быть средним ребёнком.

Родители уезжают в пятницу вечером. Мама весь день ходила кругами вокруг пробивающихся росточков рассады и приговаривала — курить на балкон пойдёте, окна сразу закрывайте! сигарету выкинули и закрыли! будете ложиться спать — проветрите, рассаду перенесете в мою комнату, а пока пусть стоят тут, солнца больше! Отец меланхолично набирал пятилитровки с водой, особо не встревая в диалог, Кирилл воровал из дачного пакета барбариски, а Олег спустя час нравоучений только тяжело вздохнул — хорошо все будет, мам, ну что ты в самом деле. Мама только тревожно всплеснула руками — хорошо у него все будет! знаю я твоего Вадика! хорошо! Вот тут терпение Олега закончилось, и все спас только Кирилл, который пристроился рядом и, когда матушка ушла в свою комнату собирать вещи, тяжело вздохнул — в рот я ебал эти помидоры. Олег насмешливо фыркнул, всецело с ним соглашаясь, но мама, занятая упаковыванием вещей, этого не заметила, а отец мученически возвёл глаза к небу и погрозил Кириллу пальцем — чтобы при матери такого не говорил. Лера этого Вадика, к сожалению, знала тоже. Это ещё больше подбивало напроситься уехать с родителями. Или поменяться с Кириллом местами. Мать сказала, что ему надо готовиться к экзаменам, а у Леры в субботу пары. Кирилл запихал в рюкзак игровой ноутбук вместо сборника заданий к егэ и готовиться не планировал, потому что по его временным рамкам до экзаменов было два с половиной месяца, а это — дохера. Леру так и подбивало сказать, что один день она уж как-нибудь прогуляет, только бы не оставаться здесь, но Олег улыбнулся — да серьезно, оставайся, мы все тебе будем рады, и для матери это окончательно всё решило. Они-то может и будут рады. Лера вот — не очень. Олегу в субботу исполняется двадцать пять и ему было жизненно необходимо найти куда впихнуть всю свою компанию, потому что хозяйка съемной однушки на Адмиралтейской точно его выселит за балаган. Он заявился в родительский дом месяц назад, мама согласилась сразу же, и это был смертный приговор. Лере не нравились его друзья. Лере не нравилось чувствовать себя лишней. И снова — маленькой. Он старше на целых пять лет, и в детстве это ощущалось ещё острее. Ощущалось — в компании по призыву «погуляй с сестрой» Вадим треплет ее по волосам и называет только «малая». Лере недовольно — я не «малая», я — Лера! Но Олегу пятнадцать. Он курит на школьном дворе и громко смеётся — «реально малая». Лера приходит домой и бежит к маме в слезах. Потом провал — какие-то крики и грохот колонок в комнате у Олега. Отец идёт разбираться — у тебя брату шесть лет, имей совесть, а с сестрой у тебя что, ты…. Олег бросает в коридоре злобное «ты мне не отец» и хлопает дверью. Возвращается через неделю — был у Вадима, че прицепились? Отец чуть его не ударил, а мать обессилено упала на диван, задыхаясь в слезах. Она говорила, что это плохая компания, но с Вадимом Олег дружить так и не перестал. Снова заявится, и начнётся это «ой как подросла, я ж тебя вот такой помню!». У Вадима всегда была склонность стареть раньше времени и пародировать троюродных тётушек из Саранска. И не замечать, что вообще-то — я уже выросла. — Блять, ну наконец-то. Олег обнял мать перед выходом, договорился с Кириллом на использование его компьютера, помог дотащить до машины вещи и наконец облегченно выдохнул — это было заметно. Она успела уйти к себе раньше начала какого-нибудь диалога на тему «нууу…. мы остались одни… как дела?». Да нормально дела. Всего лишь вынуждена один на один существовать несколько дней в квартире со старшим братом, с которым не общалась лет пять минимум. Нет, в последний раз он вне всяких праздников пришёл домой и поздравил с поступлением в университет. Три года. Хотя что то, что это — долго. люба эй, ты там как? на пары завтра идёшь? Лера устало потирает глаза, стараясь не вслушиваться в шум в комнате Кирилла. Когда-то это было комнатой Олега, а Кирилл довольствовался диваном в зале, и был очень рад, когда старший брат наконец съехал. Произошло это аккурат первого сентября. Олег помахал перед родителями корочкой только полученного студенческого и, гордо заявив, что съезжает, отправился собирать вещи. Потом выяснилось, что он не съезжает, а съезжается — Вадик, Шурик и Слава с радостью поддержали идею скинуться на квартиру и существовать так, как давно хотели — огромной пацанской коммуной. Олег тогда ещё не закрыл профиль инсты и Лера наблюдала в историях прямой путь к отчислению и возможной уголовной ответственности — на протяжении нескольких месяцев не было ни дня без какой-то веселой или не очень тусовки. Потом им, наверное, надоело, стало поспокойней, но у Леры слишком ярко отпечаталась в мозгу картинка комнаты, заваленной вещами, коробками из-под пиццы и бутылками. Все курили, смеялись, подпевали колонке или гитаре — это отталкивало и притягивало одновременно. Лера тогда подумала — вот так, оказывается, выглядит студенчество. Значит и у неё будет так же? Так же не случилось. Первый курс прошёл в ощущении полнейшего ужаса, депрессии и таблеток. Лето за ним пролетело в попытке отдышаться и решить, что делать дальше — но чаще в слезах. Лера со злости отписалась от Олега во всех социальных сетях, потому что было невыносимо лежать пластом под одеялом целыми днями и смотреть как веселятся другие. А потом он закрыл профиль и она не решилась подписаться обратно. Теперь сил хватало только на перспективу доползти в воскресенье до Любы, чтобы весь вечер лежать под одним одеялом и смотреть четыре свадьбы. Люба весь первый курс провела с ней в туалете, вытирала слёзы между парами и говорила, что она, Лера, самая красивая девочка в мире, а значит нельзя плакать из-за таких мелочей. Лер, ну сама подумай, у нас этот предмет закончится в следующем семестре, а ты себе нервы треплешь! хочешь пойдём ко мне? хочешь? ну вот! во-от! продолжаем улыбаться! Потом была ее темная комната с одной еле светящейся фиолетовой гирляндой, Лера лежала, завернувшись в одеяло, у неё на коленях и рассказывала — обо всем. Начиналось с «я всегда хотела врачом стать», а закончилось — я не знаю, я ничего не хочу. Из Любы ушло все движение — пальцы застыли в лериных спутанных волосах, и та задержала дыхание, боясь услышать ответ. Люба грустно улыбнулась — я не знаю как помочь, честно. Но можешь остаться у меня, если хочешь. Просто если тебе от этого станет легче, я бы… Она не договорила, но Лера согласно кивнула, и Люба тут же вскочила с кровати — тогда я пойду приготовлю что-нибудь на ужин! Лере показалось, что это были самые вкусные макароны с сосисками в ее жизни.

вы

забери меня отсюда пожалуйста

а про пары я пока не решила

если проснусь, то пойду

я жесть как устала

люба у меня родители только завтра ночью уедут; ((( вовремя они меня навестить, конечно, решили но я тебя жду в воскресенье и уже вино купила! кстати, как думаешь, хорошая идея придти в пн на первую пару пьяными?

вы

я думаю идея отличная

люба тогда я завтра куплю ещё пару бутылок))))))))))) — Да блять! — Лера дергается от крика в соседней комнате, чуть не уронив телефон. — Почему я всю катку в соло собираю ресурсы, а остальным вообще поебать! Эти двое — вообще кадр, сука, дополнительные трейторы! Прихожу на корабль — сидят блять в города играют! Вы нахуя вообще зашли тогда? Лера, тяжело вздохнув, достаёт наушники и отворачивается с телефоном к стене. Кирилл хотя бы старался орать потише, чтобы мать не напоминала про подготовку к экзаменам и не высказывала за мат. Олег в выражениях никогда не стеснялся. Как будто ей снова двенадцать, ей богу.

вы

мы же досмотрим в воскресенье кондитера?

