стоят обеденные столики, если они ничего не могут есть вне общей столовой, кроме таких перекусов, как пара фруктов. Но и отказываться от них смысла нет. Натаниэль вяло кивает, садится на стул и благодарно забирает яблоко. Её пальцы дрожат от напряжения — видимо каждое движение ей всё ещё причиняет боль. Но она хотя бы не отказывается есть. Кевин садится напротив неё. Натаниэль без слов понемногу хрустит почти безвкусным завтраком, в то время как Дэй чуть ли не изнывает от желания выговориться. Натаниэль на это никак не реагирует. Она не говорит "ну что у тебя там" своим как обычно знающим тоном, и даже не закатывает раздражительно глаза. Кевин немного не по себе, но она не может сейчас промолчать. Ей надо знать. — Почему? Натаниэль не отвечает. Она, никак не отреагировав, и даже не моргнув, продолжает неспеша жевать яблоко. — Я... — Кевин сглатывает. Её ресницы дрожат, будто бы ей страшно. Опять. — Я так за тебя... Я... Натаниэль... Её голос звучит умоляюще. Но Натаниэль снова никак не отвечает. Лишь хруст злосчастного яблока заполняет тишину между ними в этот момент. Кевин не выдерживает. — Ты же знала, что так будет. Ты знала, что лишь хуже сделаешь... Почему ты опоздала? Ты назло? Хочешь показать им, что тебя не волнуют заповеди? Что ты не такая как все? Строптивые долго не живут, Нат. Они с удовольствием тебя будут ломать снова и снова. Ты ничего не добьешься этими своими показательными выступлениями. Никто не встанет на твою сторону, не будет никакого метежа. Мы живём так уже не первый год! Эти правила были установлены ещё до нашего рождения, и им все следовали, потому что знали, что будет, если они ослушаются. Ты думаешь, ты первая такая? Ладно, да, но ты первая разве что в том, что так долго прожила со своим дрянным характером! Ты получаешь больше всех не только потому что ты дочь Веснински, а потому что ты только и просишь о том, чтобы тебя втоптали в землю! Никто из воронов так глупо себя не ведёт, все следуют заповедям, слушаются Главного и живут спокойно! Почему ты не можешь так? Почему ты не можешь быть просто как все?! — Кевин. Натаниэль обрывает её резко. Её тёмный взгляд устремляется прямо в зелёные глаза Дэй. Те опять полны страха и отчаяния, на дне едва заметен блеск невыполнимых стремлений и мечт, в то время как у Натаниэль ни блеска, ни чувств, ни цвета. Некогда голубые глаза сейчас отливали сталью настолько, что казалось, будто бы вместо радужки у неё лезвия. Огрызок от яблока летит в вязаную корзину рядом с дверью. — Я не могу быть как все, потому что мне не страшно, — последние слова режут язык, заставляют желудок скрутиться и чуть ли не выблевать съеденное обратно на стол. Но Натаниэль не обращает на это внимания. Она даже не знает, говорит ли сейчас правду, или снова лжет. — Так не должно быть, понимаешь? Всего этого. Страданий. Гнезда. Воронов. Нас с тобой. Этого гребанного... леса. Всего этого не должно существовать. — Что ты имеешь в виду? — непонятно, на какие именно слова Кевин обратила больше внимания, но ясно одно сразу — никакое из них ей всё равно не понравилось. — Ты хоть понимаешь о чём сейчас говоришь? Натаниэль некоторое время не отвечает. Она смотрит на Кевин в упор и отчётливо видит — Дэй её совершенно не понимает. Кажется, она вообще не может осознать, что Гнездо и вороны могут отсутствовать в каком-либо понятии этого слова. А там, за забором — Натаниэль отчётливо это разглядела. Когда её ноги подкосились, а тело приняла в свои объятия земля — было так пусто в душе и голове, так приятно, так.. никак. И самое главное: там, у леса, уже не было Гнезда. — Тебе нужно пойти со мной, — Натаниэль тут же принимает решение. Она точно знает, что та тренировка с отцом не была наказанием. По крайней мере за то, что она была в лесу. Получается, истинное наказание она получит чуть позже, а пока этот час не настал, она ещё может успеть. Спасти и себя, и Кевин. Они сбегут вдвоём. — Пошли. Мы не можем больше терять времени. Она встаёт из-за стола и не оглядываясь покидает дом. Кевин не успевает ничего сообразить и вскакивает из-за стола, догоняя свою подругу уже на улице. Натаниэль широким и быстрым шагом направляется вперёд, всё дальше от центра Гнезда. — Куда? Нат? Ты что творишь? — Кевин перехватывает её ладонь, чтобы остановить, но Натаниэль сплетает с ней пальцы и тянет вперёд. Кевин начинает паниковать. — Ты головой ударилась? Натаниэль, что происходит, куда мы идём?? — Мы сбегаем. — Что?! Натаниэль тут же оборачивается, тянет Кевин за угол очередного домика и прижимает