Чёрный маг

      Теплая ладонь ложится на спину, прижимая к себе. Даже сквозь слои ткани он чувствует, как она дрожит в его руках. Ему бы охладить так не вовремя обострившиеся чувства. Притупить низменные порывы, скрыв их за маской безразличия. Но сейчас он мог думать лишь о том, как отчаянно Виктория прижимается к нему. Как дрожит и шепчет ведомые только ей слова уткнувшись в его плечо, и мурашки на его теле при каждом ее вздохе, рассыпаются от головы до самых кончиков пальцев.       — Вы дрожите, — мягко отстранившись, Воланд снимает свое пальто, набросив его на плечи Виктории. — Так лучше?       Кутаясь в его пальто, она чувствует, как тело расслабляется, а легкие наполняются ароматом его духов.       — Вы здесь... — как в бреду шепчет Виктория, прижимаясь грудью к его груди. Дышит глубоко, обнимает крепко, пальцами сжимая лацканы на его пиджаке. Сердце грозит проломить ребра, когда его руки пробираются под пальто, скользя вдоль талии. Сладкая дрожь пронизывает тело, оседая тянущим напряжением внизу живота.       — Я здесь, — выдыхает в ее плечо, сжимая талию.       От его голоса все внутри сжимается, скручивается, давит... Виктория ловит себя на мысли о таком неуместном сейчас возбуждении. И в эту самую секунду ей кажется, что еще немного и она его поцелует. Так, как не целовалась и не целовала еще никогда.       Горячо.       Мокро.       Развязно.       Сладко.       — Все еще не могу поверить, что вы здесь. — шепчет Виктория куда-то в область шеи, воспламеняя кровь.       Все вокруг будто перестает быть важным, нужным. Тишина оглушает, и в ней отчетливо слышны два бьющихся сердца.       — И все же я здесь, — поддев ее подбородок двумя пальцами, Воланд заглянул в ее глаза. — От кого вы бежали?       — Я не знаю.       Глаза в глаза.       Его губы в паре сантиметрах от ее.       Шумно выдохнув, дьявол проводит рукой по ее волосам. Пальцы путаются в тяжелых прядях, что струятся шелком, источая аромат полевых цветов.       — Тогда что же вас так напугало? — голос звучит глухо, надрывно или ей только кажется.       — Тень. Она преследует меня как и...       —... в библиотеке?       Виктория отстраняется. Хмурит лоб, всматриваясь в глаза напротив. Воланд выглядит совершенно спокойным, и, казалось, такая постановка вопроса его ничуть не смущает. Ее же, напротив, вводит в ступор. Тогда, в библиотеке, пребывая в полубессознательном состоянии, она помнила лишь Коровьева и руки, что спасли ее от болезненного соприкосновения с полом. Его ведь там не было.       Не было же?       — Как вы...       Она не договаривает, поджимая пухлые губы. Смотрит так, будто впервые видит. Будто перед ней не тот улыбчивый профессор Воланд, интересующийся искусством, а совершенно неизвестный ей человек? Мысли в ее голове путаются, цепляясь одна за другую. Вопрос, который она не решалась задать, теперь висел в воздухе и был почти осязаем.       — Это были вы? — раскрыв губы, Виктория отшатывается, едва не потеряв равновесие. — Там, среди стеллажей? Среди бесконечных полок и солнечных бликов? Среди книг и могильного холода?       — Нет. — Воланд наклоняет голову, скользя потемневшим взглядом по ее лицу.       — Тогда как вы узнали? — она ловит себя на мысли, что на ней все еще его пальто. И как бы ей не хотелось сбросить его, понимает — не сможет.       — Виктория, есть вещи, о которых лучше не....       — Как вы узнали? — ее голос режет ночную тишину.       — Коровьев поведал.       — Кто вы?       — Думаю, вы знаете ответ, — улыбнувшись, Воланд делает шаг вперед. — Так скажите же, кто я?       Виктория чувствует, как что-то в ней ломается. С такой удивительной легкостью, что становится не по себе.       — Вы дьявол...

