You're starting to look really weird, oh yeah Your face is out of place and I can't make you out And I forget just what you said Yeah, it's not clear it was about fear and getting out of here
Голова трещала от мыслей, всплывающих в сознании не поочерёдно. Воспоминания сжирали его с потрохами, не оставляя возможности заглушить их. Для Мэтта слово «мать» было пустым и холодным звуком, не имевшим ничего общего с его прошлым. И действительно, матери в его жизни практически не было. Лицо её давным-давно стёрлось из памяти, словно мозг предпочёл забыть о существовании такого, казалось бы, родного человека. По обрывкам воспоминаний рыжий помнил, что она была холодной и отстранённой от него. Она словно брезговала касаться и разговаривать со своим сыном. Хоть мама и задаривала его всяческими игрушками, это не могло восполнить желание мальчика быть любимым. Он чувствовал, что она ненавидит его, сколько бы она не улыбалась. Большую часть времени он всё равно проводил с бабушкой. Она была чуть ли не единственным человеком, которому было не наплевать на присутствие Мэттью. А насчёт отца и вовсе всё проще. Мужчина ушёл от матери, когда узнал, что она беременна. Рыжий никогда не видел на фотографиях лиц отца и матери. И это благодаря бабушке, что заботливо вырезала их, дабы они вовсе ушли из жизни мальчика. Даже несмотря на то, что бабушка была одним из самых близких Мэтту людей, её бесконечное желание оградить мальчика от всего плохого порой переходило рамки дозволенного. Он понимал её чувства, но в душе это раздражало. Спустя несколько лет неудач и переживаний он сблизился со своим другом. Порой казалось и самому Мэтту, что всё произошло стремительно, но так влиятельно на его жизнь. Эта любовь стала опорой. Временной. Тому не нравилось быть опорой. Он не мог решать свои проблемы, о чём тут говорить про других? Нести ответственность и быть примером для подражания вселяли ужас в него. Но Мэттью привязался, видя такое тёплое отношение к себе. Ну, или так ему казалось… Томас старался быть понимающим — это действительно так. Но не нежным. Он, возможно, мог быть вовсе другим, но рыжий лишь натыкался на острые хребты любви парня. Тем не менее, Мэтт верил себе, верил и в то, что за этими острыми хребтами прячется любящее сердце. Так и было. Однако, Мэтт не мог принять того, что Том не хотел меняться. Сердце точно расплавилось, стало легче и билось в груди расслабленно. За столько месяцев он смог почувствовать ту невесомость в груди и тех бабочек в животе. Ощущения окрыляли его. Спустя время он смог оправиться и почти что забыл о всех обидах, что приносили ему другие люди. Рыжий списывал злобу в людях на неумение любить, отчего и воспринимал всё так просто и надуманно. У Тома это вызывало искреннее непонимание. Томас всегда заливал в себя алкоголь, как только начинались те самые проблемы. Иначе он не умел, из-за чего их возникало ещё больше. Будучи опьянённым он становился большим ласковым котом, что готов был отдать всю свою любовь. Он расцеловывал рыжего практически полностью, обнимал и гладил. Такой ласке Мэтт безусловно радовался, отвечая в ответ. Но стоило только Тому вспомнить о своих переживаниях, как тут же он менялся в лице и чувствовал непреодолимое отвращение к долговязому. Необоснованная ненависть лилась через край, словно сам парень был виновен в этом. И так месяц за месяцем. Создавалось ощущение, что Том вообще не понимает, чего он хочет. Но сам он знал, что больше ничего кроме холода и раздражения не чувствовал к рыжему. Его неряшливые волосы и нелепая улыбка стали противны Томасу. Всё то, что казалось ему таким прекрасным в Мэтте, стало не более чем глупой частью назойливого образа. Потом он и вовсе пришёл к мысли, что Мэтт жалкий. И не думал Мэтт, что расставание будет ощущаться так болезненно. Ему словно размозжили голову, вот настолько стремительно и неожиданно было. — Прости, но я устал от тебя, Мэтт. Прости. Так же стремительно, как и начало их отношений. Для Мэтта это было горе. Он чувствовал, как всё то, чего он так долго желал, ускользало из рук. Для парня эти отношения значили намного больше, от этого и так больно было от осознания. Мэтт во время их отношений подарил Томасу почти всю свою коллекцию игрушек. Таким образом он показывал, что очень доверяет ему. Парень был действительно рад подарку своего партнёра, но для него это оставалось простыми игрушками. И какой ужас испытал Мэттью, увидев, как тот их выкинул в мусорное ведро. То, что для него было ценным, для Томаса было бесполезным пылесборником. Он понял это и наконец-то осознал. — Зачем? — губы Мэтта привычно мелко задрожали. — Повзрослей уже, — холодно отсёк Том, отдаляясь от долговязого. Томас шёл, в один момент развернувшись к Мэтту. Тот стоял перед мусорным ведром, стирая набежавшие слёзы. Глаза его стали точно