свою ладонь к её губам, приказывая молчать. Кевин почти что на фут была выше за Натаниэль, но это не мешало второй смотреть на первую с угрозой, а той при этом панически сглатывать. — Ты сошла с ума, — одними губами шепчет Кевин, качая неверяще головой, когда Натаниэль отнимает руку. — Это невозможно. Мы не можем.. с... Мы должны сейчас же вернуться в дом. Скоро тренировка, нельзя опаздывать. — Кев, — Натаниэль крепче сжимает ладонь подруги, пытаясь передать ей хотя бы каплю своей уверенности. — Мы можем. Мы можем сбежать. От Гнезда, от воронов. Мы можем это всё оставить. — Ты точно ударилась головой, — Кевин нервно тянет уголок губ, смотря на Веснински с жалостью. Она поднимает свободную ладонь и кладет её на тусклые рыжие волосы, заботливо их приглаживая, будто бы Натаниэль была тяжело больна. — Это... Это бред, Натаниэль. Ты очень сильно устала. — Кевин, я серьёзно, — Натаниэль перехватывает вторую руку Дэй, отодвигая от своей головы, но не выпуская из захвата. — Там за забором Гнездо заканчивается. Там нет воронов. Там никого нет. Кевин хмурится, пристально вглядываясь в лицо Натаниэль. Она пытается понять, действительно ли на этот раз тренировка с отцом так сильно повредила её подруге голову. Потому что она говорит о нереальных вещах. — Тебе снятся удивительные сны, Натаниэль, — Кевин вздыхает, словно многое повидавшая старшая сестра. Раньше Натаниэль и вправду снилось много чудных снов, но со временем либо они прекратились, либо Натаниэль просто перестала о них рассказывать. В любом случае Кевин может понять: порой она тоже так сильно устаёт от всего, что начинает мечтать о том, что всё могло бы быть чуточку легче. Это правда спасает, но лишь на первое время, когда ты ещё не вышел из своей задумчивости. Но после этого мечты и фантазии становятся лишь вечно болезненными грузом и грёзами, которые ни на минуту не покидают тебя, застревая в твоей голове так прочно, что порой забываешь дышать. Чтобы ты ни делал, но от собственных мыслей не убежишь и поэтому каждый раз сталкиваясь с жестокой реальностью, ты думаешь, а как бы хорошо могло быть, а не будет. Кевин считает, что это её небольшое наказание за её такой же небольшой грех. — Как ты можешь говорить, что там нет Гнезда? Ты там даже не была... — Я была там. Кевин замирает. Натаниэль смотрит на неё со стальной уверенностью, крепко сжимая ладонь, а сердце Дэй никак не может возобновить свой ход. Натаниэль была за забором. И она говорит, что там нет Гнезда. — Тебе... Приснилось, — еле разжимая зубы, спорит Кевин. Она не верит. Она не поверит. Это невозможно. — Нет. Я там была и там нет Гнезда. Кев, я бы не стала тянуть тебя, если бы у нас не было шанса на спасение, — Натаниэль сжимает и разжимает в ладонях руки Дэй и постепенно выводит её из укрытия, продолжая уводить за собой. — Там нет Гнезда. — Это... — Кевин хочет снова сказать "невозможно". Она смотрит на подругу с болью и в горле снова встаёт ком. Кажется, её колени вот-вот подогнутся и она осядет на землю. Всю свою жизнь они здесь и больше нигде. Они знают, что за забором есть другие кланы, такие как Троянцы, Львы и прочие, но все они ниже в клановой иерархичной системе. Со многими кланами они даже никогда не пересекались, потому что те были слишком далеки и слабы от вершины, на которой находились Вороны. Из года в год именно их Гнездо одерживало верх на межклановых встречах, из раза в раз доказывая своё превосходство и оставаясь на посту командывания. Гнездо правило всем, и если за забором всё, что могло быть — это другие кланы, которые все поголовно подчинялись воронам — не значило ли это, что Гнездо абсолютно везде? Каждый клан подчиняется их воле и их слову. Власть Гнезда простиралась повсюду, не учитывая Греховного леса, где правитель был лишь один — смерть. А сейчас Натаниэль просто так говорит, что за забором Гнезда нет. — Поверь мне, — шепчет она, так надёжно сжимая ладони Кевин, так уверенно глядя в её глаза, будто бы действительно знает. Будто бы это действительно правда. Кевин и Натаниэль вместе с самого детства. Они знают друг друга как никто другой, пережили все самые страшные кошмары рядом и до сих пор всегда были опорой друг другу. И только благодаря Натаниэль Кевин всё ещё жива. В конце концов, Кевин всегда могла определить, когда Натаниэль лжёт, несмотря на то, что та, спустя столько лет, достигла немыслимого мастерства в сием грехе. И сейчас Натаниэль Веснински как никогда не похожа на лжеца. Кевин сглатывает ком в горле, сжимает ладонь подруги в ответ и твёрдо