Вот бы ты был моим братом

Пришлось три дня обивать порог военной комиссии. Казалось бы, армии всегда нужны люди — но нет, сперва, будь добр, пройди с десяток проверок, дай врачам обследовать тебя с внутренней стороны твоих гланд до трещин на ногтях пальцев ног, дождись, когда бессмысленный ворох бумажек подпишет весь неповоротливый бюрократический аппарат, и только тогда сможешь вздохнуть с облегчением: «Совсем скоро я стану солдатом». Совсем скоро Сугимото будет спать не в общей комнате на потасканной циновке, в компании вонючего и громогласно храпящего старика, а в казарме на вполне приемлемой койке. И есть белый рис каждый день — такой роскоши ещё месяц назад он себе и представить не мог. Оставался последний день до того, как ему выдадут форму — настоящую, не у сержанта Кикуты взятую «напрокат». И последний день, чтобы просадить остатки денег, которые сержант выдал ему в благодарность за их совместную работу. Вопрос, где засесть вечером, даже не стоял: Сугимото знал лишь одну приличную идзакаю в этом районе Токио. Кикута не ел бы в ней каждый день, если бы она не была приличной. Народу было полно, но свободный столик легко нашёлся у дальней стены. Делить этот ужин Сугимото было не с кем, поэтому он удовольствовался этим уединённым местом. Заказал саке, и закуски, и риса, конечно. В ожидании принялся рассеянно разглядывать публику, в большом городе суетливую, мелькающую на тысячи разных лиц. Вот зашли какие-то новые лица. Военные — неудивительно, кадетская академия была совсем рядом, да и по залу уже сидело несколько групп в формах. Сугимото уже отвёл было от них взгляд, но что-то заставило его приглядеться чуть лучше… …и тут же отвернуться, сжимая палочки в кулаке и надвигая фуражку глубже на лоб. Парня с приклееной полуулыбкой и двумя родинками на щеках он запомнил. Тот очень больно бил под рёбра. Периферийным зрением он уловил, что группа солдат села поодаль, почти в центре зала. Глянул искоса из-под козырька, выдохнул: улыбчивый, по всей видимости, сел к нему спиной. Рядом с ним примостился ещё один, боком к Сугимото, но он всё равно узнал его плоский нос и нахмуренные брови. На стороне, повёрнутой к нему, всё ещё виднелся фингал, который Сугимото оставил ему в Императорском отеле. Третьего толком было не разглядеть из-за головы улыбчивого. Вспоминая ту потасовку, Сугимото прикинул: ворвавшихся в номер, кажется, было как раз трое или четверо. Да, те, с родинками и плоским носом, сразу бросились к нему, а третьего, усатого, он пинком обезоружил. Усатого с ними, правда, не было. Стоило по-тихому покинуть заведение, пока эти солдаты не заметили и не узнали его самого. То, что Сугимото могли снова поколотить, было ещё не самое страшное. Они могли бы начать расспрашивать о том, что он делал в Императорском отеле вместо настоящего Ханазавы Юсаку, какое к этому отношение имеет Кикута, и тогда… ничего хорошего для всех участников этой драмы. Тем более, они были готовы стрелять в Каэко, и этого Сугимото им никогда бы не простил. Но как назло они заняли место, которое невозможно было обойти при отступлении. Ничего не скажешь, настоящие мастера военной тактики — даже если они об этом и не подозревали. И, между тем, Сугимото принесли его ужин. Пригубив саке и зажевав жареного кальмара, он решил: чёрт с ними. Он просто дождётся, когда они уйдут — не век же им тут пировать, а сам он возвращаться в удушливую общую комнату не так уж и торопился. Не спеша принимаясь за порцию риса, он осторожно посмотрел в их сторону ещё раз, как ему казалось, совершенно незаметно. Улыбчивый отклонился в сторону, что-то рассказывая хмурому едва ли не на самое ухо, и Сугимото неожиданно столкнулся взглядами с третьим. Внешность его была едва ли примечательной: такой же бритый, как прочие кадеты, в такой же форме, с такой же вымуштрованной осанкой. Но отчего-то Сугимото едва не подавился и, уставившись в стол, понял, что пропал. Кем бы ни был этот третий, он явно его узнал. Может быть, даже был там, в отеле, просто Сугимото не запомнил его в хаосе сражения. Надо было срочно придумывать, как оправдываться за весь тот фарс и не подставить