***
— Сегодня вы идёте на охоту без меня. — Почему? — от такого заявления Асирпы Сугимото на секунду опешил. Затем оформил своё недоумение в два вопроса: — Почему без тебя? И почему… «мы»? — Без меня — потому что кто-то должен быть в шалаше, когда Шираиши вернётся из города, — спокойно объяснила она. В руках у неё были тонкие, но упругие ветки, с которых она срезала неровности с помощью своего охотничьего ножа. — Тем более, как видишь, у меня закончились стрелы, а голодать сегодня не хочется. А «вы», — она чуть заметно улыбнулась, — потому что именно ты больше всех хотел, чтобы он был полезен. Сугимото скрипнул зубами. К сожалению для его худших ожиданий — но к счастью для всей группы, — Огата и правда оказался полезен. В некоторых аспектах даже невыносимо-хорош, особенно когда дело доходило до стрельбы. Лёгкие снисходительные взгляды, которые он бросал на Сугимото, когда тот брался за винтовку, уже начинали того изрядно бесить. Ещё больше бесило то, что вообще замечал эти взгляды. Сугимото оправдывал своё повышенное внимание к Огате подозрительностью и странным, под кожу забирающимся неприятным холодком, который пробегал по его загривку, когда чёрные глаза ловили его собственный взгляд. Было в этих глазах что-то неестественное — так казалось, наверное, с секунду, а потом Огата моргал и наваждение пропадало. Может, дезертир и сам относился с опаской к ветерану со шрамами, помня их первую встречу. Тактичности ему это, впрочем, не добавляло. — Асирпа-сан остаётся. Ты идёшь со мной, — сухо отчеканил Сугимото, выйдя из шалаша и найдя Огату. Тот сидел на поваленном бревне рядом с ещё не разведённым костром. Конечно же, возился со своей винтовкой. Услышав Сугимото, вскинул голову; капюшон плаща упал с его головы на плечи. — Куда? — Охотиться, — так же немногословно буркнул Сугимото. — В прошлый раз, обходя окрестности, мы видели следы оленей. Подстрелим одного. Наверно, Асирпа и впрямь была не по годам мудра, велев ему взять с собой Огату. Она научила Сугимото выслеживать дичь, расставлять ловушки и читать знаки леса — могла рассчитывать на него в вопросах охоты. Но также она помнила, что случилось в прошлый раз, когда они охотились на оленя. Она помнила, что Сугимото не смог выстрелить. — Ты подстрелишь, — строго уточнил он. — Нужно же употреблять твои навыки на пользу группы. Огата пожал плечами, вставая и закидывая винтовку на плечо. — Тогда зачем мне ты? — Как будто ты сам найдёшь этого долбанного оленя, умник, — хмуро отозвался Сугимото. Отвернувшись от него, пошёл вглубь леса, стараясь дышать глубоко и размеренно — чтобы успокоиться и сосредоточиться на цели. Затылком он почти физически ощущал чужой взгляд, задержавшийся на нём чуть дольше, чем ожидалось, а затем услышал хруст снега позади — Огата пошёл за ним, больше не задавая вопросов. В молчании они продвигались знакомыми Сугимото тропами. Порой он оглядывался на спутника; тот внимательно осматривал окрестности, не обгоняя и сохраняя дистанцию в пару метров. Его светлый плащ сливался с заснеженным пейзажем; рука порой тянулась к груди, где раньше висел бинокль, но затем опускалась, когда Огата вспоминал, что тот безнадёжно сломан. Похоже, он до сих пор был настороже, боясь, что бывшие сослуживцы отыщут его. Или же «быть настороже» просто было обычным состоянием Огаты, иначе Сугимото не мог объяснить, почему тот почти никогда не составлял им компанию в шалаше, предпочитая оставаться снаружи, и спал в обнимку с винтовкой, готовый отстреливаться даже во сне. С другой стороны, с такими повадками из него вышел