Нарисуй-ка мне, художник, счастье, Нарисуй травы зелёной блеск, Нарисуй же это на запястье Прежде, чем услышу сердца треск.
Сегодня впервые за десять лет Кей встретит того, с кем связана его душа и тело. Он понятия не имеет, как выглядит парень, который раз в неделю, а то и больше, любит рисовать шедевры на своих бёдрах или запястье, и оценивает каждое стихотворение, которое на своей коже пишет Кей. И, тем не менее, незнание о том, как выглядит его соулмейт, не помешал влюбиться в чужую душу. Нет, в родную, просто другую. Кто-то бы сказал, что они связаны, конечно, они полюбят друг друга, но Цукишима бы на это лишь цыкнул в своей манере и закатил глаза. Не факт. Его родители были родственными душами и что по итогу? Развод и девичья фамилия. «Ты же понимаешь, что даже если мы соулмейты, это нас не обязывает начать отношения или что-то вроде того. Может быть, мы вообще возненавидим друг друга и будем проклинать нашу связь», — написал когда-то, лет в десять, Кей, глядя на то, как мама в очередной раз приходит домой подавленной, стараясь скрыть усталость за улыбкой. «Почему ты об этом вообще заговорил?» «Живу с плохим примером под боком» И что по итогу? Кей каждый день жаждет увидеть на своём теле хоть весточку. Сообщение, рисунок, да хоть пятно от ручки на ребре ладони — что угодно, лишь бы знать, что связь не потеряна. Десятилетний Кей не хотел давать своей родственной душе и шанса на то, что в этой жизни когда-то будут «они». Но Кейджи, видимо, поистине удивительный человек, раз в свои четырнадцать Цукишима задумался «а что если…». Но дальше мысли пока что не пошло. — Волнуешься? — Спрашивает Тадаши, шагая рядом с другом, поглядывая на запястье Цукишимы. — Нет. — Ого! Тебе, в самом деле, не страшно? Ну, просто, вдруг вы не найдёте точки соприкосновения или что-то ещё. — Около десяти лет списывались, а сейчас резко точки соприкосновения не найдём? Максимум не понравимся друг другу в реальной жизни, из-за того, что окажемся не такими друг для друга, какими мы себе представляли. Но это будут только наши проблемы. Мы ведь не обязаны соответствовать чужим ожиданиям. — Поэтому и спрашиваю, не страшно ли? На мгновение Кей призадумался. Ему не страшно, если они не понравятся в романтическом плане, но вдруг Цукишима не понравится Акааши даже как друг, как человек. Потому что назвать Кея хорошим человеком порой бывает очень трудно. — Будь что будет. — Ответил Кей, вновь глянув на запястье. Краем глаза он заметил, что и Тадаши смотрит на рисунок, нарисованный Кейджи. — Почему вы, ребята, просто не нашли друг дружку в Line? Цукишима лишь хмыкнул. Они давно могли бы найти друг друга в соцсетях, но им нравится общаться через собственную кожу. Так близко, так интимно, так прекрасно. Оставив свои вещи и приготовившись к матчу, Карасуно поприветствовала команду Некомы, с которыми им довелось играть первыми. А после предстоит сыграть с новой командой. Фукуродани. Кей их видел мельком, но так и не нашёл того, на ком сейчас красуется его стих. К слову, о стихе. Он уже смазался и стал походить больше на чёрное пятно, нежели четверостишье. Это ж не татуировка, в самом деле. Хотя, рисунок заката также претерпел изменения. Как-никак, а Фукуродани сейчас также играют и можно сузить круг до основного состава команды сов, вот только Цукишима не знает этих ребят, а разглядывать их некогда, покуда у него матч. Даже меняясь с Нишиноей на площадке, он следил за своими противниками. Карасуно проиграли котам всухую. Круг подбора не заставил себя долго ждать. А рисунок потихоньку стирался и становился больше похож на цветную кляксу. Про его стих вообще лучше промолчать. В идеале нужно всё смыть и стереть и попробовать по новой, но времени на это, пока что, нет. После передышки начался новый матч. Вот теперь Кей старался высмотреть средь учеников на другой стороне площадки мальчика, который делит с ним один и тот же боевой раскрас. Но его вечно что-то дергало и отвлекало. Началась игра. Цукишима не сводил глаз с площадки, с мяча. Кому пасуют, где ему нужно быть, чтобы заблокировать атаку. Но сколько бы блокирующий не старался, четвёртый номер пробивал сквозь его руки. Но окончательно его добил связующий, который сделал скидку. И Кей чётко видел, что сейчас произойдёт, также чётко, как и цветные размазанные кляксы на запястье. А позже и чернила на плече. Мяч упал на площадку Карасуно. Кей просто наблюдал за связующим сов, совершенно не беспокоясь о потерянном очке. Сейчас его волновал только мальчик напротив, который хитро усмехнулся. — Только заметил? Здравствуй, Кей. Приходя в себя, Цукишима несколько испуганно ответил. — Здравствуй, Кейджи.***