сержанта Кикуту. Но минуты проходили одна за другой, а к его столику никто не подходил. Найдя в себе мужество вновь взглянуть в зал, Сугимото убедился, что солдаты сидели на том же месте как ни в чём не бывало. Ему показалось? Он так сильно убедил себя в том, что его вот-вот раскроют, что принял обычный скучающий взгляд за нечто большее? Скорее всего. Скорее всего, этого третьего солдата там даже и не было, раз Сугимото его не запомнил. Всего лишь обман его разыгравшегося воображения. Нужно было просто успокоиться. В конце-то концов, он сам уже без пяти минут солдат. Скоро ему не придётся заботиться о таких пустяках. Прождать пришлось целый час. За это время миски и тарелки на столе Сугимото опустели, но он упорно растягивал последнюю порцию саке — денег на что-то ещё всё равно не было. Солдаты наконец зашевелились, о чём-то переговариваясь. Сугимото нарочито отвернулся: даже если кто-то из них напоследок случайно глянет в его сторону, всё равно не узнает. В шуме идзакаи было не понять, вышли они уже или нет, но вряд ли им понадобилось для этого больше пары минут. Как только эти пара минут истекли, Сугимото вновь повернул голову в сторону зала. Возле стола стоял тот третий, внимательно и беззастенчиво разглядывая его. От неожиданности Сугимото тихо выругался, вздрогнув. Но, похоже, этот солдат был один, без своих дружков. Их видеть совсем не хотелось. — Ну и какого чёрта вам от меня нужно? — не слишком любезно поинтересовался он, держа в руках чашу с саке и готовый, в случае чего, разбить её о бритую голову. Солдат словно бы вышел из оцепенения и заглянул ему в глаза. — Думал познакомиться, — ответил без угрозы в голосе. — Поговорить. Вы же всё равно один? — он присел на свободное место напротив Сугимото и положил свою фуражку на стол. — Я заказал вам ещё саке, — добавил он, кивая на почти пустую чашу. — Вам самим саке в голову ударило. Вы меня с кем-то путаете, — буркнул Сугимото. Встать и уйти прямо сейчас? Это будет выглядеть крайне подозрительно. Он не знал, что известно этому солдату. Может, его товарищи устроили засаду прямо у выхода из идзакаи. И потом, кто в здравом уме отказывается от дармовой выпивки? — Нет. Я полагаю, что достаточно хорошо запомнил ваше лицо, — глядя на него в упор, качнул головой солдат. И добавил, не дрогнув ни одним лицевым мускулом: — Это было, пожалуй, не самое запоминающееся в вашем образе, но тогда я думал, что впервые вижу лицо Юсаку-доно. Сугимото залпом выпил остатки саке. Всё-таки он там был. Видимо, в драку не полез, раз остался в целости и сохранности после буйства подставного «Ханазавы Юсаку». — Допустим, — со стуком поставил чашку на стол. — И что же вы хотите услышать, в таком случае? — Всё, что угодно. Кто вы такой. Откуда приехали в Токио. Где научились рукопашному бою. Часто ли вас можно застать в ванных гостиничных номеров, которые снимают дочери глав крупных компаний. — Это допрос? Подошедшая официантка принесла токкури с саке. Солдат наполнил опустевшую чашку Сугимото. — Нет. Просто беседа. Если вы боитесь, что об этом станет известно Усами или Цукишиме, — он махнул рукой на двери, где до этого скрылись двое его спутников, — зря. Если вы боитесь, что об этом станет известно лейтенанту Цуруми — зря. Если вы боитесь, что об этом станет известно сержанту Кикуте, что бы он ни забыл тогда в отеле, — зря. Если вы боитесь, что об этом станет известно Юсаку-доно… — он сделал короткую паузу и твёрдо выдохнул: — зря. — Если это беседа, вы бы хоть представились, — Сугимото оценил знаки на солдатской форме, — рядовой?.. — Огата, — тут же отозвался он. — Вижу, сами вы называть своё имя не горите желанием. — А вы догадливый, — Сугимото взял полную чашку в руки. Он колебался. Солдат вёл себя подчёркнуто-вежливо, даже дружелюбно. Располагал к себе. Легко читал все подозрения Сугимото и тут же развеивал их. И всё же… его внезапное любопытство было странным. — Почему вам так интересен именно я? — спросил Сугимото напрямую. — В итоге, я ведь не сын генерала. Не Ханазава Юсаку. — Поэтому я и хочу узнать, что вы за человек, — невозмутимо ответил Огата. — Мне интересно… что за