Обнадёживающий покровитель

      — Ишимару-сама, ваш ужин подан к столу.       Мягкий женский голос согревал уши. Воистину, чувствуется аура Абсолютных. Только такую и никакую другую горничную себе мог выбрать старый премьер-министр. Да и не мог он отказать сироте, которая отчаянно искала работу с горем пополам окончив старшую школу. Такааки Ишимару не был бы собой, если бы не помог нуждающемуся. Заодно и дом преобразился благодаря женской руке.       Однако что-то всё терзало Такааки. В глаза своей новоприобретённой горничной он смотрел с улыбкой, но стоило ей отвернуться, как сразу брови хмурились, а вся радость сводилась на нет. Старый премьер-министр был доволен работой девушки, ему нравилось, как она идеально вписывалась в его представления о женской красоте.       Кируми Тоджо. Несчастное дитя.       Ишимару чувствовал угрызения совести, когда понимал, что использует несчастье другого человека ради собственного благополучия. Даже если трудовой договор взаимовыгоден.       Куда пойдёт эта девушка, если он, Такааки Ишимару умрёт, а его подрастающий сын решит сменить прислугу в своём доме? Тогда Кируми окажется не просто без работы, но ещё и без крыши над головой. Погружаясь в невесёлые думы, Такааки размышлял о том, как эта прекрасная девушка, лишившись всего, упадёт на самое дно. Без родителей, без родни, без родного дома, из которого её выселили за неспособность оплатить проживание. Много ли хорошего в том, чтобы оказаться на улице?       Гетто. Курение. Алкоголь. Наркотики. Насилие.       Столько грехов падёт на невинную душу! Столько грязи ляжет на непорочную девушку, пожелавшую лучшей жизни!       Этот прекрасный цветок завянет, если будет расти в неподходящих условиях.       За год, пока Кируми пребывала на службе горничной, Такааки стал воспринимать девушку, как родную дочь, пускай у него был только сын-наследник и никто больше. И как такого человека можно выбросить из дома? Какой нормальный отец так сделает?       Такааки хотел бы помочь Кируми, но не знал, как. Вокруг прелестной горничной выросли шипастые заросли, сквозь которые было не пробраться, а сама Тоджо словно застряла в самой глубине этих зарослей. Тонкая паутинка стискивала грудь, не давая никому достигнуть её сердца. Столь прочная защита сделала девушку заложницей обстоятельств.       — Ишимару-сама?       И это печально. Что делать? Неужели нет другого пути, кроме как поверить в благосклонность судьбы?       «Звучит, как отличная идея. Вот только разве желаю ли я хоть о чём-то ещё сожалеть на смертном одре? За всю свою жизнь я уяснил, что на судьбу полагаться нельзя, когда есть другой выход. И что надо брать быка за рога в нужный момент, а не когда уже слишком поздно. Мой сын — хороший малый, но я не могу на него спихнуть хлопот больше, чем уже спихнул».       — Да-да, Кируми-чан, уже иду, — ответил наконец Такааки.       Кируми отвесила привычный поклон и вышла из покоев старого премьер-министра, чтобы не мешать ему. Девушка всегда вставала рядом с дверью, чтобы сопроводить своего господина к столу. Всё-таки, ноги потихоньку отказывали старику. В этот раз всё было так же. Такааки порой удивлялся: а если упадёт он взаправду, сумеет ли удержать его Тоджо? Такая хрупкая девушка просто не сумеет поднять восьмидесятикилограммовую тушу старика. Не то, чтобы Такааки сомневался в силе Кируми…       …но у всего должен быть предел.       Поужинав, Такааки осторожно принялся наблюдать за изящными и отточенными движениями Кируми, убиравшей грязную посуду со стола и мусор. Киётака сегодня не пришёл на ужин, так что тарелок было немного — всего-то на одного человека. Сейчас Кируми всё уберёт и отправится мыть посуду. Девушка, ещё при подписании трудового договора, попросила своего работодателя не смотреть на её руки без перчаток. А, следовательно, за мытьём посуды Такааки не должен был наблюдать. На странную просьбу старик согласился: не так уж это и сложно.       