Вороны вновь потерпели крах. Тяжко им без удивительного дуэта первогодок. Но центральному блокирующему вообще было не до этого. Забежав в уборную, он стал смывать с руки то, что раньше было стихотворением. Дверь отворилась. Повернув голову, Кей заметил Акааши, который также смывал рисунок с запястья. — Рад видеть тебя. — Проговорил старший мальчик, улыбаясь и искоса глядя. — А? А, ага. Я тоже рад встрече с тобой. — Несколько робко проговорил Кей. Смыв остатки чернил, Цукишима опёрся о раковину, смеясь. — Почему эта встреча мне кажется такой странной. Мы общались около десяти лет, а такое чувство, будто говорим впервые. — С непривычки. Выключив воду, Кейджи подошёл к первогодке. Кому-то ж нужно разбавить эту неловкую атмосферу. А зная Цукишиму и его навыки коммуникации с людьми, то эту ответственную ношу решил взять на себя именно Акааши. — Знаешь, ты… — «…неплохо читаешь блоки/…выглядишь не так, как я себе представлял/…такой непривычный», ни один из вариантов не подходил для начала диалога. Что ж, хотел связующий сделать шаг, да вот только споткнулся. Но умение выкручиваться из разного рода неприятных ситуаций у парня уже в крови, — … пишешь хорошие стихи. Просто, я хотел сказать тебе лично. И мне жаль, что из-за меня ты какое-то время стеснялся их писать. — Это не из-за тебя, — тут же ответил Кей, — просто, когда ты сказал, что увлекаешься литературой, я посчитал, что по сравнению с другими писателями и поэтами мои работы — хлам и бездарность. — Не смей даже думать так. Мне очень нравятся твои стихи, и я радовался каждому твоему произведению, которое появлялось на моей коже. Я даже выписывал их себе в тетрадь. — А я фотографировал каждый твой рисунок, — признался Кей, потирая затылок. Его любимый был динозавром на ключице. — У тебя золотые руки. — А у тебя — слова. — Акааши! Вот ты где! Идём скорее, мы играем со старшей Шинзен сейчас! Хей-хей-хей! — Хорошо, Бокуто-сан. — Повернувшись к первогодке, Кейджи кратко улыбнулся. — Ещё увидимся. — Конечно. Спишемся вечером, ладно? — Само собой. И да, Кей, я не кусаюсь. — Я знаю, я кусаюсь. И ядом иногда плююсь. Что он несёт? Но услышав смешок со стороны Акааши, Цукишима чуть расслабился. Хотя щёки, уши и нос приобрели красноватый оттенок. Его родственная душа действительно удивительна.***
Первый более-менее состоявшийся диалог между Акааши и Цукишимой произошёл в тренировочном лагере. Мальчики обсуждали темы так, как делали, чуть ли не каждый день до этого при помощи их связи. Хотя, желать доброго утра и спокойной ночи они всё же продолжили в письменной форме. Кей даже присоединился к тренировкам по просьбе Кейджи (вообще его первыми позвали Бокуто с Куроо, но он это умело проигнорировал). Хоть он и не разделял особого энтузиазма к волейболу, но ему очень нравилось проводить время вместе с Акааши, особенно когда они были на одной стороне площадки. — Ты здорово играешь. — Спасибо, Акааши-сан. — Ах, значит десять лет просто Кейджи, а сейчас Акааши-сан, так? — Наигранно возмутившись, связующий сов щипнул младшего мальчика за бок, а затем и за ухо. Кей лишь потёр ушибленные места. — Хорошо, я тебя понял, Цукишима-кун. — В смысле десять лет? Вы были знакомы раньше? — Спросил Куроо, который молча наблюдал за этой перепалкой. — Куроо-сан, Цукишима-кун, — сделав акцент на фамилии ворона, Акааши продолжил, — мой соулмейт. — Я просто посчитал, что в присутствии других нужно придерживаться официальной формы общения. — По спортзалу раздались щелчки фалангов пальцев. Потупив взгляд, Кей хотел было ещё кое-что добавить, но его прервали. — Мы можем поговорить наедине? Кивнув, Цукишима хотел было пойти к выходу, но Кейджи тут же схватил его за запястье и потащил на улицу, попросив двух капитанов оставить свои любопытные носы в спортзале. Младший из мальчиков чувствовал себя крайне неловко. Он просто не привык