Всё началось с кофе

      Позднее утро ароматной осени бьёт в окна мэнора яркими солнечными лучами. Голубое небо дышит прохладой и радует глаз вместе с багряными и золотистыми деревьями. Природа звенит в цветном великолепии, принося в приоткрытое окно переливчатое пение птиц.       Гарри стоит на кухне, раздумывая над странным ощущением в теле. Ещё минуту назад он мечтал о свежем кофе, однако сейчас ему хочется кривить губы от одного только названия этого напитка. Он вертит в руках маленькую чашечку, пока Том колдует над туркой. По кухне разносится божественный аромат, и Гарри давит в себе приступ тошноты. Его руки мелко трясутся, когда он зовёт мужа по имени, передаёт ему чашку и медленно оседает на пол. Он не чувствует за спиной дверцы шкафчика, как и не понимает, что происходит.       Перед глазами пробегает тёмная рябь, скрадывая звуки и краски окружающего мира. Гарри слышит учащённое сердцебиение и отдалённый голос Тома. Губы размыкаются, чтобы что-то сказать, и мир резко возвращается, давя на веки ярким светом.       Приходится проморгаться и сфокусироваться на обеспокоенном лице Тома, заякориться на глубине чёрных сузившихся зрачков. Том держит его похолодевшую руку и что-то спрашивает, но слова доходят до заторможенного сознания с явным запозданием.       — Я… я, кажется, в порядке, — пытается подобрать слова Гарри к тому, что только что произошло, и не может. Беспомощно рассматривает молодые черты лица напротив, ища ответы в волне уложенных вправо тёмных волос и на выпуклых скулах. Задерживается на плотно сжатых, тонких губах и, так ничего и не найдя, выдыхает: — Просто потемнело в глазах. Давай подышим воздухом.       Он натянуто улыбается, и Том помогает ему встать. Слабость уходит, но ощущение отвращения к кофе остаётся. Его не смазывает даже дыхание осеннего ветра, что врывается в открытое окно и окутывает заторможенного Гарри, перебирая каштановые кудри и забираясь под полы светлой футболки.       — Как ты себя чувствуешь? — Том стоит рядом и всё ещё поддерживает партнёра. Его взгляд скользит по побледневшему лицу и влажному лбу. Последний он трогает губами, но тот холодный и солёный, так что это точно не лихорадка.       Для личного спокойствия Том накладывает несколько диагностических заклинаний, но на них всё чисто. С Гарри всё в порядке, кроме накопленной усталости от нескольких бессонных ночей и бесконечных вылазок в Аврорате. Она же скрывается за тёмными синяками под сенью нижних ресниц и лёгкой морщинкой между чёрных, чуть приподнятых бровей. Даже шрам в виде молнии на лбу сейчас кажется красным на фоне белой кожи, усыпанной бисером пота.       — Мне лучше, правда. Слабость ушла. Я только… — Гарри раздумывает несколько секунд, прежде чем найти логическое объяснение, почему он сегодня будет завтракать иначе. — Я воздержусь от кофе, если ты не против. Возможно, это простое переутомление, как в прошлый раз, поэтому я бы предпочёл горячий сладкий чай.       Том не выглядит удивлённым, ведь предложение довольно обоснованное. Хотя он вообще бы воздержался от употребления кофеина в данной ситуации и провёл бы весь день в постели. На всякий случай он уже давно заготовил порцию зелья Сна без сновидений, чтобы Гарри как следует отдохнул за предстоящие выходные. В тот раз он так же упал в обморок и после гневно-взволнованно-назидательной тирады Тома взял отгул и проспал сутки.       — Хорошо, любовь моя. Я скажу домовикам приготовить тебе плотный завтрак. Как насчёт свежего тоста с авокадо, яйцом, листьями салата и беконом? — Он нежно целует Гарри в жёсткие, торчащие в разные стороны волосы, вдыхая любимый запах пирога с патокой, но замирает, когда улавливает еле заметный аромат хвои. Отстранившись, Том видит кривую усмешку на лице супруга. — Что-то не так?       