отличный сторож, так что остальные могли отдыхать, не переживая, что их застанут врасплох посреди ночи. Мысль о том, что в последние дни наличие Огаты за порогом хижины дарит ему ощущение покоя, а не опасности, была настолько неожиданной для Сугимото, что тот встал как вкопанный. — Что-нибудь заметил? — Огата отреагировал мгновенно, тоже останавливаясь и глядя куда-то в сторону. Тряхнув головой, Сугимото присмотрелся к ближайшим деревьям. Заметив характерно содранную кору на одном из них, жестом подозвал напарника. — Вот здесь, видишь? Это олень чесался рогами. Где-то должны быть и следы. — Превосходно, — Огата хмыкнул. — У тебя хорошо выходит работать собакой, рядовой Сугимото. — Я тебе не рядовой, дезертир Огата, — огрызнулся тот. — И вообще, это ты тут работаешь на меня винтовкой. Он пошёл дальше, изучая снеговой покров и предпочтя не услышать тихое «Значит, против того, чтобы быть собакой, ты ничего не имеешь». Огата мог продолжать быть невыносимым сколько ему хочется, но это никак не приблизит их к поимке оленя. Следы, которые Сугимото нашёл, судя по всему, были совсем свежими. Теперь они двигались медленно, чтобы вовремя заметить и не спугнуть чуткого зверя. Вскоре лес стал редеть; Сугимото снова сделал жест, замирая и вглядываясь между голыми стволами, частоколом ограничивающим горизонт. — Вон там, — он чуть не вздрогнул, когда Огата, оказавшись неожиданно близко, шепнул ему почти на самое ухо, указывая чуть в сторону. Теперь Сугимото тоже видел: совсем вдалеке, у прогалины рядом с оврагом пасся олень, выдавая себя лишь дёргающимися порой ушами. В тот момент, когда он отыскал силуэт зверя меж деревьев, тот поднял голову и обеспокоенно огляделся. Повернувшись к Огате, чтобы изложить дальнейший план, Сугимото едва сдержался, чтобы не выругаться, и силой опустил его уже поднятую винтовку. — Ты хотел, чтобы я подстрелил оленя, разве нет? — в обычно ровный тон Огаты прокрались нотки раздражения. — И не хватайся за ствол, чтоб тебя… — Сдурел, что ли? — яростным шёпотом прервал его Сугимото. — Он уже тебя чует. Мы стоим по ветру, — без церемоний схватив его за ворот плаща, он потянул Огату за собой, залегая за ближайшим сугробом, наметённым у большой сосны. — Это ты сдурел. Он не успел бы ничего понять, — высвобождаясь из его хватки, прошипел тот. Сугимото медленно выдохнул, подавляя желание дать ему по морде. Законы войны и законы охоты отличались, как день и ночь, и объяснить это вчерашнему солдату, в которого законы войны вколачивались ударами тяжёлых сапог по голове на протяжении долгих лет, было чрезвычайно сложно. У Сугимото, к счастью, был хороший и терпеливый учитель в лице Асирпы, но он сомневался, что сам будет учителем не хуже, особенно с таким непрошибаемым учеником, как Огата. Но он мог по крайней мере попытаться. Ради Асирпы. И ради их сегодняшнего ужина, чёрт возьми. — Если бы он хоть немного двинулся, пока ты целился, ты не убил бы его, а только ранил. Но олени не ложатся на землю и не стонут от ран, как люди, они бегут ещё быстрее, чем обычно. И тогда даже по следам крови мы бы выслеживали его до ночи. — Ты всё ещё допускаешь, что он успел бы двинуться, пока я целился, — Огата держал винтовку на изготовке, хмуро глядя на Сугимото. — В любом случае, у нас всё ещё есть способ взять его наверняка, — стараясь не встречаться с ним взглядом — иначе он точно поставил бы Огате фингал — Сугимото указал в сторону, куда уходил пологий склон оврага. — Если сейчас его спугнуть, олень помчится вниз по склону. И будет больше бояться преследователя, чем