стеклянными и пустыми. Кожа была бледна от страха перед пониманием своей ничтожности. Он выглядел жалким. Теперь он вновь не сможет почувствовать желанную невесомость в груди. Теперь он вновь не сможет дарить другим свою любовь. Это задело Тома, но не настолько сильно, чтобы заставить его мучаться от упрёков совести. Лёжа в постели, Мэтт вспоминал всё это. Его потухшие глаза были красными. Как бы рыжий не пытался смять остатки воспоминаний о Томасе — всё было бесполезно. Этот груз мучительно волокся за парнем, забирая остатки надежды и спокойствия. Дрожащее сердце потеряло доверие ко всем, кто его окружал. А Том же ушёл, никого не предупредив. Так же, как и его мать. В последний раз он видел Тома на улице, беззаботно шедшего по тротуару. Рыжий завидовал ему, ведь он легко отошёл от их отношений. А вот он такой отходчивостью похвастаться не мог. Мэттью покорёжило, вся обида и смятение предательски вылились на его лице. Губы задрожали. Внизу живота тянуло, ноги отказывались идти вперёд. Мысли и вовсе до ужаса были несвязными и странными, как комок спутанных ниток. Тело по ощущениям потонуло в вязкой и холодной жидкости. На дрожащих ногах он едва ли дошёл до дома. Рыжий закрыл глаза. Вокруг век влага. Мэтт отсчитывал у себя в голове. один… два… три… четыре… пять. Пустота перед глазами. Девственно-белое пространство, в котором не было ничего. Отовсюду лился свет, что поначалу давил Мэтту на глаза, а после перестал. Парень аккуратно встал, оглядываясь по сторонам. Его взгляд метался из стороны в сторону, ища то, что зацепит его. И он заметил его прямо за своей спиной. Том стал худым. Он выглядел однозначно иначе, чем в последний раз. Визоры на глазах позабавили рыжего. Его кожа выглядела ужасно бледной, словно он не видел солнца так долго. Мэтт был в смятении, не зная, что сказать ему и что спросить. Всё это казалось реальным, хотя отчасти Мэттью понимал, что это глупый сон. Но ему было плевать на это. Горячие слёзы уже стекали по скулам. Парень так давно не видел его и так сильно соскучился по нему, даже несмотря на ту боль, которую Томас ему причинил. Мэтт боялся поймать себя на мысли, что он хоть что-то ещё чувствует к нему. Это же будет предательством самому себе! Однако он не мог сдержать свою большую любовь к бывшему. Он слишком наивен, чтобы долго обижаться на кого-либо. Парень упал на колени, не способный стоять на ногах. Речь его была неразборчива, он шептал себе под нос, как будто бы пытаясь успокоить самого себя. Всхлипывая, он схватился за галстук бывшего, дабы встретиться с ним лицом к лицу и рассмотреть в деталях. И с ужасом для себя отметил кое-что. он постарел. Дабы сохранить зрительный контакт, Том присел на корточки. Шершавая рука коснулась щеки, и Мэтт прилежно прильнул к ней, не сдерживая больше свои чувств. Рыжий упорно и долго всматривался в черты лица мужчины и не понимал. Не понимал, почему от него пахнет иначе и почему он так глупо одет? Именно тогда Мэттью начал понимать, что это не больше, чем сон. Неважно. Парень прижал его к себе, боясь отпустить. Он вновь начал рыдать навзрыд. Ему было страшно, что он вновь исчезнет и не оставит после себя ничего. — Прости, — хрипит Томас. Он так часто это говорил? — Я прощаю, прощаю! — дрожащим голосом протараторил Мэтт, уткнувшись носом в плечо Тома. Однако эти объятия были никакими. Абсолютный холод накрыл плечи Мэтта, заставив почувствовать себя не в своей тарелке. Он искренне хотел согреться, узнать знакомое тепло. Всё в пустую, парень уже не вернёт его. Мэтт открыл глаза. Перед ним оказался дом. В нём он раньше жил с матерью. Всё вокруг словно издевательски пародировало жизнь. Пустые улицы, но при этом было слышно ребяческий смех. А на горизонте уже заходило солнце. Небо приобрело красный оттенок, что даже во сне казался слишком ярким. Лучи просвечивали сквозь крону деревьев, попадая и на лицо рыжего. Он же осматривал дом, стоящий перед ним. Низкий и серый. Крыша уложена черепицей. Забор на фоне монотонного и грязного дома до ужаса сиял белизной. На удивление, были и клумбы с очаровательными, на взгляд Мэтта, цветами. Ничего примечательного он в нём не нашёл. Но от дома веяло тем самым холодом, что был и при объятиях с бывшим. Мэттью насупился, делая неуверенные шаги к дому. Там словно не было жизни. В окнах была кромешная тьма. А дверная ручка и вовсе была ледяная. Парень дёрнул её, и дверь отворилась. Весь дом внутри был чёрный. Всё выжжено дотла, словно кто-то пытался убрать отсюда что-то. Здесь ужасно пахло дымом и бензином. Рыжий попятился назад. Никакие воспоминания здесь не могли сохраниться. Но Мэтт цеплялся за детали, словно пытаясь вспомнить, хотя дом он так и не смог узнать. — Мам? Эхо раздалось по сгоревшему дому. Он не знал, почему решил позвать мать и почему надеялся увидеть её.этот дом ему явно был чужой.