люба обещаю! Всё-таки у них с Олегом была одна общая черта — они оба любили кулинарные шоу. А больше и не было ничего. — Блять, я тебя прошу, помолчи, не заставляй на тебя орать, — снова взрывается за стеной. — Сука, какой же ты конченый, приедешь — я тебе ебало сломаю, сын помойки, блять. Лера твёрдо решила, что завтра к первой паре она проснётся. — С днём рождения. Они неловко сталкиваются в коридоре только между тремя и четырьмя часами дня, потому что Лера специально выбирала долгую дорогу до метро и зашла попить кофе — оказался невкусным. Думала — наверное нужно что-нибудь подарить, всё-таки тоже приглашена, но она покружила в пространстве буквоеда, подержала в руках первую попавшуюся книжку вместе с печеньками с предсказаниями, и поняла, что не знает. Совсем ничего не знает. Олегу нравится… играть в игры? Его друзья? Кажется, в детстве он хотел собаку, но мама всегда была против, потому что только четвёртого ребёнка им не хватало? Лера думала хотя бы купить что-то выпить, но пришла к выводу, что они все своё принесут с собой, причём в таком количестве, что протрезвеют дай бог к вечеру понедельника, так что просто взяла себе пива. Хотя причина, конечно, была не в этом. Она не знала даже как правильно поздравить его на словах — не то что вещами. Пять лет было огромным сроком. Когда Лера начала хоть немного осознавать эту жизнь, Олег уже отмечал день рождения с друзьями — и им с Кириллом там не было места. — Спасибо, — Олег улыбается в дверях. На пороге уже стоят две пары чужих кроссовок, на кухне гремит колонка, а Лере хочется поспать хотя бы пару часов. — Привет, Лера! Шурика она, казалось, навсегда запомнила по фотке с выпускного альбома — в лицее носили форму, и он выглядел неуместно среди одинаковых лиц со своей татуировкой на шее, проколотым носом и только-только покрашенными в зелёный волосами. Потом она его, конечно, тоже видела на фотографиях, но в безразмерных вещах, расписанной вручную кожанке, с кучей колец и цепей он выглядел как обычно — собой. В лицее ему было плохо. К концу девятого класса Олега Вадик уже поступил в универ на исторический факультет, Слава перешёл в одиннадцатый, а отец, посмотрев на олегов аттестат за девятый и на поведение в целом, заявил — пойдёшь в военный лицей, там из тебя всю дурь выбьют. Олег, наверное, и не хотел в десятый, но мать отнесла документы за него, и выбора особо не получилось. Шурик пошёл с ним по двум причинам — по приколу, потому что казалось, что форма ему пойдёт, и по необходимости, потому что доучиваться два года в полном одиночестве ему не хотелось. Все началось первого сентября, когда он отказался перекрашивать синие волосы и снимать пирсинг. Эти двое прекрасно понимали, что никуда их не отчислят, а значит по факту делать можно что угодно. Через пару недель мать вызвали к директору. За день до этого Олег вернулся со школы позже обычного, закрылся в комнате и не выходил оттуда даже поесть. Лера проснулась посреди ночи. Родители уже спали, и только тогда в соседней комнате скрипнула дверь. Олег на кухне говорил что-то тихо, но злобно и гремел посудой. Запищала микроволновка, забурлил чайник. Лера лежала под одеялом с головой, потому что ей отчего-то было страшно, а будить маму было нельзя — в одиннадцать пора начинать проживать ужас самостоятельно, а ещё Олег бы точно на неё разозлился. О вызове к директору он узнал от яростного звонка матери, минут пять слушал крики из телефонной трубки, а потом, громко хлопнув балконной дверью, щелкнул зажигалкой над сигаретой. Лера давно знала, что он курит, но никогда не думала, что дома. — Что случилось? — на балконе без тапочек стоять было холодно, но она стояла. — Лер, отвали, — Олег раздраженно бросил сквозь зубы, стряхнув пепел. — Мамке расскажешь, что курю, — из дома свалю и больше никогда меня не увидишь, поняла? Лера быстро закивала. Она не знала любить его или нет, но Олега было привычно находить в комнате за компьютером, а ещё он как мог помогал с домашкой по математике — и в эти моменты был самым хорошим братом, потому что папа говорил разбираться самой, а мама спустя пять минут срывалась на крик вместо объяснений. Олег просто двигал вещи на своём столе, освобождая место под тетрадки, и говорил тащить стул из кухни — «показывай че там у тебя, не парься, Валер, ща решим». Олег повернулся к ней, и только тогда она увидела распухший нос и лиловый синяк во всю скулу. Скандал вечером вышел грандиозным, потому что родители надеялись на какое-то мифическое исправление, а Олег в первый же месяц влез в драку. Он молчал всю родительскую тираду, а потом улыбнулся — Саню пацаны из класса щемить начали, я вступился. или че я по вашему должен был делать? стоять и смотреть, пока моего друга бьют? Отец сказал, что вёл бы себя этот Саня нормально, ничего бы не было. Олег хмыкнул — а нормально это как? Покажи что ли, я вот не понимаю что такого ненормального в цветных волосах. «Да он выглядит как пидор, поэтому его и пиздят, и ты к этому никакого отношения иметь не должен». Это был первый раз, когда отец матерился в доме, а Лера узнала у интернета что значит быть пидором — и прочие прелести этого слова. Олег тогда ничего не ответил, и родительская ночь прошла в надеждах, что он все понял. На следующий день Олег покрасил волосы в красный. — Ты совсем охуел? Это что такое? — Это я выражаю моральную поддержку лучшему другу, — Олег хмыкнул перед зеркалом в коридоре, поправил неровно лежащую прядь и даже не посмотрел на отца. — А если этот твой лучший друг с крыши прыгать пойдёт, ты тоже прыгнешь? — Надо будет — прыгну. Знаешь, ситуации разные бывают. А че ты лезешь вообще? Я тебя в отцы не выбирал, не надо меня жизни учить. Нет, я не против, живи с моей матерью, только меня не трогай. Отец затянул своё любимое «ты неблагодарный, из-за тебя мать каждую ночь плачет», но Олег достал наушники, быстро собрал вещи и хлопнул дверью. Ему даже никто не звонил — все и так знали, что ночует у Вадика. Лера стояла посреди коридора с тетрадкой по математике, боясь подойти к маме, и думала, что она никому про сигареты не рассказала, а Олег все равно ушёл. Математику она списала с гдз, чтобы лишний раз не злить и так нервную мать. Олег вернулся через неделю побритый под единичку. Через пару дней Лера увидела, что Шурик тоже сбрил волосы. Это был их общий протест — а значит было что-то куда важнее семьи. — Почему ты ушёл? В комнате горела только настольная лампа и монитор, время было заполночь, так что Олег забрался на подоконник, достал сигареты и закурил, распахнув настежь окно. Лера притянула коленки к груди, поёжившись от холодного ветра, и мурашки побежали по предплечьям, не скрытым рукавами домашней футболки. Олег улыбнулся, проведя ладонью по затылку — он никак не мог привыкнуть к ощущению, что голова теперь мёрзнет. — Вырастешь — поймёшь. Лере тоже было шестнадцать, Олег давно жил отдельно, в его комнате подрастала мелкая копия старшего брата, а она так и не поняла. — Привет, Саш, — она неловко улыбнулась, позволяя себя обнять. Из почти неразлучной четверки Шурик нравился ей больше всего — он, казалось, со всеми мог найти общий язык. Олег с Вадиком перманентно ее раздражали, а Слава… было в его молчании что-то опасное. Раньше Лера думала, что у каждого из них базовая, обычная роль. Олег — парень с гитарой, Шурик — самый красивый мальчик в классе, Вадик — урод с отменной харизмой, а Слава — просто парень, которого жалко бросить. Олег был в одиннадцатом классе, когда Лера вернулась домой со школы и застала у них на кухне общий сбор. Олег только махнул ей рукой мол давай, вали к себе быстрее, нечего уши греть. Лера, конечно, ушла, но дверь в свою комнату оставила приоткрытой. Слава отчитывал Вадика из-за какой-то девчонки, и сколько бы тот не отмахивался своей широкой ухмылкой и резкими шутками, воздух сгущался так, что было ясно — Вадик в диком проигрыше. «Ты меня понял, Вадим? Я не услышал. Еще раз спрашиваю — ты меня понял?». Лера быстро закрыла дверь в свою комнату, потому что от ощущения близящейся поножовщины начало трясти руки. Поножовщины не было. Они достали из холодильника пиво и ушли к Олегу в комнату смотреть какой-то фильм. Перед уходом все в своей манере что-то сказали ей на прощание, кроме Славы — тот только хмуро кивнул. Теперь тоже — помахал рукой, на секунду оторвавшись от телефона. — У меня есть возможность поспать пару часов? — Лера наконец обессилено снимает кроссовки, неуверенно топчась посреди коридора, а сама думает — блять, да что ж такое, это мой дом, какого черта? — Да, конечно, — Олег расслабленно махнул рукой мол делай что хочешь, — Мы потише будем. Лера легла, не раздеваясь. После четырёх пар в субботу у неё по ощущениям уже не было ничего — ни сил, ни желания. Хотелось просто вырубиться до завтрашнего дня. Внутренне она знала, что, скажи она это Олегу, тот бы понял, может дал ключи от своей квартиры. Но ещё он бы понял вещь более важную, страшную — она совершенно