западни, которая его там может поджидать. Поэтому ты сейчас, не спуская крючка раньше времени, идёшь туда, занимаешь позицию, а как будешь готов, я погоню оленя на тебя. — Зря пытаешься сделать вид, что ты не помеха на этой охоте, — фыркнул Огата; он всё ещё, похоже, был уязвлён тем, что его так грубо прервали перед выстрелом. Тем не менее, поднявшись, он отряхнулся и направился к тому месту, на которое ему указал Сугимото. Провожая его взглядом, тот даже почти пожалел, что так обошёлся с ним, но тут же поспешил задушить эту секундную слабость в зародыше. Да, Огата — хороший стрелок. Скорее всего, он без проблем снял бы оленя даже с такого расстояния. Даже когда олень насторожился. И выставил бы Сугимото и вправду кем-то вроде собаки — но чёрт побери, Сугимото не собака. Охота — занятие коллективное, и он тоже её полноправный участник. Поэтому пусть Огата не слишком задаётся. Пусть привыкает не только номинально быть частью группы, но и работать сообща. Фигура в белом плаще вскоре почти затерялась среди снегов, но Сугимото не спускал с неё глаз почти всё время. И только когда Огата замер, затаившись за кряжистым стволом дерева, он выглянул из собственного укрытия и убедился, что олень всё ещё никуда не сбежал. Успокоенный, продолжил, копаясь в снегу, искать что-то у земли и флегматично жевать. Сугимото быстро нашёл то, что было ему нужно: поодаль валялось множество сломанных веток. Выбрав парочку посуше, он, больше не скрываясь, быстро направился к оленю, специально позволяя тому заметить себя. И, когда обеспокоенное животное вновь начало озираться, с громким хрустом сломал палки об колено. Олень тут же бросился прочь от звука — прямо к засаде Огаты, как Сугимото и предполагал. И, ослеплённый испугом, совершенно не видел настоящей опасности. Зато Сугимото видно всё очень хорошо. В его голове сама собой прокручивалась его прошлая охота. Долгое преследование раненого зверя по алым следам на снегу, горькое чувство вины из-за того, что он заставил беднягу страдать перед смертью только потому, что оказался не слишком удачлив при первом выстреле. И переполненные болью оленьи глаза, в которых отчаяние смешивалось с решимостью и жаждой жизни. Глаза, в которых Сугимото вдруг увидел собственное отражение — и не смог пустить «себе» пулю в лоб. Олень бежал на Огату точно так же, как другой его собрат совсем недавно бежал на Сугимото. Что тот увидит в глазах зверя? Когда раздался выстрел, олень не успел даже звука издать. Повалился на снег, взметая его, и, разогнанный, проскользил вниз по склону ещё немного. А Сугимото, продвигаясь медленно в ту же сторону, увидел, как Огата, всё ещё держа в руках винтовку с дымящимся стволом, повернулся к нему, безошибочно находя среди деревьев. И на какое-то мгновение Сугимото вновь ощутил себя на месте оленя. А затем Огата опустил винтовку — и наваждение пропало. — Почему не разделываешь? — поинтересовался Сугимото, дойдя до него и обнаружив, что Огата, стоя рядом с оленьей тушей, лишь бесстрастно разглядывает её. Сам же он наклонился над добычей, с усилием пихнул, разворачивая на бок, чтобы вскрыть брюхо. — Должен же и ты быть полезен, — в тоне Огаты не было агрессии, но слишком велико было искушение вернуть Сугимото его же фразу. Тот, фыркнув, бросил ему под ноги охотничий кинжал, доставая штык-нож. — Охота ещё не закончилась. Займись бедренной частью, я вырежу лопатки. И да, ещё нужно прихватить голову, Асирпа не обрадуется, если мы вернёмся без мозгов, — он усмехнулся, разрезая толстую шкуру. Огата медлил. Сугимото вздохнул и обернулся на