человеком мог бы быть мой брат. Сугимото приподнял брови. Брат? Кикута ни разу не говорил, что у генерала есть ещё один сын. Хотя, учитывая, что у Огаты другая фамилия и он всего лишь в звании рядового… должно быть, в семье Ханазавы царит ещё больший бардак, чем тот, о котором Сугимото был осведомлён. — Пф, ну нет, — хмыкнул он. — Таким, как я, Юсаку никогда не мог бы быть. Огата молчал. Продолжал глядеть выжидающе, готовый ловить каждое слово, и Сугимото сдался. — Ну, скажем, он никогда не жил в провинциальном городке, где ты знаешь всех соседей по улице поимённо, а слухи разлетаются быстрее, чем новости из газет. И он не был вынужден… бежать оттуда, потому что… — в горле засвербило, и он сделал глоток саке. — В общем, он никогда не дрался за еду с уличными котами. Не дрался с такими же оборванцами, как он сам. И с патрулями, оборванцев гоняющих, тоже не дрался. Даже никому в академии морду ни разу не набил, спорить готов. На каждую его фразу Огата кивал. И, наверное, от вновь принятого на грудь Сугимото показалось, что выражение его непроницаемого лица стало как-то добродушнее. Теплее. — В общем, совершенно не гожусь я быть генеральским сыном, — подытожил он. — Но я решил, что по крайней мере могу вступить в армию. Рядовых не делят по знатности и крови, да? — Рядовым дают в руки винтовку и посылают на передовую умирать. И убивать, — вдруг отчеканил Огата. Сугимото пожал плечами: — И что? Будто я не знал, — ещё один глоток. — Если кто-то попытается убить меня… я не позволю, — проговорил, глядя на плещущееся на дне саке. — Этому меня жизнь вроде как научила. Когда он поднял глаза на собеседника, тот улыбался. Почти незаметно, только краешками губ, немного щурясь. — Ты не боишься замарать руки, — это даже не прозвучало как вопрос. Сугимото кивнул, допивая саке. — Я, знаешь, и так замаранный донельзя, — при мыслях о семье, о туберкулёзе, об отчаянном бегстве из родных краёв снова подступила лёгкая дурнота, и он подлил себе из токкури. — Куда уж больше. Это с Ханазавы-младшего пылинки сдувают. Будущий знаменосец, как-никак. При упоминании Юсаку улыбка Огаты вмиг потухла. — Все так обеспокоены его… чистотой, — сказал он потускневшим голосом. — И лейтенант Цуруми, и сержант Кикута… и тебя в это тоже втянули. И особенно отец. Сразу видно, как он любит сына. — Ага, так сильно, что пихает в военное училище, чтобы он однажды выбежал со знаменем на поле боя и сдох от шальной пули, — фыркнул Сугимото. — А мать его так любит, что готова против воли натравить на него озабоченную девушку побогаче, чтобы он точно остался в тылу. Впрочем, он стоит своих родителей. — А ты виделся с ним? — Один раз. Решил расспросить, чего ему самому-то от жизни хочется, — вторая чашка саке испарилась куда быстрее первой. — Надо же натурально отыгрывать, раз я притворялся им. Думаю, тебе понравится, — Сугимото перегнулся через стол и прошептал, точно рассказывал пошлый анекдот: — Я ему такую звонкую пощёчину по роже залепил. Огата сдержанно хмыкнул. Впрочем, при его-то скупой мимике это вполне сошло за смех. Затем снова помрачнел. Вздохнул разочарованно: — Хотел бы я, чтобы и впрямь ты был моим братом вместо него. — Ты не знаешь, о чём жалеешь, — Сугимото покачал головой и тут же схватился за лоб, потому что зал идзакаи качнулся вместе с ней. — Если бы… если бы ты был моим братом… ты был бы уже мёртв. Огата задумался на пару секунд, а потом выдал: — Быть мёртвым с тобой всё равно лучше, чем живым рядом с Юсаку-доно. — Что, он настолько успел тебя достать? — Сугимото взялся было за токкури, но в последний момент решительно отставил его в сторону. — А ты чего не пьёшь-то? — Я же сказал. Это саке — тебе, — Огата поднялся с места, надевая фуражку и поправляя форму. — Может, оно поможет тебе забыть на какое-то время, как жестоко обошлась с нами жизнь. Мне не поможет уже ничего. Приятно было побеседовать, не-брат. Сугимото проводил его рассеянным взглядом. Пожал плечами. И правда, странный. Ну хоть не шпион, решивший загубить семью Ханазава. Шпион не стал бы разбрасываться такими личными фразами. То, что осталось на дне токкури, он распил в одиночестве.