не рада его появлению здесь. И в этом Лера не могла признаться не то что ему — себе. На кухне в один голос заорали «блять, Шурик!», так что пришлось понять, что тише они не будут, а ещё — достать наушники. Больше чем сами праздники Лера ненавидела долгие приготовления к ним. На ее день рождения Люба встретила в универе с букетом цветов, а после пар они поехали к ней, купили по дороге пива и заказали роллы. Больше ничего не было — а больше и не хотелось. Лера умоляла ничего не дарить, но Люба все равно вручила ей шоппер с собственноручно вышитым львёнком и на каждый глоток пива поднимала тост «за мою львицу, тигрицу и победительницу!». Лера улыбалась — да никакая я не победительница, я с кровати с трудом встаю, о чем ты? Люба мягко улыбнулась — но все равно встаёшь, правда ведь? хотя бы из-за этого я могу считать тебя лучшей! Потом она проболталась, что всё-таки купила торт, и они сидели на балконе под пледами, курили и ели его ложкой — Лере показалось, что это останется одним из самых счастливых воспоминаний в ее жизни. У Леры никогда не было близких друзей. Все ее дни рождения заключались в постоянно сменяющихся девчоночьих лицах за кухонным столом, родителей и нарезанного торта, ведь с младшим братом нужно делиться, Лер! Кирилл, какой кусок хочешь? Кирилл выбирал самый вкусный и утаскивал его в свою комнату за компьютер. Лере доставались лишь свечки. Олег как только съехал ограничивался лаконичным сообщением «на какую карту тебе подарок кинуть?». Лера, засыпая, думает — надо было тоже подарить деньги. Лучше она бы все равно не придумала. Она не злилась. Мама никогда ей ничего не навязывала — Лера как-то сама дошла до мысли, что если два ее братца тупые как пробки, то хотя бы ей стоит остаться нормальной. Олегу вот повезло с коммуникацией, Кириллу с мечтами о киберспорте, а ей — единственной — с мозгами и нормальной профессией. В коридоре грохот и крики как будто кого-то убивают. Лера оглушённо оглядывает комнату — по стенам расплываются беспорядочные тени и ничего вроде как не изменилось. Она тяжело вздыхает, когда в коридоре снова начинают ржать с громкостью из разряда «перебудить пол города». Ну да. Приехал Вадим. Команда по разрушению квартиры в сборе. — Да кто тебя ещё, кроме меня, за уши так подергает! — Блять, я надеюсь, никто! Лера выползает в коридор в ещё не сошедшем состоянии полусна, думает — надо было вместо пива энергетик себе купить, ей богу. Из коридора успели переехать на кухню — Вадим деловито кружил от холодильника до плотного чёрного пакета, распихивая по полкам бутылки и интересуясь можно ли начинать есть салат. В смысле нельзя? А для чего, боюсь спросить, он тогда сделан? Олег огрызается — чтоб стоял красиво и тебя драконил. Вадик, мать твою, ты троглодит, тебе разреши и через секунду салата не останется. — Этого требует мой растущий организм! — Ебать, а ты куда расти собрался? Вширь? — хмыкает Слава, толкнув его плечом у холодильника, чтобы добраться до банки пива. тут же морщится, — Фу блять, Вадик! Убери из холодильника своего жатетского гуся! Лера уходит умыться, чтобы больше не слушать все эти бессмысленные, но громкие споры. Втроем они хотя бы и правда пытались потише — может Слава контролировал, но с появлением Вадика привычное квартирное спокойствие рухнуло окончательно. Вадим всегда был громким — намного громче, чем нужно. Кажется, первый мат в своей жизни Лера услышала от него, когда Олега заставили за ней проследить, а Вадик, гордо выхаживая рядом с видом наблюдателя, наступил в лужу и заорал на всю улицу «да блять!». Лера спросила что это значит. Олег начал ржать над ним и, задыхаясь, отмахнулся — да забей хуй, Лер, при мамке такого только не говори. Замолчал на секунду. Переглянулся с Вадиком, осознавая что только что сказал. Они начали ржать ещё громче, а Лера стояла и чувствовала себя ненужной и лишней. Вадик сказал, что скоро должны придти Слава и Шура. Лера попросила отвести ее домой. Олег вроде поспорил, но без особого энтузиазма — мать сказала забрать из садика и следить, она меня убьёт, если оставлю без присмотра. Лера пообещала, что ничего не случится — а Олегу большего и не надо было. Дома и правда ничего не случилось. Мать вернулась с работы раньше Олега, вспыхнула, завела своё «ну я ему устрою!», но Лера виновато опустила глаза — не ругай его, мам, я сама попросила. Мать злилась весь вечер — попросила она, посмотрите-ка. что, уже самостоятельной стала? Олегу русским языком сказали — следи, так нет, надо было…! Олег вернулся домой часов в десять, и мама почему-то не стала ругаться. Только отвесила подзатыльник — сколько раз сказано было звонить и сообщать где ты и во сколько вернёшься. Олег развёл руками — мам, ну я с пацанами, что со мной случится? мы сами кого хочешь этого, ну, того! Мать именно это и беспокоило. Но она промолчала, отправила Олега мыть руки и ужинать. А потом пацаны выросли и оказалось, что они и правда могли бы кого-нибудь «того этого». Лера была искренне уверена до сих пор — то, что никого из них по малолетке не посадили, — чистой воды везение. — А где наши лупа и пупа? — спрашивает Вадик из кухни. Лера снова устало оглядывает себя в зеркале — осыпавшаяся после сна тушь стёрта и накрашена заново, остальная попытка в макияж для здорового цвета лица осталась живой, — а глаза все равно красные. Она вздыхает, хмуро переглядываясь со своим отражением — зачем Олег вообще сказал «оставайся» при матери. Ну прогуляла бы один день, уехала бы дачу, нет, надо проявлять какое-то бессмысленное дружелюбие и благородство. Да кому они вообще нужны, если двадцать лет не замечал никого в упор, а потом вдруг вспомнил, что у тебя есть сестра. У тебя сестра-то может и есть. А вот тебя у сестры — не было. — Зарплату получают, — Олег фыркает, открывая банку пива. — Да они уже прилетели, скоро будут. — А что, кто-то ещё придет? — Лера неловко останавливается в дверях, оглядывая собравшуюся компанию. — Да там… мои друзья, короче, они из Москвы, — Олег как-то неловко почесывает нос, пожав плечами. Лера понятливо кивает — ну да, было странно предполагать, что все останется как было. Шурик числанулся с середины четвертого курса в горном, прошёл какие-то сомнительные курсы по веб-дизайну и свалил в Москву — то ли покорять, то ли потому что там жил Слава. Слава получил диплом и уехал со словами «заебал меня этот Питер». Олег доучился в том же несчастном горном больше из принципа, купил диплом и начал мотаться в гости к своим лучшим друзьям. Через год все окончательно вернулись обратно. — Валерия! Как вы выросли! Лере удаётся в последний момент увернуться от удушающих вадиковских объятий. Тот хохочет, грозит пальцем — смотри какая! Олег прикрикнул — Вадик, отъебись от моей сестры! Лера ушла в зал раньше его ответных возмущений, так что на кухне продолжили доделывать салаты и спорить про пиво. Вернулась. Забрала из холодильника банку хугардена. Шурик к этому моменту уже достал свою эссу, так что взаимные оскорбления летели со всех сторон — Саня, ты хуесос! — это говорит человек с жатетским гусем! — Славик, молчи, у тебя вообще балтика! Олег пил какое-то крафтовое в красивой банке, которое явно купил затестить в честь дня рождения, так что вадиковская шутливая агрессия быстро переключилась на него — ого, глупого волка наебали на триста рублей! Лера слишком поздно поняла, что они с Олегом — разные. Другие, чужие, лишние. Может, все было бы проще или сразу стало бы плохо. Но Лера увидела нацарапанное на тетрадке «Волков Олег» классе, может быть, в третьем — в возрасте достаточном, чтобы тот уже начал ненавидеть всех, любовно исключая своих пацанов. Она тогда спросила почему — они ведь с Кириллом Макаровы, так, наверное, неправильно, может Олегу тоже… Олег взорвался за секунду. Оскалился — а ты у матери спроси почему у меня другая фамилия. и отчество у меня тоже другое, прикинь? иди, спроси почему мой отец умер, а его пытается заменить какой-то мужик. У них с отцом — в смысле, с отчимом — все с самого начала пошло не так. Это он в детстве пытался безоговорочно любить и делать все, что Олег попросит, чтобы понравиться и остаться. Потом мама сказала, что беременна. Олег, по ее словам и по фоткам в старом семейном альбоме, даже радовался. А потом начал пытаться узнать, что такое дружить и быть самостоятельным. Отец просто хотел принять удар на себя, чтобы не тревожить мать — но от взрывного характера Олега все равно доставалось всем. А Лера может и знала, что у них с Олегом разные папы. Просто в девять лет это казалось неважным. И злость Олега — нечестной. Олег остаётся на кухне, пока остальные в разном порядке таскают еду и бутылки в зал — Лера ради приличия предлагает помочь, но Шурик только отмахивается — да ладно, ты че, сиди. Слава предлагает всем по стопочке водочки для разгона. Вадик изображает трезвенника, поэтому распивают с Шуриком. С кухни доносится возмущенное «вы че охуели, я тоже хочу!». Лера, вздохнув, достаёт телефон.