него, приподнимая бровь. — Ты что, никогда не разделывал дичь? — Ещё чего, — отмерев, Огата приставил винтовку к дереву и поднял нож. Присел рядом и принялся отделять заднюю ногу от остальной туши, но, поглядывая на него, Сугимото отмечал, что его движения лишены той точности и аккуратности, которая была свойственна Огате при стрельбе. Но ведь паршивец удавится сказать, что в чём-то уступает Сугимото. И от этого лёгкая ухмылка не сходила у того с губ до тех пор, пока они не закончили с разделкой. В лагерь они вернулись, до отказа нагруженные превосходным мясом.***
К вечеру стало ясно, что сегодня Шираиши не вернётся. Сугимото лишь надеялся, что он не спустил все деньги, которые ему выдали, чтобы побольше разузнать о татуированных беглецах из Абашири, на бордели и выпивку. Впрочем, в этот раз «Король побегов» сам себя ограбил, не разделив с остальными вкуснейший ужин из оленины. Асирпа, жмурясь от удовольствия, приговаривала «хинна» даже чаще обычного: когда-то она рассказывала Сугимото, что чем быстрее убита дичь, тем вкуснее её мясо. Это заставляло того чувствовать лёгкую зависть, поглядывая на Огату, который сидел напротив них у костра, но вместе с этим… Сугимото примирился с тем, что дезертир присоединился к ним. Если он может сделать Асирпу счастливой, если не вредит остальным и, напротив, приносит столько пользы, Сугимото, пожалуй, даже готов пересмотреть свои взгляды. Если Огата правда попытается стать частью группы, Сугимото готов попытаться принять его. Ночь накрыла лес пеленой темноты, и лишь пламя костра разгоняло сгустившийся мрак. К этому времени Асирпа уже устроилась поудобнее в шалаше и, тихо посапывая, видела десятый сон. Глядя на её умиротворённое лицо, Сугимото гадал, что могло явиться ей в сновидениях. Может, она грезила о детстве, проведённом с отцом, о легендах айнов или будущем, в которое она бесстрашно войдёт. А может, ей снились белки, которых Асирпа так обожала — исключительно с кулинарной точки зрения. Выглянув из шалаша, Сугимото не удивился, застав Огату снаружи. Укутанный в плащ, он сидел рядом с костром, прижав винтовку к груди; иногда голова его дёргалась, так, будто он начал уже дремать, но пока не позволял себе уснуть окончательно. — Эй, чего торчишь там? — позвал его Сугимото. Голова поднялась чуть выше, но Огата ничего не ответил. Тогда, больше не желая тратить время на уговоры, Сугимото вышел из шалаша и, приблизившись к нему, без лишних слов потянул к себе за ворот плаща, точно так же, как совсем недавно, пряча их за сугробом. — Внутри теплее. Иди проспись нормально. «Заслужил», — чуть не добавил он, но это было бы уже слишком. Хотя и правда заслужил — и тем, что отличился сегодня на охоте, и тем, что до сих пор оправдывал доверие группы. Огата сонно поднялся вслед за ним и, не издавая ни звука, проскользнул внутрь шалаша. Помедлил, решая, где лучше устроиться, и в итоге лёг на противоположной от Асирпы стороне. — Мог бы и оставить винтовку снаружи, — увидев, что Огата не выпустил её из рук, укоризненно прошептал Сугимото, ложась между ними. Спать со стволом, уткнувшимся в спину, ему не хотелось. — Ты ещё поблагодаришь меня за это, — пробормотал тот, закрывая глаза. — Никогда не расставайся с оружием, рядовой Сугимото. — Я же сказал. Я тебе не рядовой, — так же лениво ответил он, надвигая фуражку на глаза. Чёрт с ним. Пусть делает, что хочет. Не пристрелит же он Сугимото во сне, правда? Если бы хотел, уже давно пристрелил бы. Увидев сегодня его глаза в тот момент, когда Огата убивал оленя, Сугимото теперь знал это наверняка.