Гарри отрешённо качает головой и ёжится от ветра, что продолжает покусывать оголённую кожу рук и шеи:       — Без бекона будет в самый раз. Я не уверен, что мой живот сейчас в состоянии переварить убойную дозу белка.       Его и правда тошнит ещё и от слова «бекон», а также «шницель», «котлета», «жаркое» и «мясо». Последнее так вообще вызывает скрытый ужас. Похоже, он всё же сильно переутомился, и скоро его будет воротить вообще от еды, если он не отдохнёт. Но у него стоит важное дело в Аврорате, он не может слечь!       Вздохнув, Гарри оборачивается и задумчиво произносит, смотря яркими, как лучи непростительного заклинания, глазами:       — У нас есть томатный сок?       Он жадно сглатывает тёплую слюну от мысли о помидорах. Красных, текучих, с сахарной мякотью. Ну хоть что-то ещё не вызывает в нём отвращения!       — У нас есть всё, что ты захочешь.       Том притягивает к себе тут же загоревшегося Гарри и незаметно улыбается ему в шею, крепко обнимая и вновь вдыхая скрытый аромат хвои. Это невозможно, нет, невозможно, ведь Гарри пьёт специальное зелье в качестве предохранения. И всё же это открытие заставляет сердце Тома неверяще трепетать.       Он смотрит в бледное лицо Гарри и проглатывает доводы, не в силах сейчас разволновать супруга ещё больше. Нет, напротив. Гарри уверен, что устал, значит, он будет сегодня спокоен и осторожен, и Том успеет подготовить его к новостям и заодно проверить свою догадку. Возможно, он ошибся. Не стоит бросаться в омут с головой, верно?       И да, даже если томатного сока не окажется в кладовке, он готов лично выжимать каждый помидор для своей пары. И дышать, дышать, дышать чистым, невинным, пока нерешительным ароматом леса. Он прекрасно сочетается с его запахом костра и тлеющих брёвен. Для одних он кажется смертоносным, но для его ребёнка он будет опорой и защитой, как однажды стал для Гарри. Если он всё-таки прав. А если нет, у него будет прекрасный повод задуматься о детях и сказать об этом Гарри.       Они обнимаются ещё несколько минут, и благо Гарри не видит, как загадочно мерцают брусничными крупинками его глаза.       Несколько следующих дней проходят относительно спокойно, если не считать время завтрака, которое сместилось на два часа вперёд. Том старается не подавать виду, что что-то изменилось, делая всё как обычно, но просит домовиков заменить некоторые продукты на более богатые по содержанию питательных веществ. А также сообщать о любых состояниях Гарри, особенно если ему станет нехорошо.       Поговорить они так и не успевают. Гарри раз за разом возвращается домой таким уставшим и раздражённым, что Том не может сказать ни слова огрызающемуся супругу. И не только поэтому, но и под угрозой попасть под неприятное заклинание после рычащего: «Даже не думай сейчас говорить о моём состоянии». Остаётся только тихо выдохнуть и построить план, что он вообще может сделать для Гарри сейчас. Для них — двух своих драгоценностей, — если он прав. И ему ужасно хочется оказаться правым.       Перед тем как купить нужные ингредиенты для укрепляющего и витаминного зелья, Том отправляет Гарри к целителю Сметвику, чтобы видеть полную картину. Гарри даже не хочет узнать результаты, ругаясь, что на этот раз Том превзошёл себя в заботе и мнительности. И ему это не нравится. Он не маленький и сам в состоянии о себе позаботиться!       Том цыкает, качает головой и продолжает смотреть и загадочно улыбаться, понимая, что ему ох как достанется, когда до Гарри наконец дойдёт. Но теперь ему самому уже интересно, когда и как это произойдёт. Хотя сердце временами замирает от мысли, что Гарри не захочет оставлять ребёнка, что он выберет карьеру, как это делал обычно, но Том сдаваться не собирается. Он уже готов бросить Гарри весь мир под ноги, лишь бы он чувствовал себя защищённым и счастливым. Может, это и хорошо, что Гарри пока не знает. Но когда узнает, то увидит, что Том его не бросил, а наоборот — он здесь, он рядом, он поддержит, окутает двойной и тройной заботой, всегда спрячет в своих объятиях и пройдёт с ним всё. Разве не это показатель любви и принятия? Разве не это их фундамент доверия и счастливой жизни? Жизни, где их может быть уже трое.       