вы

я хочу плакать

люба тааак что случилось?

вы

я не знаю

я не понимаю зачем я здесь

вот серьезно, какой смысл?

меня раздражают его друзья, я не знаю о чем с ним говорить, блять, я правда нихера не понимаю

люба ну лер ((( раз так вышло, попробуй пообщаться с ними хоть как-то он же твой брат, а семья это главное, все такое

вы

да какая мы с ним семья я его в глаза несколько лет не видела

это они с кириллом кореша, я-то тут причём?

В момент звонка в домофон Лера на секунду надеется, что вернулись родители. Ну там мама что-то забыла, послала отца или Кирилл всё-таки уломал родителей отпустить на тусовку, значит можно будет под шумок попросить забрать ее с собой на дачу. Лера моргает пару раз, чтобы вытекло все невыплаканное за детство, думает — блять, Олег так же говорил в свои четырнадцать-пятнадцать-шестнадцать. Потом начал больше молчать и огрызаться, чтобы его не трогали. Но Олег говорил это, когда был подростком — все подростки ненавидят родителей. Лера не ненавидела родителей. Лера просто искренне не понимала почему Олег никогда ее не любил. Вздыхает, выглядывая в коридор с банкой пива вместе со всеми, — ладно, может хоть эти московские окажутся лучше, чем всё остальное. Может хоть с ними получится поговорить — или банально выпить. Не будут. Олег всегда наотрез отказывался разбираться в том, чего не понимал. Он так с первой секунды отмёл химию и лерино неуверенное «слушай, тут одна иностранная группа с концертом приезжает, не хочешь…». На химию он сказал, что хуйня какая-то, да и на концерт тоже — вот если бы было би два или там ария, то ладно, а это че! Мать сразу поставила условие — только с Олегом. Олег был в одиннадцатом классе, мечтал о скором побеге из дома и на концерты ему было абсолютно до лампочки. Лера не была уверена, что ее двенадцатилетнюю пустили бы даже с Олегом, но ей не дали попробовать — и она ещё долго по ночам искала видосы и тихо плакала, потому что это было ее мечтой — мечта, в отличие от олегового переезда, не сбылась. Лера была уверена, что он чуть не убил Шурика за покрашенные в первый раз волосы, и принял со скрипом только из-за пресловутого «брат за брата». Это потом уже привык и, может быть, жизнь дала понять, что ничего в этом нет. И защитить друга бывает важнее споров на тему пидор он или нет. Потому что над сашиным «да че такого, мне нравится розовый» издевались все — от одноклассников до учителей — у Олега не было выбора, кроме предательства, а предательства он не любил. — Тихо ты, блять, задушишь! В квартиру влетает резкое пятно чёрного пальто, быстро скидывает куда-то в угол рюкзак с шоппером и несётся обнимать именинника, вопя «с днём рождения». Мельтешение скрывается где-то среди объятий, и Лера задумчиво разглядывает чуть вьющееся от питерской влажности рыжее каре, солнцезащитные очки, какие-то фенечки на запястье и яркие кроссовки. Переводит взгляд дальше — и глазам больно. Про таких не говорят «ослепительная», потому что выбеленные волосы и длинные красные ногти похожи на белый свет в конце тоннеля — такие скорее «смертельные». Она широко улыбается, снимая на телефон. Лера отворачивается, надеясь, что не попадает в кадр. Не будет. Точно не будет. Нет, это ж надо было. Из крайности в крайность — от быдловатых олеговых друзей до какого-то пугающего чувства исходящей от двух новых людей богемности. Люба бы сказала, что она предвзята. Да. Да, блять, предвзята, потому что изначально не хотела быть здесь. Она надеялась, что тупые, громкие шутки олеговых друзей хоть немного уравновесятся спокойствием, а тут с первой секунды понятно, что нет. Это не потому что кто-то кого-то долго не видел. — Пойдем выпьем, мужики, это надолго, — лениво зевает Вадик, возвращаясь в зал. Это потому что они так всегда. Всегда — рыжий отстраняется, кричит Вадику в спину «а что тебя не устраивает», а потом, снимая пальто, заявляет Олегу — «ты охуеешь от моего подарка. я его хотел как сковородку запаковать, но меня бы в аэропорту не пропустили». — Мне начинать заранее восхищаться? — Олег усмехается, прислонившись плечом к стене. — Да, было бы просто чудесно, — безапелляционно заявляет рыжий, поправляя перед зеркалом волосы. Снимает очки, чтобы потом снова нацепить их вместо резинки на спадающую челку. Улыбается отражению. — И я хочу, чтобы это восхищение продолжалось весь вечер, потому что отдам я его тебе только дома. От этого передергивает. Потому что «дома» — это не здесь. Это где-то там, там, откуда Кирилл показывал фотки, когда вернулся с ночевки у брата и отец сказал «ну давай рассказывай как там этот оболтус живет». Кирилл к этому вопросу готовился и пролистал картинки со всех ракурсов. Особенно восхищался балконом — вид огонь, а ещё там так круто… Он запнулся, а Лера тихо усмехнулась в бокал с чаем, налитым под семейное собрание. Там круто курить. Курить, Кирилл. Ты ведь куришь, я знаю. У брата подсмотрел или сам? Лера начала курить, когда произошёл первый курс. Лера не могла заснуть, ее трясло примерно всегда, и она каждую ночь проводила под одеялом с головой, пока мысли о «завтра, сдать, четыре пары, коллоквиум» начинали поддушивать все сильнее. Лера не могла спать и не спать не могла тоже. Потом вырубало на часик, но по ощущениям становилось только хуже. Она подскакивала в ужасе и казалось — надо бежать. Что-то делать. Тебя ждёт — что-то. Неосязаемое, неопознанное. И определённо плохое. Люба курила какие-то тонкие сигареты, и Лера, не спавшая нормально недели две, не смогла сдержать порыв причинить себе вред. Сделала затяжку. Две. Три. И разрыдалась, осев на мокрый после дождя асфальт в курилке. Курение не было помощью, но стало частью какого-то очень важного социального взаимодействия первокурсников меда. Они огромной толпой выползали на улицу после каждой пары и молча стояли по пять минут, прижимаясь к кому-то особенно близкому из всей группы. Лере даже не так было важно курить, ей важно было понять, что хотя бы здесь она не одна. Но все равно сквозь облегчение казалось — они это терпят и переживают. Они идут дальше. А я вот почему-то после зимней сессии рыдала несколько дней подряд на полу в комнате, мечтала о чём-то страшном, чего бы не пережили родители, и мама за руку повела меня к психиатру — потому что так было больше нельзя. — И почему завтра? — Олег быстро, но крепко обнимает эту новую девушку, показывает где ванная и снова поворачивается к… нему. — Потому что это личное, логично? — этот «он» невозмутимо улыбается и, подхватив пакеты, начинает греметь бутылками на кухне. — Рит, что будешь пить? — Свое позорное вино! — в ванной чуть затихает шум воды, и рыжий, понятливо кивнув, достаёт из пакета бутылку. Приценивается к оставшемуся. Достает вторую. Лера поджимает губы, развернувшись по направлению к залу, где Шурик уже начал экспериментировать с колонкой и проверял на друзьях найденные хер пойми где мэшапы. Господи, быстрей бы закончился этот день. Не было несчастья — появилось ещё большее. Есть что-то неприятное в ощущении, когда трое из четырёх сидят в зале, а один остаётся в коридоре с какими-то левыми друзьями. Нет, наверное, нормально. Условный хозяин встречает условных гостей. Неприятнее только ощущение этого деления три на три человека и Леры со своей банкой пива. Слава двигается, освобождая угол дивана, и призывно хлопает по нему — Лера чуть кивает, забираясь с ногами. Делает большой глоток пива — блять, как же хочется завтра. — Ты бы знал как меня тянет пошутить, — доносится из коридора. — Заметь, это будет почти не шутка, — как будто невзначай бросает незнакомый, ещё незапомненный голос. — А вот теперь всем привет! — Блять, ну наконец-то! — Вадик нетерпеливо взмахивает руками. — Мне без вас есть не разрешали! Новый смех заполняет комнату — он чуть откидывает голову назад, растянув губы в улыбке. Ищут штопор — Слава дотягивается до одного края стола и передаёт на другой. У этого рыжего яркая фиолетовая рубашка, накинутая на обычную белую футболку, и он закатывает рукава перед бутылкой шампанского. Пробка хлопает в момент, когда она белым пятном заносится в комнату — улыбчивая, смеющаяся. — Эй, привет! — Лера дергается и неловко отрывается от изучения скатерти, чувствуя, слыша, что она прямо у плеча, и сладковато-древесный запах парфюма ненавязчиво расплывается над столом. — Я Марго, приятно познакомиться! Олег много про тебя рассказывал! Лера позволяет себя обнять, чуть усмехнувшись — да что он там мог рассказывать-то? Они с Любой обсуждали тему семьи много раз, и Леру стопорило на Олеге — он, ну… с нами не живет… я не знаю. Рассказывать о детстве было глупо и невсерьез (оно началось в октябре второго курса, когда уже можно было напиваться и быть слишком близко), а ещё как-то невыносимо искренне. После таких рассказов, наверное, не получилось бы с радостной улыбкой сказать «я тебя знаю, про тебя говорили много хорошего!». — А, блять, — он отставляет только открытую бутылку шампанского, повернувшись — Лера отводит взгляд. — Сори, я как-то увлёкся алкоголем. Сергей, приятно познакомиться. — Лера. Он усмехнулся, пожимая протянутую на автомате ладонь: — У тебя сильная рука, Лера. Вот это «а, блять» закрепило многое в отношении мнимой богемности — оказалось, не мнимой. Потому что он говорит полное имя — это уже претензия то ли на что-то, то ли к кому-то. А ещё Лера заставляет себя поднять взгляд куда-то выше складок рубашки и небрежно прицепленной к карману булавки, вглядеться в лицо — вспомнить. Было лето — уже почти прошлое — и яркая белая ночь. Лера не спала только потому, что они уже несколько часов не могли договориться с Любой куда съездить на выходных, чтобы было недалеко и недорого, когда ей впервые за столько лет, не считая банального «с новым годом» пришло сообщение. брат ку короче мы с другом проебали развод мостов и ща рядом, зайдём чисто переночевать на диванчике я матери написал если че Лера была благодарна судьбе за большую семью только по одной причине — возможности записать контакты как «брат» и «брат 2».

вы

мне вам дверь открыть?