***

      Сидя в ванной небывалых размерах, Виктория думала лишь о том, как теперь вести себя с ним. Ведь он дьявол воплоти.       Казалось, теперь все встало на свои места. Но легче не стало.       Ни ей.       Ни ему.       Воздух в комнате был разряжен и не ощутим вовсе, чего не скажешь об ароматах, что витали в воздухе, наполняя легкие.       До тошноты.       До искр из глаз.       До невозможности.       Уложив голову на теплый бортик, Виктория прикрыла глаза в надежде усмирить волнение, что теперь засело под ребрами. У каждого человека есть предел, и, похоже, она только что преодолела собственный. Волей судьбы или шутки ради она оказалась втянутой в головокружительный водоворот событий, который с легкостью мог стоить ей жизни. Странно, но она не билась в истерике, не позволяя эмоциям взять верх над разумом. Даже тогда, когда Воланд вел ее к машине, держа за руку, его прикосновения не казались ей чем-то неправильным или противоестественным. Напротив, ей хотелось большего. Мазнув влажной рукой по лицу, растирая губную помаду, Виктория шумно выдохнула, понимая, как это выглядело со стороны.       «— Думаю, нам стоит многое обсудить, прежде чем вы примите решение. — Воланд поднимает руку, касаясь ее щеки.       — Решение?       От его прикосновений по спине бегут мурашки, и Виктория прикрывает глаза осознавая, что это вовсе не из-за страха.»       Губы расплываются в улыбке, когда она вспоминает Коровьева, резво выпрыгнувшего из машины.       «— Вечер добрый, донна! Мессир, какая приятная неожиданность!»       — Вода еще не остыла?       Прервав поток беспокойных мыслей, Гелла вошла в ванную, закрыв за собой дверь. Стук ее каблуков режет звенящую тишину.       — Нет, все в порядке.       Поджав губы, Виктория мысленно дала себе пощечину.       «Что вообще может быть в порядке!»       — Требуется помощь? — поинтересовалась вампирша, потирая мертвенно-бледные руки.       — Помощь? — уточнила Виктория, вскинув бровь.       — Я исполняю волю господина, когда того требуют обстоятельства. И его волей было проверить вас, чтобы убедиться, что все в порядке. Конечно, он мог сделать это сам, но, боюсь, с вас достаточно потрясений.       «Вполне разумно, — подумала Виктория. — Не хватало еще светить голым задом перед Князем Тьмы.»       Однако свои мысли Виктория предпочла оставить при себе.       — Его волю, конечно, — усмехнулась девушка. — Ну, в ванной я не утонула, как видишь. Хотя вполне могла бы. Нет, серьезно, для кого она делалась? Для Бегемота?       — Понимаю, — улыбнувшись, Гелла присела на круглый бортик. — Все кажется нереальным. Сначала ты пытаешься абстрагироваться, забыть о боли, не чувствовать разочарования, а это чертовски сложно. Я знаю, о чем говорю, потому как сама прошла путь от человека к той, кем я являюсь сейчас. Не каждому под силу принять это и, совладав с собой, переродиться.       — Ты была человеком? — сев, Виктория обхватила себя руками, скрывая оголенные участки тела. Хоть это было и не обязательно, поскольку воздушной пены в ванной было столько, что ею с легкостью можно было залить весь пол.       — Была когда-то.       — Расскажешь?       — Не сегодня. Он ждет вас в гостиной, донна.

***

      У него было все, о чем только мог мечтать смертный: сила, власть, богатство, влияние...       Не было одного — любви. Женщины в его жизни были лишь мимолетным увлечением, не способным заполнить ту зияющую в сердце пустоту. И холод, что пронзал изнутри на протяжении сотен лет, был залогом его вечных мучений.       Ему ее обещали.       Сидя в своем замке, он часами наблюдал за звездами и думал. Думал, что скажет ей, когда увидит. Перебирал в голове слова-предложения-фразы, которые позволили бы ему объяснить природу чувств, доселе неизвестных. Думал о нежности ее рук. О прикосновениях, которые еще предстояло ощутить. О губах, вкус которых был бы для него слаще меда. Представлял ее смех, сжимая в руках чашу вина....       Ему ее обещали.       Со временем боль притупилась. Он больше не думал о ней, ведь никогда не знал. Не слышал. Не видел. Не чувствовал. Мысль о том, что он никогда ее не найдет, отзывалась режущей больно где-то под ребрами. И мрачная, едва уловимая энергия сочилась из него, отравляя воздух.       Ему ее обещали.       А теперь, спустя бесконечность, он ждал ее в гостиной, расположившись у камина, и огонь, бликами играющий на его лице, впервые ощущался не так, как раньше. Луна за окном светила ярче. И вино в бокале было слаще.       Будущее было призрачным и туманным, бледным пятном расплываясь в бесконечных сюжетах реальности. И лишь одно Воланд знал точно: ему обещали ее шепотом, растаявшим на губах с восходом солнца...