к таким частым прикосновениям. Он только недавно принял тот факт, что буквально может видеть и слышать того, с кем раньше вёл только переписку. Но Акааши настырный и более опытный, как казалось. С людьми он взаимодействует куда лучше, чем Кей. Остановившись около стены под звук сверчков, парни встали напротив друг друга. Цукишима не понимал, что он сделал не так и почему Кейджи смотрит на него с… волнением и паникой. Заглянув в синие глаза, парень обомлел. Он и раньше их видел, но не столь печальными. — Кей, скажи честно, ты стесняешься нашей связи, стесняешься меня? — Что? Нет-нет-нет, почему Вы так… — Вот поэтому. Ты стал обращаться ко мне на «Вы». Ладно, если б мы с тобой познакомились только сейчас, но прошло десять лет, Кей, — глядя первогодке в глаза, Акааши схватил того за руки. Чужие ладони дрожали так же, как и его собственные. — Я, правда, подумал, что при других лучше держаться формальностей, вот и… — Не нужно. Плевать на всех, Кей. В этом лагере я дольше всех знаю именно тебя, и ты знаешь меня. Да, нам есть, что ещё узнать друг о друге, но это придёт. Всё придёт позже. Поэтому прошу, если мы с тобой всё ещё близкие друзья, не нужно этих формальностей, ни перед кем. — Хорошо, Джи. Синие глаза, что до этого источали всем своим естеством тревогу — засияли. Искры заплясали, а на лице появилась улыбка. Акааши, не отпуская чужих ладоней, продолжал смотреть в упор на Кея, будто чего-то, ожидая ещё. Но радость быстро угасла, и волнение вновь охватило море очей напротив. — Я рад, что мы всё ещё друзья, Кей. Но… Я помню, как несколько лет назад ты написал о том, что наша связь нас ни к чему не обязывает и всё хотел спросить и откладывал до того момента, пока мы не встретимся лично. Но теперь ты здесь и… — томно выдохнув, Акааши решил не вилять вокруг да около, — …неужели ты даже шанса мне не дашь? Нам не дашь. Вот тут Кей окончательно остолбенел. Если б Кейджи спросил его об этом в тот же день, то он бы, не колеблясь, ответил чёткое «нет», но сейчас, когда прошло столько лет и многие вещи в голове Цукишимы поменялись, сменили свои приоритеты, когда он встретился с тем, кому доверял свои тайны и переживания и сейчас смотрит ему в глаза, в которых ни намека на злобу, подлость или обман, Кей мешкается. Он не уверен, он не понимает. Кей самый настоящий идиот, когда дело доходит до чувств и эмоций. Из братьев семьи Цукишима это больше по части Акитеру. Отведя взгляд в сторону, ворон больше пробубнил себе под нос, чем дал ответ. — Я не знаю. Понимаешь, мои родители были соулмейтами, и это привело к тому, что отец просто ушёл. Мне и года не было. — Мои тоже являются соулмейтами, но они и по сей день живут душа в душу. Кей, мне, правда, жаль, что в твоей жизни вышло так, но посмотри, ведь есть люди, которые живут и создают семьи с теми, кто с ними связан. Пойми, всё будет зависеть не от нашей связи, а от нас самих. — Я не понимаю, как нужно будет себя вести. — Как считаешь нужным. — Акааши лишь пожимает плечами. Набравшись сил и смелости, Кейджи таки предлагает то, к чему он вёл. — Я совру, если скажу, что не испытываю к тебе тёплых чувств. Я люблю тебя, как человека, как друга и в последнее время задумываюсь о том, что возможно эта любовь шагнула чуть дальше, за грань дружбы. Что ты думаешь о нашей связи, обо мне? — Что ты удивительный. Больше Кей ничего не сказал: ни отказал, ни согласился. Кейджи продолжал держать его руки, поглаживая бледную кожу большими пальцами. И Цукишима за всё это время не выдернул их. Это ли не знак, что попробовать стоит. Парни оставили все эти вопросы на обдумать. Они вернутся к ним завтра, но сейчас пришло время ужина. Вот только как назло пища в глотку не шла и еле жевалась. Хотя, Кей сам по себе едок не ахти. Чего не скажешь об Акааши, который с удовольствием разобрался с едой на тарелке. Этим же вечером, перед тем, как пойти в душ, на левом бедре появилось новое письмо, который красовался на двух телах. Заметив это, Акааши улыбнулся, а затем тихонечко рассмеялся. «Мне понравилось, как вы держали меня за руки» «Мне понравилось их держать» А утром на запястье, после завтрака, появился новый стих.А черный ворон поутру Влюбился в красную сову, Влюбился в синий блеск очей, Что глубже всех семи морей.