брат да не, кир откроет просто решил предупредить, чтобы не пугалась Лера быстро закрыла диалог, чтобы не вчитываться в это «да не», сообщила Любе, что договорят завтра, потому что сейчас она резко стала злой, а значит они просто поссорятся, и постаралась быстрее заснуть — чтобы не пересекаться лишний раз. Она проснулась около пяти — таблетки с горем пополам помогали, но спать нормально так и не получалось, приходилось списывать это на белые ночи и полупрозрачные шторы. Зевая, потащилась до кухни за водой. Двери в зал и в комнату Кирилла были закрыты, так что она понадеялась, что все спят — не прокатило. От кухни из коридора тянуло стойким запахом сигарет и приглушенными голосами. — …ну типа МГУ важный вуз, все такое. — Да это ничего не значит, — устало протянул незнакомый голос. — Там требуют дохера, а получаешь нихера. Лера выглянула из коридора на секунду — судя по всему никто в эту ночь не ложился и даже не собирался. Олег полулежал на столе, залипая в телефон, а Кирилл курил на балконе с каким-то парнем. — Бля, я ща засну, — Олег зевнул и растянулся на столе, откинув телефон. — Так иди спи, — кто-то новый, кажется, улыбнулся. — Я тут пока Киру план на жизнь составлю. Дальше Лера не слушала, а пить как-то резко перехотелось. Она не знала видел ли ее кто-то — в любом случае проснулась она к обеду, Кирилл дрых в своей комнате, а двух пар лишних кроссовок в коридоре уже не было. Люба потом выслушала получасовой монолог с посылом «как же меня это бесит». Как-то виновато, чтобы не развивать конфликт улыбнулась — ты на его появление злишься или на то, что тебя не позвали? Лера пожала плечами. Они ехали на сидячих поездных в Тверь (выбор вышел странным, потому что все стереотипно ездили в Карелию, но уж какой был), это оказалось первое интересное, взрослое путешествие, и среди стука колёс с проносящимися за окном полями было просто рассказывать то, что изначально ограничилось сообщением «олег сегодня в квартиру завалился посреди ночи». Лера положила ей голову на плечо, улыбнувшись, — она бы все равно не смогла на неё разозлиться, пусть даже Люба скажет самую неприятную в ее жизни правду. Но Лера не знала было ли все так на самом деле. И не помнила, что парень этот был рыжим. — Сашка! Радостный вопль, копившийся как будто бы вечность, перекрывает все заботливо собранные в ячейку «старший брат» детские травмы. Марго-которая-Рита, перекинувшись парой слов с Олегом, подлетает к Шурику и звонко целует в щеку, сжимая в объятьях. Хлопает развалившегося на диване Вадика по плечу, не дотянувшись до Славы — ну-ка пиздуйте отсюда, я хочу сидеть рядом с самым лучшим мальчиком в этом мире! Сергей-который-рыжий как-то весело-иронично хмыкнул в бокал с шампанским, переглянувшись с Олегом, пока диванные обитатели с возмущениями перебирались на стулья. Лера двинулась ближе к краю. Поняла, что теперь она ближе к рыжему. Двинулась обратно. На секунду они пересеклись взглядами, и Лера сделала вид, что ей очень интересен состав хугардена с грейпфрутом — только бы на него не смотреть. Марго притворно недовольно закатила глаза — ну и где мое вино? Вино ей дали, и она очень довольно уселась на диван с ногами, привалившись к плечу Шурика. Повернулась к нему — Саш, как тебе мой мейк? — Как всегда восхитительно, — тот, улыбнувшись, чокнулся с ее бокалом банкой пива. — Особенно стрелки, особенно для той, кто красился в такси. Она рассмеялась — опыт не пропьёшь! Лера повела плечами — потребность взять телефон и написать хоть кому-нибудь пришлось глушить пивом. Ей всегда было некомфортно в компании, где кто-то встречается. Может потому, что ей самой так было нельзя. А может потому, что в глубине души она надеялась, что Шурик ее спасёт — казалось, ему единственному можно сказать на балконе посреди ночи это едкое «я не хочу быть здесь, я не хочу видеть Олега». Самому Олегу об этом было не рассказать — он бы нахмурился, спросил «а че такого-то?», и все «такое» не получилось объяснить ни просто, ни сложно. Лера даже не понимала с какого конкретно момента в детстве ей стало обидно — а как без этого начать разговор? — Все нахуй, расселись? — недовольно восклицает Вадик, хлопнув широкой ладонью по столу. — Можно уже есть? — А ты, я смотрю, сейчас с голоду сдохнешь, — рыжий лениво встряхивает головой, отбрасывая с лица волосы. — Ну как исхудал с нашей последней встречи, а! Вадим Романович, я предлагаю вам начать есть студентов не только морально — должен выйти очень питательный материал. Лицо Вадима тут же озаряется ощущением, что кто-то до утра не доживет — он никогда не любил отчества и фамилии. Мать начала выяснять что к чему, когда Олег ещё считал нужным отпрашиваться на ночевки — как фамилия? кто родители? давай их номер телефона. Олег тяжело вздохнул — мам, ну это Вадик, ты его знаешь. Нет у него родителей, умерли, он с бабушкой живет. А фамилию не знаю. Началось базовое «это как так ты с человеком общаешься, а ничего про него не знаешь» — Олег только закатил глаза. Много чего я о нем знаю, ма. Это «многое что» куда важнее паспортных данных. Фамилию он, наверное, знал, но матери так и не сообщил. Потом Вадик всё-таки сжалился, разрешил поделиться номером бабушки. Мать один раз ей позвонила, получила в ответ на кучу претензий в сторону пацанов «ну что я могу сделать, я старая уже, один Вадечка у меня остался, пусть с ребятами время проводит…» — и поняла, что это гиблое дело. Начала требовать номер Вадика. Олег сразу смекнул, что она начнёт доебывать его, а Вадик потом — Олега, так что выбрал скандал как быстрый финал диалога. Больше мать у него ничего не просила. Желание знать чем живет сын сменилось упреками «твои друзья тебя портят», «с семьей время совсем не проводишь» и «да вас всех пересажают!». Олег был искренне уверен, что друзья делают его только лучше, ведь воспитание улицей куда продуктивней семейного. Лера решила для себя даже не смотреть в сторону исторических факультетов (не то чтобы хотелось, но на всякий случай), когда узнала, что Вадим начал преподавать. — Вот ты десять минут в квартире провёл, а мне уже тебе морду набить хочется. — Так давай, — рыжий вдруг подаётся вперёд, хищно улыбаясь. — Драка будет до первой крови? — Вадим скалится в ответ. — До последней, Вадим, до последней, — он невозмутимо отпивает из бокала, и вдруг — неожиданно, резко — расслабленно откидывается на спинку стула. — Кстати, Анапа. Тебе на «а». — Сука, вы ща оба из квартиры вылетите. Сразу стало понятно, почему Лере этот рыжий не понравился. Они с Вадимом смеялись — вместе. Олег притворно зло порекомендовал обоим заткнуться — меня заебали уже ваши города, вы теперь оба в моей квартире, каждого ушатаю. Рыжий улыбнулся — «а ты все обещаешь» — и утащил у Вадика из-под носа крабовый салат, на который тот облизывался весь вечер. Из «его» у Олега в этой квартире была только доля наследства. Был курс третий, он приехал только потому, что мать беспрерывно начала причитать на тему «что ты к нам даже не заходишь». Олег сначала отмахивался — мам, я занят, сессия, сдам и заеду. Прошел новый год. Олег сдал. Приехал, похвастался пересдачами и притаранил матери в подарок новый набор кастрюль, — «мам, в этих уже готовить невозможно» — а отцу бутылку какой-то настойки. В какой-то момент отец похлопал его по плечу, — «пойдём-ка покурим» — и Лера в полном непонимании смотрела как они стоят на балконе и передают друг другу зажигалку. Казалось — так, получается, можно, когда тебе двадцать? Случилось двадцать, Лера прятала сигареты в кармане рюкзака и думала, что можно так только Олегу, но это ее проблема. Она сама себя поставила в такую позицию. Мать всегда переживала за неё — переживала бы и за курение. Мать вроде пыталась занять их с Кириллом каким-то диалогом, но Лера все равно прислушивалась к балкону. Отец завёл квартирный вопрос — «что ты по съемным, приобретать не надумал?». У них с матерью тема финансов была любимой — необходимо было разделить имеющиеся и будущие накопления на троих детей и желательно обеспечить всем хорошее будущее. Олег только покачал головой — да ладно, ты че, у вас вон ещё двое, я сам как-нибудь разберусь. А потом хитро улыбнулся — но можете вкинуться мне на машину, если хотите. Отец многозначительно покивал — это да, это можно. Докурили. Вернулись. Продолжили разбирать финансовый вопрос, сравнивать накопления Олега и собственные, выбирали машину. К весне — собственно, к дню рождения — у Олега уже были ключи. Они с отцом долго кружили вокруг тачки, потом зашли попить чаю. Олег уезжал под вечер, и вдруг, обуваясь, сказал такое спокойное, но чужое «спасибо, пап». Лере показалось, что мимо пронеслось что-то важное, а она этого не заметила. Была занята — взрослела. Олег занимался этим отдельно от всех, и никогда они не пересекались. — Все норм? За делёжкой салатов время пошло как-то проще. Скатилось в банальщину типа «ну, как там у вас в Москве?», работа, планы на выходные. Выяснилось, что эти двое обратно улетают только через неделю, а ещё — рыжий очень недоволен отсутствием Кирилла. Он так и сказал — «и где мой любимый ребёнок этой семьи?». Олег отмахнулся — мать на дачу забрала к экзаменам готовиться. Шурик весело хмыкнул — а я-то думаю че у меня в стиме показывается, что он уже сутки в доту играет. Пошли выяснять куда Кирилл собирается поступать, и тут стало понятно, что Олег знает намного больше, чем мать — Кир, оказывается, планировал стать программистом и решил не уезжать из Питера. Родителям он обычно говорил только «да я не знаю, потом решу». Мать решила его не трогать, чтобы не случилось как с Олегом, а Кирилл, очень довольный отвоёванным пространством молчания, продолжил играть в кс. Леру тошнило от еды, так что она ради приличия забрала со стола пару бутербродов, допила пиво и ушла курить. Тихо выдохнула на кухне. Достала новую банку из холодильника. Люба скинула стикер с котиком, и этим ограничились. Лера закуривает, оперевшись локтями на подоконник, и снова открывает диалог. Отлистывает на день назад, чтобы перечитать, улыбнуться — вот и что ей написать? снова о том же? У Любы так скоро закончатся слова поддержки и получится, что Лера ноет, всех заебывает и делает это — по факту — в пустоту. Это она завтра расскажет ей все в