кивает. Натаниэль улыбается с облегчением, хоть и слегка безумно, одержимо — и Кевин вспомнит о том, что никогда не видела её улыбки прежде, только потом, если получится. Она улыбается ей в ответ, и больше не говоря ни слова, они направляются к каменному забору. Когда они перепрыгивают его — тренировка на поле уже началась. У них остались считанные минуты до того, как их отправятся искать. Но ждать больше нельзя, потому что сегодня Натаниэль скорее всего с поля не вернётся живой. В прошлый раз она попыталась уже сбежать. Непонятно, когда и как её нашли, и почему вместо мгновенного наказания всем в поучение, решили отсрочить время казни и как положено отправить на тренировку с Натаном Веснински, но ждать дальше они определённо больше не станут, и либо Натаниэль сегодня умрёт, либо познает жизнь вне Гнезда. Её так и так может поджидать смерть, но во втором случае она хотя бы не будет сожалеть о несвершённом. Они с Кевин крепко держатся за руки, пока бегут. Их сердца грохочут в груди от волнения, страха и надежды, прохладный ветер бьёт в лицо, а ноги несутся изо всех сил вперёд. Натаниэль ощущает себя настолько легко, как никогда раньше. Будто бы все её давние мечты наконец-то обретают форму и воплощаются в реальность. Всё, что ей нужно — находится у неё в руках. В одной — ладонь Кевин, в другой — почти осязаемая свобода. Тёмный Греховный лес ждёт их впереди, становясь всё более огромным и жадным с каждым их шагом. Натаниэль чуть ли не с улыбкой ощущает, как его лапы тянутся к ним навстречу, готовые забрать и укрыть. Они так увлечены своими мыслями и ощущением бега и ветра, что даже не замечают сначала крики вдали. Их заметили. Хотя Натаниэль даже думала, что это произойдет чуточку быстрее. Но им главное добежать. А уже в лес за ними никто не сунется. Натаниэль крепче сжимает ладонь Кевин, и та, дыша шумно, крепче хватывается в ответ. Они никогда так сильно не цеплялись друг друга, как сейчас, и после этого на их руках определенно останутся синяки, если не целые вывихи. Хотя будет ли им позже до этого хоть какое-то дело? За ними погоня, крики, угрозы и даже рычание, но Натаниэль бежит, не чувствуя ног и ощущая каждой клеточкой своей кожи лишь этот полёт. Уши закладывает, теперь она слышит лишь грохот собственного бешенного пульса. Перед глазами лес и на губах судорожный вздох. Облегчение — чувство, когда её свободная рука касается чёрного широкого ствола дерева. Это конец. Натаниэль тянет за собой руку Кевин, но сердце тревожно замирает. Она оборочаивается, рыщет глазами по сторонам и опускает взгляд. Левая ладонь Дэй все ещё крепко сжимала её собственную. Но самой Кевин рядом не было. Кевин не рядом. Кевин нет. Кевин тут нет. Натаниэль снова оглядывается. Чёрные деревья, сухая трава, ободранные кусты. А Кевин нет. Рука, всё ещё крепко сжимающая её ладонь, немеет и дубнет. Натаниэль не может и пальцем пошевелить. Она вообще правую часть тела чувствовать перестаёт, когда опускает взгляд и видит тусклые листья под ногами, быстро и ярко окрашивающиеся в красный. Голос Натаниэль срывается ещё в самом начале. Её полный ужаса крик больше похож на короткий предсмертный писк, когда в глазах двоится и троится, ноги подгибаются, а ладонь всё никак не может разжаться. До Натаниэль никак не может дойти происходящее. Она снова задирает голову в поисках подруги, пока грудь беспощадно сдавливает. Она видит, как по пути, по которому они с Кевин бежали, кого-то по земле волочит свора воронов. Будто бы стервятники, наконец дотянувшиеся до своей добычи и тянущие её измученное тело в своё смердящее логово. Это она? Это же не она? Кевин? Где Кевин? Натаниэль не может оторвать взгляда, её рот всё ещё болезненно открыт, она пытается вдохнуть, но попросту не может дышать. Она снова пытается закричать, но вместо этого чуть ли не выталкивает через горло все свои внутренности. «Мне опять снится кошмар?» Но Натаниэль никогда не снились кошмары. Ей всегда снился только безупречно зелёный лес и голубое небо. Но всего этого не может быть без Кевин. Шатаясь, Натаниэль делает шаги, но что-то плотно и крепко обхватывает её за шею. Из лёгких разом выходит весь воздух. Она слышит низкое, утробное, полное смертельной угрозы рычание за своей спиной. Неужели Натаниэль так и не смогла сбежать от своего наказания? Неужели действительно пошла на столь чудовищный грех? Снова на краю Греховного леса она теряет сознание и умирает в бесчисленный раз. Только сегодня она не ощущает умиротворения. Вместо него лишь дикий животный страх и сожаление.