***
Это было как-то странно, но Цукишима с Акааши теперь вроде как встречались. Кей не сосем уверен. «Это выглядит как пробная версия отношений», — признался блокирующий, отчего Кейджи лишь расхохотался. Может оно и так, может они и впрямь не подходят друг другу в романтическом плане и их связь должна быть не дальше хороших друзей. Но не попробуешь — не узнаешь. Сейчас, прячась от капитанов и тренеров, мальчишки сидели где-то за школой, где было немноголюдно. Кейджи медленно водил кисточкой по нежной коже на длинной шее Цукишимы, отчего тот порой прятал её в плечи, смеясь. — Щекотно! — Теперь я знаю твою слабость. Но не беспокойся, я не буду ей так часто пользоваться. — Продолжая попытки нарисовать скелет динозавра, Акааши смачивал кисточку, касаясь щетинками языка. Близясь к завершению, Кейджи стал шире улыбаться. Впервые он рисует именно на самом теле Цукишимы. Последний штрих и Акааши демонстрирует свою шею первогодке. — Ну как тебе? — Как круто! — С восторгом в глаза ответил парень. Сейчас он был похож на десятилетнего мальчика, который также восторгался новой энциклопедии, клубничному печенью и игрой старшего брата. Отогнав от себя последнюю мысль, Кей достал ручку. — Я тоже хочу написать кое-что. Приспусти футболку. Похлопав глазами, Кейджи всё-таки согласился. Опустив воротник с той же стороны, где был нарисован галлимим (по крайней мере, так сказал Кей и Акааши не видит ни одного повода не доверять ему) Кейджи открыл взор на свои ключицы. Достав ручку, Цукишима на мгновение зажал её между зубами. После нескольких раздумий, он стал выводить строки. Связующий пытался угадать, что именно пишет парень, но вот только не вышло. Закончив, Кей сам оттянул свой ворот, показывая своё произведение.И любовь моя нарастает И был я когда-то ничей. Прикоснись ко мне, я растаю, Точно снег от горящих лучей.
— Как красиво. — Прошептал Акааши, перечитывая слова вновь и вновь, покуда не заметил краснеющие щёки Цукишимы. Взяв их в свои руки, заглядывая в медовые очи, Кейджи оставил краткий поцелуй на кончике носа ворона, а затем стал целовать щеки, которые уже горели пожаром. — Какой же ты милый, Кей. Обняв своего парня, Акааши прикрыл глаза, слушая, как быстро бьётся чужое сердце. Оказывается центрального блокирующего так легко вывести из равновесия и Кейджи это до безумия нравится. Хотя, его, наверное, тоже вывести нетрудно, особенно, когда на спину ложатся тонкие руки Кея. — Могу я тебя кое о чём попросить? — Акааши приподнял голову, чтобы заглянуть в глаза парня. — Конечно. — Ты ведь знаешь, что в будущем я хочу написать свою книгу. — Получив кивок, Кейджи продолжил. — Если мне потребуется стихотворная вставка, ну, не знаю, может для какого-нибудь пророчества или проклятья или просто я захочу, чтобы герой писал стихи своей половинке, могу ли я попросить тебя написать стихотворения? — Ох, это неожиданно. Но не думаю, что мои стихи настолько хороши, чтобы быть частью вашего произведения. — Они прекрасны! И я правда буду рад, если средь моих строк будут и твои. Ну же, Ке-е-ей. — Хорошо. Но если книга читателям не понравится из-за того, что там отстойные стихи, то это камень будет в твой огород. — Цукишима Кей, — отлипнув от парня, Акааши скрестил руки на груди, — у тебя не бывает отстойных стихов. В каждом стихотворении есть какой-то смысл или посыл. А если читателям не понравится книга только из-за стихов, ну и скатертью им дорога, не ценители они искусства. Расхохотавшись, Кей притянул связующего сов обратно в свои объятья, едва не рухнув в траву. Парни то смотрят друг на дружку, то на нарисованного динозавра со стихом. Для Акааши нет прекрасней мысли, что его рисунки красуются на теле Кея, а Цукишиму греет мысль о том, что его стихи лежат на коже Кейджи. Скоро они вновь расстанутся на время, но их связь никуда не денется. Они продолжат переписываться, причём не только на своей коже. Но стихи и рисунки будут появляться на теле, только теперь с особой нежностью.Глупая улыбка, непонятные чувства, Нас жизнь свела в направлении искусства. Счастливые лица, глаз ярких сияние, Нам так всё равно на расстояние.