подробностях, а сейчас — а что сейчас Люба вообще может сделать? У ее родителей ночной поезд, уедут где-нибудь в час. Остается просто терпеть, как-то самостоятельно жить эту жизнь, где ничего не понятно и кажется — кажешься — лишним. Олег заходит на балкон, когда Лера уже начинает себя успокаивать — да ладно, ничего страшного. Досидит с ними часов до одиннадцати-двенадцати, а потом уйдёт спать. Пусть дальше веселятся, празднуют, обсуждают — ей-то что? Тут реально должен был быть Кирилл. — Да, порядок, — попыталась улыбнуться. По ощущениям — не вышло. Пришлось затянуться, чтобы скрыть этот мимический позор. Олег встал рядом, закурил. В этом молчании существовал весь ответ на вопрос нужно ли им все это — да нет. Она вот его взросление видела во всех красках, и ей же за это потом прилетало, а Олег съехал, когда ей было всего лишь тринадцать — так рассказывать всю свою жизнь казалось невообразимо долгим и сложным. — Валер, слушай, я че сказать хотел, — Олег решил не молчать первым, когда докурил уже до половины. — Серый, он… — Ебанутый? — Лера фыркнула, пожав плечами. — Это я уже поняла. — Ну типа, — протянул он, отрешенно кивнув. — Если будет некомфортно, говори мне, разрулим, окей? Лера кивнула в ответ. Сделала в своей голове пометку — вот так его ещё называют. Обращаться к нему как к «Сергею» казалось неуместным на этом празднике жизни, где все друг про друга знают если не многое, то хоть что-то и вроде как дружат. А Сережей он себя сразу не разрешил называть. — А Шурик с Марго встречаются или что? — спрашивает скорее чтобы не завершать и так неуютный диалог на такой неловкой ноте. В этом мало интереса, ее это не должно волновать — ну да, Марго тут же садится к Шурику, они обнимаются, смеются над чем-то своим, но это ведь не ее дело. — Да нет, — Олег облегченно отмахивается, цепляясь за явно знакомую тему. — У них безграничная платоническая любовь и общая бывшая, типа того. Лера впервые поворачивается к нему — что? Она всегда думала, что Олег не тот, кто сможет с этим смириться. Не с взаимодействием Шурика и какой-то девушки. С самой мыслью об общей бывшей. Лере было пятнадцать лет, и она перестала общаться с Ксюшей из параллельного класса. Та каждое утро вставала на час раньше, чтобы накраситься, не застегивала верхние пуговицы на рубашке и каждую перемену бегала в туалет поправить макияж. В ней было столько стереотипного, что Лера на неё даже не смотрела, а потом — вдруг, ни с чего — получила от неё сообщение. «привет, ты же ходишь на допы к огэ по биологии?» Ксюше всего лишь надо было узнать время и место, потому что ей, учившейся по совершенно идиотскому случаю в социально-гуманитарном классе, биологичка говорить отказывалась наотрез — нечего статистику портить. Не надо тебе сдавать биологию, а то скажут потом, что у меня ученица так опозорилась — в общем, Ксюша, когда пришла на допы, устроила огромный скандал, записала разговор на диктофон и пообещала дойти до директора, ведь никто не имеет права запрещать ей сдавать то, что нужно и хочется. Она села к Лере. Все завертелось как-то странно — сначала Ксюша просто иногда писала с вопросами по тестовой части, а потом они начали что-то друг другу рассказывать. Лера не заметила, что стала ложиться в три часа ночи — и то с трудом, потому что голосовые все отправлялись и так хотелось узнать ответ не завтра с утра а сейчас! — и ждать допов по биологии. Внутри зарождалось что-то странное, иное, недостижимое для девочки, которая коротко стрижёт волосы и совершенно не понимает ее рассказы про базу под тени. Ксюша как-то накрасила ее на перемене. Лера смотрела в зеркало школьного туалета и казалась себе чужой, а Ксюша казалась — близкой. — Не знаю, мне не идёт. — Это ты не привыкла, — Ксюша достала телефон, чтобы сфоткать их в отражении зеркала. — По-моему выглядишь просто чудесно! Мама в тот день сказала, что Лера больно счастливая. А потом Ксюша стала встречаться с Егором из десятого б. Когда Лера в ответ на очередные двадцать голосовых про Егора написала, что ей надоело говорить только про отношения и удалила ее из друзей, она даже не врала. Но недоговаривала — тоже. — Такая хуйня, — Олег выкидывает окурок в окно и пожимает плечами. Олег уходит. Когда Лера возвращается, он уже восхищенно разглядывает стопку книг, которую подарила Марго. Улыбается — ну да, правильно сделала, что не купила ничего в буквоеде. Все равно бы не угадала — она смотрела на что-нибудь стереотипное из художки, а Олегу, оказывается, нравятся плагиаты на Гарри Поттера. Лере вот всегда больше нравился «властелин колец». А Кирилл просто не любил ни то, ни другое. Олег роль старшего брата отказывался принимать всегда — по крайней мере такую, которой от него ждали родители. С домашкой помочь или показать что такое майнкрафт, когда время есть — это да, это ладно, пойдёт, но уж точно не все остальное. Он слился как только появилась возможность при каждом удобном случае сваливать ночевать к Вадику — лет в тринадцать-четырнадцать. Лера перестала ходить на танцы, потому что родителям было неудобно ее туда отводить и забирать из-за работы, а Олег сразу сказал — это ваш ребёнок, а не мой, я не обязан. Все доводы про старшего брата и ответственность для него были пустым звуком. Лера пошла на кендо, когда окончательно стало ясно, что тезис «у тебя есть старший брат, будет тебя защищать» не работает. Приходила и уходила на тренировки она самостоятельно, отзваниваясь матери по каждому чиху. Период любимого младшего ребёнка она пропустила — слишком быстро появился Кирилл. Так и вышло, что мама тратила на него все своё время, Олег был для семьи ходячим взрослеющим ужасом, а Лера решила, что пора становиться ответственней — хоть кому-то же надо. Но Кирилл своему старшинству с конца тоже рад не был. У него уже существовал пример старшего классного брата — из детства он мало что помнил, все затерлось картинкой взрослого, живущего с друзьями человека, который может научить играть в комп. Мама сходила с ума от тревоги за младшего, которому эта тревога была не нужна — сам справится, а где не справится, там брат поможет. Брат ведь умный, взрослый, интересный. Он куда лучше, чем родители. Кирилл просто не видел или не обращал внимания как мама плакала из-за этого умного взрослого. — Что, уже скидывают сиськи на почту? — иронично улыбается Слава, повернувшись к Вадику. Все разбились на пары, иногда прерываясь на тосты, — Вадик громче всех орал «чтоб хуй стоял и деньги были» — Лера раз за разом листает вверх-вниз диалоги, надеясь, что хоть один обновится. Ну хоть банальные новости. Ну хоть сообщение «на следующей неделе в Питере ожидается похолодание». Ну хоть — хоть что-нибудь. Но ничего не происходило. Люба провожала родителей обратно в родной город, и Леру все подмывало написать с предложением доехать до неё на такси как только квартира будет свободна. У Леры за всю эту жизнь вообще так и не появилось ощущения, что она выросла. А маленьким в компании Олега быть нельзя. При них только молчат и обмениваются многозначительными взглядами. — Пока нет, — Вадик мечтательно возносит глаза к потолку. — В мае начнут, ближе к сессии. Там и декольте, и томные вздохи — ну просто прелесть! — Ты отвратителен, — Марго пинает его под столом, на что Вадик только невозмутимо хмыкает. — Это они отвратительны, если реально верят, что у меня можно насосать на автомат, — заявляет, отпив из своей банки пива. — Нахера мне какие-то малолетки, я влюблён только в науку. — Звучит как тост! — рыжий? Серый? Сергей? поднимает свой бокал, весело улыбнувшись. Марго — повторилось по слогам в голове и приятно, правильно легло на всё внешнее. Она выглядела и была похожа. Этому ничего не шло. Лера вдохнула — выдохнула — чокнулась пивом со всеми. Да что ж такое. Надо переставать этим всем заниматься. Может они и правда неплохие, может и Олег вырос. Лера устало откидывается на спинку дивана. Вырос-то он вырос, а взаимодействовать с ним теперь как? — А тост на татарском будет? — весело смеётся Шурик. Олег, рассмеявшись в ответ, только качает головой. — Ты че нахуй, я на татарском только бухать умею. Лера как-то грустно-весело усмехается и тут же прячет улыбку за банкой пива. Мать совершила фатальную ошибку, когда на олегово «Машу из садика папа забирал, а мой где?» вместо правды достала старый фотоальбом. В ее молодости папа ещё казался весёлым и перспективным — наверное, хотелось, чтобы Олег помнил его только таким. Его папа был душой компании и матерился исключительно на татарском — больше из родного языка, правда, ничего не помнил, но и этого хватало, чтобы обратить на себя внимание. Он везде приходил с гитарой, фотографировал друзей — и маму — на свой тогда супер-модный пленочный фотоаппарат и каждое лето они ездили на грушинский фестиваль. А ещё он пил. И бил мать. И умер, когда Олегу был всего год — окончательно отказала печень. Но это все Олег узнал только в процессе громких семейных скандалов, а следовательно — поздно. — Блять, пиво кончилось, — Олег встряхивает банку, встаёт и — вдруг — останавливается у рыжего за спиной, как-то бегло коснувшись его плеча. — Курить пойдёшь? Он, хитро прищурившись, запрокидывает голову, чтобы посмотреть вверх тормашками и, будто удостоверившись в чём-то, растягивает губы в довольной улыбке. — Еще спрашиваешь! Слава тут же затягивает спор про науку. Вадик хмыкает — это что там тебе непонятно в истории? ладно во всей, но в область изучения моей кандидатской даже не суйся. Марго с Шуриком затихают, пытаясь вникнуть в суть спора — Лера только как-то устало оглядывает комнату. Проверяет сообщения. Ничего. — Блять, вы такие душные! — Марго хватает нескольких реплик, чтобы шутливо-возмущённо вскочить с дивана. — Шурик, пошли покурим лучше, у меня есть для тебя свежие сплетни! — Говно вопрос, дорогая, пошли, — Лера тихо усмехается — ну да. Когда его вообще надо было уговаривать. Они смеются над чем-то в коридоре, но голоса быстро затихают в пространстве парадной и звуке захлопнувшейся двери. Слава только махает на них рукой и продолжает доебывать Вадика. Позолоченный, доставшийся ещё от прабабушки сервиз, пыльно поблескивает в ящике над телевизором. Лера делает глоток пива и морщится, потому что оно уже успело стать тёплым.