Но почему? Наверняка на нежных руках остались какие-нибудь уродующие шрамы, может, следы от ожогов? Такааки было известно, что дочь его старого друга Киригири носила перчатки именно по этой причине. Неужели, в жизни Кируми имела место быть такая же потрясающая оплошность?       Вероятно. Всё может быть. Ничто нельзя исключать, пока не доказано обратное.       Такааки не хотел мешать чужой работе. Но чувствовал, что поговорить ему стоит именно сейчас. Вдруг потом будет слишком поздно?       И тогда «завтра» для Кируми Тоджо никогда не настанет.       — Кируми-чан, — окликнул девушку Такааки. — Можешь, пожалуйста, присесть. Я бы хотел поговорить с тобой. Именно сейчас.       Как и ожидалось, Кируми оказалась в замешательстве. Составив в раковину всю посуду, она направилась к столу, но сесть всё не осмеливалась. Негоже горничной садиться за один стол с господином — так считала Кируми. В просьбе Такааки она видела подвох. Вдруг это проверка какая? Девушка была настолько растеряна и напряжена, что в итоге даже не шелохнулась. По правилам японского этикета она даже не смотрела в глаза.       Такааки только рукой махнул: не хотела Кируми играть в эту игру «на равных» — её право. К тому же Ишимару вовсе не хотел вести разговор с девушкой, что будет сидеть как на иголках.       Но когда-то же придётся снять с себя тяжкое бремя ненужных оков.       — Кируми-чан. Я хочу, чтобы ты мне ответила предельно честно… — Такааки взял в рот сигару и закурил. — Каким ты видишь своё будущее?       Лицо девушки выровнялось так, как будто его вмиг сотворили из фарфора. Кукла, а не человек. Марионетка. Но если марионетку избавить от нитей кукловода, станет ли она по-настоящему живой?       Нет.       Но Такааки почувствовал, что своим вопросом, который он, на всякий случай, ещё и повторил, постепенно оживлял куклу в красивом платье горничной.       — Не понимаю, о чём вы говорите, Ишимару-сама, — наконец-то ответила Кируми. Её взгляд беспокойно заметался. — Я нашла своё призвание в том, чтобы верно служить семье Ишимару. Так уж распорядилась мною судьба, и я не в праве желать иного будущего.       — Почему же? — удивился Такааки. — Ты девушка умная, красивая. Сейчас времена такие — подобные тебе дома не сидят, карьеру строят. И неужели тебе действительно нравится ухаживать за дряхлым стариком и его суровым сыном?       Такааки не думал, что Кируми ответит на этот вопрос честно. Работа прислуги всегда принуждала тщательно подбирать слова, да так, что в итоге рождалась очередная ложь.       — Вовсе нет. Я считаю, что мне не на что жаловаться, Ишимару-сама. К тому же, — Кируми слегка улыбнулась, это было почти незаметно, — не такой уж ваш сын суровый, да и вы не такой уж и дряхлый. Вы создаёте впечатление бодрого духом человека, который не растерял былую мощь.       — Да? — Такааки грустно взглянул в лицо своей горничной. — Создаю впечатление — это ты верно подметила. Но я отнюдь не являюсь таковым, понимаешь?       Кируми не нашлась, что возразить в ответ. Спорить с господином для неё оказалось табуированным действием. Что ж, тогда…       — Тебе учиться дальше нужно, работу хорошую подыскать, — Такааки вскоре озвучил главную свою мысль. — Не нужно тебе растрачивать свою жизнь на прислуживание кому бы то ни было.       — Боюсь, вы меня не поняли, Ишимару-сама, — голос Кируми дрогнул, но дальше шёл ровнее. — Мне не нужна другая работа. Хотя бы потому, что для другой работы я просто непригодна. Абсолютная Горничная — моё призвание. Это титул, ради которого я проходила программу «Абсолютный план развития талантов». Я целенаправленно шла этой дорогой.       Такааки задумался. Кируми сидела совершенно спокойно, выжидала ответ своего господина. Её уверенность ни на мгновение не покачнулась. Но то мимолётное дрожание в голосе… неужели Ишимару показалось?       «Выходит, я ошибся насчёт этой девушки. Она вовсе не заложница обстоятельств, а та, что осознанно выбрала участь паучьей жертвы, — вот, к какому выводу пришёл Такааки. — Мне не хватило проницательности? Или же Кируми не до конца честна со мной?»       — Получается, твой ответ?.. — уточнил Такааки.       — Оставаться верной своему делу, — отчеканила Кируми. — Я счастлива, что работаю на вас, Ишимару-сама. А, вероятно, вы так не думаете, потому что я редко улыбаюсь, — высказала предположение девушка. — Не переживайте за меня, прошу вас. Трагедию, связанную с моими родителями, я уже пережила. Всё, что мне остаётся — двигаться вперёд, несмотря ни на что. Полагаю, вы посчитали меня бабочкой в паучьей сети, — Кируми улыбнулась чуть шире. В ответ хмыкнул и Такааки, поняв, что недооценил умение своей горничной зреть в корень. — Мало ли, сколько таких ещё во всём мире, Ишимару-сама. В этом нет ничего плохого. К тому же, я совсем не считаю себя бабочкой. Паук растворяет внутренности своей жертвы и высасывает все жизненные соки. Но со мной такого не будет — ведь у меня есть вы.       Кируми застыла прекрасной статуэткой на полке кукольного мастера. Такааки закончил курить, не зная, что ещё сказать. В его голову услышанное просто не укладывалось. Вчерашняя школьница сегодня стала горничной, довольной своей участью. Виданное ли дело! Закашлявшись, Такааки отложил сигару в сторону.       — Кируми-чан, — начал он после продолжительного молчания. — Подойди-ка.       Кируми не стала спрашивать лишний раз. Она подошла на приемлемое расстояние, но не догадывалась, зачем. А Такааки, бросив на девушку печальный взгляд, встал со своего места и заключил Тоджо в тёплые объятия, чем непомерно смутил её.       — Ишимару-сама?! — воскликнула она. — Ч-что вы делаете?       — Кируми-чан, — Такааки ненавязчивым жестом вынудил девушку посмотреть ему в глаза. — Раз уж ты продолжишь помогать мне, то позволь и мне помочь тебе, как своему покровителю.       — То есть? — Кируми попыталась опустить взгляд, но у неё не получалось отвести взгляд от господина.       — С моей помощью ты можешь стать пауком, а не его жертвой. Ты сама спрядёшь паутину, какая тебе больше понравится, Кируми-чан, — глаза Такааки загорелись. — А старую просто сожги, не нужна она тебе. Это же гораздо лучше! Поверь мне, нет пряхи для судьбы лучше, чем сам человек. К тому же, ты ведь так хорошо обращаешься со швейными материалами — просто глаз не оторвать!       — Н-но… — девушка окончательно перестала понимать, почему на неё так активно наседали.       — Ты справишься, Кируми-чан, — на старческом лице от умиления разгладились все морщины, заставив старика Такааки помолодеть лет на десять. — А до тех пор, пока ты не спрядёшь свою паутину, ты можешь остаться со мной. Или, правильнее сказать, с моим сыном.       — Ишимару-сама? — Кируми сменила тон на несколько сердитый. — Боже, не говорите так. Вам просто курить надо поменьше. В вашей груди довольно звучные хрипы, — Кируми поджала губы. — Ишимару-сама?       — Всё в порядке, — простодушно ответил Такааки. Он развернул девушку в сторону кухни. — Ты можешь вернуться к своей работе, Кируми-чан. Об остальном не беспокойся.       С тревогой на сердце Кируми проводила своего господина взглядом. В последний раз одна отвесила в его сторону учтивый поклон. Как господин и просил, Тоджо старалась не думать о том, что её не касалось. Но эти тёплые слова…       …они достигли сердца Кируми, разожгли в нём огонь, и он спалил дотла противную паутину…       …и стоя через несколько дней на похоронах Такааки Ишимару, умершего в тот же день, что и состоялся непростой разговор, Кируми наконец-то ощутила себя пауком своей собственной судьбы.       Разбитые оковы подарили Кируми Тоджо миг счастья по-настоящему свободного человека. В тот солнечный день словно озарение снизошло на светлую голову Абсолютной Горничной, когда та взглянула на оставленное завещание.              Она догадалась, как Такааки Ишимару сумел сделать её пауком.