Результаты оказываются на руках Тома следующим вечером в виде отчёта, поэтому перед завтраком он отдаёт Гарри колбочки с жидкостями, расписанными по дням недели. Тот лишь презрительно фыркает на весь «спектакль», но послушно выпивает первую, прежде чем сесть за стол.       Так проходит ещё неделя. Об инциденте на кухне Гарри постепенно забывает, будучи поглощённым работой, где неожиданно его перестают брать в самое пекло расследований и сажают за ненавистные бумаги. Внутри себя Гарри рад, ведь из-за стресса в последнее время он постоянно хочет спать и кого-то прибить, а бумажная волокита даёт возможность немного расслабиться и начать наконец высыпаться.       Новое утро встречает его приветливо открытым унитазом, куда отправляется завтрак вместе с розовым зельем.       С минуту Гарри сидит на плитке в туалете, прежде чем спуститься на кухню и попить воды. Живот недовольно бурчит, когда взгляд невольно падает на остатки горячего завтрака. Есть не хочется, а выходить уже пора. О том, что произошло, Гарри не говорит ни слова, но на всякий случай вечером просит домовиков проверить свежесть яиц, а Тома — верность приготовления зелья. Почему оно вообще стало розовым? Ведь он точно пил полупрозрачную жидкость.       Том молчит и даже не шутит на тему беременности, радуясь первому маркеру в виде изменения цвета зелья. Значит, гормональная система и магический фон Гарри уже перестраиваются, отсюда зелье меняет цвет. Том выбрал именно такой способ проверить состояние супруга, чтобы натолкнуть его на нужные мысли, но Гарри… Том не теряет надежды, что на днях они уже поговорят, и это предвкушение отзывается приятным покалыванием на кончиках пальцев.       Следующим утром ситуация повторяется, и это уже настораживает. Гарри удивлённо смотрит на себя в зеркало, боясь допустить мысль, что в его теле начали происходить… изменения.       Этим же днём он покупает маггловский тест на беременность и делает его в общественном туалете Атриума Министерства, где у него назначена встреча. Руки трясутся, когда проявляется едва заметная вторая полоска… И это выбивает почву из-под ног.       Домой он приходит разбитый, ссылаясь на усталость, и сразу ложится спать. Мысль, как сказать Тому эту новость, не даёт заснуть.       Они когда-то давно говорили о детях и что Гарри ещё не готов. Он делает карьеру в Аврорате, сталкивается с большой нагрузкой, поэтому стоит дождаться более позднего возраста.       Возможно, это отговорка, потому что он просто не знает, каково это — не лезть в пекло. Не доказывать себе, что супруг Тёмного Лорда тоже должен быть таким — сильным. Несокрушимым. Бесстрашным. Полезным для магической Британии. Даже если он — омега. Но сейчас новое иное будущее маячит слишком близко, буквально щёлкает по носу, заставляя пересмотреть приоритеты и понять свои истинные желания.       Быть может, он даже не против. Ему не помешало бы немного отдохнуть. Скинуть с плеч бремя Героя, Золотого мальчика, который собрал душу Тома Реддла и встал с ним на одну ступень. И побыть просто Гарри. Беременным Гарри. Пожить другой жизнью. Пожить для себя, для Тома, для их союза, а не ради спасения других и доказательства себе какой-то чуши, которая почему-то меркнет на фоне новой реальности.       Эти мысли заставляют внутри что-то приятно трепетать, и это… пугает.       Гарри лежит, окружённый тревогой, с рукой на пока плоском животе. Внутри него растёт жизнь. Хрупкая и беззащитная. Его сердце стискивают клещи сомнений в себе, в реакции Тома, во всём, что он делал до и будет делать после, отчего дышать становится тяжело, а к горлу то и дело подкатывает неприятный ком.       