вы

класс

все кто мог свалили курить

я еще меньше понимаю что я тут делаю

люба надо идти курить со всеми!

вы

я напрашиваться не хочу

люба не напрашиваться, а проявлять инициативу камооон блять у меня мать тут наготовила перед отъездом человек на десять завтра будем это все есть

вы

ахаха хорошо

Лере всегда было интересно каково это — быть единственной гордостью и одновременно разочарованием родителей, в смысле, совсем единственной. Без старшего брата, который своим взрослением сократил родителям жизнь на нервной почве лет на десять. Без младшего, который на каждую попытку поговорить выдавал только сухое «ммм… класс, можно я к себе пойду?». Как это, когда тишина ощущается только как «родители придут с работы вечером», а не как «у меня есть полтора часа до прихода Кирилла от репетитора»? И как это — когда тишина ощущается тишиной, а не ощущением ужаса, к которому ты никакого отношения не имеешь, а все равно должен разбираться хоть как-то? Лера начала бояться тишины, когда мама перестала кричать. Гнетущее молчание с игрой в детско-взрослые гляделки и осознанием, что она, такая маленькая и худая, ничего не сможет сделать против мужчины ростом сто девяносто, бывшим когда-то ее сыном, сменялось громким хлопком двери — либо комнаты, либо входной — и она обессилено опускалась на кухонный стул. Настенные часы глухо тикали, а она так и смотрела в стену, комкая салфетку. Лера выжидала минут десять-пятнадцать, когда в соседней комнате окончательно затихало до невозможности нового взрыва и яростного окрика «да нахуй мне такая семья», и выходила на кухню. Кирилл только начинал осваивать контр страйк, ему было совершенно плевать, папа работал, и Лера, казалось, была единственной, кого искренне волновало самочувствие матери. — Хочешь чаю? — у мамы всегда были холодные руки, когда Лера бралась за них. — Давай заварю с ромашкой. Мама работала два через два, и вся мужская половина семейства — в особенности Кирилл — этот факт ненавидела. Олег уже мог позволить себе приходить ближе к двенадцати, игнорируя все звонки, если вообще возвращался домой, а вот Кирилл только-только бросил все секции по примеру старшего братца и начал обзаводиться знакомствами исключительно в интернете. Кирилл терпеть не мог это «сделай уроки, потом компьютер». Он с начальной школы начал учиться на тройки, потому что Олег сказал, что оценки ничего не решают, а Олегу он верил куда больше родителей. В общем, если ссора выпадала на завтрашний выходной, Кирилл заранее ее ненавидел, потому что отдуваться за брата придётся ему, а Лера всегда говорила, что с утра сходит в вольчека и купит торт. Отмахивалась — мне к третьему, не волнуйся, я не прогуливаю. Она прогуливала. Но в школе с ее успеваемостью закрывали на это глаза, а маме она была нужна больше, чем физике в восемь ноль ноль. Мама устало улыбалась — что бы я без тебя делала, Лер. Лера заваривала чай и думала, что без неё в этом мужском семействе она бы точно сошла с ума. Конечно, ещё был отец — но отец возвращался с работы ближе к ночи, его хватало только на ужин, короткий обмен новостями за чаем, около-терапевтический сон под одним одеялом и безумно долгое ожидание совпадающих выходных. За время ожидания два думающих только о себе идиота точно бы свели мать в могилу. Хотя бы в ее присутствии Олег не кричал. У него не хватало, наверное, злости, а у мамы в ответ — сил. Так и пересекались в коридоре. Лера стояла между. Глаза у Олега были чёрными, когда он, как обычно, хлопал дверью и уходил ночевать к Вадику. В глубине души Лера надеялась, что он не вернётся. — Славик, ты технарь. Технари только деньги считать умеют, а я вот и циферки складываю, и душа у меня широкая! — лениво зевает Вадик, отмахиваясь от него. — Сходи мне лучше за пивом. — А ещё че тебе сделать? Сам иди. — Да давайте я схожу, — Лера, тяжело вздохнув, поднимается на ноги — больше от желания размяться и сублимировать в шаги ощущение лишности, чем от необходимости помогать Вадику. — Заодно себе пива возьму. В коридоре закрывает на замок входную дверь, на секунду прислонившись к ней лбом — Шурик и Марго все равно позвонят в домофон, когда нагуляются по круглосуточным магазинам в поисках сигарет или времени для интересных историй. Там, наверное, история и правда пиздец. Что-то про слёзы, расставания и взаимные ненависти. Нет, им определённо повезло с общей бывшей — повезло с возможностью о ней хоть кому-нибудь рассказать. Лера вывалила все свои недоотношенческие истории на Любу в период какого-то обострения депрессивного эпизода вкупе с желанием выпить — а наутро поняла, что вообще-то больше никому вот так не рассказывала. У неё были только подружки по несчастью в биолого-химическом классе. Подружки обсуждали своих парней, Лера сидела рядом и всегда отмахивалась — ну было и было, не хочу вспоминать. Справедливости ради, и правда вспоминать не хотелось. Так что подружки продолжали смеяться и обсуждать какую-то пьянку на окраинах Питера в выходные, а Лера думала как успеть сделать домашку ко всем репетиторам и желательно не сойти с ума. Лере просто слишком рано пришлось повзрослеть, потому что никто вокруг не хотел. А быть взрослым значило — не быть счастливым. Наверное, стоило соглашаться на предложение ехать на окраины с девочками, напиться и может быть поцеловать Сашу, которая за всю старшую школу никогда не рассказывала о парнях, но с радостью слушала и иногда кидала на Леру веселые взгляды. Все равно все поступили куда хотели — а значит взрослеть ей не было смысла. Но это был ее протест — в месть Олегу. Он, как и любой подростковый бунт, ни к чему не привёл. Кроме депрессии. Конечно, кроме неё. Она задерживает ладонь над круглой позолоченной дверной ручкой — прихоть отца — перед кухней. Из-под двери пробивается только тонкая белая полоска подсветки над плитой, и наверное происходят те самые животрепещущие диалоги за сигаретами — в них не хочется встревать ей и, очевидно, не хотелось встревать Вадику. Там, на самом деле, мог быть кто угодно, хоть те же Марго с Шуриком — и каждый бы замолк при звуке открывающейся двери. А ещё там Олег. И Лера его боится. Потому что быть рядом и стать снова семьей — это быть честной. А они слишком много врали друг другу. — Ну да, я зассал, — Лера дергается от тихого голоса, отдёрнув руку. — Можешь начинать устраивать скандал. — Да я не собирался, — рыжий тихо смеётся где-то там, за дверью, в несуществующем для Леры пространстве. — Нет, ладно, сначала собирался, но потом понял, что это не мое дело. Готов продолжать играть роль твоего лучшего друга. Интересный, кстати, опыт, я таким со школы не занимался. — Ты сам это понял или Марго очень доходчиво объяснила? — Ой, иди нахер! Лера вернулась в зал раньше, чем успела понять почему. Вадик все продолжал доказывать Славе все что мог, а что не мог — то притягивал (его любимым доводом было «как говорил шило — все, что нам поможет, это наука!»). Обернулся на неё: — А где пиво? — Там занято, — Лера отмахнулась, садясь обратно. — Сошлись, блять, два одиночества, — лениво протянул Вадик, подперев голову рукой. — Хер с тобой, Славик, давай по стопочке. Лера посмотрела на них. На явно скучающего Вадика, на Славу, который как будто только и ждал момента перехода от цивильного праздника до нормальной пьянки, на бутылку водки. Попыталась посмотреть на себя. Ничего дельного из этого не получилось, а непонятное пустое ощущение в груди не вышло для себя объяснить. Лере показалось, что кто-то взял ее за ворот футболки и встряхнул как тряпичную куклу — в этой тряске она заметила что-то, на что предпочитала никогда не смотреть. Полое и пустое тянуло. — Давайте я с вами, — Лера нашла где-то на столе пустую рюмку и поставила Славе под руку. — А тебе лет-то сколько? — хитро прищурился Вадик. — Алкоголь уже продают, — Лера окинула его взглядом, в котором отразилась вся злость этого дня — Вадик только поднял руки в притворно-сдающемся жесте. Он предлагал выпить за науку, но Слава отказывался, говоря, что не будет за это пить, пока не получит достаточно весомых аргументов, так что Вадик рыкнул «заебал ты меня, блять, Славик» и выпили как обычно — за любовь. За это пить всегда было приятно и правильно. Лера даже, кажется, улыбнулась впервые за вечер, потому что Люба всегда, поднимая бокал с вином, говорила «за нас!», а она добавляла «за Любовь» — и они так и смотрели друг другу в глаза. Это началось какой-то осенью. Хотя началось это, наверное, намного раньше, но случилось там, на балконе с непонятно каким по счету бокалом вина, разговорами о «бесконечно», «возможно» и «похуй», а на фоне играли щенки. Ночь была поздней, опьянение сильным, а Лера — достаточно отчаявшейся, чтобы улыбнуться на «хороших девочках» и выдать что-то из разряда «знаешь, я бы хотела, чтобы эта песня была про меня и про… одного человека, ну… бля, забей». Это был самый дешевый подкат, но и они, прости господи, пили вино за триста рублей, ничего богатственного и возвышенного не полагалось по определению. Люба курила, откинувшись на кирпичную стену, выдыхала дым в потолок и как-то грустно улыбнулась — «знаю. я бы тоже хотела». Лера не могла говорить прямо, — на это после муторных разговоров о самочувствии у психиатра не было ни сил, ни смелости — так что просто опустила на пол ладонь, несмело придвинув ее чуть ближе — к ней. Люба придвинула свою — тоже. Они еле ощутимо соприкоснулись мизинцами, и Лере показалось, что она сейчас просто позорно разрыдается, потому что чувствовать это было невозможно в состоянии, когда хочется только спать несколько дней подряд, но не чувствовать не выходило. В любом случае, она бы себя не простила, если бы не смогла поцеловать самую прекрасную девушку в этом мире под «страны». Так что пришлось смочь. Утром она проснулась от ощущения тошноты из-за смешивания вина с таблетками и — холода. Люба всегда отбирала у неё одеяло к середине ночи и откатывалась на противоположный край кровати, из-за чего Лера, варя им кофе в каждое воскресное утро, бубнила, что скоро перевезет к ней своё одеяло — но без футболки это ощущалось ещё острее. А желание перевезти к ней одеяло — не угрозой, а приятной необходимостью. — Я вот что думаю, — протянула Люба между двенадцатью и часом, в которые они лежали рядом, листали тикток и не планировали вставать. — Когда мы вырастем, нам будет нужен дворецкий. — Зачем? — Лера насмешливо фыркнула, покосившись на неё. — Ну как! Мы же обе хотим кофе и не хотим вставать — тут нужен либо дворецкий, либо какой-нибудь гениальный пёс! Лера рассмеялась, уткнувшись ей лбом в плечо, — и вдруг показалось так странно уметь счастливо смеяться рядом с ней у неё в квартире и ни о чем больше не думать. — А ты чего тут одна? Марго и Шурик вернулись раньше — Лера встала открывать им дверь и застала смесь громкого хохота с запахом сигарет и весны на вороте пальто — Шурик нарочито галантно расшаркивается перед ней, помогая раздеться. Лера даже улыбается второй раз за вечер — слишком по-живому они ворвались в этот мир, где никто не планировал объединяться. Они выглядели теми, кому на эти условности наплевать. И были — ими же. По крайней мере Марго тут же, стоило только скинуть кроссовки и понять, что в зале так и происходит сеанс душноты, распахивает дверь в кухню. Лера заглянула за ней, боясь того, что увидит, но не увидела ничего — страшного. Рыжий просто сидел на балконной тумбочке, значительно потеснив рассаду, Олег стоял рядом, оба курили, и Лера решила, что ей показалось. Что именно — она себе не договорила. Просто — что-то. Марго постояла рядом, смеясь о чём-то, а Лера наконец-то забрала из холодильника своё пиво — и, подумав, ещё и пиво Вадика. Его не утихомирило даже это, потому что он тут же оскалился на брошенное рыжим «отъебись, мы сто часов курили одну большую сигарету» — знаю я какую ты там сигарету курил. Серый только закатил глаза, пообещал ему что-то среднее между «я тебе ебну» и «я тебе в пиво плюну» и уселся на диван рядом со Славой. Олег сел рядом. Лера вроде посидела со всеми ради приличия, но все равно ушла на балкон как только Шурик заявил — пора скрасить томный вечер, начинаем играть в паровозик! Сигареты после привкуса пива во рту казались безвкусными, а телефон — пустым, хотя она и сделала вид, что ей кто-то написал. Улыбнулась экрану. Встала и пошла в сторону кухни, делая вид, что что-то печатает. Просто чтобы ее не трогали лишний раз. На то с какой скоростью парни будут поглощать стопки со всем имеющимся в доме алкоголем смотреть все равно не хотелось — начинало тошнить. Марго вышла покурить минут через двадцать, когда все, кто хотел, уже напились и готовились ко второму раунду, а Лера так и стояла, высунувшись в открытое настежь окно. В Питере только начиналась весна, и совсем не верилось, что потом, в далеком апреле может снова выпасть снег, потому что ветер был настолько тёплым и приятным — верилось, что лето ближе, чем кажется, и все станет обязательно хорошо. И даже сессия пройдёт просто так — без необходимости переживать весь июнь. И она наконец сможет нормально что-то сказать, когда вернётся обратно в зал. Лера устала быть лишней. А по-другому, кажется, и не умела. — Да не знаю, — Лера неловко пожала плечами и достала из пачки ещё одну сигарету. — Там шумно. — Это да, — Марго кивнула, зажав в зубах сигарету. Затянулась. Выдохнула — вздохнула. — Слушай, не обижайся на Олега. — За что? Лера много за что на него могла обижаться, и вряд ли Марго знала хотя бы половину этих историй — Олегу, наверное, было стыдно об этом рассказывать. С Олегом вообще, судя по подростковому возрасту, было сложно честно поговорить. Наверняка ограничился чем-нибудь вроде «ну у меня есть младшая сестра, она в меде учится, а вообще-то мы не очень общаемся». — Мне кажется, неприятно последней узнавать, что они с Сережей встречаются, — Марго как-то сочувственно пожала плечами. — В смысле, Кирилл-то давно знал, а тебе он боялся рассказывать, потому что… — Что? Мир не рухнул, да и ничего не изменилось, но что-то ощутимо пошатнулось — как минимум в собственном представлении. Думать, что Олег может с кем-то встречаться представлялось в той же плоскости, в которой приходилось представлять, что родители не всегда были мамой и папой — давным-давно они всего лишь влюблялись, а ещё раньше были совсем незнакомы. Олег тоже — Олег всегда был невыносимым старшим братом. Он со своими друзьями-то родителей кое-как познакомил, по случаю — засиделись на кухне и не заметили как с работы вернулась мать. Про девушек у него не спрашивали никогда. Да и не то чтобы он стремился с ними знакомить. Или у него их и не было. Лера улыбнулась, тут же попытавшись скрыть улыбку за сигаретой. Она-то думала — можно не париться насчёт мечты матери о внуках, все равно у родителей есть Олег или, на крайний случай, Кирилл. Кто ж, блять, знал. — Да ну нет! — Марго посмотрела на неё как-то удивленно. — Он что тебе не сказал? — Не сказал. Лере вдруг стало странно смешно. От двух фактов — от того, что не так Олег, оказывается, страшен, как она его себе представляла, а ещё от мысли — он явно боялся ее сегодня сильнее. На смену этому пришёл третий факт, намного проще — им тогда, получается, обоим надо друг другу кое-что рассказать. Это, наверное, будет даже честнее разговоров «мне было обидно за детство». Лере так и осталось смешно — Марго то ли от компании друзей, то ли от алкоголя превратилась из дежурной улыбки включённой камере в искреннее возмущение. Тяжело вздохнула, закатив глаза. Как-то бессильно всплеснула руками. — Ну и блядство! Он мне обещал, что… — Дамы! Обернулись они синхронно. Сережа? — его так называет Марго? и вроде для Олега он что-то большее, чем друзья? наверное, можно так? — залетает на балкон и, совершенно не стесняясь, двигает рассаду ещё дальше к стене, чтобы сесть на несчастную тумбочку. Лера сочувственно посмотрела на задымленные ростки помидоров — надо было их сразу к родителям в комнату отнести. Солнце солнцем, но один день бы без него точно перетерпели. — Поступило предложение попытаться вскрыть крышу, — деловито заявил он, щёлкнув зажигалкой. — Вы как? — Там открыта крыша, — Лера усмехнулась, стряхнув пепел. Она это знала, потому что Любе очень хотелось посмотреть на первые красивые весенние закаты не из окна ее пятого этажа, и Лера за неимением других вариантов пошла проверять крышу своей панельки. Конечно, это было не так романтично, как крыши домов старого фонда, но куда ещё можно залезть она не знала. Для этого надо было либо писать Олегу, либо спрашивать у Кирилла — они явно понимали о городе больше. Но Кирилл бы начал ржать, Олегу просто напоминать о себе не хотелось, а на чердачной решетке не было замка — был огромный соблазн выбрать из всех путей самый простой. Его и выбрали. Потом передавали друг другу одну бутылку пива и радовались, что зима наконец-то закончилась. — Олег! Иди сюда! — Че случилось? — он заглядывает на балкон, быстро пробежавшись глазами по собравшейся на перекур компании. — Лера сказала, что крыша открыта, — Сережа довольно улыбается, затянувшись. Лера будто впервые рассматривает их, играющих в гляделки — Олег сдаётся первым и тихо смеётся, покачав головой. Она давно привыкла видеть его злым или совершенно отстранённым — и никогда Олег не улыбался кому-то вот так. Лера открывает рот раньше, чем успевает подумать — спасибо трём банкам пива и Марго. Это было сказано вслух — а вслух все казалось намного проще собственных догадок. — Ты не знаешь, у Кирилла есть девушка? — Да вроде есть, — Олег как-то непонимающе смотрит на неё, неловко пожав плечами. — А че? — Просто думаю у матери есть шанс получить внуков хоть от кого-то или ей три раза не повезло. Сережа громко смеётся раньше, чем Олег успевает осознать полученную информацию. Времени на осознание у него много — Сережа, не заметив, роняет пепел на рассаду и Олег как-то философски качает головой — «ну все, пизда помидорам». Серый усмехается в ответ — да я их тут так обкурил, ещё лучше расти будут. Лера расслабленно улыбается, ловя какую-то смущенную улыбку Олега в ответ. У него ощутимо расслабляются плечи даже по виду, и находиться на балконе рядом вдруг становится легче — а значит, как надо.