***
Матч с Муджиназаки казался всё хуже и хуже. Кейджи будто не на скамью, а на эшафот идёт. Это матч, который нельзя проиграть. Они так далеко зашли. Команда противников его буквально задавила, выбила из колеи. Если бы он тренировался больше, если бы он был лучше, если бы он походил на Ацуму или Кагеяму… Стоп. Он снова за своё. Он слишком много думает. Но мыслям порой так тяжко противостоять. Национальные пугают не только силой игроков, но и умением давить на слабые и больные точки противника. Тренер похлопал по скамье и Акааши покорно сел. Точно статуя, он смотрел на игру. Мысли. Мысли. Какие же противные мысли! Закрыв ладони руками, Кейджи прокричал, сгибаясь. Какое противное чувство, но после крика сразу чуть полегчало. Услышав голос тренера, парень тут же выпрямился. Вкладывать душу в каждый мяч. Синие глаза метались с площадки на их баннер. Со стороны куда лучше видно, что происходит на самом деле. Видно, насколько сильны его товарищи. — Смотрю, твоя судьба тоже на твоей стороне. — Усмехается тренер, кивая на бёдра парня, что все исписаны. На правой ноге слова поддержки: «Ты справишься. Я верю в тебя», а на левой то, что Кей явно сочинял давно и видимо сейчас был самый лучший момент, чтобы явить это стихотворение Акааши.Ночная птица рвётся ввысь,
Кружит над городом своим.
Родился хищником, гордись
Взмахом крыла своим глухим.
Гордись и тем, что непокорна,
Что можешь скрыться от всех глаз.
И крик — предупреждение горна.
Холодный взгляд, точно приказ.
Взмывайся ввысь, моя неясыть,
На них крылом отбрось же тень,
И не позволь себя им сглазить,
Взлети на новую ступень.
«Какой же он невероятный», — подумалось Акааши. Проведя пальцами по стихотворению, связующему показалось, что он сейчас свободней всех на свете. Его товарищи, его родственная душа, а теперь и его мысли и действия — всё на его стороне. — Ты готов ко второму сету? — Да. — Краткий ответ, но больше и не надо. Переходя на другую сторону площадки, Акааши бросил взгляд в сторону трибун. Он видел, что Карасуно было где-то недалеко от площадки, но скорее всего у них уже начался свой матч. «Зажги там, мой Светлячок. Пусть эта весна будет нашей».Матч окончен
Общий счёт (Фукуродани — Муджиназаки): 2-1
Матч окончен
Общий счёт (Камомедай — Карасуно): 2-1
Карасуно проиграла. Поблагодарив соперников за игру, они направились дальше. Тут же их встречает Некома и Фукуродани. «Вы молодцы, это была отличная игра!» — слышится со всех сторон. Прихрамывая, Кей идёт в сторону Акааши, что стоял в сторонке, улыбаясь ему. — Ты выложился на все сто. — Уверен, ты тоже. — Не без твоей поддержки, — отвечает Кейджи, глядя на бедро, где слова уже были смазаны, превратившись в кляксу из чернил. Цукишима, глядя на свою ногу, тут же стал вытирать остатки. Его шею обвили руки, — спасибо тебе. Не желая отлипать друг от друга, парни так и продолжили стоять, покуда на них (в основном на Цукишиму) не налетели Бокуто с Куроо, чтобы сказать, как он был крут в этом матче. Поблагодарив за приятные слова, Кей повернулся к Акааши. — Победите на Национальных. — Обязательно Цуки! — Прокричал Котаро, вновь приобняв его за плечи. — И вы там старайтесь. У тебя и Акааши ещё год впереди, вы должны встретиться и на следующей весне. — Только год? — Спросил Кей, глядя на связующего сов: «Я бы хотел всю жизнь». «И я», — также без слов ему ответили. — Ну да, а что? Эй, вы чего переглядываетесь. Акааши! Не позволь этому четырёхглазому победить тебя на следующем турнире!***