Сон упорно не идёт. Но когда Гарри всё же удаётся заснуть — сон превращается в настоящий кошмар, отчего Гарри просыпается посреди ночи, едва не задыхаясь и с трудом давя в себе любые звуки ладонями.       Том спит рядом, привычно обнимая его за талию. Всегда такой обычный жест теперь кажется каким-то… особенным.       Гарри больно кусает губу и одёргивает одеяло. Приходится аккуратно отодвинуть руку Тома, чтобы незаметно выскользнуть из объятий и встать.       Резкий подъём отзывается таким же резким потемнением в глазах, тонкая полоска серебристого света из окна быстро меркнет. И в следующую минуту Гарри уже лежит на руках Тома между тумбочкой и кроватью с пульсирующей болью в висках.       — Всё хорошо, Гарри. Я успел тебя поймать, — тихо поясняет Том, заботливо гладя его пальцами по бледной щеке.       — Том, — Гарри смотрит так глубоко и умоляюще, и Том уже знает, какие новости собирается сообщить ему супруг, — как ты относишься к детям? Я помню, мы с тобой давно говорили об этом, но я не помню, что ты ответил.       Том снисходительно улыбается и убирает прядь волос, прилипшую на лоб Гарри, нежа его в объятиях.       — Я буду счастлив, если когда-нибудь ты подаришь мне ребёнка, Гарри.       Его глаза светятся искренней любовью сквозь кровавого цвета радужку, и Гарри неуверенно улыбается в ответ.       — Я тут делал маггловский тест на беременность, и… — Гарри колеблется несколько секунд, прежде чем признаться, — в общем, он положительный.       Он с замиранием сердца ожидает любой реакции — удивления, огорчения, радости. Но вместо этого Том сладко ловит его губы своими, делясь теплом и поддержкой, прежде чем прошептать:       — Я знаю, дорогой. Понял это по твоему изменившемуся запаху ещё в день, когда ты упал на кухне.       Гарри смотрит изумлённо, потом возмущённо. Ему хочется наложить на Тома какое-нибудь противное проклятие, но палочки, как назло, нет в руках. И ругаться ему не дают, быстренько заткнув самым красноречивым поцелуем, на который только способен Том Марволо Реддл.       Гарри чувствует, как тревога медленно отступает, разжимая тиски, и он, кажется, почти счастлив. А вот Том явно будет расстроен, узнав, что его пара собирается ближайшие девять месяцев есть только вегетарианскую еду, потому что от слова «мясо» его до сих пор тошнит.       — Что ещё ты скрываешь от меня? — всё же для приличия возмущается Гарри, отстраняясь и облизываясь.       Горячий румянец накрывает его щёки, а припухлость губ манит распробовать их ещё больше.       Том ничего не отвечает, только с хитрой улыбкой завлекает Гарри обратно на кровать.       — И почему зелье становилось розовым? И на работе меня убрали с рейдов. Том, ты ничего не хочешь мне объяснить? — Гарри упрямо стискивает челюсть и забавно складывает руки на груди, но на Тома это не действует, и Гарри тут же оказывается под ним, смотря наигранно обиженно. — Том? Ну Том!       — Я всего лишь позаботился о твоей, о вашей безопасности, не зная, насколько ты готов к переменам, — мурчит Том, и Гарри расслабляется, тая от его проникновенного шёпота и приятных касаний к шее и за ушком. — Разве стоит обижаться на мою любовь к тебе и к нашему ребёнку?       Гарри громко сопит и, не сумев совладать с улыбкой, сдаётся, вновь позволяя Тому одержать победу над его сердцем. Значит, вся эта забота, это всё для него? Для… них? Значит, эти витаминные зелья, эти попытки поговорить, эти закончившиеся рейды — это всё для них?       — Прости, я не сразу понял. Я даже слушать тебя не хотел, а ты всё знал и заранее подготовился, — шепчет Гарри, чувствуя, как щемит в груди.       Пусть так. Пусть он не сказал, но Гарри всё равно счастлив, теперь понимая всё. Он глубоко вздыхает, прощая, и тянется за самым сладким поцелуем, красноречиво говоря, что не против и дальше чувствовать любовь и заботу Тома снова и снова, и снова.