"Что такое осень — это небо, Плачущее небо под ногами, В лужах разлетаются птицы с облаками, Осень, я давно с тобою не был. В лужах разлетаются птицы с облаками, Осень, я давно с тобою не был.
Осень, в небе жгут корабли. Осень, мне бы прочь от земли. Там, где в море тонет печаль, Осень — тёмная даль."
Сергей слушал до конца, песня его затянула, даже заставила улыбнуться пару раз, она даже спровоцировала его на монолог с самим собой: — У них вроде родина перестала существовать, а они не расстраиваются и такие весёлые песни поют, не унывают. Нечаев решил сменит эпоху и вернуться немного ближе к настоящему. Он покрутил колёсико в другую сторону, передвинув ползунок к полоске оранжевого цвета. Она означала время непосредственно перед возможным распадом Советского Союза. Здесь он попал не в начало песни, а на припев, который исполнял совсем молодой женский голос. Основное внимание на себя забирало пение, однако, на фоне слышался ксилофон, а иногда мелодии флейты:"Прекрасное далеко,
Не будь ко мне жестоко,
Не будь ко мне жестоко,
Жестоко не будь.
От чистого истока,
В прекрасное далеко,
В прекрасное далеко,
Я начинаю путь."
После припева следовал небольшой проигрыш с участием скрипки, на котором песня закончилась. Хоть припев Сергею и очень понравился, даже, как ему показалось, напомнил что-то из прошлой жизни, он решил слушать дальше, на этой же частоте. Какое-то время на передавались только помехи, из-за чего майор уже передумал и захотел переключиться, но тут поверх помех постепенно стали проявляться слова, ему показалось, что его кто-то зовёт по имени, что ненадолго ввело его в ступор. Но Нечаев решил выбросить эти мысли из головы, решив что ему действительно показалось. Из-за помех он точно пропустил часть песни, но наконец-то звук стал чище:"Красное солнце сгорает дотла,
День догорает с ним. На пылающий город падает тень.
Перемен требуют наши сердца. Перемен требуют наши глаза. В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен. Перемен, мы ждём перемен.."
А дальше снова помехи, что-то явно было не так, но Сергей решил не мучить свои уши и достаточно резко прокрутил ручку. Ползунок двинулся вправо, дальше в будущее, миновал красную отметку, и остановился чуть правее от неё. Остановиться Серёжу заставили слова очередной песни, которые на этот раз слышались чётко и без помех:"Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене, И я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине. Мне хочется плакать от боли или забыться во сне. Где твои крылья, которые так нравились мне?
Где твои крылья, которые нравились мне? Где твои крылья, которые нравились мне? Когда-то у нас было время, теперь у нас есть дела: Доказывать, что сильный жрет слабых; Доказывать, что сажа бела. Мы все потеряли что-то на этой безумной войне, Кстати, где твои крылья, которые нравились мне?"
Песня ввела майора в какое-то медитативное состояние, не ясно, был ли причиной тому ритм вальса или смысл строк, но это состояние покоя было прервано неожиданными помехами. Это окончательно добило Нечаева, он быстро нажал на тумблер, а затем и вовсе выдернул шнур из розетки. Он сделал несколько серий вдохов и выдохов для успокоения, как ему иногда советовал Дмитрий Сергеевич, что, вроде бы, помогло. Песня оставила внутри майора интересные впечатления и сильно его заинтересовала. Да и чего таить, само устройство "Радио Будущего" было ему интересно. Настолько интересно, что он решил позвонить Сеченову, поводом для беспокойства которого у Сергея могла быть только какое-то ужасное происшествие. Нечаев набрал Дмитрия Сергеевича через имплант полимерной связи. Сеченов ответил почти мгновенно: — Здравствуй, П-3. Что случилось? — с ноткой беспокойства в голосе спросил академик. — Ничего серьёзного, но у меня есть к вам вопрос. Я вас не отвлекаю? — спрашивал майор достаточно стеснительно, ибо повод, по которому он позвонил учёному всё ещё казался ему глупым. — Всё нормально, сынок, говори, — последовал уже обыденный для таких ситуаций ответ академика. — Точно не отвлекаю? — Нечаев всё ещё пытался успокоить себя этими вопросами. — Точно, Серёж, точно.. — Тогда как работает "Радио Будущего"? — Хороший вопрос ты мне задаёшь. А тебя интересует оно как явление или как радиостанция? — И как то, и как другое.. — Я конечно в этом не так хорошо разбираюсь как Алексей Владимирович, но в общем рассказать могу: на основе полимерной связи, примерно той же, по которой ты со мной связываешься, мы создали устройство, которое способно улавливать радиоэфир различных вариантов будущего, не только музыку, прошу заметить. Устройство ловит множество эфиров из множества возможных вариантов будущего, а для обычных людей мы вычленяем самую частую музыку из этих эфиров, избавляемся от помех и пускаем в эфир. А та версия, которая продаётся на "Челомее", в красной коробке вроде.. — учёный не успел договорить, его прервал П-3: — Я его уже купил, потому и спросить решил, уж очень интересное устройство. — Ну вот и причина. И что же тебя так зацепило? Или тебе в целом интересно стало? — И да, и нет, Дмитрий Сергеич. Мне ещё песня одна очень понравилась, только она с помехами оборвалась. — Очень странно, помех быть не должно, видимо, в академии сегодня что-то не то. А у песни какой текст был, вдруг я узнаю? — Шеф, а вы слушаете "Радио Будущего"? — Да, мне оно помогает сконцентрироваться на работе. — Немножко стыдно даже, но там было как-то так, — майор начал вроде и просто озвучивать запомнившийся ему текст, но местами проскакивал тот ритм вальса, так зацепивший его: — Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене, и я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине, — теперь уже Сеченов его перебил, узнав песню. — Да, сынок, знаю её, она называется "Крылья", а автор — "Nautilus Pompilius". — Вы не только саму песню запомнили, а ещё и название с автором, какая у вас память всё-таки, шеф. — Ничего не могу поделать, Серёж, природа так распорядилась. — А у вас она.. — Нечаев прервался, — А у вас эти "Крылья" Наутилуса есть? — видимо, он решил озвучить название и автора, чтобы лучше запомнить. — Да, сынок, у меня эта песня должна быть на одной из кассет записана. — А можно.. — академик опять перебил майора, предвидя его вопрос. — Конечно можно, Серёж. — Спасибо вам, Дмитрий Сергеевич. — Да не за что, зайдёшь потом. И да, почитай инструкцию поподробнее и послушай ещё что-нибудь, может ещё найдёшь чего. — Хорошо, тогда конец связи, шеф. — До встречи, сынок. Сеченов отключился, Нечаев несколько секунд сидел, смотря в стену, вроде как, осмысливая всё услышанное. Затем он принялся читать инструкцию до конца. Как оказалось, записи песен и сам приёмник запрещается вывозить из комплекса "Челомей", а при досмотре они будут изъяты с дальнейшими разбирательствами. "Явно не простые песни там играют." — подумал про себя майор. Напоследок Нечаев решил попытать свою удачу: он включил радио снова на той же частоте, попытавшись снова поймать эту песню, но кроме помех на ничего не было слышно. Сергей выключил приёмник и решил выйти на улицу, прогуляться. Входная дверь закрылась за единственным жильцом квартиры, сквозняк скинул тоненькую инструкцию на пол. Два оборота ключа прозвучало в замке, а после тишина, только ветер из открытого окна изредка играл инструкцией, лежащей на полу, гоняя её между валяющейся на полу коробкой и ножками стола.