Очередной летний лагерь. Все матчи закончены, поэтому ребята разбрелись кто куда. Этим летом в третьем спортзале было тихо, но не безлюдно. Новоиспечённый капитан Фукуродани, сидя на паркете без футболки, пытался заглянуть себе через плечо. А ведь в любой момент может кто-то войти. Он уже представил, как странно будет выглядеть эта картина, где два парня с оголёнными торсами пишут и рисуют друг дружке что-то на спине. Но казалось, что Цукишиме было откровенно на это плевать. Куда более удивительней, так это то, что второгодка предложил данную идею. «Две строчки я, две строчки ты. С рисунком — тоже самое». — Проговорил Кей, проведя ручкой по нежной коже на спине. И хоть Акааши старался упираться, у него не вышло. Какая разница, если этот стих и рисунок будет только для них двоих, их совместным воспоминанием, одним из многих. Закончив с последним взмахом кисти, Цукишима повернулся спиной к Акааши. Связующий тут же стал разглядывать то, что всё это время вытворял ворон на его спине. От пристального взгляда парень расправил плечи, а у Кейджи замерло дыхание. Строчки, набросок, спина Кея и сам Кей — всё это было прекрасным. Их связь сама по себе прекрасна. Положив руки на окрепшие, по сравнению с прошлым годом, плечи ворона, Кейджи не удержался от того, чтобы оставить краткий поцелуй на светлой макушке. Он не видит, но знает, что от сей жеста Кей наверняка покраснел. Так продолжалось да самого ужина. Меняясь местами, продолжая водить ручкой, кистями и пальцами по коже, парни вскоре додели общее творение. Полюбовавшись итоговым результатом, мальчишки улыбнулись друг другу. Кейджи достав телефон, поставил камеру на таймер. Кею даже слова не потребовались, чтоб повернутся к ней спиной. Акааши тут же встал рядом, взяв парня за руку и положив голову на плечо. Цукишима переплёл их пальцы, также наклонив голову в сторону связующего. Тёмные волосы казались мягче перьевой подушки. Раздался щелчок. — Я люблю тебя, Кей. — А я люблю тебя, Джи. Встав на носочки, Акааши обхватил ладонями щеки парня, заглядывая в глаза, дразнясь. Цукишима на это лишь приподнял подбородок Кейджи, коснувшись своими губами губ напротив. Медленно и нежно, он целовал Акааши так, будто такого больше никогда не случится. Каждый миг, каждый смех, каждое прикосновение — парни запоминали это всё так ярко, будто завтра не наступит никогда. Вокруг застывший мир, в это мгновение есть только они, здесь и сейчас, целующие друг друга, проводя пальцами по щекам и волосам. А на их спинах красуется море, луна и тысячи звёзд.Я видел море. Синее, глубокое Оно полно печали и тоски. Вокруг него был мир, а море одинокое Смотрело на янтарь, сквозь стекла, сквозь очки. Я видел волны. По промокшему песку Я к морю шёл, оно ласкало слух, И к коже нежной, будто к лепестку Оно стелилось. Замер весь мой дух. Я прикоснулся к пене. Всё также холоднó То море, где готов я утопиться, И встретиться мне с ним, всё ж было суждено, И я лечу к нему, как птица. Я сделал шаг. Я окунусь в пучины. Я буду рядом, даже если шторм. Я буду там, где дрейфовали льдины Огромные, холодные и непонятных форм. Я под водой. Дыханье замирает, Открыв глаза, увижу лунный блик. Бушует море. Волны приласкают Младое тело и прекрасный лик. В пучине вод я морю весь отдался. Ко дну иду, на сотни тысяч миль. А море голубое как будто усмехалось, Но смиловалось. Замерло. Вот штиль… Я с морем стал единым целым, Мне с морем точно повезло. Я чувствовал его всем телом И рад. Оно меня нашло.